4 июля

— Ознакомление, установка контакта, — отдал распоряжение Брок уставившемуся на него Роджерсу. — Исполнять. «Исполнять» Агент начал немедленно: он отмер и каким-то кошачьим движением скользнул к Рамлоу, едва тот успел моргнуть. Это… Мягко говоря, напрягало. — Спокойно, — сказал Жерон, находясь, тем не менее, на безопасном расстоянии от Агента и предусмотрительно держась за шокер. — Не нервничайте. Он не любит, когда напрягаются. Рамлоу очень хотелось откомментировать это утверждение, как и всё происходящее в целом, но он был слишком занят, отслеживая Агента. Тот оказался так близко, что Брок чувствовал его дыхание на своей коже. А отмороженный Роджерс (это Роджерс вообще? Или клон? Или какой-нибудь внук?) наклонился и глубоко, полной грудью втянул воздух. — Что он делает? — спросил Рамлоу, силой воли удерживая себя от того, чтобы шарахнуться. Нельзя показывать страх. Нельзя вести себя как жертва. — Нюхает. Он вас изучает. Запоминает, — пояснил халат. — Ему нужно знать, как вы выглядите, пахнете… Агент начал обходить Рамлоу по кругу. Вернее, попытался, но инстинкт самосохранения вопил благим матом. Брок ещё не настолько двинулся, чтобы пускать свежеразмороженное оружие себе за спину. — Мне нужна неподвижность, — ему показалось или в голосе Агента были нотки недовольства, пусть и еле заметного? Хотя, возможно, он их сам приписал Агенту. Всё же взаимодействовать с настолько безэмоциональным индивидуумом было сложно. Хотелось добавить оттенки эмоций — в голос, в жесты. В происходящее. — Мне нужно изучить тебя с разных позиций. Брок стиснул зубы, удерживая рвущиеся комментарии. Мало ли, вдруг идея посмотреть на него голым Агенту очень понравится? На сеанс стриптиза прямо в лаборатории настроения как-то не было совершенно. — Зачем, если ты всё равно меня увидишь во время заданий? — Протокол, — коротко ответил Агент. И внезапно проявил большую разговорчивость: — Во время заданий надо сосредоточиться на цели и на выполнении поставленной задачи. Куратора должен узнать в любом виде. Брок вздохнул на идиотизм происходящего и всё же дал Агенту зайти себе за спину. Это до чёртиков нервировало, так что Рамлоу пришлось напоминать себе, что вряд ли бы Пирс стал инициировать привязку, чтобы потом убить его таким замысловатым образом. В конце концов, зачем заморачиваться, когда есть куча вариантов попроще. Другое дело, что оружие, даже живое, могло сбоить. Возможно, особенно живое. Агент за спиной, впрочем, пробыл недолго, к большому облегчению. Только подошёл близко, пощекотал дыханием затылок, а затем всё тем же текучим движением вернулся на изначальную позицию и замер как статуя. Брок выдохнул и понадеялся, что это была самая нервирующая часть знакомства. Ладно. И что там дальше по грёбаным инструкциям? Дальше по плану у Агента шло восстановление физической формы после разморозки. Оно проходило намного быстрее благодаря сыворотке, да и криопроцедуры позволяли сохранять объём мышц. Однако тренировки всё же были нужны. Это Брок прекрасно понимал. А вот чего он не понимал, так это нахрена в них должен был участвовать он. Ведь Агенту ничего нового делать не приходилось: прогон стандартных упражнений, всегда одна и та же программа, которая ему полагалась после разморозки. — Вы должны полностью провести с ним тренировку, отдавая распоряжение по каждому упражнению, чтобы Агент привык к командам от вас, — пояснил Жерон. Видимо, Пирс поручил «халату» следить за тем, как Рамлоу осваивается в новой для себя роли куратора. И докладывать, естественно. Как будто камер недостаточно. — Ваше участие в тренировке — тоже часть привязки. На заданиях Агент обладает определённой самостоятельностью. Он умеет управлять всеми стандартными видами транспорта, ориентироваться на местности, знает разные языки, быстро адаптируется в незнакомой ситуации. Вам не придётся быть нянькой на заданиях, не волнуйтесь. Но на первом этапе протокол требует закрепить ваше право отдавать указания любого рода — от «подними ногу» и до «досрочное завершение миссии». Конечно, последнее — только по распоряжению нашего руководства и после согласования. — Конечно, — вежливо оскалился Брок. Как будто бы ему требовалось лишнее напоминание о том, насколько они все под колпаком. Тренировка с Агентом происходила ровно настолько увлекательно, насколько увлекательно может быть отдавать голосовые команды роботу-пылесосу. Роджерс проявлял ровно такой же спектр эмоций, так же исполнительно следовал любым указаниям и аналогично тупил, если Рамлоу ради сбора информации давал указания недостаточно точные и чёткие. Всё это создавало полное впечатление, что личности под этим красивым и откровенно пугающим фасадом не осталось. «Гидра» её уничтожила. Брок отогнал от себя какое-то тоскливое сожаление о Роджерсе. Когда-то, когда он был юным и до идиотизма патриотичным. И фанател от «Двух Капитанов», как сам называл про себя Роджерса и Барнса. В то время как большая часть Америки с восторгом восприняла Кэпа №2 — воевавшего ещё до сыворотки, успевшего понюхать пороху простым смертным, завершившего операции против «Гидры» и героически спасшего Америку знаменитым подвигом на «Валькирии», Рамлоу помнил и Первого, Стивена Роджерса. Сначала он, как и многие в подростковом возрасте, восхищался подвигом Капитана Америка Джеймса Барнса. Для Рамлоу это оказалось несложно: его отец был потомственным американцем и потомственным же военным. Он страстно любил страну, так что о Барнсе Рамлоу слышал много с ранних лет. Правда, рассказы отца были малость однообразными: в основном о проведённых операциях и военных подвигах. Рамлоу же, как и многим фанатам, хотелось узнать об объекте своего поклонения чуть больше. Так он наткнулся на историю о Первом Кэпе, Стивене Роджерсе, которого не взяли добровольцем из-за проблем со здоровьем. Зато для участия в программе Эрскина он отлично подошёл. Питеру Рамлоу, впрочем, Первый Кэп не пришёлся по душе. — Был хлюпиком, а стал «девочкой на подтанцовках в кардебалете», — бурчал Рамлоу-старший в те редкие периоды, когда позволял себе отпуск дома и алкоголь. И, конечно, когда замечал у сына очередную газетную вырезку или какой-нибудь снимок с изображением Роджерса. Отца Брока это увлечение отпрыска откровенно раздражало. — Разве это солдат? Да, он спас Барнса, воевал с «Ревущими», не спорю. Но где бы он был без этой сыворотки? Вот Барнс воевал до, воевал после. Наш человек! И умер… Что это за смерть для солдата — сорваться с поезда? Барнс умер героем! Вот так должны умирать солдаты! Брок быстро отучился спорить с отцом: гены ирландца тянули Рамлоу-старшего к выпивке и делали буйным, гены с немецкой стороны обеспечивали дотошность и упрямство. Впрочем, последним ирландцы тоже славились, особенно во хмелю. А небольшая часть крови англичан в Питере Рамлоу, по всей видимости, засыпала, когда он выпивал. Так что о вежливости можно было забыть. Брок же, будучи сыном не только Питера Рамлоу, но и Анжелы Моретти и прекрасно зная свой темперамент, доставшийся ему полностью от вспыльчивой, хотя и отходчивой матери, предпочитал отмалчиваться. Правда, с близкими это часто заканчивалось тем, что он всё же рано или поздно не выдерживал и начинал орать. Летела посуда, звенели стёкла. Как-то раз соседи, услышав общение матери с несколько загулявшим и вернувшимся в 3 часа домой сыном, вызвали полицию. Но мать прекрасно понимала все сложности горячего южного темперамента, помноженного на гормоны, и на сына не злилась. С Питером бывало сложнее. Он не просто орал в ответ и отпускал, как это делала Анжела. Рамлоу-старший отличался злопамятностью (что Брок в полной мере от него унаследовал) и обидчивостью. Свой авторитет перед сыном после любых столкновений Питер завоёвывал — в буквальном смысле — не дома. После завершения одного контракта этот военный с отличным послужным списком немедленно подписывал следующий. И дома бывал всё реже. В итоге, когда Брок стал скучать по отцу (а скучал он часто, хотя подростком и не хотел в этом признаваться), то принялся закономерно думать об армии. А потом буквально подсел на эти мысли. Армия стала ассоциироваться не только с отцом, но и с порядком, дисциплиной, мужественностью, возможностью проявить лучшие качества в себе. Так что собственный выбор податься в военные Рамлоу казался самым естественным на свете. Он отлично помнил, как боялся, что не возьмут: в подростковом возрасте Брок был довольно хлипким подростком, набрав и рост, и вес далеко не сразу. Поэтому терзания Роджерса ему были знакомы и понятны. И именно его пример в своё время и вдохновил Рамлоу не сдаваться и не начать думать в сторону более мирных профессий. Это потом уже в армии наступило разочарование. Потом, когда до Рамлоу дошло, что они не защищают «мир во всём мире», а отстаивают даже не государственные, а скорее частные интересы крупнейших корпораций, если те оказались достаточно ловкими, чтобы привлечь на свою сторону армию США. Разочарование усилилось, когда Брок понял, что карьеру в армии он сможет сделать, если будет идти по головам сослуживцев, забудет о командной работе, начнёт стучать на своих, а также отличится дебильной исполнительностью. В отличие от отца, Брок контракт в армии США продлевать не стал. Ему было тошно. Хотелось найти себя в чём-то мирном. Однако война не отпускала. ПТСР — не самое простое состояние, к тому же мать умерла, когда Рамлоу воевал на другом конце света (и этого он себе простить не смог), а отец погиб ещё раньше, во время учёбы. Не вернулся с одного из заданий. Надо было тогда уже обзаводиться мозгами и брать руки в ноги, да что уж теперь. В итоге Брок вернулся в пустой дом: старшая сестра давно уехала, с дядей по отцовской линии отношения были сугубо формальными. И дома Рамлоу никто не ждал, кроме внезапно больших долгов. Как выяснилось, его обучение без кредита влетело родителям в круглую сумму, а потом лечение матери, которое не до конца покрывалось страховкой. И у Брока появился выбор: отказаться от наследства, от дома и от всех долгов и остаться на улице с необходимостью всё равно как-то решать финансовые вопросы или выплачивать долги. Сестра от своей доли наследства отказалась. А Броку этот дом был слишком важен. Это всё, что у него осталось от семьи. И Рамлоу заключил ещё один контракт. Пообещав себе, что последний. Но это примерно как доза для наркомана. После выплаты долгов дому потребовался ремонт. Потом Броку понадобился хороший психотерапевт, чтобы привести себя в порядок после одной из особо кровавых миссий. А потом кто-то слил данные о наёмниках, принимавших участие в задержании одного мексиканского наркобарона, неудачно сунувшегося на территорию США. Самое плохое, что слив был неофициальным. Формально об участии Брока ничего не знали. А это означало, что даже грёбаная программа защиты свидетелей ему не светила. К тому же ценным свидетелем он и не был, а США, как ни странно, не желало тратить кучу денег на защиту всех своих граждан. Особенно, когда они были ему не особо интересны. Похороны обойдутся дешевле. Конечно, можно было бы нанять юристов, пободаться за свои права. Да только всё это требовало денег и, что самое важное, времени. Мексиканцы на нехватку второго намекнули Броку очень жирно, дотла спалив его дом. Тот самый, за который он когда-то так впрягся. Возможно, в голове Брока что-то не туда повернуло, потому что ничуть не меньше дома ему было жалко кота. Не его — соседского, прикормленного. Рыжая пушистая жопа порой наведывалась к Броку подставить лобастую голову, помурлыкать, выпрашивая креветок. Они оба (и кот, и Рамлоу) их очень любили. Брок обожал кошек, но со своим образом жизни не мог позволить себе животных. Поэтому привязался к соседскому коту, тот стал заглядывать, благо сами соседи ничего против не имели. Видимо, наёмники наркокартеля приняли животное за его собственное и пристрелили, оставив труп в назидании валяться на газоне. Брок горько порадовался, что кот хотя бы не мучился. В огне было бы хуже. Впрочем, чему-то ещё тогда радоваться не особо получалось. Гарь от догоравшего дома забивалась в лёгкие, мешала дышать, оседала горечью на языке. Горечью от похеренных надежд обрести однажды независимость и, возможно, семью. Брок понял, что семья — обычная семья, с женой и детьми, собакой и прочим, ему не светит. Да и менее стандартная — с каким-нибудь горячим парнем, благо Брок был би — тоже. Он не мог позволить себе привязаться, чтобы потом, однажды, вернуться и найти трупы. Просто не мог. Возможно, от матери Броку передалось почти священное отношение к семье. Семье было принято давать самое лучшее. И самое лучшее, что мог дать Брок своей семье — не заводить её. Было горько и больно. Брок был тактильным, привязчивым, влюбчивым и мечтал однажды осесть, позволить себе привязаться. Не жить так, как отец — наездами, а выбрать семью по-настоящему. Сделать её главной в своей жизни. Но его мечта сгорела. А вот желание жить, тем не менее, осталось. Наркокартель редко спускал выступление против себя. Брок надеялся, что обойдётся домом и котом, однако мониторить информацию по всем каналам не переставал. Поэтому и новости через 1,5 месяца о зверском убийстве одного из участников той миссии не упустил. Официально это была пьяная драка, но Брок знал, куда смотреть. Ещё одного сбила машина через 2 недели. Третий пропал без вести спустя всего 3 дня. Брок, поменявший к тому времени 7 квартиру и спавший с глоком в обнимку, понял, что нужно найти организацию, которая сможет защитить от наркокартеля. Конечно, это неизбежно означало новые неприятности. Возможно, пожизненный найм, но… Семья была для него закрытой страницей, а пожить хотя бы для себя хотелось как можно дольше. И Брок ответил согласием на предложение Джека Роллинза — образцового оперативника «Гидры», готового за него поручиться. Как и сам Рамлоу, тот был наёмником, на основании чего они и познакомились. Только Джек нашёл себе постоянного работодателя гораздо раньше когда-то переборчивого и щепетильного Брока. Сам Роллинз оказался даже неплохим парнем, конечно, если забыть о помешанности на порядке и прочем идеологическом бреде. Возможно, в какой-нибудь другой Вселенной они бы даже смогли подружиться. В этой же Брок слишком не привык кому-то доверять. К тому же он сомневался, что Роллинзу понравился внезапный карьерный рост Рамлоу в «Гидре» и то, что он, пришедший туда намного позже самого Джека, стал в итоге его командиром. Джек уверял, что никогда не хотел командовать, Брок верил на показ и на всякий случай цитировал ценности «Гидры». Сблизиться по-настоящему в итоге удалось только с Мэй и, возможно, с Таузигом. Хотя последний был настолько себе на уме, что Брок не мог честно ответить, что тот думает на самом деле и что забыл в этой организации. Впрочем, команды исполнял безупречно, на миссиях с ним проблем не возникало, а остальное было уже не его дело. Из всей этой истории Рамлоу вынес чувство какого-то странного сродства с Роджерсом, которого армейская машина перемолола и выплюнула. Да так, что суперсолдат, судя по всему, достался потом «Гидре». И вот теперь чувство сожаления только усилилось. Конечно, если это был Роджерс. Хотя Рамлоу сомневался, что речь шла о ком-то другом. Вряд ли в Америке есть масса суперсолдат (а в последнем после того, как Агент на тренировке без особых усилий отжал от груди тонну, сомневаться не приходилось) с такой же внешностью, голосом и в возрасте чуть старше, чем был Первый Кэп, когда пропал. Так что Брок решил считать Агента именно Роджерсом, пока у него не будет других вариантов. Правда, это вызывало массу вопросов. Почему правительство США вообще позволило захватить Роджерса? Искали ли его после падения с поезда на самом деле? Была ли вся эта история случайной или подстроенной? А если она была подстроенной, мог ли в таком подстраивании участвовать Барнс? В хрониках говорилось о дружбе, как и в музее, в который Рамлоу наведался, когда узнал, кого ему предстоит поддерживать в ЩИТе. Но официальные данные и реальные факты — это не то, что не одно и то же, а часто откровенно противоположные друг другу вещи. Например, даже Страйк считает, что Рамлоу идеологически верен «Гидре». Все, кроме Мэй. И, возможно, кроме Таузига: при нём Брок предпочитал на всякий случай не палиться, но мантры о «порядке, боли через порядок» и прочей чепухе, которую зачитывал каждый раз в подходящей ситуации, когда его могло прослушать руководство многоголовой, не твердил. Рамлоу хотелось хотя бы иногда, хоть с кем-то, кто его знал, побыть нормальным человеком. Больше всего на свете он боялся однажды так самого себя зазомбировать этой хренью и поверить в то, что несёт, создавая образ благонадёжного, своего в доску. Хотя Брок просто выжидал удобный случай, чтобы сделать ноги и остаться после этого живым, желательно целым, пусть и в последнее уж совсем не верилось. Не уходят из «Гидры» без последствий. Вопрос был в том, сможет ли он эти последствия пережить. И вот, видимо, досоздавался. Настолько впечатлил самого Пирса, что ему вручили Агента. Молодец, Рамлоу, что тут скажешь. Идея свободы стала совсем утопической. Заканчивая тренировку с Агентом (Брок решил воспользоваться случаем и тоже потренироваться, давая Роджерсу посмотреть и на то, как он двигается, раз ему уж так приспичило его изучить), Рамлоу думал о том, насколько циничная стерва его судьба. Когда ему захотелось сблизиться с отцом, стать его гордостью, отец умер, даже не увидев сына в числе лучших выпускников Вест-Пойнта. Когда Брок начал думать о семье, от его мечты в буквальном смысле остался только пепел. В последние месяцы Рамлоу начал осторожно оценивать всё то, что он собрал, с чем мог пойти к тому же Фьюри и попробовать сменить сторону… И тут ему вручили Агента. А это означало, что до Фьюри он не дойдёт. Его судьба та ещё сволочь. Впрочем, Рамлоу не отрицал, что сам многое выбрал, чего уж там. И кто знает, может, его новое назначение поможет как-то вылезти? Пока что не было понятно, как, но чем чёрт не шутит. — Свободен, встреча завтра в 9, подготовка к миссии, — отдал последнее распоряжение Рамлоу, вооружившись инструкциями «по эксплуатации живого оружия». Их ещё предстояло изучить. Разумеется, на территории «Гидры»: вероятность выноса любой информации даже не рассматривалась. — Есть, — отозвался Агент и направился в камеру, в которую ему уже натащили каких-то разбавленных порошков, заменявших питание. Рамлоу невольно посочувствовал: у него самого вкусная еда оставалась одной из немногих ещё доступных радостей жизни. А Агента лишили и этой. В конце концов, если подумать, положение Рамлоу было всё же свободнее, чем у Роджерса. Он помнил, кто он, выбирал, что ему думать, и питался блюдами средиземноморской кухни, а не отрубями в растительном молоке или что там давали Агенту. Хотя если без частностей, они оба были на крючке. В справедливости этого утверждения Рамлоу убедился ещё два раза за этот вечер. В первый — при изучении инструкции, в которой детально расписывались все команды и меры предосторожности, правила обращения (именно обращения — не поведения) с Агентом. Отдельно подчёркивался запрет на любые действия сексуального или околосексуального характера как вызывающие особую агрессию. В инструкции также указывалось, что это может спровоцировать у Агента личностные переживания, что нежелательно. Брок старательно гнал от себя мысли о том, на основании могли появиться такие комментарии. А второй раз напоминание Рамлоу о том, насколько он на крючке, подарил ему личный помощник Пирса — очень «запоминающийся» серый человек с не менее запоминающимся именем Джон Смит. Он вызвал его, когда Рамлоу уже собирался уходить. — Спасибо, что зашли, — бесцветно улыбнулся этот тип Броку, увидев на пороге кабинета. Рамлоу подобные расшаркивания всегда казались нелепыми: если бы он мог послать Пирса с его помощником, он бы так давно уже и сделал. Но дежурно улыбнуться в ответ не забыл. — Новое указание? — Смотря с какой стороны посмотреть, — ответил Смит. — Знакомьтесь, это Адам Грилло, ваш двойник. Теперь, когда ваша роль в «Гидре» возросла, и вам иногда придётся в буквальном смысле находиться в двух местах одновременно, Адам будет иногда вас подменять. Это сделано ради сохранения безопасности вашей легенды. У ЩИТа не должны возникнуть вопросы. Брок не знал, как у ЩИТа, а у него уже возникли вопросы. Очень, очень много вопросов. Очень сложно было не хренеть, глядя на свою копию, которая ещё и очень точно передала мимику самого Рамлоу, знакомо подняв брови. Так что Брок решил не отказывать себе в удовольствии и хренел по полной. Чувство жопы уже просто орало в голос.