В этой войне пули лучше цветов

      Торопиться на тренировку не имело смысла - сейчас должны были проходить рукопашные бои. Энни медленно провозилась с не до конца высушенными волосами в душевой, оделась и поплелалась к выходу из казарм. После вчерашнего взрыва внутри было, на удивление, спокойно. Пусто. "Как на кладбище", - флегматично заметила Энни.       Проход на улицу ей преградил Кирштайн. Она заметила, как были нахмурены его изогнутые брови, но, едва тот бросил взгляд на Энни, лицо приняло привычное надменное выражение. Парень остановился на мгновение в проходе, а затем отступил, давая возможность сперва пройти ей. "Какие манеры",- хмыкнула она про себя и шагнула вперед. Проходя мимо, она искоса взглянула на него: Кирштайн обнажил зубы в ехидном и самоуверенном оскале, который наверняка репетировал перед зеркалом каждое утро. Энни еле сдержалась, чтобы не закатить глаза. "Какие же парни отвратительные".              В голове против воли возник его образ. Бертольд... Ее ошибка. Единственное, что могло выбить почву у нее из под ног - это воспоминание об этом позоре. Даже сейчас от этих мыслей меж бровей пролегла суровая морщинка.              Тогда ей казалось, что она самая несчастная в этом мире, разъедала душу переживаниями. Она ощущала, словно погружается все глубже в серую, холодную зловещую яму, и будто остается там на веки вечные. Никому не нужная и всеми забытая. Энни искусала от тревоги все губы, она расчесывала кожу на руках и утром просыпалась со стекающими по лицу слезами. Ее убивала эта пустота. И никакая регенерация не могла это залечить.       В какой-то момент, чувствуя себя на грани срыва, она пришла к нему. Вчера вечером, когда ее соседка, Микаса, по обыкновению сбежала к своему смертнику, Энни опустила руки. Она сама пошла к Гуверу, сама прильнула к его груди, отчаянно хватаясь за ткань его кофты. Она не просто плакала. Она, как дура, ревела навзрыд. Ей тогда надо было влепить крепкую пощечину, отцепить от себя и хорошо встряхнуть. Чтобы успокоилась. Но тот ничего из этого не сделал. Бертольд молчал и дрожащими руками пытался сдерживать ее сотрясающиеся от рыданий плечи.       "Чертов рохля",- сквозь зубы процедила Энни, вспоминая об этом. Если бы была возможность вернуться в прошлое, Энни никогда не пришла бы к нему. И с чего вообще именно к нему? Почему она выбрала этого бесхребетного, долговязого прихвостня Райнера? Возможно, она всегда интуитивно чувствовала его расположение к ней. Его робкий интерес. А ей тогда так хотелось почувствовать хоть какой то отклик. Все, кто окружал ее... это все фальш. Она не имеет права ни к кому привязываться, и от этого еще хуже.       Дойдя до территории, отведенной под тренировки по рукопашному бою, Энни встала чуть в стороне от общей группы. Все галдели, как малые дети, и этот шум действовал ей на нервы. Шадис громко бессвязно возмущался, приказывая всем быстрее разбиться на пары. Скрестив руки на груди, Энни ковыряла землю носком ботинка. Вот бы инструктор ее не заметил, как обычно. Он часто смотрел сквозь нее, делая вид, что не видит слоняющуюся девушку. Просто знал, что учиться ей нечему. Да и отправлять кадетов в пару к Энни было равносильно покупке билета прямиком в лазарет.       Краем глаза Энни увидела направляющуюся к ней шпалу. Она выругалась сквозь зубы и, грубо развернувшись на пятках, пошла к другому участку. Но тщетно. Длинная тень уже была наравне с ней. Девушка резко повернулась и смерила его самым мрачным, ледяным взглядом. Она вкладывала в него угрозу и предупреждение. Бертольд, чуть было не коснувшийся ее плеча, напоролся на эту стену и опустил руку.       -Энни, я...,- дрожаще проговорил он, смущенный ее видом. Энни чувствовала себя голой перед ним. Снаружи вся ощетинилась, скрестила руки на груди и грозно смотрела на него снизу вверх.       - Вообщем, - парень понизил голос буквально до шепота, - Ты можешь всегда прийти. Я знаю, насколько это все давит, и я никогда не расскажу обо всем Райнеру. Ты не одинока здесь.       Ей показалось, что земля уходит из-под ног. Какой же позор! Он видел ее распухшее, мокрое лицо, видел ее уязвимость во всей красе. А сейчас, наверняка, видит перед собой именно такую Энни. Она не простит этого себе. И с ним тоже не сможет общаться.       Неужели Бертольд думал, что между ними что-то поменяется? Каким же надо быть идиотом, чтобы не осознавать это - она не имеет ни малейшего желания обсуждать с ним что-либо. Тогда Энни обнажила перед ним ту боль, которую скрывала даже от себя самой. Настолько сокровенную и личную. И она ненавидела себя за свою слабость. Теперь он тоже знал, каково ей на самом деле. Поэтому Энни больше никогда в жизни не подступится к нему. Она подняла руки в своей отличительной позе, готовясь к рукопашному бою.       "Я использовала тебя?..."       -Прости, Гувер. Вставай в стойку, я покончу с тобой быстро.       Его плечи опустились, и глаза потухли.