Хай Кинк & Катасах Аск #textaskgreedfall

Q: Вы пережили битву с Де Сарде, и узрели восхождение кузенов как новых покровителей острова: ваша реакция и действия? Ведь по факту тяжело сражаться с тем, что является островом. A: _____________________________ Солнце кровавой улиткой держится за кромку горизонта и висит, не двигаясь с места. Дыхание умирающего Тысячеликого Бога поднимает слабый вихрь из подпалённых чёрных перьев, они касаются лица и раздражают, не отпускают в блаженное небытие. Винбарр не боится смерти. Её неумолимое дыхание знакомо с самого детства: он уберегал от неё детей Тир-Фради, он сам был для renaigse смертью. Стиснув зубы, он ждёт. Обожжённые веки всё никак не смыкаются... Бой проигран. Какая ирония, смерть не приходит. Сейчас, как никогда в жизни, он готов встретиться с ней, но всё становится мучительно другим. Река времени словно потеряла русло, а сам он завяз в клубке многажды проклятой жизни, впаянной в чудовищные боль и ярость. Прежде мелодичные, нити en on mil frichtimen звучат надрывной какофонией, а голос Тысячеликого Бога становится всё тише, пока наконец не умолкает …навсегда. Пульс замирает в висках. Сердце останавливается. Когтистая лапа хватается за обломок меча. Поверженный король с трудом поднимается, невидяще вращая горящими глазами. Мёртв бог, с ним погиб и сам Закон Детей Тир-Фради. Мёртв Катасах. Дыхание перехватывает. Смерть величайшего лекаря и мудрейшего на острове и за его пределами оказалась …напрасной. — Ненавижу… — выдыхают слипшиеся от крови губы и разъезжается в страшной улыбке. Рёв над плато Меней-Фалаг растворяется в вое поднимающейся бури. *** Жизнь разделилась на «до» и «после». Чистое благодатное пламя древних святилищ заместила скверна недоразвитого духа renaigse, одурманенного всемогуществом и абсолютной безнаказанностью. Разум nadaiga и всякого зверя повредила власть самозванного doneigad-renaigse, некогда Константина, а теперь сменившего имя вслед за сущностью. Бывший король, свесив ноги, сидел на навеки погасшем алтаре одного из последних, неосквернённых, святилищ и придирчиво осматривал перекованный наново меч и покачивал головой в такт мелодии, недоступной уху живого. *** …голова Де Сарде издаёт глухой звук перезрелой тыквы, пока катится, чиркая обломками то ли корней, то ли рогов, по груде базальта и останавливается у ног нового Покровителя острова. Константин сидит, невидяще глядя в стену. Он спокоен, только кончики его пальцев чуть трясутся. Склонившись почти до земли в самом лицемерном из поклонов, Винбарр сосредоточенно нюхает голову с перламутрово-белёсыми глазами лучшего из дипломатов, что знала счастливая земля Тир-Фради. Ноздри бывшего короля жадно вдыхают запах едва начавшегося тления и сладчайший из ароматов: запах боли того, кто посмел выпить жизнь en on mil frichtimen, Тысячеликого Бога; того, кого он, Верховный Король, не успел похоронить в груде кипящего камня; того, кого некогда звали Констанстин. Изодранная в клочья окровавленная туника вождя с помятой броней комком летит в сторону, обнажая мраморную грудь с зияющей дырой с оплавленными краями в том месте, где положено быть сердцу. Ледяная усмешка перечеркивает восковую бледность лица Винбарра. — Знаешь, а ведь я искренне верил, что смысл моей жизни единственно в en on mil frichtimen… Он снисходительно стряхивает с себя узловатые чадящие корни, неистовыми змеями пробивающие пол тайного убежища новых правителей, и смотрит сверху вниз на побелевшие губы того, ради кого свершилось двойное предательство Де Сарде: и племени renaigse, и племени детей Тир-Фради. — Никогда бы не подумал, что способен жить без Отца, без жизни самой жизни… Плечи самозванного donegaid содрогаются от рыданий, пока тайный грот наполняют тени безумного зверья, в которых больше нет и не может быть души. Раскалённая ладонь мягко ложится на скулы Константина. Перед тем, как вырвать ему позвоночник, Винбарр с тревогой заглядывает в такие же белёсые, как и у него самого, глаза, и задаёт единственный вопрос: — А какую цену готов ты заплатить за всемогущество, а?