Хай Кинк & Катасах Аск #textaskgreedfall

Всадник мчит во весь опор. Ветер свистит в ушах, и лучше пригнуться, ведь так верный конь будет дольше на ходу. Слева огненной трещиной в ночи возвышается Вулкан. Справа чёрный резкий обрыв, и в топоте слышно, как угасает стук каменного крошева из-под копыт да брякают амулеты на груди. Позади остались тихие огни Веншавейе и исполненные достоинства назидательные байки у общего очага, бессонные ночи, сведённые пальцы, что могут удержать скользкий от крови инструмент, равно как и поймать бабочку, не пораня хрупких крыльев. Впереди же — — их слишком много. Почему не предупредили, что их будет так много! Вчетвером, да даже вдвоём, управились бы ещё до рассвета… Злость жгучим комком опутывает сердце, и она же мешает смотреть ясно. Но и в одиночку всё суметь — тоже вполне себе вызов. Узкие губы расплываются в улыбку, и в ней сквозит азарт. Среди многочисленных очертаний человеческих фигур нет ни одной, что могла бы самостоятельно стоять. Спешившись, всадник припадает на левое колено и торопливо гладит сырую от росы разбитую колею. Земля благословляет его. Вода благословляет его. Воздух благословляет его. Огонь благословляет его. En on mil frichtimen благословляет его. Ему не нужно расспрашивать онемевших от горя: печальные глаза цвета мать-и-мачехи повидали слишком много для права на ошибку, и вот, среди жмущихся друг к другу детей Тир-Фради, больше похожих на призраки, он находит ту, чья душа вернётся в тело скорее всех и приведёт за собой исцеление. А значит, и голос к ней вернётся самым первым. На спилах рогов спёкшаяся кровь. От скулы на висок заходит бурое пятно, какое бывает от недавнего ожога. Взгляд застыл, но глаза блестят. Он усаживается напротив, сложив ноги, и берет в руки холодную безвольную ладонь. Сердце лекаря мягко, но настойчиво, велит сердцу больной следовать его ритму, в то время как в её костях звучит безмолвная речь, немым зовом влекущая испуганную душу вернуться в тело. Из блестящих глаз брызжут слёзы, и больная содрогается от рыданий. Ещё немного, и её стоны превратятся в слова, и всё станет хорошо. Наскоро поднявшись, он запечатывает её жизненную силу целебными дымами и переходит к следующей. Взмахи пальцев вяжут невидимые узлы нитей жизни. Читают наощупь пути, что привели к ранам тела и панике духа. Он хмурится, и со стороны кажется, будто то сама смерть в клыкастом шлеме простирается над стонущими. Лезвие рапиры на шее кажется ледяной струёй, и изрядно освежает раскалённое силой en on mil frichtimen тело. — А ты отважный! Угрожаешь мне смертью? А что, если я пригрожу тебе жизнью? Уперев руки в бока, он заливисто смеётся, и отливающие зеленью чёрные перья на шлеме колышутся ему в такт. Крепкие корни взрывают землю и опутывают противника, готовые раздавить ему жилы. Но лекарь сердито машет руками и велит отпустить renaigse. — Что же будет, если каждый станет отвечать смертью на смерть? Сколько останется той жизни? Шокированный нападением из-под земли, человек в потертой броне отупело смотрит себе под ноги и вспоминает, что тоже нуждается в помощи, как и все вокруг. Но лекарю это известно. — Дай-ка посмотрю. Если боишься, значит всё ещё жив! — хитрые жёлтые глаза поблескивают из тени клыкастого головного убора. — Будем знакомы. Я Катасах.