Друг

      Идёт уже третья неделя с начала гастролей, и наш небольшой тур близится к концу. Мой кризис потихоньку отступает. Вернее, на сцене я вообще не чувствую негатива, а вечерами накатывает. Ощущение такое, будто в душе появляется расползающаяся трещина, которую я пытаюсь заткнуть и склеить Серёжей.       Практически круглосуточно он рядом со мной и, кажется, это добавляет ему баллов в копилку собственного достоинства. Только постоянное присутствие Челобанова рушит все мои мифы о блондине с гитарой. Когда-то шаблоном этого образа был Кузя, но там изначально всё было обречено. И такое чувство, что эти отношения тоже не сулят ничего продолжительного.       Нет, мне с ним, конечно, хорошо. Но не всегда. Я устала бояться, что он сорвётся или вдруг попытается пронести в самолёт запрещённые вещества. Эти три недели он держится, если не считать травокурство наркоманией. И я закрываю на это глаза.       В Серёже есть и мужское обаяние, и сексуальность, он достаточно умён и сообразителен. Но, увы, в нём нет честности, которая так подкупает меня в болгарском приятеле.       Немного напрягает, что всё это время мы с Филиппом почти не общаемся. Разве что, по работе и на репетициях, которых не так много, потому что мы играем одно и то же, только в разных местах. А короткие саунд-чеки – лишь мимолётная возможность обменяться взглядами в момент передачи микрофона друг другу.       Настоящие друзья могут не общаться годами, но при этом всё равно оставаться близкими по духу. Это меня немного успокаивает, и я каждый раз останавливаюсь в шаге от его номера, но не нахожу в себе смелости постучать. Не знаю, почему.       Предпоследний город, а значит – осталось два концерта. Вставляю ключ в замок очередного временного пристанища. Вижу боковым зрением, как мимо меня пробегает Филипп и подносит свой ключ к двери по соседству. - Привет, – коротко бросает он, пока я пытаюсь справиться с замком. – Давай помогу.       Он подходит, и вдруг я ощущаю слабость в ногах, и дыхание сбивается. - Алла, всё хорошо? – кажется, он замечает, что мой рассудок слегка затуманен. - Н-нет... То есть, да. Я хотела сказать, что ничего не случилось, – пытаюсь избежать лишних вопросов. – Устала. Но скоро уже вернёмся в Москву, и будет время расслабиться. - Какое время, Алл? – Филипп обаятельно улыбается. – Три дня дома, а потом у тебя сольные гастроли. - А, да... – что-то припоминаю, но тут же сержусь. – Моими гастролями Болдин тоже отказался заниматься? - Ага, – меня слегка бесит сейчас его беспечность. - И где мне теперь за несколько дней найти нового директора? – зачем-то рассуждаю вслух. - Он перед тобой, если ты не против, – Киркоров выпрямляет плечи и демонстрирует себя в полный рост. - Поговорим об этом позже, я подумаю, – не спешу оставлять эту идею без надежды, но не хочу, чтобы дополнительная работа негативно сказывалась на карьере моего молодого друга.       Дверь передо мной открыта уже несколько минут, но мне так не хватало его, чёрт возьми, голоса, взгляда и даже запаха, что я стою как вкопанная. - Увидимся, – исчезновение его силуэта за дверью соседнего номера заставляет меня отмереть.       Я прохожу внутрь, бросаю чемодан в прихожке и тут же бегу на балкон. Курить. Нужно упорядочить и пережить перекатывающиеся внутри мысли.       Сначала думаю о том, что слишком много себя посвящаю Серёже и так несправедливо сократила общение с Филиппом до минимума, а он, в свою очередь, так благородно готов взяться за роль моего гастрольного директора. Тут же гневно начинаю себя ругать за то, что не позвонила Болдину сразу и не отчихвостила его за то, что он сложил ручки и не отработал уже запланированные концерты....       Работа занимает слишком много места в моём сознании, но всё-таки пытаюсь вернуть то необычное чувство, сведшее на мгновение с ума. И почти уже получается, но без стука в номер заходит Серёжа. Его шаги я слышу сразу – виной всему чёрные кожаные берцы по прозвищу Гады. Я резко оглядываюсь и тут же улыбаюсь, чтобы он не заподозрил меня в этой недолгой слабости. Музыкант, к счастью, безразличен.       Вечер проходит совершенно обыкновенно. И вот уже полчаса я смотрю в потолок, потому что не могу уснуть. На часах 00:26. Серёжа читает какой-то детектив про бандитов и изредка поглядывает на меня. Вдруг откладывает книгу и немногозначно тянется меня целовать. Я принимаю его приставания в надежде, что сейчас хорошенько устану и крепко усну.       Горячее продолжение уже близко. И тут я отчётливо слышу за стеной стоны. И понимаю, что в номере Филиппа кровать стоит прямо спинкой к моей.       Голосок какой-то молодой девчонки пробуждает во мне спортивный интерес. Я сразу прекращаю ломаться перед Серёжей и становлюсь даже какой-то совсем нетерпеливой. Челобанов тоже человек азартный. Он входит в меня, и первые стоны срываются с губ. Не даю наваждению полностью меня охватить – жду ответной реакции за стеной. И она, конечно, приходит. Спинка кровати начинает выстукивать по стене похожий на наш ритм, и я чувствую, как именно Филипп в соседнем номере имеет очередную одноразовую даму. Я даже кончаю почти синхронно с ним...       Минут через пять я уже уничтожаю себя за это. За одну только мысль о том, что это я там – с Филиппом. Мы ведь просто друзья.       Снова стою на балконе, только уже в окружении глубокой ночи. Слышу, как Киркоров тоже выходит подышать апрельским воздухом. Он закуривает. Делаю шаг назад – в комнату. Не хочу сейчас пересекаться с ним взглядами. Ловлю какие-то обрывки фраз дамы, которая помогла ему справить сексуальную нужду, и чётко его слова: «Ты свободна, можешь идти».       Девушка пытается возражать, и Филипп заходит обратно в спальню, а через минут десять хлопает дверь его номера. Она ушла.       Уснула я только в четыре часа ночи, но по будильнику всё-таки просыпаюсь в девять. Сергей решил проигнорировать утро, поэтому продолжает спать. А я умываюсь и иду на завтрак, но в коридоре меня перехватывает Киркоров. Мне стыдно перед ним за вчерашнее, поэтому внутри всё предательски сжимается. - Доброе утро! – начинает он громко, но не сильно искренне. – Христом Богом прошу – поставь мне укол, пожалуйста. Спину прихватило, – я только сейчас замечаю, что стоит он не совсем прямо, и в руке у него пакет из аптеки. - Ну, если больше некому, давай поставлю, – на самом деле, эта просьба меня сначала напрягла, но сейчас я испытываю облегчение за то, что это не «очная ставка» за вчерашнее.       Мы проходим в номер Филиппа, и там, на удивление, всё убрано. Никаких следов, которые я ожидала увидеть. Постельное бельё снято, кровать заправлена, ни бутылок, ни бокалов. И видно, что с утра прибирался он сам. С больной, выходит, спиной. Меня ждал? - А ты умеешь правильно набирать лекарство? – Филипп сомневается в моей компетентности. - Я себе на гастролях чего только ни колола, – пытаюсь шутить, но понимаю, что получилось не слишком однозначно. – Ну, я о лекарствах, ты не подумай... - Я понял, – он немного спускает штаны и, кряхтя, ложится на живот.       Я провожу процедуру и прошу его немного полежать. Сама сажусь в кресло и прячу лицо, всё ещё «доедая» себя за ночной проступок. - Мдаа, здоровье уже не то, – хмыкает Филипп, вставая, и я слышу в его голосе явный намёк.       Я решаю опередить его в наступлении: - А ты чего решил геройствовать? Спортивный интерес? - Неа, – он точно понимает, о чём идёт речь, и, кажется, отвечает честно. – Я и сам не знаю. - Ревность? – я решаю пошутить и даже наигранно смеюсь, но вижу, что он озадачен. - Да. Это нужное слово, – ответ неожиданный.       Он ждёт моей реакции, но я нахожусь в какой-то прострации. - А у тебя? – болгарин идёт ва-банк.       Блять! Я понимаю, что да. Что это, мать его, ревность. И я даже представила, что Филипп со мной в одной постели... Но я не могу ничего ему ответить. И он слишком молод. И мы просто друзья. - Я опаздываю на завтрак, – не нахожу сказать ничего умнее и ухожу.