Друг

      Три дня в Москве перед моими сольными гастролями сложно назвать отдыхом или передышкой. Я перебираю кучу бумаг, обзваниваю музыкантов и очень сильно переживаю, несмотря на то, что программа давно готова. И этот зуд не позволяет мне расслабиться, из-за чего в последний вечер перед вылетом выбираюсь на репетицию.       Всё идёт просто прекрасно: и я знаю эти песни наизусть, и ребята заряжены на наш долгий тур, и никаких споров и упрёков – что, кстати, удивительно. Но всё время не покидает чувство чего-то упущенного.       И я возвращаюсь домой в этом странном смятении. В квартире тишина. Посещает мысль о том, что пора всё-таки подать на развод с Женей, но всё время некогда.       Прохожу в комнату, замечаю кучу кассет «зелёных» артистов, сверху лежит подписанная крупными буквами «Филипп К. 1989», и я вдруг понимаю, о каком упущении всё время пыталось напомнить мне моё воспалённое сознание. Гляжу на часы. Время 23:08. Вылет завтра в девять часов утра. Блять!       Ну почему я не могла вспомнить раньше о том, что у меня больше нет директора!? Или есть?.. Но уже поздно для звонка. Тем более, делового. Филипп мне друг, он обязательно поймёт и простит.       Набираю давно выученный номер. Гудки... и снова гудки... и опять... Мне стоит больших сил стоически их выдержать и не разреветься. Но в ответ ничего.       Конечно, он в такое время уже спит! Или не один... или не дома. Обречённо выдыхаю. Можно найти человека, который бы решал все вопросы из Москвы, но мне, отчего-то, хочется, чтобы это был Филипп. И чтобы он был рядом.       Иду готовиться ко сну, ведь завтра, несмотря ни на что, тяжёлый день.       Умываюсь и сквозь шум воды слышу трель телефона. Выбегаю из ванной прямо с зубной щёткой в руках и, лелея огромную надежду, поднимаю трубку. - Алло! - Привет, – это Филипп, и мне так радостно от того, что он обо мне не забыл. - Ты как? – спрашиваю, уловив в его голосе некоторую грусть. - Немного простыл, но ничего страшного. Рад тебя слышать, на самом деле. Думал, ты уже давно спишь, – его тон становится легче. - Да уснёшь тут, когда завтра на гастроли! И День рождения праздновать в чужом городе, и дочь родит, скорее всего, под самое завершение концертов... - Волнуешься? – я понимаю, что он издалека подводит к тому, что у меня «дырявая» голова. - Филь... Филечка, дорогой... – я стараюсь выдавить из себя самый умоляющий тон. - Забыла? – он смеётся на том конце провода. - Ага, – я даже прикусываю губу от испытываемой неловкости. – Ну, не совсем. Я звонила тебе минут пятнадцать назад, но натолкнулась лишь на протяжные гудки. - Я был в душе, – он снова явно улыбается, – А я не забыл, если что. Купил и себе сразу билеты ещё в начале гастролей с театром. - Господи, милый мой, ты как знал, что я уже старая больная женщина и обо всём забуду! – восклицаю так наигранно, насколько это возможно. - Ты мне потом уколы ставила, а не я тебе. Так что кто ещё из нас старый и больной! – его намёк меня дико смущает, но я не могу это показать, а потому готовлю ответную «шпильку»: - Просто долгие годы тренировок, мальчик мой.       Он смеётся громче прежнего. - До завтра, Алл. Не забудешь? - Не волнуйся, не забуду! - Может, заехать за тобой? - Если хочешь. - Тогда заеду.       Кладу трубку, возвращаюсь в ванную и ощущаю внутри трепет, которого не было во мне уже давно. «Бабочки», что ли... Но как я снова могу позволить себе об этом даже подумать? Из зеркала на меня смотрит помолодевшая лет на двадцать я. Задорная и смущённая.       Тщательно проверяю содержимое чемоданов, застёгиваю их и понимаю, что водителю я тоже не позвонила, и машина к нужному времени, конечно, не будет ждать меня у подъезда. Но Филипп сказал, что заедет, поэтому, даже не сомневаясь в его словах, спокойно ложусь спать.       Через шесть часов будильник уже вторгается в мой красочный сон, и я открываю глаза. Темно. Ох уж эта артистская жизнь – постоянно нужно куда-то бежать, ехать, лететь, временами плыть... А жить когда?       Умываюсь, пью кофе, привожу себя в порядок, насколько это возможно в шесть тридцать утра. Вспоминаю, что не положила тёплые вещи, но чемоданы и так забиты, а я всё время в машинах. Наверное, они не пригодятся.       Вздрагиваю от стука в дверь, и снова накрывает приятное волнение. Открываю. Филипп с порога вполголоса очень озадаченно раздаёт указания: - Давай чемоданы, буду ждать тебя внизу. Только давай не долго, минут через десять спускайся.       После этих слов он теряется в свете тусклых подъездных ламп. - Доброе утро, директор! – лишь успеваю бросить ему вслед и через несколько минут выхожу.       До аэропорта мы едем молча. Филипп пытается доспать в дороге упущенное ночью. Допускаю, что, на самом деле, он переживал, что я нашла другого директора, и потому так долго не звонила. Оказалось, всё проще и глупее. Но тем радостнее нам обоим – мы друг в друге не ошиблись.       Когда самолёт отрывается от взлётно-посадочной полосы, уже светает. И всё как в прошлый вылет из Москвы, только я не опоздала, и на соседнем кресле Филипп. Я ощущаю, что он всё контролирует гораздо лучше меня, и от этого так свободно и легко. Ему со мной, наверняка, тяжелее.       Полные залы очень заряжают во время концерта, но после я чувствую себя эмоционально истощённой. А сегодня ещё со всех сторон звонки и поздравления, цветы и подарки. Но нет желания праздновать. Не хочу даже ехать в ресторан или выпивать в гримёрке с музыкантами. Не впервые пятнадцатое выпадает на рабочие дни. Я, конечно, после гастролей соберу родных и друзей. И тогда, наверняка, настроение будет. Но не сегодня.       С самого утра не видела Филиппа, и вдруг он здесь, грузит в машину цветы. - Замечательный концерт – заметив меня, восклицает болгарин. - Спасибо, – немного «ёжусь» от вечерней прохлады. - С Днём рождения, Аллуся! – он обнимает меня одной рукой за плечи, чисто по-дружески. - Я... - Да, я знаю, ты искренне не любишь этот день, – он тут же перебивает меня, – но для нас всех, твоих поклонников, пятнадцатое апреля – как день благодарения Бога за тебя. - Ты слишком уж загнул, Филипп, – хочется быть строгой с ним, но никак не получается. - Да нет же! Спроси любого, кто вышел с твоего концерта! – Киркоров продолжает убеждать. - Если ты хочешь застрять здесь до утра, я могу выйти в толпу, – иронизирую, но надеюсь, что Филиппу эта идея не покажется гениальной.       В ответ он мне лишь открывает двери авто. Машина большая, но и на заднем не без букетов, при том, что добрая половина осталась в гримёрной.       Киркоров садится на переднее со словами: - Как здорово, когда ты в разъездах, но выступать самому не нужно. - Наверное. Не знаю, – я отвечаю честно. - Весь день не мог с тобой пересечься, чтобы нормально поздравить, – эти слова дают понять, что быть моим директором – работёнка пыльная, и всё это время он регулировал разные аспекты концерта. - Ты уже поздравил на улице, всё нормально, – пытаюсь избежать неловкости от бравадных высокопарных фраз.       Но он достаёт из кармана небольшую коробочку и протягивает её мне, неудобно повернувшись – тем более, с его ростом – с переднего пассажирского. - Не нужно было, – я ещё даже не знаю, что внутри, но уже пытаюсь откреститься от подарка. - У тебя День рождения, алло! – Филипп в шутливой форме призывает быть вежливее. - Алло, да, – улыбаюсь и принимаю коробочку. - Ну! Открывай! – даритель сгорает от нетерпения.       А я не хочу торопиться, потому медлю, перебирая в руках бархат и ленты. Но всё же открываю. - Нравится? – Филипп практически подскакивает на месте.       Это браслет. Нет! Это великолепный браслет из белого золота с изумрудами и бриллиантами. Даже в блёклом свете автомобильного салона я вижу, как это всё переливается и блестит. - Ты стал хорошо зарабатывать, – не изобретаю сказать ничего приятнее и умнее, просто выдаю первую мысль. - Хорошие учителя, Алла Борисовна, – Филиппа мой ответ не смущает.       Закрываю коробочку и всю дорогу до отеля держу её в руках.       Филипп провожает меня до номера – но это не мудрено, ведь живёт он снова в соседнем. - Только давай сегодня потише, хорошо? Я хочу выспаться, – смотрю ему в глаза и теперь уже я сгораю от любопытства – что же он ответит на эту провокацию.       Киркоров хмурится и даже внутренне злится, но выдыхает: - Открывай двери, я сегодня с тобой.       Моё сердце проваливается в желудок, а щёки краснеют от возникших в сознании картин. - Мы ведь друзья, а ты весь день грустишь. Посидим, поговорим, – он улыбается, поняв, что застал меня врасплох. - Один–один, да? – я поздно осознаю шутку в ответ на мой подкол. - Именно, – Филипп смеётся, и мы заходим в мой номер.       Сотрудники отеля начинают заносить цветы, и я застываю, глядя на них. Между собой они потом, конечно, будут говорить, что мы с Киркоровым любовники. Но мне всё равно.       Заносят последний букет, я сую чаевые и тут же бегу переодеваться. Филипп в гостиной гремит бокалами.       Когда я выхожу, на столе стоят этажерка с фруктами и бутылка вина. - Готовился? – я строго прищуриваюсь. - Я знал, что ты не захочешь праздновать. Но ты же понимаешь, что надо?       Под конец дня я уже ничего не понимаю, поэтому просто сажусь в кресло, беру бокал какого-то красного вина и жду тост. - Тебе уже сегодня все всё сказали, и ты устала от этого. Поэтому просто – за тебя!       Мы чокаемся и отпиваем по глотку. Виснет неловкая пауза, но Филипп быстро её прерывает: - Ты не примерила браслет. А мне нужно знать: угадал я с размером или нет.       Я тянусь к тумбе и достаю украшение из коробочки, но никак не могу сама его застегнуть. После нескольких попыток Филипп садится у моего кресла и делает это сам. - Как влитой, – я трясу рукой, чтобы убедиться в правильности размера. - Я очень рад, – болгарин улыбается. - Спасибо, – я, наконец, осознаю всю к нему благодарность. – И за то, что взвалил на себя это всё, тоже спасибо.       Он подносит к своим губам мою ладонь и целует. - Не за что, – шёпотом произносит Филипп.       А во мне буря, с которой я отважно борюсь, чтобы не поцеловать его, не остаться с ним. - Спокойной ночи, – коротко бросаю и ухожу в спальню.       И с каких пор бежать от чувств, а не навстречу к ним, стало моей привычкой?