Друг

      Утром шестнадцатого я резко вскакиваю в постели. Светает. Смотрю на часы и облегчённо выдыхаю – вылет только через три часа. Аэропорт недалеко, и до часа-пик мы успеем доехать без пробок.       Иду в ванную, и тут же одно схлынувшее волнение сменяется другим. Вспоминаю вчерашний день. Самое его завершение. Я убежала, как глупая стеснительная девчонка от мальчишки, который дёрнул за косичку! И этот браслет всё ещё украшает моё запястье, словно проблесковый маячок, оповещающий других, а главное – меня, в моей несусветной глупости. ‐ Люди действительно тупеют, когда влюбляются, – неожиданно для себя произношу вслух и поднимаю грустные глаза в зеркало. – Приплыли.       Если честно, я должна была признаться себе в этом гораздо раньше, но всё время находились «веские» причины «не вычитать лишнего». Сначала Серёжа, потом разница в возрасте, потом такая хорошая дружба. А сейчас вдруг стало так всё равно.       Но я не могу выйти к Филиппу и закричать о своём чувстве. Хотя бы потому, что не уверена в его взаимности.       Решаю не заказывать завтрак в номер, потому что ощущаю себя здесь в одиночестве и взаперти. Просто спускаюсь на первый этаж и занимаю место в полупустом кафе. Ожидаю официанта. Вдруг входные двери отеля громко хлопают. Раздаётся визглявый женский хохот, который побуждает меня обернуться и утолить любопытство.       «Картина маслом» – Бедросыч. Похоже, пьяный. И девушка лет двадцати-двадцати пяти. Висит. На нём.       Я невольно замираю, закусив губу. К горлу подкатывает невозможной горечи обида, которую я сразу же пресекаю, потому что она не имеет никакого основания и права на существование. Сминаю в ладони заламинированный лист кафешного меню. - Алла Борисовна, доброе утро! Вы готовы сделать заказ? – внезапно врывается в сознание голос услужливого широко улыбащегося официанта.       Я вздрагиваю, прихожу в себя и понимаю, что не успела даже пробежаться по ассортименту блюд. Чтобы не показаться глупой, просто заказываю омлет с апельсиновым соком. И, конечно, прошу принести пепельницу. Это нужно перекурить.       Выйдя из гостиницы, сталкиваюсь с Филиппом на парковке. Это утро для него – полупьяное-полупохмельное. ‐ И как ты в таком виде собираешься на самолёт? – не могу себе не позволить отпустить колкость. - Не впервые, Алла Борисовна, – Киркоров тоже начинает с нападки, но затем смягчается: – Всё будет хорошо. В крайнем случае, скажу, что у меня аэрофобия. - Ну-ну, – хмыкаю, но по работе мне нужно обсудить с ним несколько вопросов, а потому, состроив самый деловой вид, спрашиваю: – Напомните мне, пожалуйста, мой дорогой директор, в какой город мы сейчас летим?       Он наигранно округляет и без того большие глаза, изображает, будто бы что-то потерял, простукивает карманы. Но меня эта пантомима не пронимает – слишком хорошо я чувствую, когда он лжёт. ‐ Что? Не сработало? – Филипп оставляет попытки гримасничать, – Эх! Казань, Алла Борисовна. - Спасибо, – бросаю коротко, насколько это возможно, и скрываюсь в салоне тёмно-синего авто.       Следующие несколько дней мы работаем. Разговариваем, словно ничего не произошло: он не припоминает мне моего бегства, а я ему непотребного утреннего вида для директора самой известной артистки в стране. И было бы действительно легче, если бы не наступали тоскливые однообразные вечера. Дежурный звонок Кристине, чтобы убедиться в её хорошем самочувствии; пара сигарет для утоления позывов пагубной привычки; поздний ужин, больше похожий на заедание стресса; горячий душ; холодная постель. Всё.       Ложусь спать, обещая себе, что следующим утром я обязательно найду его, несмотря на выходной день, и поговорю с ним.       Но этим утром он находит меня раньше. Буквально ломится в дверь моего номера и умоляет его впустить. Я уже умылась, но всё ещё не успела переодеться, а потому какое-то время занимает надевание халата. А после двухметровая кудрявая «мачта» вваливается в мою комнату. - Закрывай! Скорее! – он выглядит напуганным. - Что за паника? Шторм? Погоня? Маньяк?! – я перебираю самые невозможные варианты. - Скорее, маньячка! – Киркоров падает в кресло, пытаясь отдышаться. - Что, присунул, и, наконец, это кому-то понравилось? – я в голос хохочу, и мне так радостно над ним издеваться. Всё-таки моя обида никуда не исчезла. - Да она ненормальная! Она прилетела за мной, вычислила гостиницу и ждала, когда я появлюсь в вестибюле, потому что, слава богу, номер моей комнаты на ресепшене ей говорить отказались! – судя по сбивающемуся темпу речи, его это происшествие явно «выбило из колеи». - А ты что? Появился? – я продолжаю наигранно разводить руками. - Алл, ну конечно я вышел! И дёрнуло же меня выпереться курить на улицу! Мог на балконе – спокойно, под кофеёк! - И как так вышло, что ты с утра пораньше прибежал выламывать мою дверь? ‐ Это долгая история, – он виновато опускает взгляд в пол.       Это меня настороживает, а потому я решаю узнать подробности: - А если коротко?       Филипп мешкается и выставляет перед собой ладони: - Алл, ты прости заранее. Но... если коротко, – он мысленно будто бы уже прощается с целостностью своего лица, – я сказал, что, на самом деле, женат. На тебе.       Я, в странном шоке, хватаю полотенце со спинки стула и начинаю «отхаживать» беспорядочно перемещающуюся по номеру «каланчу». ‐ Алл, я не специально! Просто это первое, что пришло мне в голову! Клянусь, я не замышлял ничего дурного! – только и успевает оправдываться Филипп между «махровыми побоями».       Вдруг на этаже раздаётся топот широких каблуков, и знакомый визглявый голос взывает: - Киркоооороооов! Я знаю, что ты где-то здесь!       Филипп вынимает из моих ладоней полотенце и состраивает самый невинный умоляющий взгляд: - Ну, сыграй мою разгневанную жену, а. Чего тебе стоит? - Мне? Да боже! Ничего! – я ухмыляюсь. – Но вот тебе, Филипп Бедросович, это будет ой как дорого стоить! - Всё, что угодно! Прошу... - Ладно. Падай в кресло и прикладывай полотенце к щеке. Понял?       Болгарин кивает, а я открываю дверь, обращаясь с «наездом» к «обманутой влюблённой»: - И кому вдруг в такую рань понадобился мой непутёвый муж? - Ах, значит, он здесь! Пустите! – девушка за пару секунд приблизилась к порогу моего номера.       Теперь я смогла разглядеть её получше. Пухлогубая молодая блондинка, голубые глаза, длинные ресницы, острый носик. Но при всём обилии симпатичных деталей общее впечатление от её лица не выказывает наличия выдающегося интеллекта. ‐ Слушайте, барышня! Это мой номер. Почему же я должна вас впустить? - Потому что он, Филипп, вам изменил. Со мной! – последнюю фразу она произносит с явной гордостью. - А пришёл всё равно куда? Правильно! Домой! Поэтому, девушка, мы сами уже разберёмся: кто, где и под каким деревом нагадил, – умышленно добавляю это сравнение с деревом. - Но как? – блондинка удивлена. – Это же измена. Вы, женщина такого масштаба, терпите такого... такого подонка?!       Я задумываюсь о том, что каких только подонков в своей жизни ни терпела. И всех до одного прощала. А этот «подонок» – всего лишь мой друг, в которого я поимела неосторожность втюриться. И то он об этом не знает. - Милая моя девочка, – говорю даже с каким-то сочувствием, – он уже достаточно отхватил.       Я приоткрываю дверь и показываю ей старательно изображающего из себя страдальца Филиппа, который сидит в кресле, поджав колени к груди и прижимая рукой к щеке всё ещё влажное после моего утреннего душа полотенце. - Да и посуди сама, – уже как-то матерински пытаюсь вразумить девчонку, – он постоянно в разъездах по городам. Сколько ты ещё сможешь за ним мотаться? Тем более, ему это не нужно. Возвращайся домой.       С каким-то чувством убеждённости и сочувствия она разворачивается и вызывает лифт на первый этаж. Мне эту девушку даже как-то жалко. Наверное, я слишком сильно вжилась в роль всепрощающей жены.       Ещё минуту после того, как блондинка скрылась из вида, мы в полной тишине переглядываемся. Каждый для себя «переваривает» это «талантливое представление». - Ты прирождённая... – решает разбить молчание Филипп. - Актриса? – я его с улыбкой перебиваю. - Жена, – отвечает он как-то мрачно. - Если бы я была хорошей женой, меня бы так не предавали, – от осознания данного факта в гортани больше не разливается горечь, и меня это удивляет. - Так что же я тебе должен за «спасение»? – Киркоров переводит тему.       Я поднимаю бровь и ехидно улыбаюсь: - Ой, даже не знаааю! Я подумаю и сообщу позже! А сейчас – прошу удалиться из моего номера, муженёк!