Дворецкий

Потерю рассудка легко почувствовать. День за днём или час за часом. Вопрос лишь в том, как долго возможно оставаться в уме и как понять, что из него уже давно выжил. Куроо ответа не знает. Да и что плохого в том, чтобы быть сумасшедшим? Безумие ведь навсегда потерялось в стенах замка, и вроде как даже можно быть собой и жить с принятием. Только принять себя так, как принял его Кенма, он до сих пор не может. Потеря рассудка меняет восприятие. Ночь за ночью или минута за минутой. Вопрос лишь в том, кто или что сводит с ума. На этот раз Куроо ответ знает. Знает кошмарами, уродливыми шрамами, треском огня и запахом гари; знает мраком, пустотой, одиночеством; знает вьюгой и криком, в котором по ночам различает свой голос. Помимо тех, что зовут, просят о помощи или призывают любить жизнь; зудят в черепной коробке, предстают перед глазами образами, если их закрыть, но стоит перестать жмуриться — пропадают. И ничего, кроме тишины, нет. И рассвета, при котором в комнате становится пусто: Кенма уходит вместе с ночью. И снова одиноко. Сегодня особенно — сон дурацкий приснился. А незваные гости-лучи нагоняют тревогу. Куроо снова это чувствует — как теряет рассудок. Умоляет жалкие отблески солнца потухнуть, его само — уступить место вечной тьме, а себя — следующим утром не проснуться. Но следующее утро наступило снова, как тогда. И, как тогда, также больно. Когда умер. И продолжил раз за разом умирать. В тот день он оказался похоронен под обломками, мальчик лет четырнадцати, что смог спасти сестрёнок, а сам — сгорел. Задохнулся от копоти и запаха собственной плоти. Дым разъедал глаза. А на утро — проснулся от дикой боли и новости, что никого не спас. И жизнь закончилась. И никого не осталось. Кроме той, что выходила и оставила у себя. Звали её Безликая. Кто-то — Ведьмой, приспешницей Дьявола, потому что знала, как использовать травы, чтобы опарыши не завелись в ожогах и ранах от пореза простого ножа. Она говорила: «Жизнь не просто так тебе дана. Ты для чего-то выжил. Бог не стал забирать тебя». Другие твердили: «Сатана! Это он тебя выбрал!» и изгнали, когда Безликая умерла. Лечила остальных от всех болезней, а себя вылечить не смогла. Куроо стал монстром. Уродом, которым пугали детей. И каждый раз ожоги горели. Сердце — тлело, пеплом рассыпалось по душе, заполняя её серостью и мраком. «Я зачем-то выжил. Бог не стал забирать меня», — твердил он себе перед сном в какой-то яме, и вместо одеяла была старая пыльная ткань. Так он умирал, но Смерть не забирала. Огонь пугал. А от запаха мяса воротило. И от костей, которые швыряли ему, как собаке, но он их ел — то, что на них оставалось. И благодарил людей, что были чуточку благосклонны. Он всё умел, но никуда не брали. Тыкали пальцем, могли избить. Называли Дьяволом, ведь выжить в пожаре — не удача, нет. Проклятье. Вмешательство нечистых сил. Километры от места, что раньше было домом, всё сильнее сдавливали сердце. Словно тиски — ещё чуть-чуть и лопнет. Но капелька доброты от прохожих позволяла жить. С мальчонкой, заболевшим оспой, даже получилось быть друзьями. Тоже недолго. А с ним уйти не позволила судьба. Скитаний — годы. Безликая приходила во снах. И девочки. Только часто словами: «Ты нас не спас». А потом солнце по глазам било и приходилось вставать. И идти дальше. За закатом — рассвет. Правда. Даже если это закат жизни. Куроо не любил рассветы: солнце являло его уродство миру. Но шанс был — встретиться наконец-то со Смертью, с монстром, который, говорили, был вампиром и по ночам поедал детей. Байка, которая ходила у местных по деревушкам. И Куроо решил этот шанс не терять. Отплатил за доброту хозяйке трактира, где с жадностью наполнял желудок супом. Своровал вещи и отправился на поиски Смерти. Сам не смог всё это закончить — хотелось ещё раз встретиться во сне с Безликой и сёстрами, что не переставали и кричать, и звать. Он их любил очень. А в тот день он умер снова. От красных глаз и тёплого взгляда. Куроо на коленях стоял, приносил себя в жертву ради долгожданной встречи с теми, кого потерял. Плакал, называл себя монстром, раздирая шрамы. А Кенма сказал: «Ты — феникс, возродившийся из пепла. Не монстр. И отплатишь мне жизнью. Своей, полноценной. Станешь моим дворецким». Тогда, наверное, Куроо сошёл с ума. А сегодня — проснулся снова. И рассвет уже больше так не пугает, ведь можно быть собой. И не бояться, что кто-то увидит шрамы. И в голове — тишина. До следующего утра этот сон дурацкий не потревожит.