Я хотел лишь прийти и спасти тебя, чтобы ты больше ни на секунду не усомнилась во мне.
***
— Я правда мешаю ему? — голова, уже давно спокойно опустившаяся на сложенные на столе руки, не много дёрнулась, как от кошмара. — Ты спрашиваешь у меня это уже четвёртый раз за вечер, — наигранно вымученно выдохнул бармен, протирая большую, недавно вымытую пинту, параллельно глядя в зал, словно оценивал степень опьянения каждого из посетителей, — Почему бы тебе просто не спросить его? Он относится к тебе лучше, чем к кому-либо, — он повёл плечом и слегка приподнял бровь, косясь на девчонку на всё том же барном стуле, которое она облюбовала уже очень давно. Голова, казавшаяся неподвижной несколько часов, резко поднялась, демонстрируя ярко-красное пятно на лбу. В глаза и рот тут же полезли голубые прядки, которые девочка сразу начала отодвигать за уши, глядя на парня так, будто он сказал нечто, что никак нельзя было произносить вслух. Затёкшая рука начала болеть, но ей было всё равно. Все мысли уносились в сторону мужчины. Но в чём-то Чак был прав — Силко и впрямь относился к ней по-особенному, когда не был занят, однако она попросту не замечала этого, или просто делала вид, что не замечает. Как любому ребёнку, ей было мало всего, что он давал ей. И чем больше она вглядывалась в большой тёмный шрам, мрачный взгляд, длинные и худые, пишущие пальцы, тем больше ей хотелось быть единственной во всём Зауне, кто обладает всем этим целиком. — Он работает, — протянула она на выдохе и расслабила напряжённые хрупкие плечи, устало смотря на давно опустевший маленький стакан. В такие моменты Джинкс чувствовала себя ещё не нужней, чем обычно. И правда, где может пригодиться ничего не умеющий ребёнок? Думалось ей. Призраки прошлого ещё звучали в голове отчётливым эхом настолько громко, что не было сил их слушать и сколько ни говори им заткнуться, это всегда не на долго. Голос Майло, врезавшийся в голову отчётливее всех, не унимался практически никогда, зачастую нашёптывая одни и те же, излюбленные фразочки. — А ты думала, он держит тебя здесь, потому что привязан к тебе? — она медленно перевела взгляд на пустую стенку, туда, где заканчиваются высокие стулья, с одной стороны которой высокий мужчина с ирокезом допивал что-то мутное из стакана побольше, а с другой Майло аккурат скрестил руки на груди, глядя хищником в огромные глаза напротив, подпираемые тёмными впадинами снизу, — Или потому что любит тебя? — с большим нажимом продолжил он, подавшись слегка вперёд. Руки девочки сжались, а глаза превратились во влажные, узкие щелочки. Она не успела опомниться, когда стакан, стоявший напротив неё, устремился прямиком в тот угол, где скопилась зловещая, язвящая тень. Тот незамедлительно разбился о твёрдую поверхность на миллион мелких осколков. Только громкое "заткнись" было слышно под разбивающееся гранённое стекло на всё, к тому времени притихшее, заведение. Стоит ли говорить, что в ту же секунду в её сторону были обращены почти все взгляды пьяных завсегдатаев? Бармен Чак, в свою очередь, испуганно переводил взгляд то на сияющую в мутном свете бара лужу осколков на полу, то на внезапно сорвавшуюся Джинкс, сейчас нервно дышащую и смотрящую в пустоту, готовую снова расплакаться в любой момент. Тишина длилась ещё несколько секунд, за которые она поняла и явно пожалела о том, что сделала. В одно мгновение чья-то пустая пинта прилетела в мужчину, стоявшего рядом. Началась самая настоящая массовая драка, какую она ещё не видела и предпочла бы не видеть, чем внезапно попасть под чью-нибудь горячую руку. В горле неприятно зажгло, будто кто-то приложил к задней стенке глотки раскалённый утюг, сердце сжалось и пропустило удар. Стало страшно до судорог в онемевших руках и ногах. Теперь шум в заведении заглушал даже собственные мысли, не говоря уже о всяких призраках. Нужно было срочно бежать оттуда, но куда? Везде, куда ни посмотри были чьи-то ноги, замахнувшийся кулак пролетел над ней и она почувствовала, как ветер от него колыхнул её небесно-голубые пряди на загривке. Огромный лысый мужик с чёрными татуировками на голове и пустой бутылкой в руке, продетой в перчатку, со всего размаху врезался в другого, более щуплого, но не менее сильного, как оказалось, паренька и тот начал падать. И всё бы ничего, если бы он не норовил приземлиться прямо на Джинкс, которая всё ещё не отчаивалась найти, казалось, несуществующий выход. Она сжалась в один маленький комочек и зажмурилась, ожидая неминуемой, сильной боли, когда здоровенная рука нащупала её шкирку. Очень быстро она оказалась на уровне глаз какого-то громилы, лицо которого не сулило ничего доброго. Его перегар при каждом выдохе впивался в девочку, как сотня неосязаемых игл. Ей показалось, что из-за литров выпитого алкоголя, он толком не понимает, кого держит в своей руке. Правда, ей было страшно открывать глаза даже на миллиметр, поэтому ей приходилось только догадываться. На мгновение, вокруг воцарился такой хаос, что весь шум и все звуки слились в одно большое безумие, которое, казалось, закончится только тогда, когда все участники этого балагана будут лежать в отключке. Ещё чуть-чуть и маленькое тельце точно также упадёт без всякого сознания на холодный и грязный пол. Она чувствует, как заносится свободная, сильная, жилистая рука, слышит, как где-то рядом кто-то хорькает чем-то жидким и вязким, как в дребезг разбивается пустая тёмно-зелёная бутылка о чью-то голову, как трещит очередной деревянный обшарпанный стол, когда на него приземляется чьё-то побитое тело. Вот-вот и ей прилетит в отместку за то, что попалась под руку. Но выстрел перебивает гадкое чувство, заставляющее ноги неметь от страха за свою шкуру. Громкий и резкий, он рассекает пространство, заставляя всех пьяных идиотов заткнуться и посмотреть в сторону источника угрожающего звука, как это было буквально несколько десятков минут тому назад. Только в этот раз это был не ни в чём неповинный стакан, а холодное оружие. Джинкс в ту же секунду распахнула слипшиеся ресницы и слезящиеся глаза устремились вперёд. Огромная рука, до этого удерживавшая её над землёй, медленно и слабо разжалась, заставляя девочку жёстко приземлиться. Осознание, что ей удалось не пострадать, с каждым тяжёлым выдохом постепенно приводило её в чувство. Когда она вновь перевела взгляд на громилу, с ужасом отшатнулась куда-то в сторону. Тот всё ещё стоял на ногах, пошатываясь, а по его лбу из кровавой дыры чуть ниже чёрной полосы, пересекающей всю голову, спокойной маленькой струйкой стекала бордовая, густая жидкость. В конце концов, когда кровь хлынула бурным ручьём, он повалился на спину, а его глаза, запечатлевшие весь ужас мгновенной смерти, смотрели прямо в заляпанный потолок. Детские заплаканные глаза, и так бывшие очень большими, округлились до размеров фарфоровых блюдец, не смеющих отвернуться от омерзительной картины произошедшего. — Б-босс.., — только когда она услышала обронённое, заикающееся обращение парня бармена, не оставалось ничего иного, как посмотреть в ту сторону, куда сейчас, молча и закаменело, смотрел каждый в этом помещении. Мужчина смотрел из под лба, здоровый глаз его был напряженно распахнут, а рука, всё ещё направленная чётко вперёд, слегка подрагивала от проснувшегося мелкого нервного тика. Несколько мелких чёрных прядей выпало из гладкой, уложенной назад причёски. Только напряжённая линия губ, сведённые к переносице, чёрные брови, взгляд, пронизывающий до самых костей, выдавали в нём не угомонившуюся злость, которая теперь откатной волной постепенно отходила куда-то на второй план. Когда он услышал доносившийся снизу шум, в отключке лежали уже примерно пятеро из его людей: кого-то вырубили на самой лестнице, ведущей в бар, кого-то до сих пор потряхивало в едва различимом сознании на бильярдном столе. Силко никогда не терпел такое среди наёмников, которые были нужны ему живыми и трезвыми, готовыми убивать ради наживы. Когда он услышал едва заметный среди всей неразберихи звуков, тонкий и писклявый взвизг, он не выдержал. Весь мир должен был знать, что её нельзя трогать и уж тем более намереваться ударить, иначе схватишь пулю себе промеж глаз. Он отдал пистолет с широким, украшенным различными стальными узорами, дулом, обратно в руки Севики, которая уже насупившись и поджав нос, как охотившийся зверь, мерила взглядом всех присутствующих, точнее тех, кто от них остался: мелкие шестёрки при выстреле тут же ретировались через основной выход, другие же стояли, как статуи, не смеющие шелохнуться, или издать хоть один звук. При одном взгляде телохранительницы становилось дурно и даже хотелось избить до отключки себя самого, лишь бы не иметь дело с ней. В заполнявшей, до этого момента, пространство тишине послышались отчётливые, чеканящие шаги Силко. Они отбивали тот же ритм, что звучал в голове и сердце Джинкс, когда она, поджав тонкие колени, смотрела прямиком на лужу ярко-алой крови. Страх всё ещё не отпустил и продолжал сжимать в свои холодные, колючие, как ветки терновника, тиски. Сложно сказать, сколько времени прошло прежде, чем туман в её сознании начал рассеиваться. Последний шаг прозвучал где-то справа, совсем близко и тепло от чужого тела заставило дёрнуться, увидеть, услышать. Сначала взгляд небесных глаз упал на чёрный, лакированный сапог, затем на высокий ворот с отделкой и наконец, на лицо, мягкие и добрые черты которого, не взирая на шрам, были так непривычны, что сперва ей подумалось, что всё это — лишь сон, что вот-вот развеется и она больше не увидит его таким. Вдруг рука с длинными тонкими пальцами накрыла её плечо. Теперь девочка стыдилась своих недоверчивых мыслей о нём, о его отношении к ней, в эту же секунду мысленно пообещав себе напрочь забыть о них. Мужчина, в свою очередь, терпеливо ждал реакции ребёнка. Его взгляд, теперь успокаивающий и тёплый, блуждал по лицу девочки: красноватые, но уже сухие глаза, устремлённые прямо на него, всё ещё влажные, длинные ресницы, дёргающийся нос, сдерживающий ещё один поток горячих слёз, голова, слегка повёрнутая в сторону его руки. — Тише, — произносит он одними губами, чтобы услышать могла только она и никто больше, наклоняя голову не много вперёд. Джинкс прикрывает заплаканные глаза только на секунду, опуская такую мягкую и нежную щёку на острые костяшки его руки. Силко этого не ожидает. Здоровый глаз слегка округляется и тут же приобретает прежний вид. В его холодном, даже ледяном царстве мелькает жаркая искра пламени, что не остаётся незамеченной широкими детскими глазами. Он аккурат переворачивает руку, огибая маленькое ушко большим пальцем, другие же кладя на вихрастый голубой затылок. Подаётся вперёд ещё на сантиметр и видит, как замешкалась девочка. Ручонки, холодные и трясущиеся от дикого напряжения, вздымаются вверх к сильной шее. Плач отступает, оставляя после себя только липкий ком в горле. Она подползает ближе и льнёт, только бы не упустить его, чтобы навсегда запомнилось, врезалось в память и осталось там, навечно. Мужчина лишь прижимает её голову ближе, вдыхая запах спутанных волос. Сейчас они пахли мёдом, любимым розовым соком и чем-то химозным, едким и токсичным. Эта нотка вносила свою толику хаоса в аромат малышки, она шла ей, будто ещё при рождении крутилась в её ДНК. Так пахла краска из жестяных баллончиков, которые он не раз замечал в её рисующих руках. Так продолжалось ещё несколько минут. Джинкс сама отпрянула, ещё раз заглянув за призму сизо-голубой радужки его здорового глаза. Он поднялся медленно и как-то лениво вслед за ней, тут же почувствовав, как одёрнулась одна сторона его чёрного плаща. Маленькие пальчики ухватились за жёсткую ткань, боясь, что мираж вот-вот растворится в прокуренном и густоватом воздухе. Всё казалось не настоящим, однако возможность прикоснуться, ощутить внутренними рецепторами и всеми клеточками организма присутствие мужчины говорило об обратном и это успокаивало, убаюкивало и обтекало девочку, но она всё равно продолжала держаться за край его одежды, костяшкой другой руки потирая сонный глаз. Выражение вытянутого, строгого лица в ту же секунду омрачилось и стало ломаным в преломляющемся свете помещения. Посмотрев сверху вниз, с толикой отвращения на громоздкий, остывавший труп, он небрежно бросил: — Уберите его отсюда, — звучит с небольшой усталостью, лёгкой хрипотцой где-то в глубине, тоном, которого невозможно ослушаться. Силко, со скрипом в зубах, двигается с места по направлению к лестнице и знает, что Джинкс плетётся за ним теперь так же спокойно и по-детски рассеяно. Девочка видит напряжённое и злое лицо Севики, как со скрипом сжимается механическая рука. Проходя мимо, она не сдерживается от язвительного жеста демонстрирования круглого ярко-розового языка. Сама не зная, от чего, ей нравилось злить опасную и сильную Севику — так сложилось с первых дней и она точно не хотела менять эту забавную игру на любую другую. Та лишь сощурилась, что сделало выражение её лица ещё злее, провожая девчонку взглядом, полным чего-то недоброго, но пассивного. В конце концов, её босс был прав — это всего лишь ребёнок. Дверь в кабинет громко закрылась и мир вокруг, будто отмерев, вновь погрузился в свой океан привычных голосов и звуков.Тo be Сontinued...