Табак Ваниль

      Бозман. Она сияла как чёрный бриллиант. Её суровое лицо, строгий костюм, сдержанные жесты подчёркивали всю серьёзность обвинений, которые она выдвинула против Харриса. Её речь была эмоциональной, но ровно настолько, чтобы не перегнуть и не показаться смешной в своём запале. Каждый взгляд, каждое слово было выверено и работало на результат. Она уже всецело завладела вниманием судьи и присяжных, вызывая в них жалость к пострадавшим и негодование против преступника, а ведь она ещё даже не перешла к допросу, всего лишь озвучила свою вступительную речь.       Элизабет слушала её с дальней скамьи, где расположились журналисты. Она видела восхищение на лицах коллег, которые строчили в блокнотах. Карьерный рост. Вот чего на самом деле хотела Бозман, к чему стремилась, любой ценой. Это дело было громким, резонансным. Где, как не здесь она могла заявить о себе?       Элизабет внимательно слушала Диану, иногда наперёд зная, какие новые факты она собирается выложить. В конце концов, они проработали бок о бок не один месяц, и девушка была хорошо осведомлена о расследовании. Прокурор предъявляла всё новые доказательства сговора Харриса с мафией. Адвокат советника пытался возражать, но выкладки Бозман подчинялись строгой логике и были абсолютно правдивыми. Она вдруг заговорила о пациентах психиатрической клиники, где всё и началось. По сведениям прокурора, мафия ссылала туда неугодных, где их пичкали лекарствами, затыкая рты.       Элизабет закусила губу, как она сама не додумалась проверить остальных пациентов? Это же лежало на поверхности.       Бозман между тем предъявила немаленький список пациентов, которые могли стать жертвами Харриса. Толпа зрителей всё больше переходила на сторону прокурора, уверенность в невиновности Харриса таяла на глазах.       Элизабет перевела взгляд на тонкую женскую фигуру, сидящую сразу за спиной советника. Как бы она хотела, чтобы Шарлотта не приходила на суд. Всё, что здесь говорилось было слишком жестоко для той, которая любила своего отца вопреки всему. Шарлотта сидела прямо, держа спину идеально ровно, не шелохнувшись, не поворачивая голову, отгородившись от толпы. Вокруг неё словно был вакуум, через который не могла проникнуть та мерзость, что окружала её отца. Что творилось в её душе в этот момент? Элизабет всем сердцем хотела бы утешить девушку, но увы, перед заседанием, встретившись глазами с журналисткой, мисс Харрис равнодушно отвернулась, сделав вид, что они незнакомы.       Ближе к обеду объявили перерыв до следующего дня. Элизабет вместе со всеми поднялась со скамьи. Она опять нашла глазами Шарлотту, та о чём-то шепталась с отцом. На её лице отражалась сложная смесь эмоций — вина, обида, безысходность… Мистер Харрис продолжал храбриться, напустив на себя независимый вид, но его руки отчаянно сжимали руки дочери.       Элизабет не могла вынести этого зрелища. Отвернувшись, она убрала блокнот с ручкой в сумку и начала протискиваться к выходу, когда её окликнула прокурор.       — Колвин, постой.       Вздохнув, Элизабет выскользнула из потока людей, тянущегося к выходу, и подошла к Бозман.       — Элизабет… Не ожидала увидеть тебя здесь. Мне жаль, что мы расстались на такой ноте, — лицо Дианы и правда выражало вину. — Ты нам сильно помогла с этим расследованием. То, что сейчас происходит отчасти и твоя заслуга.       — Да уж… — журналистка смотрела мимо лица прокурора, у неё не было сил взглянуть той в глаза. — Вы и сами неплохо потрудились после моего ухода. А как дела с Росси? Когда ждать следующих задержаний?       — С Росси никак… Он исчез.       Элизабет почувствовала, как внутри всё похолодело. Выходит, Витторио всё-таки внял её просьбе? Постаравшись сохранять спокойное выражение лица, она посмотрела на Бозман.       — Вот как. Значит вы просто зря отпустили опасного преступника?       — Похоже, что так. Я даже не могу сказать мёртв он или просто сбежал. — Её плечи были опущены, женщина покачала головой. — Это моя вина, да. Я жалею о решении довериться ему, Элизабет. Не думай, что я такая беспринципная. Это решение далось мне нелегко.       — Я не считаю вас беспринципной. Я думаю, что вы слишком честолюбивая, мисс Бозман.       — Так и есть, я никогда и не скрывала этого. Но вместе с тем моя единственная цель — это искоренить мафию.       — Удачи вам в этом.       Элизабет развернулась и направилась к выходу. Она чувствовала спиной сверлящий взгляд Бозман. Лишь когда дверь суда захлопнулась за ней, девушка смогла спокойно выдохнуть.

***

      Росси исчез. Эта мысль сверлила мозг, оставалась на краю сознания, о чём бы Элизабет не думала, чем бы не занималась. Неужели она стала причиной смерти ещё одного человека, пусть преступника, пусть недостойного, но всё-таки человека!       Если бы она смогла вернуться в тот вечер, она бы никогда не заговорила с Витторио о Росси. Было и ещё одно, чего бы она не стала делать…       Они провели вместе ночь, в которую она непрерывно возвращалась мысленно, после которой всё запуталось ещё больше. Мысли о Витторио, обжигающие, нескромные, преследовали её, не давая покоя, лишая сна. Своими сомнениями она сама загнала себя в ловушку, из которой не знала как достойно выбраться. Ей хотелось броситься в омут с головой, но инстинкт самосохранения ещё не совсем замолк, трепыхаясь где-то на краю сознания. Надо было что-то решать.       Элизабет проводили в кабинет, просторный и светлый, вопреки её ожиданиям. Витторио стоял спиной, глядя в окно, и разговаривал по телефону. Развернувшись, он кивком указал ей на тахту, куда она аккуратно присела, сложив руки перед собой.       Витто продолжал разговор. А Элизабет смотрела на него, смотрела во все глаза, словно видела впервые. На то, как пальцы небрежно сжимали сигарету, на то, как двигались губы при разговоре. На мускулистые руки с закатанными по локоть рукавами белоснежной рубашки, на широкий разворот плеч. Вот он поднёс сигарету к губам, сделал короткую затяжку и оставил окурок догорать в пепельнице. Вот выпустил дым, продолжая говорить. Его низкий хрипловатый голос отзывался в её теле, и без того натянутом как струна. Как же она соскучилась! Она была ошеломлена силой своих чувств. В мысли начали закрадываться первые сомнения в правильности того, что она собиралась ему сказать.       За его спиной в голубом небе таяли облака, косые солнечные лучи струились из раскрытого окна. Элизабет с трудом оторвала от высокой фигуры взгляд и оглядела кабинет. Большой стол с аккуратно сложенными бумагами, никакого хаоса и сумбура. Лампа под зелёным абажуром на латунной ножке. Шкаф во всю стену, уставленный ровными рядами томов. Интересно, он и правда читает, или книги только элемент интерьера?       Витторио поднял руку и ослабил ворот на рубашке. Он был предельно сосредоточен на разговоре и как будто и не замечал Элизабет. Зато она поняла, что готова смотреть на него вечно. Она старалась дышать медленно, стремясь унять сердцебиение. Было слишком волнительно находиться с ним на его территории и при этом не видеть в нём врага. Губы изогнулись в лёгкой усмешке над самой собой. Она вспомнила свои рассуждения о знаках судьбы. Кого она обманывала, ей нужны были не знаки, а просто повод увидеть его снова.       Мужчина наконец закончил разговор. Нахмуренный, он всё ещё был в своих мыслях. Витто обошёл стол и остановился напротив, опёршись на столешницу, скрестив ноги, убрав руки в карманы. Какая закрытая поза… Он чем-то недоволен? Элизабет тут же захотелось это исправить.       — Твой звонок был неожиданным, Элизабет. — Он потёр подбородок, задумчиво глядя на девушку. Следом выражение лица смягчилось, обворожительная улыбка коснулась губ. — Но я рад, что ты здесь.       Элизабет молча кивнула, плавясь под его взглядом. Она собиралась заговорить, но слова застряли в горле. Витто вскинул брови, видя, что она молчит.       — Так что ты хотела узнать? Ты что-то говорила о Росси.       Плевать ей было на Росси, разговор о нём был лишь поводом.       — Да к чёрту этого Росси.       Элизабет порывисто поднялась с тахты, один короткий шаг, почти вплотную. Витто не двигался, следя за ней. Тёмный взгляд изучающе пробежал по лицу, остановившись на губах. Он гипнотизировал, заставляя зрачки расширяться от томления, которое уже струилось по венам.       Кончики пальцев медленно поднялись к его щеке. Нежное прикосновение вышло почти невесомым, но сердце зачастило. Она привстала на носочки, потянулась к губам. Легкое касание лишь обозначило поцелуй, но волоски на руках мгновенно встали дыбом. Элизабет прикрыла глаза, судорожно втянула воздух. Сердце беспомощно колотилось о грудную клетку в ожидании продолжения. Но вместо него до слуха донёсся тихий мягкий смех.       — Любишь брать инициативу в свои руки?       Она распахнула глаза, сделала попытку отпрянуть, но крепкая ладонь уже лежала на её талии, прижимая, не давая отодвинуться даже на миллиметр.       — Не будем спешить.       Его нежные пальцы перебрали позвонки на шее, чтобы подняться выше, зарыться в густые волосы. Элизабет невольно откинула голову назад, мурашки побежали от затылка по спине вниз. Витто не сводил глаз с тонкой шеи, с маленькой родинки на ключице. Он наклонился ниже, втянул полной грудью тонкий ванильный аромат.       Усевшись на тахту, он потянул её за собой, уткнулся носом в ямку над ключицей, поцеловал тонкую кожу. Все страхи и сомнения растворялись в этом дурманящем облаке нежности. Элизабет млела в его объятиях и вдыхала запах его волос. Смесь соли и морского бриза опьяняла. Вкупе всё это дарило ей ощущение какой-то нереальности происходящего. И вместе с тем, стоило только довериться своим инстинктам как напряжение, державшее её последние месяцы, начало отступать.       Его мягкие губы выцеловывали каждый открытый участок кожи, руки скользили по телу, и она почти забыла в этом потоке ласки о том, что повергало в отчаяние все эти дни без него. Но всё же крохотная едкая мысль поднялась на поверхность сознания, заставив Элизабет протрезветь. Она прильнула к мужчине, обняла его за шею. Горячий отчаянный шёпот обжёг ухо.       — Что же мне делать, Витто? Я не знаю как жить дальше.       Он молчал, не реагируя на слова, продолжая целовать её плечи. Элизабет пришлось отклониться, заставить его посмотреть на себя.       — Витто! — он наконец поднял глаза. Затуманенный взгляд начал проясняться. — Я не смогу отказаться от своей профессии даже ради…       Она осеклась. Окончание фразы повисло в воздухе. Ради него… она не готова была отказаться от своей жизни ради него.       В комнате стояла полная, оглушающая тишина. Даже щебет птиц, доносившийся с улицы, и тот прекратился. Она почувствовала как под её пальцами напряглись тугие мышцы. Витто нежно огладил её щеку.       — Я разве прошу от чего-то отказываться?       — Но я не смогу работать, будучи… — она пыталась подобрать слова, которые не шли. Наверное, надо просто сказать правду. — Будучи в отношениях с тобой.       Он вздохнул, осторожно усадил её на тахту и поднялся.       — Выпьешь?       Элизабет отрицательно мотнула головой. Витторио налил себе янтарную жидкость из хрустального графина и сразу же сделал глоток. Замер напротив в той же позе, что и несколькими минутами ранее.       — Ты пришла, чтобы сказать, что не можешь быть со мной, — он усмехнулся, — но при этом накинулась на меня буквально с порога. Как это понимать?       — Мы можем встречаться, — она запнулась. То, что раньше выглядело таким логичным, таким складным, уже казалось полной бессмыслицей. Но она упорно продолжала, — можем встречаться тайно.       Витторио изогнул одну бровь и отпил из бокала.       — Я в какой-то мере максималист, Элизабет.       — Всё или ничего? — упавшим тоном спросила она.       — Чаще всего да, — он допил виски. — Хочешь быть тайной любовницей? Звучит как плохое кино.       — Даже плохое кино находит своего зрителя.       Мужчина снова усмехнулся. Когда он снова посмотрел ей в глаза, она поразилась тому, как изменился его взгляд. Жёсткий, в какой-то мере отрешённый, он совсем ей не понравился. Витто поманил её к себе. Элизабет нервно поднялась, тут же оказавшись в крепких объятиях. Он склонил к ней голову, прикрыл глаза.       — Что ж, я готов посмотреть это кино вместе с тобой. — Хрипотца в голосе стала более отчетливой. — Главное, чтобы его финал устроил нас обоих, Элизабет.       Пусть пока она была не готова довериться ему полностью, но никто из них не знал, что будет завтра.