Зов Крови

      «Я приеду через пятнадцать минут».       Катя подняла глаза от экрана телефона и осмотрела комнату. В квартире Олега было шумно: гуль без нижней челюсти что-то деловито мычал Бесскудову с обожжёным лицом, Луиза с Гарпией пили на брудершафт. Олег, единственный, кто хранил молчание, задумчиво рассматривал девушек прихлебывая кровь из суповой тарелки: другой свободной посуды просто не нашлось. Катя, поймав его взгляд, демонстративно показала ему ключи от своей квартиры, и положила их на стол. Получив в ответ кивок от Сородича, Дочь Какофонии отправилась к себе.       Смыть сажу и пороховой нагар с ладоней и лица. Натянуть футболку, пуховик с меховым воротником и джинсы, именно в таком порядке — Катя никогда не славилась особой последовательностью в бытовых вопросах. Взять скрипку. Споткнуться о сервер, поставленный посреди прохода, беззлобно зашипеть. На все это у девушки ушло меньше десяти минут, поэтому Терезу у подъезда пришлось еще и подождать.       Мысли Кати текли неторопливо. Шериф мертв, да здравствует Шериф. Старший брат сменил… сместил на посту младшего. Шереметьева мертва, а теперь погиб и ее брат со странным именем — Херб Покросски. Здесь девушка даже фыркнула, удивившись собственной заносчивости: да уж, с фамилией Войтегланэ предъявлять претензии к чужим именам — это верх самомнения. Инквизиция прибыла в город. Последователи Сета знают, что у убийства Шереметьевой есть свидетели. Информационная сеть Тореадор разрушена до основания, у Малкавиан будет новый наместник, да и у клана Розы тоже, но кто…       Внезапно для себя, Катя поняла, что уже с минуту смотрит в капот автомобиля. Девушка никогда механикой не увлекалась, просто верила на слово Олегу, что транспорт у Терезы всегда далек от бюджетных вариантов. Ойкнув, Катя дернула на себя дверь и рухнула на переднее сиденье. Секретарша… Пардон, бывшая секретарша Георгия Аспидовича, была, как всегда обворожительна: хрупкая блондинка, выбирающая исключительно вечерние или коктейльные платья, мягко держала руль, даже не повернувшись к пассажиру. Машина тронулась, и Катя почувствовала, как напряжен её водитель. Оркестр в голове Дочери Какофонии не фальшивил, нет, он просто играл надрывно и тяжко, словно музыкантам сообщили, что после выступления их скормят стае голодных собак.       — Как ты? — осторожно спросила Катя.       — Ничего. Думаю, что делать дальше. Пока не очень понятно. Из домена пока не выгнали. Уже думаю, где жить, если что.       «Это даже не сухой ответ, а информационная сводка политбюро» — подумала Катя, подметив, как напряглись мышцы на руках Терезы. Руль издал тихий скрип, сопротивляясь железной хватке пальцев блондинки.       Сама не понимая, зачем, Катя начала мурлыкать какой-то мотив, подброшенный ее сознанием. Мадригал сделал свое дело: спустя пару минут, Тереза заметно расслабилась, и вяло улыбнулась Кате.       — Лучше скажи мне, как твои дела, — произнесла блондинка, не сводя глаз с дороги, — В последний раз ты была менее спокойной.       «Под менее спокойной ты имеешь в виду «трясущейся от злобы, отчаянно напуганной и немного истеричной», Тереза, не стоит так подбирать слова» — подумала Дочь Какофонии, но этого говорить не стала.       С тяжелым вздохом Катя, вжав голову в плечи, ответила:       — Ну, Узы Крови, на которые меня посадил Херб, уже не действуют, так что поводов для беспокойства у меня нет.       — Неужели? И как это произошло? — Тереза с явным удивлением бросила взгляд на пассажирку.       Катя почувствовала, как у нее горят щеки — глупость, конечно, она ещё ни разу не видела как краснеют вампиры. Девушка стекла вниз по сиденью так, что её голова провалилась в ворот, а мех начал щекотать ноздри.       — Катя, ты ответишь, или нет? — чуть сбросив скорость, Тереза повернулась к Сородичу, который тщетно пытался слиться с сиденьем, — Что случилось?       Мех начал щекотать Катины брови. Набравшись смелости, она попыталась заговорить громко и четко, но не вышло.       — Я уила Хрба Пкрски, — пробубнила Катя в куртку.       У Терезы был отличный слух, и не менее отличная реакция — только благодаря второму фактору, она успела выйти из ступора и резко затормозить перед светофором.       — Ты… Что?! — ошеломленно спросила Гангрел, не столько прося повторить, сколько желая услышать подробности. Катя выпрямилась и, закусив губу, начала рассказывать… Поездка к Тореадорам с Олегом и его Сиром. Отказ от сделки. Адское Пламя, охватывающее фигуру Бесскудова. Когти в животе Херба. Две трассирующие пули из Катиного пистолета, принесшие Окончательную Смерть новому Наместнику Тореадор.       — И что теперь? — мягкий голос блондинки звучал… спокойно, словно она пыталась успокоить ребенка, который сам перепугался, разбив дорогую вазу.       — Я не знаю. Наверно, что-то теперь будет…       Катя уткнулась лбом в холодное стекло, и машинально потерла ухо ладонью. И тут Тереза начала напевать тот же самый дурацкий мотив, которым совсем недавно успокаивала её Дочь Какофонии. Катя почуствовала, как у неё сжалось сердце — тягостно и странно.       Рассмеявшись, она повернулась к водительскому сиденью:       — Это так не работает! — все еще улыбаясь, сказала девушка, — Но я искренне благодарю тебя за попытку.       — Да ну, — хмыкнула в ответ Тереза, — а вроде работает, нет?       Катя опять ощутила, как краска приливает к ее щекам. Что-то было не так, она чувствовала это, но не могла ухватиться за неясное ощущение, чтобы его определить.       От неловкой тишины спасли ворота особняка Георгия Аспидовича — дорога закончилась, а значит, можно спастись от ситуации на улице. Выскочив на снег, Катя тут же ткнула смычком в сторону своей спутницы:       — Тут должен быть сад, тут не может не быть сада! — затараторила она, — Пойдем, я буду играть тебе в саду!       Тереза, пожав плечами, повела Сородича по территории. Дойдя до калитки, Гангрел открыла её, и отошла в сторону, пропуская вперед Катю. Первое, что бросилось девушке в глаза — это беседка. Хотя, пожалуй, это слово не справедливо: мраморные колонны, поддерживающие купол ротонды вызвали у Кати, потратившей львиную часть человеческой жизни на изучение искусств, искренний восторг. Схватив Терезу за руку, она немедленно потащила её к строению, на ходу рассказывая всё, что подмечали глаза: от римского влияния на форму и греческих мотивов в барельефах до особого узора камня и общей уникальности конкретно этой ротонды — очевидно, что Хорошевский нанял отличного архитектора, который постарался на славу. Единственное, что спасло постройку от медной плиты исторически значимого сооружения — это тот факт, что находится оно за высоким забором не самого гостеприимного вампира.       Зайдя под купол, Кате потребовался лишь короткий взгляд вверх, чтобы пискнуть от восторга: фрески с библейскими мотивами могли бы посоперничать по своей красоте даже с работами величайших из величайших. Скорее всего, здесь приложил руку какой-нибудь Тореадор…       — Я никогда не обращала на неё внимания, — пробормотала Тереза, когда Катя наконец-то выдохлась, — Просто ходила здесь, и даже не думала присмотреться к ротонде так, как это сделала ты. А она и правда красивая. Очень.       — Знаешь, это в целом какая-то проблема, — ответила Катя. — Мы постоянно крутимся вокруг прекрасного, не обращая на него внимания, у нас просто замыливается взгляд, а потом нас настигает осознание, что все это время мы были в присутствии настоящей красоты.       Удар, удар, удар.       Сердце Кати отчего-то заколотилось, и как бы ей не хотелось, она не могла отвести глаз от лица Терезы. Сородич, чуть смутившись, мотнула головой:       — Боюсь, я тебя не совсем поняла.       Удар, удар, удар.       — Ты очень красивая, Тереза.       Смычок лег на струны, и Катя начала играть. Она спряталась за музыкой, опять ухватив первое, что столь любезно предложила ей Какофония. Увертюра к «Руслану и Людмиле». Глинка. Торжественно, и в то же время мягко.       Глаза Терезы расширились, когда она разобрала мотив, и не отрывались от Кати, пока та не закончила.       — Меня… меня бабушка водила в филармонию, ещё до революции, когда я была ребёнком… — с трудом выдавила из себя Гангрел. Но затем, взяв себя в руки, продолжила уже ровно, — Я не слышала лучшего исполнения. Ты переплюнула даже оригинал.       Катя засмеялась — звонко и радостно, и этот смех надломил что-то в груди у Терезы. Но Катя этого не поняла, и, лишь помотала головой в ответ:       — Не льсти мне. Куда мне до мастеров, тем более прошлых веков. Всё, что у меня есть — это немного огня, и весь секрет. Кстати об этом…       На этот раз зазвучала музыка Шклярского… и Катин голос:       — Ещё грязь не смыта с кожи, только страха больше не-е-е-ет. Потому затих прохожий, удивлённо смотрит в сле-е-е-ед…       Когда Дочь Какофонии закончила петь, Тереза, мягко ступая по мрамору, подошла к ней. Осторожно забрала скрипку, а второй рукой, нежно, словно боясь спугнуть, отвела в сторону прядку с Катиного лица.       Гангрел склонилась вперед, и губы девушек соприкоснулись.