Узник – это не тот, кто связан,
а тот, кто обречён.
1815 год, первые дни осени. Аморен запомнила как горела кожа тех, кто воспитал и вырастил, кто вложил в руки меч и научил им пользоваться и кто с радостной детской улыбкой вкладывал в её огрубевшие руки яркие венки, сплетённые из красивых и нежных полевых цветов. Весь её мир, заключённый в глухой деревушке и в искренних людях, живших в ней, рухнул, оставляя жалкие щепки, мутные воспоминания и горечь на сердце. Рене воротило от огня, от запаха горелого, а по ночам снились сны, где она сама сгорает вместе со всеми. До мяса и костей. Но помимо снов, страха перед ночью, была ещё проблема. И не одна. Голод было невозможно утопить в еде и крови, что неутихающими реками бежала по сердцу, обжигая его, иссушая всю человечность и здравость мыслей. Дар, проявившийся в Аморен, рвал горло, скручивал последние частички контроля, поглощая разум. Руки тянулись к шее и царапали тонкую кожу до красна, до крови, до мяса, прямо как во снах. Хуже было то, что она даже не могла крикнуть от такой тупой боли, контролировать это, проронить хотя бы один всхлип. Ни одного звука отчего-то не могло вылететь из неё, даже случайно. Рене боялась заглянуть в зеркало и увидеть на почве недосыпаний и кошмаров, как собственная плоть шипит и пузырями сходит с тела. Боялась выйти дальше выделенной комнаты в замке Князя. Её каждый день скручивал страх, до тошноты, до дрожи и не раз она пыталась найти выход. Место, которое не знает боли. Но, к сожалению, Аморен стояла в комнате без дверей и окон, где не было ни входа, ни выхода. Вечная жизнь. Проклятие, а не дар. Вампир, протянувший ей руку помощи, был до нельзя заботлив. Это пугало, но не так сильно. Она не знала, что ему было нужно и каждую новую встречу пыталась понять, заглядывая в белые глаза, чем же ей придётся платить за предоставленную им милость. Он часто приходил и рассказывал разное. Она внимательно слушала, потому что ничего другого ей не оставалось. В этот раз он принёс книгу и прочитал строчки, заинтересовавшие его. Сел на краю кровати, как заботливый родителей, пришедший к непослушному малышу, который всё не уснёт. — Сирены – это опасные демонические существа, которые имеют лицо молодой девушки и тело рыбы или птицы с острыми когтями, — он перевёл глаза на Рене и внимательно рассмотрел, особенно её руки, сжимающие край одеяло. — Нет, не похоже....Так, где мы там остановились? А. Их особенная сила «соблазнение», чтобы люди не смогли защитить себя. Никогда не смотрите в глаза сирены и не слушайте их песни, — последнее он вычеркнул, а вот посмотреть в её глаза ему труда не составило. Их лица находились недостаточно близко, но Рене смогла рассмотреть под белой пеленой, как чёрный зрачок расширился. Как оказалось его глаза не чистого белого цвета. Так кажется только издалека. — Твои глаза необычайны, только это я могу заметить сейчас...и ещё то, что в тебе запечатлены два мира, — заявил Князь, не имея ни малейшего понятия почему в сборнике сказок написано «не смотреть в глаза сирене», однако он подметил другое. Рене с непониманием посмотрела в отдаляющее белые, как сама луна, глаза и нахмурила брови. Радужная оболочка глаз, возможно, выцвела со временем или вовсе не имела какой-то окрас с рождения. Его глаза напоминали две звезды, мёртвые и одинокие. Уголки бледных губ мужчины растянулись в улыбке и он продолжил загадочным голосом: — Зелёный цвет в твоих глазах, скорее всего, достался тебе от матери, от человека, а значит ты наполовину человек. Карий, а если быть точнее, то ярко-желтый, с золотым переливом, от отца, от вампира, но ведь они не всегда были такими, верно? Серо-зелёные. Не менее прекрасные. От удивления лицо девушки, что было до сего момента непроницаемым, или недоверчивым, хмурым, исказилось в неприкрытом удивлении. Князь не пожалел ещё одной тёплой улыбки. — Обратившись в демонов, исчезает вместе с нашей смертностью и цвет глаз. Такие как я создают себе клонов, теней, что следуют за своим хозяином по пятам. К примеру, у Камиля, твоего отца, были серые и холодные точно сталь, а у меня, вампира, что обратил его, карий, до недавнего времени, — мужчина притронулся к коже под своими глазами, немного приоткрывая их. — После перерождения обращаемый перенимает одну черту у своего создателя. Однако я так долго живу на этом свете, что мой истинный цвет проявляется только в момент кормления. Мои белые глаза наливаются чёрным, багровым желанием, а когда трапеза подходит к концу, то ночь в моих глазах сменяется рассветом, солнце в моих глазах озаряет меня изнутри. У тебя ведь так же, да? Аморен задумчиво кивнула и, подхватив с прикроватной тумбочке свой блокнот и карандаш, лежавший в нём, быстро что-то написала, протянула Князю. Он невольно обратил внимание на неказистый рисунок дерева, написаный дрожащей рукой, что нарисовала девушка, а только после прочитал то, что она написала.«Вы связаны с моим отцом таким образом? Расскажите ещё. Я хочу знать больше.
Камиль. Где он?»
— Мне горько это признавать, но мы с твоим отцом были связаны. Я знал его. Даже лучше, чем мне хотелось, — мужчина разгладил невидимые складки на своей рубашке и усмехнулся. — Он мёртв. Бессмертие не дарует спокойную жизнь после смерти, без страха и тревог невозможно существовать даже таким, как мы. Есть способы, есть методы. Но мало кто о них знает, а если знает, то не скажет. Аморен сжала карандаш и вновь грифель заскользил по бумаге:«Как он умер?»
Князь незаметно поджал губы. — ...я не знаю, но сейчас, теперь мы с тобой неотъемлемо связаны и наличие тьмы в тебе, — он протянул немного подрагившую руку к её лицу и двумя пальцами закрыл её веки, — указывает на это. Мы одна семья, Аморен, запомни. Я заполню ту пустоту в тебе, что оставил он своим отсутствием. Положись на меня и отпусти все свои мысли и страхи. Тебе нечего боятся со мной. Как только к тебе вернётся голос и если тебе будет страшно — зови меня, а если больно — кричи моё имя. Я приду, обязательно приду. Князь остался этой ночью. И следующие тоже не отходил от кровати своей воспитанницы. Он знал, что сейчас лучше быть рядом, как предмет интерьера, который пригодится, к примеру, подать воды или не позволить вновь себе расцарапать шею. Он думал сковать ей руки, но это уже было бы дикостью. Арно не хотел лишать Аморен и свободы, боясь, что станет только хуже. Но со временем Лорд сделал всё в точности наоборот. Он запер её, как птицу, в большой клетке под названием «Франция». Накинул на плечи такую же как и у себя мантию глубокого фиолетового цвета. Титул, возложенная ответсвенность, —душили. Аморен слишком много возложила на свои плечи, жестоко критиковала себя за любую мелочь, думая, что её проверяют на ценность. Что ей нужно доказать что она чего-то достойна. Если сделаю что-то не так – меня выбросят. Но Рене не знала, что Князь хотел лишь видеть её рядом с собой, как дочь, подопечную и ту, кто займёт его место. А он же отойдёт в след за своим лучшим другом. Куда угодно, в рай или в ад, лишь бы получить шанс вновь увидеть глаза, отражающие серое дождливое небо и его хмурые тучи. Говорят, что перед смертью проносятся самые счастливые моменты в жизни и Князь верил в этот миф, ведь больше в него ничего не внушало надежду.***
Стоя на балконе, не спеша, Рене потягивала сигарету. Нет, она не курила, но иногда просто выпадало такое настроение. Когда мысли нужно было выкурить из головы. Так же было и со спиртным. Пока привыкаешь ко вкусу виски, который отдаёт горечью во рту и обжигает грудь жаром, все мысли, топящие в своей мрачности, исчезают и остаётся только желание допить до дна, опустошить рюмку, а после и бутылку прикончить.Мы одна семья.
— Вы не должны были обещать того, что было вам не по силам сдержать...помню, как вчера, те чарующие слова, наполняющие моё сердце тёплым чувством, — вспоминая всё, что произошло, невозможно думать иначе. — Как противно. Плечи дрожали, однако не было слёз. Рене прикрывала своё лицо от тёмного неба, сотрясаясь в гневе, а на губах была улыбка, ядовитая улыбка. Она хотела спрятать её за своими руками от чистого небосвода и звёзд, однако в тихом смехе просачивался яд, гнилой и смрадный. Он портил такой прекрасный вечер, когда огни фестиваля в честь наступления осени освещали Японию, заменяя второе солнце. Отвращение к себе, к собственной никчемности. Это всегда было с ней, со времён её простой смертной жизни. Подросший клубок шерсти, что вертелся вокруг ног, как любвеобильный пожилой кот, легко запрыгнул на перила и сел, устремляя свой взор на хозяйку. — Чего тебе? — спросила, подавляя тяжесть в горле. Будто бы свинец залили в глотку. Но, заглядывая в зелёные глаза кота, становилось немножко легче. Пушистый негодник подрос, но его телу всё ещё не хватало массы из-за частой беготни по дому. Лёгкость, проворность. Как бы его не унесло ветром. Возможно, она его плохо кормит? Нет. А, может, дорогие лакомства ему не по вкусу? Нет. Жук с дороги, съеденный им, завёл глистов? Тоже нет, ведь чтобы кот не жрал – его не вытравить. Он всего лишь подвижен по природе своей. Кот смотрел всё так же:неприрывно, нагло и с долей жалости. Будто бы лимон выжали в глаза. Дай ему немного времени и он бы стал попискивать как маленький слепой котёнок. — Самаэль, тебе уже четвёртый месяц пошёл, а ты всё не избавишься от этой привычки, — проворчала Рене и, затушив сигарету, взяла кота на руки, помогла ему залезть в свой капюшон тёплой пижамы с милыми ушками. Она не часто носила такую глупую одежду, но когда не кому было согревать её холодное тело, то приходилось надевать такие вещи. Удобные и тёплые, но внешне могут смутить своим дизайном особо серьёзных людей. — А что будет, когда ты совсем вырастишь? Когда я тебя на руки поднять не смогу, а? В ответ послышалось лишь тихое мурчание и коготки предупреждающе впились в шею. Постояв ещё немного, Китамура решила пойти собираться на фестиваль. Прогулка по городу обещала быть весёлой. Разные сладости, еда, развлечения. Рене действительно хотела пойти в неизведанный и современный мир Йокогамы. В своё новое «я». Последние месяцы пролетели слишком незаметно, даже обыденно. Это волновало. Хироми будто бы возвращалась к себе настоящей, к Аморен. Гончая Князя, исполняющая любой каприз, любой приказ и беспрекословно следуя его воле. Все дни приведённые под крылом Портовой Мафии очень напомнили о тех временах, но было одно отличие – она работала не одна.4 месяца назад,1 задание Китамуры Хироми, порт Йокогамы, заброшенная территория и призрачные склады Портовой мафии. 00:34.
Тихий шёпот, почти не различимый с порывами ветра, что пробираются сквозь деревья и тревожпт листья, так же как и голос Рене потревожил чьи-то сознания, разносясь по помещению безмятежно и ласково.—«Услышьте меня все труждающиеся и обременённые, и я успокою вас; идите за мной и я подарю вам покой.».
Люди, вооружённые до зубов, охраняющие ящики с запрещёнными препаратами, не сразу поняли что мир вокруг них покачнулся: замедлился и растянулся, как карамель во рту. Слабость в их тела пришла внезапно, мгновенно, обезоружила их. Со стуком падали винтовки, с грохотом и под тяжестью своих тел мужчины припадали к земле. Рене стояла у них за спинами, но никто не почувствовал её присутствия. Никто даже не посмотрел в её сторону. Китамура зажала рацию и произнесла: — Всё чисто, — она пробралась в это убежище контрабандистов, как мышь, тихо и ловко. Спряталась в тени, между деревянных ящиков, и ждала пока прибудет подкрепление. План был прост. Пробраться в 12 район складов на берегу залива, подслушать разговоры шестёрок(вдруг что интересное скажут), а после использовать свою силу. Усыпить. Больше не требовалось, однако снаружи, как подстраховка, присутсвовал Накахара с небольшим отрядом подчинённых. — Отличная работа, — послышался голос Чуи из рации, а после через несколько секунд вошли люди в чёрных костюмах. Они не были настроены агрессивно, но настороженность в их движениях была и показывалась достаточно отчётливо. Каждый подходил к телам, будто бы к змее что притворилась мёртвой. Это выглядело комично. Удостоверившись, что усыпленные крепко спят, а может быть вообще без сознания или умерли, парни принялись связывать их по рукам и ногам. Рене занялась осмотром украденного товара, принадлежавшего портовой мафии. Ну, как украденного... скорее ловко перепрятанного. Чуя отдал несколько приказов на счёт расстановки людей по периметру: кто-то пошёл охранять двери, кто-то вытаскивать пленных из здания. «Выносить мусор.» Рене поняла, что Мори не расценивал её способности за пределами своего воображения, потому что это могло быть гораздо ближе к правде и совсем ей не на руку. Погружать в сон. Успокаивать сознание.Но до какой степени?
Могли ли эти люди умереть несколько мгновений назад, прямо во сне отойти
в мир иной?
Могли, но раскрывать всё карты
Рене не хотела. Не сейчас.
Еë голос — это яд.
Накахара, после своих приказов, решился подойти ближе к напарнице. Услышав его шаги, девушка обернулась с ухмылкой на лице: — Смотрите какая прелесть, Чуя-кун, — просияла Рене, размахивая белым пакетиком перед его носом. — И вправду, — кивнул мафиози и резким движением отобрал у ребёнка игрушку. — Э-э? Я проделала больше половины работы, а вы смеете отбирать мой трофей? — обиженно заявила Китамура. Изначально, конечно, ему пришлось выслушать её недовольства. Рене не нравилось что почти всё задание висело на ней. В чём тогда смысл иметь напарника? Чуя думал, что, возможно, она боится провалить миссию и тем более видимой опоры у неё не было, но что тогда, что сейчас — в её глазах нет страха. Тогда чего она возмущалась? Чуя никогда этого не узнает, ведь никогда и не спросит. Не решится. Да и ему это не нужно. Он знает, что она долго не протянет в мафии. Уйдёт, а в противном случае сдохнет, — вот что думал Накахара. — Трофей? — изогнул пушистую рыжую бровь и скривился в усмешке. Тревожное чувство, что всё прошло очень гладко и как по маслу – развеялось. Умиротворение было в Рене. Простое и ни чем не вызванное. Она просто везунчик, вот и всё. — Не неси хуйню. Да и радуйся, ведь с этого момента мы поменяемся местами. — Я буду на подстраховке? — место, пропитанное сыростью и солью, опустело. Их голоса эхом разносились по зданию. — Не особо люблю сидеть в тылу и ожидать выхода в пустой зал. Будто бы зашёл к концу шоу, когда смотреть уже не на что, такое разочарование. Китамура прыснула в кулак, тихо-тихо: — Драки – это ваше хобби, знаю...Значит, я прошла проверку? Венка на лбу, что выступила из-за этого смешка, быстро исчезла. Чего это он злится? Хотя аналогичный вопрос к ней, которая посмеялась с его заявления. Странная женщина и он тоже странный. — Ещё как, — усмехнулся Накахара в ответ. Однако, спустя столько времени, доверия с напарником всё ещё не достаёт. Оба не хотят полностью открываться, оба бояться быть преданными и брошенными, страшатся привязанности. Приведённые месяцы вместе, лёгкая манера общения, которую они построили, переходя на ты, были исключительно профессиональными. Коллеги, напарники и не больше. Никто из двоих не переходил на личное и не спрашивал о прошлом или будущем. Не задавал пустых и глупых вопросов. Только по делу. Но сегодня что-то поменялось. Рене уже вышла из дома и была совсем рядом с улицей, где происходил сам праздник, пока её телефон не завибрировал. Отвратительное жужжание не предвещало ничего хорошего и тем более имя, что высветилось на экране.«Шляпник».
Он, наверное, взял сверхурочные, ничего удивительного, но Чуя никогда не звонил своей напарнице. Даже если ему было нужна помощь и он по своей неосторожности и усталости попадал в истории с нехорошим концом, где на его теле вырисовывались ещё несколько шрамов, Накахара никогда не тревожил её. Не решался. Не хотел показаться слабым. Чуя не ожидал от неё понимания, но она была единственной сегодня кто мог помочь. Многое ему не нужно, лишь бы добраться до дома и не умереть из-за ошибочного просчёта в своей загруженной головушке. Аморен знает как трудно быть одной на поле боя, стоять и надеятся только на себя. Доверять только себе. Она лучше кого либо могла раслышать в голосе еле трепещущие нотки отчаяния и страха перед смертью. Лучше кого либо.