Il vaut mieux tuer le diable avant que le diable vous tue.
Лучше убить дьявола прежде, чем дьявол убьёт тебя.
Прискорбно, когда ты сам себе враг и твои мысли весело и играючи уничтожают твоё спокойное и мирное существование, казалось, такое хрупкое. Ночь. Открытое окно обдувает холодным ветерком, кресло и плед окутали Рене мягким теплом. В руках она держит потрёпанную записную книжку, сжимает её тонкие листики, хочет вырвать, но не может. Мысли раз за разом спутываются, вяжутся на шеи и вытягивают из текста, размывают чёрные строчки, обволакивая их туманом. В глазах страх и непонимание. Она не должна была этого читать. Рядом недовольно промяукал Самаэль и без разрешения хозяйки запрыгнул на подлокотник кресла. Выдалась неспокойная ночь. Маленький хищник чувствовал это нутром. Его кошачье глаза встревоженно сверкнули под светом одинокой лампы, точно как изумруды, и уставились на встревоженное лицо, уставшее от недосыпа и стресса. — М-я-я-у, — жалобно взвыл кот. Хозяйка по-прежнему не обращала на него никакого внимания. Рене, а точнее её сознание, блуждало где-то очень далеко и не собиралось возвращаться. Такое подавленное состояние случилось после короткой вспышки воспоминания, прилетевшего в её сон, как смутный отрывок прошлого, этой ночью. Было странно, ведь сны ей редко снятся, а если снятся, то это значит только одно — она умерла и во сне коротает время до пробуждения. Обычно – в простой смертной жизни – Рене долго крутится на одном месте, устраиваясь поудобнее и обдумывает всё на свете, а потом, когда мозг устаёт от её бесконечных разговоров, то засыпает. Перед глазами чёрная пелена — будто бы бросили в тёмный и глубокий колодец — а спустя секунду, как в какой-то машине времени, уже наступило утро. Интуиция подсказывала, что утерянное прошлое, момент, что не давал покоя несколько часов упорного сопротивления против нахлынувшей бессонницы — спрятан в страницах дьявольской книги, что всегда была рядом. Выбросить её не поднималась рука, забыть или закопать где-то – появлялось тревожное чувство – «вдруг кто найдёт?»; оставалось только держать её при себе. Записная книжка, блокнот — называй как хочешь, даже если эти два понятия тонкие, но схожие. Изначально, на первых страницах, были только рисунки поместья Арно, а после, со временем, появились краткие описания событий: маловажных и секретных. Без особой надобности туда мало что записывалось и даже спустя много лет остались свободные листочки. Некоторые влаживались и закреплялись на обратных сторонах, как дополнение. Не трудно было найти нужную запись – трудно было открыть, а ещё сложнее справиться с информацией, которую так жаждала вспомнить Аморен. Позже, когда сознание пришло к ней и пожелтевшие страницы вновь стали чёткими, она откинула книгу, так и не захлопнув, на пол и поспешила в ванную. Прокатившись по паркету, блокнот раскрылся на страницах, где Рене в течение получаса прожигала взглядом и пыталась смять. В записи было сказано: «2 ноября 1909 год. Было тёплое и солнечное летнее утро, но я не чувствовала солнца. Свет касался моей кожи, но не проникал во внутрь, не согревал меня (было ужасно холодно). На плечах и пояснице отголосками ещё слышался звук кнута и чувствовались потухшие отголоски глухой боли. Я не видела, но знала – теперь моя спина покрыта алыми линиями, что небрежно раскинувшись вдоль и поперёк, мучают меня и испытывают мой рассудок и самообладание. Не помню точно сколько прошло, но видя рассвет, мне казалось, что время замерло для меня. Я знаю, что следующим утром этого уже и не вспомню, ведь Князь не хочет, чтобы я помнила об его жестокости. ....Но глупо было верить, что свою ошибку я не повторю дважды и во второй раз не добьюсь успеха: ,‚Невозможно приручить дикую птицу, запирая её в клетке.’’— это я сказала Арно, когда мы были в Версале и смотрели на товар, прибывший из Шотландии, на ястребов редкого оперения. В этих гордых птицах, что без устали пытались вылететь из клетки, зная, что железные прутья не пропустят их, я узнала себя. И даже сейчас с этими ,,пëстрыми” шрамами на спине и почти сломанным духом — мы слишком схожи.» Внушение Князя, которое веками действовало, как лучшая амнезия, начало спадать и Рене смогла в зеркале ванной комнаты разглядеть свои изъяны на спине, чьих раньше не замечала и не чувствовала, но неосознанно прятала. Мурашки побежали по затылку.«Раны от создателя не исчезают бесследно.»
«Его воля неоспорима.»
Девушка осторожно касалась своей поясницы и, ощупывая рубцы, не нашла в себе ничего кроме поглощающей пустоты, которая балансировала на краю обрыва между обжигающим чувством злобы. — Только спустя два десятилетия я смогла развеять его иллюзию? Я так слаба? Она смотрела на свою спину через плечо. — Так умело манипулировать людьми, превращая их в идеальные куклы...Почему... Вопрос раздался тихим эхом в ванной комнате, разбиваясь ещё в самом начале, трескаясь и ломаясь в горле. Рене скатилась на пол, стараясь сделать это плавно, держась за раковину. Она обняла свои колени, сжалась, стала крохотной для этой комнаты, прислоняясь к дверце маленького шкафчика, что был под раковиной. Сидела тихо, неподвижно, собираясь в кучу. Века во лжи. Века в иллюзиях. В идеальных иллюзиях. «Я думала, что у меня нет шрамов, кроме тех, что я получила в детстве и ещё одного, когда умирала в первый раз. Того пять. Всего пять, а если так, то..» Самаэль успел прийти и положить под ноги хозяйке свою любимую игрушку, но она всё так же не реагировала. Он тронул её босые ноги лапкой и мяукнул. Тогда она ожила. — Самаэль, — подала голос, находясь в том же положении. — я не жалею. Нет, я счастлива, что сбежала. Я так, мать его, счастлива. Тихий смех наполняет комнату. Безумный и отчаяный. «Сколько раз? – задала себе мысленно вопрос, содрогаясь от припадочного хохотания. — Сколько раз он стирал мне память... Не представляю. Я многое не помню, многое мне неизвестно и возможно с его руки искажено. Как я только не сошла с ума?» Самаэль поставил лапки на колени Рене и, опустив мордочку к её макушке, промурчал о чём-то. Наверное, желая успокоить. Рене подняла голову и с натянутой улыбкой, чьи края на губах подрагивали, заявила: — Не утешай меня, я буду в порядке. Чувство дежавю, которое проследовало Аморен последние дни после убийства Ямамото, сегодня исчезло. Комната пыток прошлого и подвальная комната Портовой Мафии — были почти идентичными.*
*
*
Губы тронула лёгкая усмешка, когда Аморен увидела побледневшего Накахару, который только что вышел из кабинета психолога. Ещё и часа не прошло с того момента, как он сдал кровь, ему наложили новые швы и выдали таблетки. Плюс ко всему этому — было раннее утро. Что же делала Рене рядом с ним? А всё просто. Мори знал, что его верный сотрудник мог или не прийти или улизнуть, когда ему это всё надоест. Чуя был обречён. Однако была лазейка. Привычка напарницы спать где попало почти сыграла ему на руку, но как оказалось у неё был третий глаз. Чуя подумал, что эта девушка – монстр, ведь засечь его малейшее движение в сторону, когда проскакивает мысль «Надо съёбывать из этого дурдома», она лишь сонно приоткрывала один глаз и издевательски проговаривала: «В штанишки намочил? Психолог настолько страшное существо, что его испугался даже ты?Великий и бесстрашный, утю-тю.» Чуя понимал, что всё это приносит ей удовольствие и злился ещё больше, но проиграть не смел. — Как же изматывает, — Рыжеволосый присел на мягкое кресло, желая раствориться в обивке и забыть последние часы, как страшный сон. Тёмно-синий коридор, освещаемый тусклыми лампочками на потолке, пустота, что летала в воздухе, и напарница, что смотрела в открытое окошко не далеко от своего напарника, давали какую-то странную иллюзию умиротворения. Лёгкий ветер щекотал лицо и доносил до него лёгкий запах сигарет. — Неприлично курить в помещении. Особенно в больнице, — заметил Чуя. — Не ворчи, — отозвалась Рене, выпуская дым в открытое окно, прислушиваясь к непринуждённому пению ранних пташек. — А я и не знал, что ты куришь. —..время от времени. Только в такие дни. — Такие дни? — Ну знаешь, — протянула лениво, подавляя зевоту, — когда приходится вставать ни свет ни заря, чтобы проследить за кое-кем, — затушила сигарету об чистый белый подоконник, оставляя свой пепельный автограф, и выбросила окурок на улицу. — Хиро-чан, сегодня твоё настроение даже хуже моего. Что-то новенькое, — хохотнул Чуя и встал, поправляя рукава белой рубашки. Он был одет почти как обычно, но портупеи не было на нём вместе с коротким пиджаком. Рене вовремя сложила «больница+портупея с ножами=проблемы» и поэтому пришлось оставить важную частичку Накахары в её машине, как заложницу. Но Чуя понимал, что это еë хитрая уловка, ведь если он даст по педалям, то первым делом побежит взламывать авто или перед этим попытается стыбзить ключи. В любом случае он будет пойман за шиворот. — Ты хоть и молод, но иногда ведёшь себя как старый и ворчливый дед. Чуя, маякни, когда надо будет тебе мазь от суставов покупать, — сказала Китамура, поспевая в ногу за напарником. — У нас разница в 3-4 года, а ты меня уже в пенсионеры записала? — с опаской спросил Чуя, поглядывая боковым зрением на тонкий профиль девушки. Сегодня она немного отличается от себя обычной. Это настораживало Накахару. — Ну, не только, — Рене повернула к нему голову и окинула оценивающим и насмешливым взглядом. — Ты больше смахиваешь на итальянского мафиози с этой шляпкой. «Макаронник» круче пенсионера, согласись? Чуя посмотрел на неё с пустым выражением лица. — У меня появилось жуткое желание дать тебе леща. — За правду не бьют, Чуя-кун, — невинно улыбнулась Китамура. — Ох, знаешь, в последнее время я наблюдаю, как твоя самооценка падает. Я тебе говорю, что ты крутой, потому что похож на итальянского мафиози, а ты это отрицаешь... Кто-то обижает моего напарника? — Да, — честно признался Накахара, поправляя шляпу. — Есть тут одна, у которой язык хуже змеиного. Ужастно раздражает и в каждый удобный момент меня подъёбывает. Каждый раз, когда вижу её, – хочется убивать. Китамура издала театральный и удивлённый вздох. — О Боже, нет...Чуя-кун, эта женщина мучает вас? Мне с ней разобраться? — ... — Чуя промолчал, подходя к чёрной тонированной скоростной машине. Они вышли из этого места пропитанного хлорироваными веществами, боли и слёз, крови и страха, и поехали в не менее похожее место. В Штаб Портовой мафии, чьи пять высоких чёрных зданий виднелись ещё в салоне машины Китамуры, когда та выехала на главную дорогу. Чуя, как только сел на переднее пассажирское сиденье, тут же надел свою портупею. Сначала Рене странно на него смотрела, будто бы не понимала его действий. Это можно было сделать и потом. Однако, она вспомнила себя и то, как относится к своему кольцу и дневнику. У каждого из нас есть вещи с которыми мы не хотим расставаться по каким-то причинам. Со стороны это кажется сумашествием, ведь вещи – это всего лишь вещи. Сейчас в глазах Рене сверкали пять тёмных высоток. Она считала базу Портовой мафии удивительно страшным местом, который вселял в её сердце приятный трепет. Располагаясь в центре Йокогамы, казалось, все могли видеть вершины этих гигантов. Хиро завидовала Мори, ведь он и вправду держал этот город, как на ладони. Пять зданий, пять пальцев. Странное совпадение. Чуя рассматривал дорогой салон автомобиля, скучая по своему мотоциклу и с нетерпением ожидая встречи с ним. За всё это время он не мог повидаться со своим дорогим другом, ведь был в больнице, а после выписки ему запрещалось интенсивно двигаться. Чуя решил для себя, что сделает всё, чтобы как можно скорее пойти на поправку. Этот день на носу. Если не завтра, то послезавтра его рабочие часы вновь начнутся. — Откуда у тебя эта машина? — под этим вопросом кроется совершенно другое. Рене, не отрывая взгляда от дороги, ответила. — У меня много денег на самом деле. Я не общаюсь с родителями, но они поддерживают меня. А так же, работая адвокатом на полставки, я получала проценты, студенческие стипендии за хорошую учёбу тоже медленно копились на моём счету. Несколько месяцев прошло и я получила от босса кругленькую сумму. Наступила тишина. Ясный и холодный весенний день растилался в Японии. Пожелтевшие листья, сопровождаемые ветром, частенько прилепали к стёклам автомобиля или проносились мимо. «Шурх-шурх» по стеклу и нервам. — Ты скучаешь по своей прежней жизни? Мошенник и в Африке мошенник. Аморен рассказывала всё это с расслабленной улыбкой на лице. Всё – вплоть до подписи – должно быть изучено и надето, как вторая кожа. Находясь в бегах двадцать с лишним лет, Рене научилась этим мелочам, она просчитывала даже свои ошибки и только по этому подбирала «родителей» за границей, чтобы как-то оправдать своё невежество: акцент и манеру речи. Китамура Хироми была лишь временной личностью и Рене не планировала задерживаться в Японии надолго. Хиро была чистым листом. — Нет, — сказала девушка, постукивая пальцем по рулю, как бы обдумывая что-то. От Накахары не ускользнуло и это. Он сжал губы в тонкую линию, понимая, что ему врут. Конечно же Рене не скучала и не врала, а лишь делала вид. «Люди ведь очень ранимы, а я в теле двадцатилетней девушки, которая недавно потеряла работу и свою первоначальную цель в жизни – стать адвокатом. Я не должна показывать уверености.» Тем временем Чуя думал о другом, пока между ниму устонавливалось молчание. «Она совсем не умеет врать. И я волнуюсь, что после моего возвращения мне придётся приступить к последнему «этапу приручения», как говорит босс. Мори хочет оставить Айю, как адвоката, и использовать её способности на полную. Многие будут страдать. Она тоже, ведь ей предстоит убивать, чтобы выжить в мафии.» Но он кое-что не знает. Нет, он многое не знает. Рене почувствовала этот тревожный взгляд и напряглась. Она подумает об этом позже. — Айя, — Чуя желал проверить её, пока они были одни и никто не мог их подслушать. Девушка вздрогнула. — Как подло, Чуя-кун. Называть меня другим именем...даже для тебя это уже перебор, — девушка натянуто улыбнулась, пока глаза блеснули в безумном огоньке. Чуя тепло улыбнулся, совершенно не пугаясь её мимолетного взгляда. Она умна и это очень его радовало. Работы не убавилось после долгих месяцов в одном тренировочном зале, на мелких операциях, где она была в тылу и прикрывала ему спину. Ему нравилось это ненавязчивое сотрудничество, где он не был ограничён в действиях и в случае чего было кому прийти ему на помощь. — Ты отлично водишь, — он не мог не заметить этого, да и атмосферу разрядить надо было. — Мой отец, до того как поймал звезду и выиграл билет в жизнь, участвовал в гонках. Я с малых лет люблю скорость и машины, хотя только после того, как получила права смогла сесть на байк. Мой страх перед травмами был очень велик, — это было правдой, что протекала сразу в два русла. Айя Сато числится в заграничном регистре, как личность, что участвовала в нелегальных гонках, а Рене же после лошадей и карет долгое время не могла приспособиться к такому роду техники. Они ещё немного поговорили о прошлом, пока не достигли высоких зданий. Там разделились. Чуя уехал почти сразу же, как босс поздравил его с возвращением, а Рене осталась допоздна, чтобы потренироваться и о многом подумать.***
Наконечник глефы сверкнул, разрезая воздух, и прокрутился над головой, опасно взлетая вверх. Отточенные движения, ловкость рук, уверенность в каждом выпаде и замахе, упрямство в достижении цели. У всего есть недостаток. Недостаток Рене был в собственной внутренней неуверенности. Она не раз опускала руки и говорила себе:«это не моё», «я не могу», «я не умею». Единственное что для неё в новинку – это овладение глефой. Аморен обладала стилем парных кинжалов, имела опыт в кулачных боях и шпионаже, научилась стрелять из пистолета в концах 20-х годов, но иметь дело с таким оружием ей приходилось впервые. Даже для такой старушки, которая вроде бы всë повидала, это было впервые. Рене протянула руку, наблюдая, как оружие со свистом крутится вокруг своей оси и, казалось, замедляется. Есть несколько секунд, которые позволяют заново научиться дышать и тогда, конечно, время замедляется, разум становится абсолютно ясным и без преград и страха позволяет легко поймать трость. «Раньше, почти каждую тренировку, я не вкладывалась на полную, притворялась неумелой и позволяла себя учить, чтобы не иметь проблем, но эта диковина раздражает. Сколько можно меня бить?» Ноги болели. Плечо было вывихнуто. Тяжело дыша, всё ещё не опуская руку со своим оружием, она сжала кулаки до побеления костяшек. Победа. — Получилось, — выдохнула Рене и рухнула на колени, вонзая острый наконечник в мягкий тренировочный пол. Она вспомнила, как трава пшеницы ласкала её лицо, когда она падала без сил в траву после сражений с названными братьями. Поле, на котором тренировалась Аморен, было больше этого тренировочного зала и, конечно, не было таким ровным. Приходилось всегда быть на стороже и сохранять равновесие даже когда она падала в неглубокие ямы, спотыкалась об камни. Один мудрый старик, что воспитывал её, как воина, и принял в свой небольшой отряд охотников, состоящий только из мужчин, закрыл глаза на то, что она женщина, однажды сказал: «Не страшно, если меч выскользнет из твоей руки или закончатся стрелы, страшно будет тогда, когда ты не сможешь встать на ноги, а твои враги будут смотреть на тебя сверху вниз, как на маленькое и ничтожное существо. Стоя на своих двух, ты уже выигрываешь.» Дедушка Эрнест всегда был добр и учтив, улыбался своей старческой морщинистой улыбкой слишком радушно для того кто очень хорошо оборудывает мечом и ножами, используя все возможные тактики и методы для убийства зверя. По мимо убийств и искусства меча, он научил Рене делать блины, собирать полезные травы и обрабатывать раны. Он был такой же одинокой сиротой, как и Аморен, и по этому понимал, как ей может быть отчуждённо в этой деревеньке, где почти никто не был одинок, каждый имел семью или хотя бы младшего брата или сестру о которых нужно было заботиться. Вдох. Выдох. В ходе тренировок Рене часто получала травмы. Сейчас она расматривала большой палец, которым трудно было пошевелить. Он не был сломан и не опух. «Кажется, я не правильно сложила кулак и вывихнула большой палец...Полностью выпрямить не получается. Возможно, дело в растяжении связок. А, может, они и вовсе разорваны...» — подумала Рене, тяжело вздыхая и рассматривая свои руки. Она никогда не обращала внимание на то, что не было серьёзно повреждено. Если не выпрыгивает кость и кровь течёт непереставая, то остальное не важно. Оно не значимо, никому не будет дела, а значит и ей тоже. «Когда-то эти нежные пальцы были изрезаны тетивой лука, а ладони, шершавые и грубые, покрывались мозолями из-за меча. Какие длинные ногти.. Боже, я прям как женщина-кошка,» — Рене, усмехаясь, медленно поднялась на ноги, используя уже сложенную глефу, которая не причинила бы вреда и ребёнку, как трость и опору. На сегодня её тренировка окончена и она довела себя до истощения. — Как же здесь пусто, — прошептала девушка, оглядывая пустой зал, чьи огни уже погасли. Её мало чему могли научить, но она правда скучала по тем дням, когда можно было юлить и почти не напрягаться. Все те пытки, которые устраивал Князь, после Эрнеста, чтобы сделать из Аморен острый и удобный клинок, отточить каждый её талант и вырезать каждый недостаток, не сравняться даже с выученной тактикой воспитания в Портовой Мафии. И поэтому Рене могла догадаться, когда начнётся ад и здесь. Ей неоднократно об этом уже намекал Чуя.«Долго не продержишься.»
***
Пробравшись в кабинет Мори этой ночью и, приставив к его горлу свой кинжал от глефы, Рене сделала некое предупреждение. Она знала, что Ямамото будет ему мало. Всего одна жертва. И так же понимала, что возвращение напарника не сулит ничего доброго. —... Кто ты? — задал вопрос Мори, не поворачивая головы. Она не видела его лица, но ощущала за ровным голосом напряжение. — Я пришла не по вашу душу, Месье, — весёлый голос Рене, что так непринуждённо раздался сзади, поверг мужчину в шок. В голове у Огая прокрутились сотни фильмов, где друзья оказывались врагами, верные подчинённые на самом деле были двойными агентами. Где не было хеппи-энда в подобных сценах. Для обоих. — Тогда зачем же, если не по мою душу? — Ах, наверное, вы подумали, что пригрели змею, но это всего лишь заблуждение, прошу прощения, — Рене расслабилась лишь на секунду и отвела от его горла кинжал на крохотный сантиметр. Этого Мори хватило, чтобы схватить свой скальпель и отзеркалить её угрозу. Лезвие к коже, артерия к артерии. Жизнь за жизнь. — Повторю свой вопрос, «кто ты», отвечай, — требовал Огай. Аура вокруг него изменилась. Он уже не походил на дружелюбного человека, который вложил ей в руки повязки и принял в мафию, под своё крыло. — Удивительное мастерство, — обнажила зубы в клыкастой улыбке и бросила свой кинжал на пол. Он звучно звякнул и отбросил блик в окно. — Вы могли меня убить. Почему же этого не сделали? Серебряный скальпель Мори всё ещё был у шеи Китамуры. — Думаю, что мне стоит услышать объяснение перед тем, как убить тебя, — ледяным голосом сказал Мори. — Я бы не причинила вам вреда, — негромко сообщила Аморен. — А зашла без записи, чтобы предупредить. — Что это значит? — Не нужно меня ломать, чтобы сделать из меня убийцу. Я знаю, вам нужно больше крови, — сказала Рене и отвела двумя пальцами от себя мужскую руку. Скальпель тут же соскользнул из его белой руки. — Вы задали вопрос на счёт того, кем я являюсь. Знаете, я даже не могу ответить точно, ведь сама не уверена какое имя мне больше подходит. Я поменяла много имён, чтобы быть в безопасности. «Всё что я знаю о ней – ложь.» – брюнет понял это давно, но уверенность пришла только сейчас. — От кого ты бежишь? — Мори тяжело вздохнул, прикрывая лицо руками и неуклюже садясь обратно в кресло. Буквально из ниоткуда она вылезла...его сердце могло остановиться. Однако, за белыми руками он прятал не только страх, но и безумную улыбку. — Не могу сказать, да вам и не надо знать, ведь я бы хотела здесь ненадолго остаться и сослужить вам верную службу в качестве благодарности. Вы дали мне дом и крышу. Укрыли от рук корупции. Я хочу сказать вам спасибо, Месье Огай. — Ха-ха. Мори не смог сдержать смеха. — Ох, — в свете настольной лампы Рене, наконец, заметила странное выражение лица босса. Она, наверное, до чёртиков его напугала. — Извините, что потревожила, но правда не стоит точить и без того острый нож. — Ты изначально показалась мне необычной... Что я должен делать? — Я буду медленно развиваться у вас на глазах. Просто смотрите и ничего не делайте. Не вмешивайтесь, если хотите, чтобы я делала всё как нужно. — У тебя есть план? — Можно и так сказать, — улыбнулась она мягкой улыбкой. Было ошибкой принимать такую девушку, тем более мозговитого адвоката, в свою организацию. Мори понимал это и все моменты, когда он чувствовал себя неуютно рядом с ней, буквально не знал, что ожидать, сложились воедино, как пазл. Мори привык к власти и что все зависят от него, что он должен что-то делать, чтобы воспитать истинных убийц, но он ещё никогда не сталкивался с кем-то настолько непонятным и ужасающим, как эта девушка. Дазай всего лишь был травмированым и жестоким ребёнком, а Хиро хитрой женщиной. — Буду ждать от тебя хороших результатов, Хиро-чан, — мужчина улыбнулся своей дежурной улыбкой. Он не увидел её лица в тенях комнаты и не увидел даже силуэт, который стоял недавно почти перед ним. — Ладно, — с другой стороны раздался голос, Мори вздрогнул в испуге. Рене заметила, что мужчина ушёл в свои мысли и начал думать в правильном направлении, поэтому отошла к книжным полкам. — А к вам легче было пробраться, чем я думала. Если бы мы были врагами... — Я бы был уже мёртв, — спокойным голосом пробормотал Огай, ощущая как пальцы на его руках холодеют. Ещё чуть-чуть и он не выдержит такого стресса. Рене положила книгу, которую просматривала в тусклом свете, обратно на полку, обошла стол и направилась к дверям. — Но я на вашей стороне так что сильно не переживайте в вашем то возрасте, — Мори бросил взгляд на тень, однако, не успел разглядеть её. Лёгкий ветер, как след, остался после девушки, что в одно мгновение исчезла, будто бы её здесь и не было. Хлоп. Мори посмотрел на закрытую дверь. Дело было в тихих шагах?