Мы настолько непохожи

В большом зале, где сидела Гермиона, царил полный и абсолютный хаос. Все факультеты 8-ого класса перекрикивали друг друга. Ученики шумели и бегали по всему залу, а преподаватели изо всех сил старались их успокоить и выгнать учеников младших классов наружу. – Всем успокоиться! – крикнула Минерва Макгонагалл со своего кресла, прижав палочку к горлу, и её громкий голос эхом отражался от каменных стен. – Успокоиться? Нас всех поразила какая-то неизвестная напасть, а вы говорите «успокоиться»? – взвился Теодор Нотт со стола Слизерина. – Никто же не пострадал, – фыркнула Гермиона, бросив на него неодобрительный взгляд. Синий свет от неизвестного заклинания был ослепительным. Сначала это казалось не более чем появлением патронуса или чем-то подобным, но потом свет выудил из толпы восьмиклассников и ударил каждому прямо в грудь. Гермионе не было известно, как чувствуют себя остальные, но успокаивающее тепло, казалось, растекалось по телу, как волны, набегающие на берег. – Легко тебе говорить, – не сдавался Нотт. – Ты же не заканчиваешь за других фразы, как парни из Когтеврана. – По-моему, ты... – внезапно голос застрял у неё в горле, оборвавшись на полуслове. – ...до смешного самоуверен, – вдруг сказала Пэнси Паркинсон, сидевшая рядом с Ноттом. Хотя Гермиона и ожидала от девушки какую-нибудь колкость в ответ, её потрясённое выражение лица определённо выдавало замешательство. – Что, во имя Мерлина... – Пэнси остановилась, и Гермиона обнаружила, что говорит, сама того не желая: – ...это было, Паркинсон? Обе девушки широко раскрыли глаза. В комнате воцарилась мёртвая тишина. – Такого... – начал было Нотт. – ...не может быть, – закончил Терри Бут с факультета Когтевран. Парни посмотрели друг на друга. Одноклассники захихикали над ними, что ещё больше выбесило Гермиону. Что здесь вообще происходит? Это не было похоже ни на что из того, с чем она сталкивалась раньше. К тому же ей было ненавистно выражаться незаконченными фразами. Особенно, когда их заканчивала Пэнси Паркинсон. – Тихо, тихо! Давайте не будем нервничать, – увещевала Нотта Минерва. – Мы все и так навоевались на всю оставшуюся жизнь. Все на мгновение притихли, вспомнив тех, кого потеряли за последний год. Было только начало октября, и до сих пор все старались не применять друг на друге заклятий. Враждебность между факультетами ещё немного ощущалась, но увидев истинное зло, все уже по-другому относились к своим одноклассникам. – Прошу прощения, – сказал Нотт, быстро садясь. Похоже, гордым чистокровкам были недоступны чувства, которые обуревали Гермиону. – Да, уже поздно. Думаю, всем лучше разойтись по своим комнатам до конца дня. А завтра... – Минерва замолчала, поджав губы и задумчиво глядя на студентов. – Что бы это ни было, утро вечера мудренее. Хлопнув в ладоши, она отпустила учеников. Гермиона подавила желание глянуть на стол Слизерина – на черноволосую девушку, которая, как она знала, должна была идти от него к дверям большого зала. Добравшись до коридора пятого этажа, Гермиона прошептала пароль “единство” – и статуя пропустила её в общую комнату общежития старост факультетов, обставленную изящными чёрными кожаными диванами и мягкими бежевыми креслами, идеально подходящими для того, чтобы свернуться калачиком на одном из них с хорошей книгой. Отдельно стоящий камин в самом центре отбрасывал тени по всей комнате. Вход едва успел закрыться, как в комнату ворвался её коллега Теодор Нотт. – В следующий раз думай, прежде чем кто-то говорить, Нотт. Мы должны подавать пример другим ученикам, а оспаривать распоряжения завуча – не совсем в кассу, – сказала Гермиона, уперев руки в бёдра. Тео приподнял одну бровь и защищаясь скрестил руки на груди. – Хочешь поговорить об этом прямо сейчас, Грейнджер? Или ты тоже считаешь, что всё, что произошло внизу, вполне в порядке вещей? – усмехнулся он. – Может быть, ты хочешь убедить меня в том, что твоя игра в “закончи это предложение” с Пэнси тоже в порядке вещей? – Я сейчас совсем о другом, – настаивала Гермиона. – Тогда почему ты так побледнела, когда закончила за ней фразу? – склонил голову набок Тео. Гермиона открывала и закрывала рот, как голодный загрыбаст. Честно говоря, она и сама толком не знала ответов на все вопросы, но нельзя же показать парню из Слизерина свою слабость. – Скорее всего, курятина за обедом была тухлой, но тебя это не касается, – она задрала нос, невольно переводя взгляд на Тео. – А теперь, прости, я хочу спать. Она повернулась на каблуках и направилась прямо к двери справа. – Пусть тебе хорошо спится по ночам, Грейнджер, – съязвил парень у неё за спиной. Стук двери был единственным ответом, которым она его удостоила. Гермиона сбросила верхнюю одежду на стоящий рядом стул. Сняв обувь, она направилась к переполненной книжной полке рядом со столом. Должно же быть какое-то объяснение сегодняшнему инциденту в одной из книг. Это явно не из области преображений. Заклинание не было злонамеренным, поэтому в книгах по защите от тёмных искусств тоже не стоит искать ответов. Гермиона никогда не слышала о заклинаниях, которые обладали бы таким странным действием, поэтому её выбор остановился на книгах о чарах. Маловероятно, чтобы это было как-то связано с зельями, так как правильно рассчитать дозу только на восьмиклассников чрезвычайно трудно и слишком рискованно. «Лучше перестраховаться, чем потом жалеть», – подумала она и вынула несколько томов по зельеварению. Проведя за чтением битых три часа и впустую изучив восемь чрезвычайно бесполезных пергаментов, Гермиона не нашла ничего, что хоть отдалённо объяснило бы произошедшее в большом зале. В такие моменты она особенно вспоминала своего лучшего друга. Не то чтобы он был полезен в области исследований или академических знаний такого рода, но она, по крайней мере, могла бы позаимствовать у него мантию-невидимку, чтобы попасть в библиотеку. Однако даже старосте не разрешается находиться там так в такой поздний час, а это означало, что придется подождать до следующего утра, чтобы найти хоть какие-то зацепки. Гермиона застонала и плюхнулась на кровать, уставившись в зачарованный потолок спальни. Безмятежное ночное небо никак не облегчало её скверного настроения и не успокаивало лихорадочно работающего разума. Будучи истовой гриффиндоркой, она презирала себя за беспомощность. Не вставая с кровати, она сбросила последнюю одежду и забралась под одеяло, в тысячный раз прокручивая в памяти сцену в большом зале в поисках ответов.