Волчий Цветок из Винтерфелла

Трамвай покатился дальше, но Станнис не спешил садиться на свое место: он стоял и смотрел на Рейгара Таргариена. Тот, похоже, не спешил уходить с остановки, лишь спустя несколько мгновений словно резко встрепенулся и быстрым шагом направился в сторону Старого города, доставая из кармана свой телефон. Интересно, кому он там звонил? Хмыкнув, Станнис вернулся в свое кресло и достал из нагрудного кармана сорочки свой телефон, подсоединил к нему беспроводные наушники и стал пересматривать запись, время от времени потирая переносицу и кусая губы. Ну, да… Рейгар ему не обрадовался, впрочем, нечего было этому удивляться. Они приходились друг другу троюродными кузенами, отношения у них всегда были натянутые, да и после всех событий, произошедших на Севере десять лет назад, Рейгар вряд ли бы пожелал общаться с братом «убийцы». А он ведь почти и не изменился, а если и да, то только в лучшую сторону. Некоторым везет с внешностью — Станнис, никогда не считавшийся красивым, не мог не отмечать такие вещи где-то даже слегка болезненно. У троюродного кузена были длинные, до плеч, светлые волосы, точно кованое золото, сине-фиолетовые глаза, высокий рост, правильные черты лица, точеный нос с легкой горбинкой, аккуратно очерченные темные брови и ресницы. У Рейгара были две родинки на лице: одна, крохотная, — под левым уголком губы, а другая — над правым. Станнис будучи тогда восемнадцатилетним юношей очень хорошо помнил двадцатитрехлетнего кузена; они с Робертом уехали на Север на полгода, погостить у друзей старшего, тоже братьев — Брандона и Нэда Старков, а этот явился туда за ними. Ну, конечно же, не за ними, а по работе, но как странны были стечения обстоятельств, как бывала прихотлива судьба… Запись была короткой и закончилась быстро. Станнис отключил ее, решив пересмотреть повнимательнее дома, убрал наушники в кейс и спрятал телефон. Конечно, записывать человека без его согласия было неправильно, не этично, он пошел против своих же принципов, но — как показало настоящее — это было единственным выходом. Рейгар Таргариен что-то знал о том, что случилось там, в Винтерфелле десять лет назад, и не желал об этом говорить или вспоминать. О том, что предположение Станниса верно, свидетельствовали его слова и реакция на рассказ о Хоуленде Риде и о встрече одноклассников. Знал, а может, и был причастен? Он оставил пост учителя на замену, хотя тогда старик Стиллбридж умер, и директор попросил молодого, но перспективного Рейгара Таргариена остаться. Однако он отказался, и уехал куда-то на Юг, кажется, в Дорн. Вроде бы его отец, Эйрис, который тогда еще был жив и не успел развестись с женой (приходившейся ему и сестрой к тому же, но да инцестуальные браки для валирийцев были обычным делом), хотел, чтобы старший сын женился на дочери его старой приятельницы, весьма богатой девушке по имени Элия Мартелл, которая была старше Рейгара на три года. Может, он к ней туда и уехал? Станнис долго искал информацию, но ни про Элию, ни про Рейгара, ни про их матримониальные дела ничего не нашел. Про кузена в сети вообще было очень мало информации, а Хоуленд Рид ничего не знал о нем. Впрочем, никто не знал: Рейгар, несмотря на свое занятие, очень умело охранял свою личную жизнь от посторонних взоров. Встреча в этом трамвае, конечно же, не была случайной: Станнис выследил кузена, потом долго ждал, пока тот выйдет из здания «Кингс Рекордс», и прыгнул в трамвай за ним следом, только в заднюю дверь. Рейгар был слишком увлечен своими мыслями, а потом телефоном, чтобы заметить тех, кто сидел позади него, в конце вагона, и сделать вид, что Станнис наткнулся на него случайно, не составило труда. Разговор вышел натянутым и не особенно теплым, и Станнис даже очень удивился, когда на приглашение встретиться кузен вообще согласился. Он показался Станнису слегка растерянным и не очень уверенным в своем ответе. Может, Рейгар даже не придет, но да не суть, у него был план и на этот случай. Слишком долго тайна десятилетней давности давила, слишком долго не отпускала, не давала спокойно дышать и жить. Станнис был точно околдован ею, пора было развеять чары, разрешить загадку, освободиться. Откопать Волчий Цветок из Винтерфелла, чтобы потом закопать его снова, теперь в последний раз, и оставить его покоиться с миром в свете Семерых. Или во что там верят эти северяне… Маршрут трамвая не устраивал Станниса. Он сел в него лишь для того, чтобы поговорить с Рейгаром и записать его. Посмотрев на часы, — было около половины пятого — он сошел на следующей же остановке. В тот день у него была встреча, очень важная, и камера, которая все это время лежала в рюкзаке, была готова для еще одного интервью. Начинать надо было с главных участников той таинственной истории, и уже потом переходить на менее значимых. Опыт показывал, что зачастую именно так разгонялись все тени и вся правда выходила наружу. Идти до метро, а потом снова ехать на автобусе было слишком долго: часы посещения в тюрьме строгого содержания обговаривались заранее с администрацией на основе письменного обращения, и опаздывать было нельзя. Снова посмотрев на часы, Станнис быстрым шагом дошел до остановки и, завидев первое же такси, махнул рукой. Машина оказалась не занята; водитель, услышав, куда надо ехать, запросил в два раза больше тарифа, и Станнис, скрепя сердце, согласился: опоздай он, и следующей возможности для визита пришлось бы ждать месяц, а это его никак не устраивало, тем более, в свете его поездки на Север и встречи с Рейгаром. Тюрьма Королевской Гавани находилась на самом юге столицы, в новоприсоединенном районе, но в старом здании. В народе ее прозвали Мэйгоровой Ямой, так как строили ее еще в те времена, когда не была отменена смертная казнь, и большинство тех, кого сюда привозили, либо умирали от жестокого содержания, либо же были смертниками: тут они дожидались неизбежной казни. Сейчас, в нынешние времена, эта тюрьма была такой же, как и все тюрьмы строгого содержания в стране: заключенные сидели в одиночных камерах, но их хорошо кормили, у них был доступ к свежему воздуху раз в день, и, что самое главное, тут было чисто. Тюремные врачи следили за их здоровьем, и раз в месяц им были дозволены визиты родственников. Погода в тот день была великолепна: первый месяц лета всегда был прекрасным по всей стране. В безупречно голубом небе летали наперегонки ласточки; здесь, на окраине города, где начинались невысокие лесистые холмы, их было и видно, и слышно яснее некуда. Узкие улочки петляли между невысокими домами, выкрашенными в нейтральные, пастельные тона, а на фоне всего этого сияла ослепительно белая колокольня, находившаяся на территории тюрьмы. Станнис вылез из такси, расплатился с водителем и некоторое время стоял у высокой каменной стены, на верхнем крае которой в несколько рядов была уложена колючая проволока. «Стой! Высокое напряжение!» — значилось на предупреждающих табличках. Эта же проволока была везде: на крышах, над двориком тюрьмы… Сами ворота, стальные, выкрашенные в серый цвет, были изготовлены из пуленепробиваемой стали. Тюрьма же представляла собой здание бледного, охристого цвета, в три или четыре этажа, со стороны улицы имеющее глухую стену. Последний раз Станнис был тут год назад; с братьями у него были не лучшие отношения, хотя с Ренли он более или менее ладил, пока не узнал о его противоестественных наклонностях. А вот с Робертом они друг друга особенно не любили. Иногда Станнис верил в то, что старшего посадили за дело, что это он был виноват в том происшествии в Винтерфелле, что все его отказы признать себя виновным лишь обычная трусость. На самом деле Роберт был трусом, только таким, которого не сразу разглядишь. Такие как он делают вид, что честны и открыты, что на них можно положиться, что они свои в доску и никогда не предадут, но на самом деле в решительный момент могут поджать хвост и отойти в сторону, притвориться слепыми. Может, Роберт просто боялся признаться себе в том, что сделал в то раннее утро? Посмотреть себе самому в глаза и сказать: «Да, это сделал я, я убил ее, невинную и слабую девушку, которую я любил и хотел жениться, но которая не любила и не желала меня?» Ведь это означало признать, что он, такой красивый, мускулистый и популярный среди женщин, был отвергнут той единственной, которую он желал? Проверка для входа заняла некоторое время. Вначале охрана в воротах долго изучала документы Станниса, потом ему делали временный пропуск, проверяли разрешение на съемку, потом саму аппаратуру, рюкзак… Надзиратель, который был занят его техникой, так небрежно хватался за микрофон, за жесткий диск, за батареи, штатив, что Станнису становилось физически плохо. При этом надзиратель, тучный и явно не злой мужчина средних лет, постоянно болтал без умолку, иногда не давая вставить и слова. — Насколько я знаю, к нему давно никто не приходил, — говорил надзиратель. — Вы первый за целый год. — Да? — Станнис хмыкнул. — Год назад был тоже я. — Ага, я вас помню… — надзиратель ухватился за одну из вещей в рюкзаке. — А это что? — Это жесткий диск, чтобы хранить записи. — А, понятно… я плохо в этом разбираюсь… — он взялся за батареи. — А это батареи. Умоляю вас, осторожнее с микрофоном. — Да-да, простите, — мужчина, казалось, был сконфужен. — Если вы меня спросите, Роберт Баратеон — больной ублюдок. Он провел в тюрьме десять лет, и проведет еще столько же, но даже тогда коллегия судей не позволит ему подавать на апелляцию. Он окончит свои дни тут. Его никогда не отпустят. Станнис промолчал. — Боги, простите меня, — сказал надзиратель. — Я забыл, что вы его брат… — Кровное родство не делает его лучше, или хуже, — уклончиво ответил Станнис. — Вы закончили? — Да-да, — мужчина вздохнул. — Складывайте все ваше добро и пойдемте, комната для свиданий готова. Я буду стоять снаружи. Он иногда бывает буйным, но вы позовите меня, если что, я мигом явлюсь на помощь. «Комната для свиданий! Ну и название», — поморщившись, подумал Станнис. Словно он идет на одну из тех вечеринок, куда постоянно таскался Ренли. Где девушки лапают девушек, а мужчины зажимают друг друга в темных углах. Внутри тюрьма казалась муравейником: они поднимались и спускались по лестницам, шли по коридорам с белеными стенами, поделенными на части дверьми с решетками, которые с лязгом открывали и закрывали за ними, пока не оказались перед стальной дверью с несколькими засовами, выкрашенной в белый цвет. Глядя на обилие этого цвета везде, куда не падал глаз, Станнис невольно подумал, что тюрьмы чем-то похожи на дома для душевнобольных. Его троюродный дядя, отец Рейгара, окончил свои дни как раз в одном из них. Безумие Эйриса было вызвано синтетическими наркотиками, которые он сам же изобрел и сам же принимал. Он был химиком и — подумать только! — даже получал государственные премии за прорыв в науке… Комната для свиданий оказалась совсем небольшой и темной, с единственным небольшим прямоугольным окном под потолком. В отличие от коридора, стены тут были темно-зелеными, а дверь — прозрачной решеткой. В середине стоял стол и стулья, прикрепленные к полу, — двигать их было невозможно. — Вы тут подождите, сейчас его приведут, — объявил надзиратель. Станнис кивнул и поставил рюкзак на стол. Прислушиваясь к звукам тюрьмы: к лязгу, голосам, шагам, он раскладывал и устанавливал аппаратуру, проверял качество звука и фокус у камеры. На все это ушло где-то минут двадцать, и ровно столько же понадобилось для того, чтобы явился Роберт. Его завели в комнату двое надзирателей, сняли наручники, а потом вышли, встав у двери снаружи. Некоторое время братья смотрели друг на друга молча. Роберт, высокий, даже выше Станниса, черноволосый и синеглазый, казалось, почти не утратил своей стати. Станнис замечал это каждый раз, когда навещал его; брат отвечал просто: «отжимаюсь, делать-то в камере особенно нечего». Он был одет в черные штаны из байки, темно-серое поло с номером на груди и мягкую светлую обувь. С последней их встречи, Роберт, видать, решил немного отпустить бороду: его могучий подбородок слегка зарос щетиной, черной и жесткой. Такие же волосы покрывали и его руки: рукава поло были засучены до локтей. В Роберте не было ничего от их бабки — Рейль Таргариен, родной сестры деда Рейгара, Джехейриса, который, к слову, тоже был женат на своей другой сестре, которую любил с самого детства. Роберт всегда был рад тому, что в нем нет и грамма схожести с этим «драконьим выблядком», как он называл Рейгара. Обычно за этим замечанием шла отборная ругань в адрес всех Таргариенов и их валирийской традиции кровосмешения, браков между братьями и сестрами и Святой Веры, которая все это допускала. Роберт ненавидел Рейгара настолько сильно, насколько один человек может ненавидеть другого. И причиной тому была Лианна Старк, сестра Нэда Старка, друга Роберта. Волчий Цветок из Винтерфелла. Роберт оглядел Станниса и кивнул, словно в ответ на какие-то свои мысли. — Явился, значит? — спросил он, проходя к столу. — Не часто ты брата вспоминаешь. — Уж как смог, прости, — ответил Станнис, провожая его взглядом. — Я рад, что ты неплохо выглядишь. — Ага, — как-то неопределённо ответил Роберт. Он сел на стул и развалился на нем, так и не достав руки из карманов. Станнис вздохнул и сел напротив, чуть не попытавшись придвинуться ближе, но вспомнив, что вся мебель была привинчена. — Как ты себя чувствуешь, Роб? — спросил он. Глупый, конечно, вопрос, но не спросить было нельзя. Брат пожал плечами. — Как я могу себя чувствовать? Я жру, сру, сплю, смотрю в потолок, на стены, изучаю кирпичи в стене напротив моего окна, — ответил он. Станнис поджал губы. Выражаться культурно Роберт не умел никогда, а сейчас тем более. — Я гляжу, ты бороду отпустил… Тот невольно почесал подбородок. — А, нет… бритва сломалась, а станками я не люблю. Они здесь слишком тупые, не берут мой волос. — Я пришлю тебе новую. Скажи, что тебе еще нужно? — Ничего больше, — брат покачал головой. — Телевизоры тут не разрешают, а радио у меня работает. А, наушники хорошие пришли, а то в соседней камере заморыш один, который вечно орет, что у меня слишком громко. — Хорошо, так и сделаю, — Станнис выпрямился и включил камеру. — Я рад, что ты согласился на запись. Признаться, я не был уверен, но ты меня удивил. Я пока не записываю, если что, просто включил. Мы начнем, когда скажешь, что ты готов. — А ты все такой же ботаник, — ухмыльнулся Роберт. — Ты мне вот что скажи, братец… К чему тебе все это? Ты же снимал свои фильмы на всякие социальные темы, а теперь решил податься в следаки? Станнис ответил не сразу, думая, говорить или нет о том, что он побывал на Севере, и о том, что он там нашел, и боясь, что Роберт выйдет из себя. Нет, брата он бы не тронул, но вот дорогую камеру и гарнитуру попортить мог. — Я скажу, только обещай, что будешь спокоен, договорились? — спросил он. — Ты говоришь со мной, как с умалишенным, — ответил Роберт, наконец вытаскивая руки из карманов и кладя их на стол. — Но не переживай, я буду держать себя в руках. Выкладывай. Станнис все же немного помедлил. — Я был на Севере, — произнес он наконец, замечая, как Роберт дернулся. — Я был на ферме. Он умолк на миг, глядя на брата. — И?.. — произнес тот. — Там все заброшено. Местные жители сказали, что Старки уехали оттуда в тот же год: Рикард так и не смог смириться с мыслью, что его дочь была убита и, скорее всего, похоронена где-то там, под их ногами, а Брандон и Нэд не желали мучать отца. Один Бенджен верил, что сестра жива и просто сбежала, но да тогда он был ребенком, ты сам помнишь, они с Лианной были очень дружны. — Да, мелкий ее обожал, — произнес Роберт. — Но да кто не любил ее?.. Станнис кивнул. — Хоуленд до сих пор ею бредит, — сказал он. — Я встретил его в поезде из Винтертона, он ехал в Сероводный Дозор и всю дорогу трещал о ней. Он рассказал мне, что недавно у одноклассников была встреча, все пришли, кроме некоторых учителей. И все думали о Лианне. Жалели, что не знают, где она похоронена, и что хотели бы хотя бы сходить на ее могилу. Роберт сцепил пальцы и стиснул челюсти. — Я не убивал ее, — сказал он. — Я говорил это тогда и буду говорить сейчас. Я не убивал ее. — Тогда где она, Роберт? — Я не знаю! — брат выпрямился. — Я рассказывал эту историю сотню раз: старику Старку, его сыновьям, полиции, адвокатам, Джону Аррену, прокурорам, суду — но меня осудили. — Их можно понять, ты был пьян, как дьявол, на твоей одежде и под ногтями нашли ее кровь и лесную землю, в доме — ее кровь на остром углу плиты, ее окровавленное платье… — И куда по-вашему я дел ее тело?! Ее велосипед?! — Не знаю. Ты скажи мне. Расскажи мне, на камеру, что было в то утро, твою версию, — Станнис потянулся к кнопке записи. — Чтобы ты потом показывал это и говорил, что твой брат убийца? — Нет, наоборот, — Станнис посмотрел на Роберта, бледного, с горящими глазами. — Я нашел кое-что в Винтерфелле. Кое-что, что навело меня на мысль, что это не ты причастен к смерти Лианны Старк. Роберт вцепился в столешницу. — Что ты нашел? — проговорил он. — Если ты не против, я пока умолчу об этом. Но я скажу тебе со временем, обещаю, — его палец лег на кнопку. — Ты готов? Я буду задавать тебе вопросы, где-то даже провокационные, и прошу тебя, не громи тут все, ладно? Компенсировать стоимость камеры ты мне не сможешь. Роберт некоторое время сидел молча, глядя на Станниса. Он явно хотел что-то спросить, но потом, видать, передумал. — Валяй, я готов, — махнул он рукой. — Хорошо, тогда я записываю. Раздался легкий щелчок. — Итак, Роберт, — начал Станнис. — Расскажи, как ты впервые встретился с Лианной Старк. — Мне смотреть в эту твою штуку или на тебя? — спросил брат, подавшись вперед. — Можешь смотреть на меня. — М-м, ладно, — Роберт вздохнул и потер переносицу. — Это было около четырнадцати лет назад. Нэд… Эддард Старк, мы вместе с ним учились в школе-пансионе в Долине, а потом в колледже. После смерти отца надо мной взял шефство его друг, Джон Аррен, он меня туда и отправил. Там мы с Нэдом и познакомились и подружились. В конце учебного года он пригласил меня к себе, на Север, и старикан… то есть, Джон Аррен, отпустил. Нам тогда обоим было по восемнадцать лет, а Лианне — двенадцать. На этом Роберт умолк и на миг опустил глаза, а потом улыбнулся, как-то несвойственно нежно для самого себя. — Она была такой худышкой, просто тростинкой. Тощей, с острыми коленками и локтями, с длинными, темными волосами и едва заметными веснушками. Она тогда занималась танцами, балетом, кажется, и постоянно бегала по дому в пуантах и этой своей юбчонке. Еще я помню, как она любила бегать и прыгать, постоянно каталась на своем велосипеде — тогда он у нее был зеленым — и все просила у отца лошадь. Старик Старк берег ее, не давал ей работать на ферме, чтобы она не портила себе руки. У них ведь матери не было, и на ферме хозяйничала старуха Мэг. Лиа… Лианна любила свой велосипед и каждый день ездила на нем за несколько миль в город. Старик давал ей деньги на мороженное, и она каждый день его ела, там, в городе, а потом возвращалась. Она звала нас с Нэдом неотесанными медведями… — Кому первому в голову пришла мысль, что вы с Лианной хорошая пара и должны пожениться, и когда это было? — спросил Станнис. — Про это часто и много говорили, я и сам помню. — Нэду. Мы закончили школу, потом колледж вместе и в конце каждого учебного года приезжали на Север. За год до… до всего я приехал и обомлел, когда увидел Лианну. Передо мной была пышная красивая девушка, глядя на которую я забывал, как дышать. Вся ее фигура налилась, она подросла, ее волосы стали еще длиннее, все угловатости исчезли, она… она была просто Девой, облекшейся в плоть. Единственное, что не изменилось, так это то, что она дразнила нас и каждый день ездила в город на своем велосипеде. Нэд тогда понял, что я влюбился по самые уши и пообещал поговорить с отцом. Я знаю, что Брандон был резко против, а старик Старк вроде как бы и нет, но он сказал твердо: пусть закончит школу, а там поглядим. Он обожал свою дочь, свою красавицу. И кому в голову пришло назвать ее Волчьим Цветком? Она была Зимней Розой… Идиотская пресса… — Так ее звали парни в ее классе, за неприступность, — ответил Станнис. — Она была скрытной, по их словам, почти никогда не говорила о своей семье и всегда уезжала домой, когда одноклассники шли в местный бар выпить пива. Она была такой важной для них… Все девушки хотели быть ее подругами, но она своей дружбой одаривала только одну, Марну Локк. Хоуленд Рид, ее одноклассник, говорил, что в их классе на каждого парня приходилось две девушки, но Лианна была выше всякой конкуренции. К ней пытались подкатить, с его слов, все кому не лень, даже он сам, и все на разный лад, но безуспешно. Кто-то открыто и нагло, кто-то тихо, кто-то интеллектуально. Но она отказывала всем, оставаясь загадкой. Хоуленд говорил, что это даже в какой-то степени всех устраивало: лучше пусть никто, чем кто-то, но не он — так думал каждый. — Да, я знаю, у всех на нее стояло, — криво усмехнулся Роберт. — Брандон уверял, что даже септон, который преподавал у них историю религий, хотел ее, не говоря уже о ее прыщавых одноклассниках. Но она должна была стать моей. Только моей. — А что думала Лианна на эту тему? Она любила тебя? Хотела быть твоей? Лицо Роберта на миг исказила боль. — Она… она не любила меня, — ответил он наконец. — Никогда не любила. Но полюбила бы, если бы захотела узнать меня поближе. Это бы обязательно произошло, если бы не этот драконий выблядок. Она была счастлива и спокойна, пока не появился он. Потом, с его приездом, все изменилось. Станнис очень хорошо знал, кого брат имеет ввиду, но все же задал вопрос для записи: — И кто это? — Ты и сам знаешь, кто, — Роберт подался вперед. — Этот сукин сын Рейгар Таргариен. — Почему ты обвиняешь его? Ты считаешь, что он имел какое-то отношение к Лианне, кроме того, что был ее учителем литературы? — Я не считаю, я знаю. Она мне сказала сама. В то утро, когда… когда все произошло. — Расскажи, если можно. Роберт потер глаза. — В тот день… Это был важный день для всех, для нее, в первую очередь. Все экзамены закончены и сданы, ученики получали аттестаты и ступали на тропу взрослой жизни. Старика Старка не было дома: он за неделю уехал по делам в Белую Гавань и должен был вернуться на следующий день, а Брану и Нэду пришлось уехать, чтобы решить какую-то проблему с лесным наделом, который их отец купил… В доме были только я и мелкий… Бенджен. И Лианна, и эта карга Мэг. Ты тогда укатил в Барроутон, повидать своего приятеля, если помнишь… Выпускной вечер проходил в каком-то небольшом ресторане, кажется, «Винтертон Румс», если я не ошибаюсь… Брандон перед отъездом наказал ей, чтобы она не смела пить алкоголь, не смела надевать платье, как у шлюх, или краситься и была дома к одиннадцати вечера. Лианна только кивала и обещала, но едва ее братья уехали, она надела самое красивое платье, что у нее было, накрасилась, слегка, но как же ей подходило! Подушилась духами, которые отец привез ей из столицы, и, несмотря на ворчание Мэг, села на свой велосипед и уехала, махнув нам всем рукой. Я вызвался приехать за ней вечером и проводить домой, я считал безумием, что отец разрешал ей ездить одной так поздно, через лес… от города до фермы было около десяти километров. Но Лианна запретила. А ты ведь помнишь ее? Если она сказала, то не терпела возражений. Я же думал, что пока она могла наслаждаться свободой, делать, что хотела, но едва она станет моей… — Роберт склонил голову и, тяжело вздохнув, запустил руки в волосы. — Нэд всегда говорил мне, что я вижу лишь ее красоту, но не сталь внутри. Но какая сталь, Станнис? Женщина не может быть из стали, она такой кажется, только если мужчина позволяет ей. — Что было дальше? — Она уехала. Мы поужинали, я вызвался не ложиться и дождаться Лианну, а карга и мелкий пошли спать. Я сидел и пил пиво, читал какую-то газету. Пробило десять, потом одиннадцать, но Лианна не возвращалась. Ничего, думал я, ничего, девчонка вкусила первую в жизни свободу, пусть. Опоздает на час, может, на два, и приедет. — Лианна была в «Винтертон Румс» ровно до десяти часов, после чего попрощалась со всеми, села на свой велосипед и уехала домой. Это подтвердили все учителя и одноклассники, включая ее близкую подругу, — сказал Станнис. — Утром, после всего, когда тебя аррестовали, в твоей крови было столько алкоголя, что следователь лишь удивлялся, как у тебя были силы стоять на ногах, не то что сопротивляться и орать. — Может, я и был слегка навеселе вечером, но я не был пьян, — отрезал Роберт. — Я точно помню, что она приехала с рассветом. На часах было около четырех утра, я даже посмотрел на них и указал ей на это. Лианна зашла на кухню, крадучись, чтобы никого не разбудить, огляделась, налила стакан воды. Она не видела меня, сидящего в гостиной, в темноте. А я ее видел, в этом платье, запыхавшуюся и улыбающуюся самой себе. Я вышел к ней и спросил, видела ли она время на часах. Она что-то ответила, я не помню, что именно, но я лишь сказал ей, что не скажу Брандону и слова о том, в котором часу она приехала, если она поцелует меня. Она поморщилась, меня это задело. «Я так противен тебе?» — спросил я. Она покачала головой и сказала, что да и что скорее поцелует Этана Гловера в его прыщавый нос, чем меня. Я начал злиться и заявил ей, что она все равно будет меня целовать, так как станет моей женой. Лианна только рассмеялась и сказала, что этого никогда не будет, так как она любит другого, любима в ответ и скоро уедет с ним далеко от Винтертона и Винтерфелла, учиться в университете и… не помню, что там она еще говорила. Я был так зол, что подошел к ней и схватил ее за руку. «Это этот гад, этот Таргариен?» — спросил я. Она лишь фыркнула и попыталась высвободиться, говоря что я делаю ей больно. Я отпустил ее. Она потерла руку и заявила, что это не мое дело, кого она любит, но что он лучше меня, и умнее, и красивее, и что я просто увалень с мозгами овцы. На этом Роберт умолк на миг, чтобы перевести дыхание. — Я… я не сдержался, Станнис, — продолжил он. — Я знал, что она говорит о Рейгаре, я ненавидел его, ее и всех на свете в этот момент. — Она назвала его по имени? Так и сказала, что любит Рейгара Таргариена и любима им? — Нет, имени она не называла, но кто еще мог быть таким ослепительно прекрасным в ее глазах? Этот драконий… выползень, он всегда был таким умным, что зашибись, пару книжонок в жизни прочел… Станнис хмыкнул, но промолчал. Будучи на Севере, он запросил разрешение на ознакомление с показаниями свидетелей, в том числе и ее одноклассников, и когда получил его, то читал в протоколе о допросе Алиссы Сноу, что девушка была последней, кто говорил с Лианной. Это было перед самым ее отъездом домой, они встретились в женском туалете. Алисса говорила, Лианна была очень счастлива, настолько, что не могла сдержать и скрыть своих чувств, а это было ей несвойственно. Не в ее натуре было казаться настолько… радостной. Когда Алисса спросила, в чем было дело, Лианна ответила, что скоро в ее жизни произойдет что-то хорошее, что-то светлое, но этим она и ограничилась. Так они и попрощались, а потом Волчий Цветок уехала домой и больше никто никогда ее не видел. — Ну да, может, в этом и есть логика, — согласился Станнис. — Продолжай, прошу. — Я размахнулся и ударил ее по лицу, крепко, наотмашь, — снова продолжил свой рассказ Роберт. — Она тихо пискнула, покачнулась и упала, ударилась головой о плиту, о самый острый ее угол. Я замер. Я просто тупо стоял и смотрел, то на свою руку, то на нее, лежащую на полу, и на лужу крови у ее головы. Потом меня едва не стошнило, но я сдержался, заткнул поглубже рев, рвущийся из груди, и упал на колени, стал ее трясти и звал, срывающимся шепотом: «Лианна, Лианна, Лианна!» Я боялся, что мелкий и карга проснутся, увидят все это… Станнис кивнул и постучал пальцами по столешнице. — Да, это все было занесено в протокол и подтверждено полицией, — сказал он. — Они считают, что после этого ты взял ее тело и ее велосипед, увез куда-то в лес и там похоронил, а потом вернулся на ферму, где тебя и обнаружила Мэг Флинт. Она же указала на кровь и на платье, которое было на Лианне в тот вечер, найденное в ее комнате. — Я не убивал ее! — прорычал Роберт, подавшись вперед. — После того, как я начал трясти ее, она пришла в себя, открыла глаза, посмотрела на меня. Крови было много, да, но от ран на голове всегда ее полно, это тебе любой скажет! Я благодарил всех богов, и Новых, и Старых, за то, что она была жива, прижал ее к себе, но она начала отбиваться, и мне пришлось отпустить ее. Лианна попыталась встать, но не смогла: у нее кружилась голова. Она потребовала, чтобы я отвел ее к ней в комнату и не смел больше к ней прикасаться. Я был так рад, что она жива, что не сказал ей и слова, поднял на руки и отнес ее к ней, усадил на кровать, а потом, по ее же просьбе, дал ей аптечку и воду и вышел, закрыв дверь. Меня трясло, и едва я вышел на свежий воздух, меня вывернуло. Чтобы успокоиться, я нашел на кухне старую наливку — ее там было литра три, наверное, — и ушел в лес, чтобы пить и чтобы меня никто не дергал. Я напился и упал на землю, видать, отрубился. Придя в себя, я побрел обратно, все еще пьяный; занимался рассвет. А когда пришел, решил ее проведать. Я думал, если она не хочет меня, я заставлю ее меня возжелать. Я хотел целовать ее, я снова злился, вспоминая все ее слова, мне сказанные. Я зашел в ее комнату, думая, что она спит, думая, что сейчас я возьму ее и сделаю своей. Но ее там не было, Станнис. Ее платье валялось на полу, подпихнутое под кровать, все ее вещи были на месте, а Лианны не было. Я вышел на улицу и увидел, что ее велосипеда тоже не было. Я подумал, она уехала к нему, к этому гаду. Но сил садиться за руль у меня не было, и я ушел к себе — проспаться, а потом устроить ему разборку. Но потом меня разбудила уже полиция и… дальше ты все и сам знаешь. — Полиция сказала, что ни стакана с водой, ни аптечки в комнате Лианны не было, и никто ее больше никогда не видел, — заметил Станнис. — У тебя была ее кровь на одежде, на пальцах, под ногтями, как и земля… — Но я не убивал ее! Да, я ударил ее, да, я хотел ее изнасиловать, но я не убивал ее, проклятье! — Роберт размахнулся и ударил по столу кулаком. Камера вздрогнула, и Станнис придержал ее рукой. Один из надзирателей заглянул в комнату, но потом снова исчез за решеткой. — Тогда что с ней стало, Роберт? — спросил Станнис. — Куда по-твоему делась Лианна Старк? — Только богам известно, что с ней стало. — Ты веришь в богов, Роберт? — Я верю в их волю. Но я ее не убивал. Я не виновен в ее смерти. Или что там с ней стало. — Если не ты, то кто тогда? — А хрен я знаю?! Станнис вздохнул. — Ее тело не было найдено. Как и велосипед и возможные инструменты, которыми ты копал могилу. Впрочем, ты мог сбросить ее в реку, она там глубокая и широкая. Горная река быстро превращает трупы в ничто… Все вещи Лианны были на месте, включая паспорт и документы и все остальное. Если бы она сбежала, как она, шестнадцатилетняя девчонка, могла кануть, точно капля в море, без всего? Куда она подалась? У Старков не было родственников или друзей. Мэг Флинт специально попросили осмотреть весь ее шкаф, но женщина подтвердила, что ничего из вещей девушки не пропало. Не голой же она сбежала… — Если ее убил я, то какого хрена я бы снимал с нее платье? Станнис вздохнул. — Полиция рассматривала версию о том, что ты… ты ее убил, а потом, будучи пьяным, изнасиловал, уже мертвую. Они говорили, что такое на самом деле не так уж и редко в случае с пьяными ревнивыми мужчинами. Про платье ты мог просто забыть или решил его убрать позже, но не успел. — Я, по твоему, мог такое сделать? — Роберт подался вперед, и Станнису показалось, что еще немного и он свернет ему шею. — На твоей одежде, на штанах, на… белье была обнаружена твоя сперма. Роберт закатил глаза и откинулся на стуле: он некоторое время молчал, смотря в потолок. — Это потому, что я кончил, будучи в лесу, — сказал он наконец, посмотрев на Станниса. — Я был бухой, понимаешь, в жопу бухой. Я думал о ней, о том какие у нее ноги, какой у нее зад… Ты помнишь ее, ведь так, Станнис? Эту ее пухлую наливную грудь, ее зад, ее крутые бедра. Она постоянно ездила на этом своем велосипеде, с детства, у нее были крепкие сильные ноги, но такие красивые… Я не удержался, думая о том, как бы я схватил ее за ее упругий зад, — Роберт вздохнул и снова выпрямился. Чуть помолчав, он добавил: — Это все этот падла Рейгар… Может, она сбежала к нему. Или с ним. Или она сбежала к нему, и это он ее убил. — Его, как и всех присутствовавших на выпуском вечере, допрашивала полиция и не раз, и даже не два, — ответил Станнис, невольно вспоминая книгу, найденную на ферме. — Но у него алиби, причем, железное. Он ушел вскоре после Лианны, но вдова, у которой он снимал комнату, подтвердила, что Рейгар Таргариен вернулся домой к одиннадцати, сразу же лег спать и до утра он комнату не покидал. У вдовы стоят решетки на окнах, вылезти из них нельзя, а на двери замок, который скрипит так, что не услышать его она не могла бы. Ко всему прочему, ей было всего пятьдесят лет. Будь ей восемьдесят, еще можно было бы подумать, что она глухая или у нее маразм, но…. Был еще один подозреваемый, Домерик Болтон, одноклассник Лианны. Он ушел сразу после нее, как и Рейгар, но домой он вернулся под утро, часов в пять или шесть. Его потом обвинили в краже автомобиля, он был пьян, но вот что он делал между одиннадцатью вечера и четырьмя утра, он не смог рассказать. Но его оставили в покое: к чему, если все улики вели к тебе? — Я не убивал Лианну. Я бы никогда ее не убил, не смог бы, понимаешь? — проговорил Роберт. Станнис кивнул. — Однако есть свидетели: Мэг и Брандон, и Бенджен — все, кроме Нэда и ее отца утверждали, что ты часто бывал с ней груб. Щипал ее, донимал, приставал. Один раз она ударила тебя по щеке, а ты едва не вывихнул ей руку за это. Есть свидетельства школьной медсестры, хотя сама Лианна не доносила и не писала жалобы. — Вранье. Брандон валил на меня то, что делал сам; он постоянно травил сестру, говорил, что она станет шлюхой, если не будет скромнее, что отец слишком мягкосердечен. Это он ее донимал, это он делал ей больно. Иначе почему она не донесла на меня папочке? Он бы меня в порошок стер и помочился бы сверху. Нет, она скрывала это, чтобы выгородить старшего брата. Ей было стыдно, она не хотела говорить об этом. Стыдно, что родной брат бьет ее, когда считает, что она ведет себя не так, как ему хочется. Станнис покачал головой. Брандон любил сестру, это было заметно, как и Нэд, и Бенджен, но старший брат бывал слишком строг с ней, особенно когда отца не было в доме. И да, он помнил синяки на руках и плечах Лианны, один раз даже на щеке. Так кто же ее бил на самом деле, Брандон или Роберт? Брат все валил на старшего Старка, а тот — на Роба… Дверь-решетка открылась, и на пороге появился тучный надзиратель. — Прошу простить, но время свидания истекло, — заявил он. Станнис обернулся и кивнул. — Спасибо, мы уже закончили, — произнес он. В комнату вошли двое надзирателей, Роберт поднялся и встал к стене лицом; он делал это все на автомате, видать, за десять лет уже привык. Они надели на него наручники, а потом, чуть подтолкнув за плечи, направили к выходу. — Станнис, — позвал он. — Я не убивал Лианну. Каждое сказанное мной слово — правда. Станнис промолчал, не зная, что сказать. Он, несмотря на небольшие сомнения, в душе всегда был уверен, что Роберт лгал, что это он убил Лианну Старк, закопал ее где-то в лесу или утопил в реке с велосипедом вместе, а дальше уже просто защищался и оправдывался. Он уверял, что Лианна была влюблена и с кем-то встречалась, но никто в школе не знал об этом, никогда не слышал и не мог сказать ничего путного. Подруги Лианны уверяли, что она никогда никому ничего не рассказывала, а на парней в классе даже не смотрела. Марна Локк была уверена, что если бы Волчий Цветок была в кого-нибудь влюблена, то уж она-то, ее подруга, точно знала бы. Телефон Лианны тоже не нашли. Все, что удалось выяснить, так это то, что она пополняла счет с помощью покупных абонентских карт, а тогда, десять лет назад, распечатку звонков или сообщений сделать было еще невозможно. Если она и писала кому или звонила, то все это осталось тайной. Роберт, однако, уверял, что у Лианны был возлюбленный — Рейгар Таргариэн, ее учитель, молодой и красивый, приехавший заменить старого Стиллбриджа. Станнис ничего такого не замечал, хотя Рейгара он почти не видел, но вот Лианну лицезрел каждый день. Она была загадочной и скрытной девушкой, хотя и веселой. Она любила читать и предпочитала компанию самой себя или своей подруги Марны Локк, лишь иногда общаясь и с другими одноклассницами, которые жили в городе. Брат так и не объяснил логически, почему он думал, что это Рейгар; он и раньше так говорил, хотя, по его же словам, Лианна этого сама не говорила и не подтвердила. Однако полиция не знала про книгу. Неужели они не нашли ее при обыске, или никто не обратил на нее внимания? Почему? Халатность? Невнимательность? Нежелание разбираться, ведь все улики указывали на Роберта? Книга десять лет пролежала в ящике… а, может, она была где-то еще, и ее уже потом положил в ящик кто-то из братьев или та же Мэг, или отец? Расспросить их было невозможно: Рикард Старк умер два года назад от рака, а его сыновья, взяв в жены двух сестер — Кэйтилин и Лизу Талли, уехали за Узкое Море, в Пентос. Мэг умерла еще восемь лет назад. Оставался Бенджен; Станнис нашел его недавно. Он служил в пограничных войсках элитного подразделения «Ночной Дозор» далеко на Севере. На имейлы и сообщения в сети он Станнису не ответил, а в ответ на письмо сообщил лишь, что говорить с братом убийцы своей сестры он не желает и не будет. Последующие письма вернулись Станнису нераспечатанными и невостребованными. Собирая свою технику под внимательным взором тучного надзирателя, Станнис думал о том, что же на самом деле произошло в то утро в Винтерфелле. Могло ли быть так, что Лианна и правда сбежала? Что это она сама поставила стакан на место, как и аптечку, переоделась, села на велосипед и уехала в рассвет, растворившись в нем? Может, она поехала к Рейгару, который каким-то образом пустил ее себе, а потом увез? Или она уехала куда-то сама, одна? Но как? Откуда у нее были деньги? Станнис читал показания свидетелей очень внимательно и постоянно перечитывал их, имея под рукой копии, и помнил, что один пьянчуга уверял, что видел Лианну Старк, с ее велосипедом, с белыми крыльями за спиной, садящейся в поезд на Риверран ранним утром того же числа, когда она исчезла. Может, он был прав? И ведь верно, что она, скорее всего, по словам Роберта, где-то была, между одиннадцатью и четырьмя утра? А, может, все это вымысел, желание Станниса верить, что Волчий Цветок осталась жива? Не невиновность брата двигала им, не желание доказать, что Роберт там не при чем, и кто-то другой убил ее, или она сбежала. А желание уверить себя, что Лианна Старк не умерла той ночью, ударившись о плиту и истекши кровью на каменном полу. Он иногда спрашивал себя, любил ли он Лианну Старк, был ли одним из тех несчастных олухов, вроде своего брата и ее одноклассников, которые попали под ее чары? Но физического желания он к ней не испытывал. Хоуленд Рид говорил, что в его случае испытывать желание, страсть к такому прекрасному созданию как Лианна, было бы грехом. Ей можно было поклоняться, почитать за счастье смотреть в ее темно-серые глаза в обрамлении черных ресниц, а если уж можно было подержать ее за руку, то это считалось бы неземным счастьем. Но касаться ее как-то иначе… Станнис думал, что бы говорил этот же Хоуленд, окажись Волчий Цветок с ним в одной постели раздетой, считал бы он так же, или же набросился бы на нее? Сам Станнис любил не саму Лианну, а красоту, которую она олицетворяла, юность, буйное цветение молодости. Может, не случись с ней того, что случилось, он был бы совершенно равнодушным к ней — очередная красивая женщина, таких много. Но из-за своей судьбы, своей смерти, она была такой манящей, она была тоской, грустью, светлой и прекрасной. Станнис был бы рад, узнай он, что девушка оказалась жива — может, так оно было? Может, она сбежала? Говорила же Алисса, что Лианна была очень счастлива в последнее время, что она ожидала чего-то… Но скорее всего, это лишь иллюзия. Девушка могла радоваться вступлению во взрослую жизнь, может, хотела и планировала поступать в университет и уехать куда-то. Да, по закону совершеннолетие наступало в шестнадцать, но до получения аттестата оно не было по-настоящему полным. Роберт же всегда славился буйным нравом, часто и много пил и мог потерять контроль. Должно быть, это он убил ее, а потом похоронил, и как знать, где? У берега реки, который не обследовали? Или в лесу? Или где-то на ферме бросил в реку, избавился от тела навсегда? Ее тело не нашли, она исчезла бесследно, но ведь его все же осудили, и сделала это коллегия судей и присяжных заседателей. Значит, были доказательства?.. Значит, то что было представлено на суде, оказалось достаточным?.. Одно было ясно в этом деле: там все же был кто-то еще. Кто-то третий. И Станнис был уверен: им был Рейгар Таргариен.