***
За окном поезда мелькали лесистые холмы и зеленые поля. Север сиял Летним светом, и чем дальше от Рва Кэйлин уносил Рейгара поезд, тем больше и гуще становились хвойные леса. Теперь, десять лет спустя, поезд со спальными вагонами следовал по новому пути, по так называемой Королевской Железной Дороге, так как ее проложили аккурат по древнему маршруту бывшего королевского тракта. Летом ночи были короткие, а вечера — длинные, почти такие, как и дни, и золотое солнце, медленно плывущее в голубом глубоком небе, среди высоких, пушистых облаков, отражалось на шпалах, электрических проводах, на крышах домов разбросанных в округе ферм; порой лишь по бликам от жестяных крыш можно было понять, что среди густой зелени высоких деревьев и елей кто-то живет. В этот раз Рейгар ехал в общем вагоне: не было смысла брать первый класс, так как поезд уходил и приходил в такое время, что поспать нормально все равно бы не удалось. Среди пассажиров было много туристов; какая-то группа молодых людей, девушек и парней, с большими рюкзаками на полках для багажа, одетая в пеструю, порой совершенно друг к другу не подходящую, но явно удобную одежду, весело галдела, гадая, чем они могли заняться и что уже успели повидать на Севере. Несколько юнкайцев сидели тихо, беседуя о чем-то между собой, как и один очень достойного вида пентошиец с большой золотой серьгой и выкрашенными в синий усами жевал сэндвич и читал путеводитель по Северу. Какая-то молодая пара ехала с псом: черно-белый колли сидел у ног хозяйки и то и дело клал на ее колени лапу, выпрашивая орешки, которая она грызла. Парень и девушка смеялись и отпихивали собаку; к большой радости Рейгара они ничего не дали псу: орехи были собакам запрещены. Невольно он подумал о своей жене, о том, как они, едва связав друг друга священными узами, счастливые и влюбленные, в первую же очередь завели собак. Пирожок — громадный белый пес неизвестной породы до сих был с ними, через несколько месяцев ему исполнится десять лет. Он тоже ездил с ними везде, обычно в машине, но и в поездах тоже, если приходилось. Жена его любила, и Рейгар не меньше. Пирожок всегда умудрялся выпрашивать что-нибудь съестное, то курицу, то мясо из сэндвичей. Чем ближе становился Винтертон, тем сильнее казалось, что путешествие проходило сквозь пространство и время, в прошлое, словно жизнь отматывалась на десять лет назад. Поезд подходил к тому же перрону, что и тогда, их было всего два: для прибывающих и отбывающих поездов; перроны эти все так же были вровень с рельсами, но, сейчас, правда, современные поезда были оснащены автоматическими лестницами, которые позволяли без проблем спуститься на платформу. Здание вокзала осталось таким же, только краска была свежая, а так тут по-прежнему были беленый корпус в два этажа, деревянный навес и колонны, и деревянная же фигурная крыша и балкончик. И надпись, выбитая в камне: «Винтертон». Поезд остановился, двери открылись, и Рейгар, взяв свой рюкзак и небольшой чемодан, спустился на перрон. Вечерние тени мягко ложились на камень и деревянный, выкрашенный в зеленый забор, и на кусты ежевики и сирени, которые росли за ним. В какой-то миг ему показалось, что вот-вот откуда-то появится вдовушка Фикерстроу с табличкой и начнет махать рукой. Оглядевшись, Рейгар глубоко вдохнул густой аромат хвои — казалось, воздух в Винтертоне был им пропитан — и, вытянув ручку своего чемодана, направился к выходу со станции. Недалеко от него, на другой стороне дороги, ждал Станнис. Он стоял, облокотившись о капот серого «сирракса», и, едва завидев кузена, помахал ему рукой. — О, Рейгар! Привет! — произнес Баратеон, выпрямляясь. — Ну, как добрался? — Привет, Станнис, — Рейгар подошел и протянул руку для пожатия. — Спасибо, хорошо. Гораздо удобнее, чем десять лет назад. Давно ждешь? Кузен крепко стиснул его пальцы. — Нет, поезда тут ходят с точностью до минуты. Устал, небось? Есть хочешь? — Да, я не выспался и, признаться, проголодался… — Рейгар взглянул на машину. — В городе теперь стало просторнее? — Нет, все так же тесно, как раньше, — Станнис достал ключи, «пикнул» сигнализацией и похлопал машину по капоту, как хорошую лошадь. — Но с нею удобнее. Я живу сейчас за городом. Я думал вначале повести тебя в «Снежинку», этот ресторан открылся на месте «Загребущего Кролика», но потом подумал, ты будешь уставшим, и сам приготовил ужин. Надеюсь, ты не против. — Ты любишь готовить, я знаю, поэтому я не против, — ответил Рейгар. — Ну и хорошо. В доме есть пиво, вино, что покрепче. Давай сюда твой чемодан… Спорить Рейгар не стал и позволил кузену положить свои вещи в багажник. После этого они сели, пристегнулись, и «сирракс» покатил по знакомым улицам окраин Винтертона. — Поедем сразу домой, — сказал Станнис минут через пять. — Экскурсию можно отложить на завтра или послезавтра. — Ты любишь ловить рыбу? — Нет, не очень, — ответил Рейгар. — А ты? — Я — да. Помогает сосредоточиться и вообще спокойное занятие, — Станнис хмыкнул. — Еще и местоположение дома позволяет. Утром я наловил пресноводных окуней, будут жареные, с картошкой. — Ты любитель рыбы, я погляжу, — улыбнулся Рейгар. — Да, что есть, то есть. Но завтра можно и мясо пожарить. Или вообще поехать на ужин в город. Рейгар согласно кивнул, но ничего определённого не сказал. Станнис, впрочем, тоже, и некоторое время в машине царило молчание. Один смотрел в окно, подмечая знакомые дома и улицы, а другой следил за дорогой. — Признаться, я очень удивился, когда ты мне позвонил, — сказал наконец Станнис, нарушая тишину. — Во время нашей встречи в Королевской Гавани ты был… очень недоброжелательным, скажем так. — М-да, — неопределенно ответил Рейгар. — Прости за это. Я перегнул палку… Помолчав с минуту, он продолжил: — Я смог вырваться всего лишь на несколько дней, потом мне надо уехать. Жена была не очень довольна нашим долгим расставанием, да и я тоже, и дети скучают. Станнис улыбнулся. — Вы так любите друг друга? — спросил он. — Да, очень. И разлука дается нам очень тяжело. — Как зовут твою жену? Ты, может, говорил, а я запутался. — Элейна. — М-м, красивое имя. А чем она занимается? — Она художница, но по большей части, если честно, мать и жена, — Рейгар улыбнулся. — Ей нравится быть хозяйкой и смотреть за мной и детьми. — Это хорошо, моя жена все рвется на работу. Не знаю, как ее удержать и надо ли? — Станнис пожал плечами. — Моя дочь, Ширен, скоро пойдет в школу. Думаю, Селиса тут же начнет искать работу… — он бросил взгляд на кузена. — Сколько у вас детей? — Пятеро. — Пятеро?! — казалось, Станнис был удивлен. — И сколько лет брака? — Десять. — Вот как… выходит, ты… Рейгар хорошо понял его вопрос. — Я женился почти сразу, едва уехал с Севера. Почти сразу после всех событий. — Сколько мальчиков, сколько девочек? — Трое мальчишек и две девчонки, — Рейгар не смог сдержать улыбки. — Старшие сын и дочь — двойняшки, потом у нас сын, дочь и еще один сын. — Молодцы вы, целый драконий выводок, — заметил Станнис. Он умолк на несколько мгновений, а потом произнес: — Кстати, ты когда-нибудь слышал что-нибудь о матери Лианны Старк? Рейгар покачал головой. — Да, про нее мало что известно. Она тоже была Старк, кстати, Лиарра Старк. Вроде, они с Рикардом, отцом Лианны, были какими-то родственниками… В общем, она была местной. Погибла очень нелепо, когда Лианне было три года: ее толкнула корова в коровнике, и она упала, ударилась головой и умерла на месте. Странное совпадение, не находишь? Ее дочь умерла почти так же. Рейгар промолчал. — У нее была сестра Бранда, в Темнолесье, и у Лианны были кузены, но они больше там не живут, а сама Бранда умерла два месяца назад. Жаль, конечно, было бы интересно с ней пообщаться. Рейгар хмыкнул, но промолчал. Машина ехала по дороге между домами, белыми, с красными черепичными крышами. Какой-то мальчик ехал им навстречу на велосипеде, несколько лоснящихся коров шли по другой стороне дороги, звеня большими стальными колокольчиками, привязанными к их шеям. Река Студеная, широкая и глубокая, искрилась в свете заходящего солнца. — Винтерфел… — снова произнес Станнис. — Что? — переспросил Рейгар. — Винтерфелл. Ферма, где родилась и выросла Лианна, — пояснил кузен. — Там она провела всю свою жизнь. Звучит очень красиво, ты не находишь? — Да, я согласен. Похоже на что-то сказочное… — он вздохнул и снова посмотрел в окно. — Почти. Станнис бросил на него короткий взгляд. — Да. Прямо как и сама Лианна, — заметил он. — М-да… да. Наверное. Баратеон улыбнулся, как-то даже немного в несвойственной ему манере… слишком меланхолично, что ли, для его сухой и черствой натуры. — А ты знал, как ее называли одноклассники? — спросил он. Конечно, Рейгар знал, но говорить об этом Станнису почему-то не хотел. Он лишь покачал головой. — Волчий Цветок. Волчий цветок из Винтерфелла, — сказал кузен. — Это прозвище ей придумал Домерик Болтон. Потом его подхватили и остальные, имя просочилось в местную прессу, и газеты писали о «Волчьем Цветке из Винтефелла». Рейгар только хмыкнул, потому Станнис продолжил: — Хоуленд Рид говорил, что это прозвище вначале использовалось как некое кодовое имя, тайное, среди их компании: него самого, Домерика Болтона и Алистера Харклея. Еще он говорил, что все парни, что учились с Лианной, были влюблены в нее, и все пытались добиться ее расположения, но тщетно. В конце даже казалось, что это всех устраивало: пусть лучше никто, чем-то кто-то, но не ты — как сказал мне Рид, — он усмехнулся. — Мальчишки… По словам Хоуленда, Алистер всегда сходил с ума, когда Лианна была где-то поблизости, и никогда не мог нормально отвечать на уроках, если она была в классе и смотрела на него, он был вынужден чуть ли не спиной к ней стоять. Оно так и было, Рейгар? Ты ведь, наверное, что-нибудь замечал? — Нет, не припоминаю такого. Но точно помню, что Алистер Харклей был дураком, каких поискать. Он очень плохо учился, и я не смог поставить ему выше тройки по обоим предметам. — А Лианна? Как она училась? — Очень хорошо. Отлично, я бы сказал. — Тебе тогда было сколько?.. Двадцать два? Двадцать три? А девушкам их одиннадцатого класса пятнадцать-шестнадцать лет. — Парочке было все семнадцать, Джейни Саммер, например, и Бриенне Хэйлсторм. — Ты… прости за этот вопрос, но ты когда-нибудь видел в ком-нибудь из них кого-то больше, чем ученицу? Рейгар нахмурился и бросил острый взгляд на Станниса. — Это очень неэтичный вопрос. Я был их учителем, а они — моими учениками. Этим все сказано. — Да, я понимаю. Но ведь ты был тогда совсем молод, в этом возрасте кровь кипела даже у меня, хотя я не слишком страстный и чувственный, как ты знаешь, да и внешностью никогда не отличался. Ты, при всей своей деликатности и воспитании, ведь наверняка отмечал кого-то красивее других? Рейгар вздохнул и покачал головой. — Я знаю, что ты пытаешься у меня вызнать, Станнис, — сказал он. — Спроси уж прямо: считал ли я Лианну Старк красивой? Да, вне сомнений. Надо было быть слепым или идиотом, чтобы не думать, что боги были щедры к этой девушке. Они дали ей внешность и незаурядный, блестящий ум. И при этом она была чиста, понимаешь, о чем я? Не только о поведении, но и… о душе, скорее всего. Я не знаю, как это правильно выразить точно: в ней не было и капли тщеславия, она была гордой, но не самовлюбленной, она знала, что она хороша собой, но ей, как мне казалось, не нравилось постоянное внимание своих одноклассников. Она хотела учиться, познавать мир, жить. Такой я ее запомнил. — Ты знал, что ее средний брат, Нэд, хотел, чтобы она вышла замуж за моего брата? — Да, про это говорили после ее исчезновения. — А она сама хоть раз когда-нибудь упоминала о Роберте? — Где, Станнис? В классной комнате? Среди других своих одноклассников? Лианна Старк была скрытной девушкой. Она сияла и была яркой, но свет ее был далеким, как у звезды. — А ты бывал на ферме когда-нибудь? Станнис хмыкнул и взглянул на него, и Рейгар понял, что сглупил: кузен уже один раз задавал этот вопрос, но он тогда ответил, что на ферме бывать не приходилось. Надо было быть осторожнее и следить за словами. Но сегодня это давалось тяжело: усталость, волнение от возвращения, воспоминания, этот разговор… Станнис, скорее всего, на это и рассчитывал. — Да, несколько раз. Это входило в мои обязанности, два моих ученика жили там, и я был наставником класса Лианны. — Ты знал ее старших братьев? Отца? — Да. Ну, как сказать, знал… Я видел этого Брандона и имел с ним не очень приятный разговор, а отец мне показался неплохим человеком, любящим дочь. Но он был слабовольным и, видимо, не в состоянии защитить ее. — А что вы с Брандоном не поделили? — Я думаю, ты не хуже меня знаешь, особенно после общения с Хоулендом, что этот урод бил свою сестру. Я ездил на ферму, чтобы предупредить его, что если это будет продолжаться, и я еще раз увижу синяки, или школьная медсестра расскажет мне о них, я заявлю в полицию. Напомнил, что некоторое время назад органы опеки уже интересовались этой ситуацией, но тогда Лианна была еще несовершеннолетней, а сейчас ей уже шестнадцать, и разбираться будут другие. — Он тебя послушал? — Мой близкий друг Гэрольд Хайтауэр был майором полиции в Староместе. Прежде чем навестить ферму и поговорить с Брандоном Старком, я проконсультировался с Гэрольдом. Он сказал, что если местные не станут с этим разбираться, он надавит на кого нужно, и делу дадут ход. Брандон этому внял, во всяком случае, после этого я не помню, чтобы Лианна хоть раз пропустила школу или кто-то говорил, что у нее были синяки от побоев. Станнис некоторое время молчал. Они уже отъехали от Винтертона, и теперь дорога шла через пригород, в сторону лесов и Заводи. Солнце опускалось все ниже, но было еще очень светло, и очень мирно и спокойно. — А… — кузен нарушил молчание. — Как ты думаешь, это мог быть… Роберт? А не Брандон? — В смысле? — Рейгар взглянул на Станниса. — Ну, это мог быть Роберт, что бил ее, а не Брандон? — Нет, конечно. — Ты так считаешь? Даже несмотря на то, что его потом осудили за ее убийство? — Да, я так считаю. Потому что, если бы это он ее трогал, она бы не стала молчать, и мы бы говорили не о смерти Лианны Старк, а о смерти твоего брата, — Рейгар вздохнул. — Нет, Станнис, Роберт ее не бил. Он напился, как свинья, которой всегда и являлся, и ударил ее всего один раз — и убил ее. А потом изнасиловал, уже мертвую, и спрятал тело. А дальше стал нести чушь и отнекиваться. Если ты решил снять фильм для того, чтобы доказать, что этот выродок, которого ты называешь братом, не виноват, и Лианну убил кто-то другой, то зря стараешься. Его осудила коллегия судей и суд присяжных. Полиция предоставила все свидетельства, и если столько людей сочли, что доказательства были достаточно крепкими, то так оно и было. — Они все были косвенными… — А как иначе? Роберт же отказался говорить, где тело? Так что, Станнис, я тут для этого? Если да, то разворачивайся, я вернусь на станцию. Я приехал ради одного, но играть в следователей я не намерен, я нужен своей семье, у которой отнимаю свое время ради всей этой твоей затеи. Кузен покачал головой, но больше ничего не сказал, а Рейгар не стал нарушать молчание. Ему не очень хотелось говорить после всего; он просто смотрел на прохожих за окном, на улицы, и рассматривал дома. Десять лет прошло, а тут словно ничего и не поменялось. Воспоминания жили тут, они выглядывали из-за углов, смотрели из окон, блестели солнечными лучами в стеклах и бликами на крышах.***
Через два месяца преподавания Рейгар наконец признался себе, что если бы не одиннадцатый класс и дополнительные занятия с будущими медалистами, он бы еще в конце первой недели собрал бы вещи и уехал, и пусть делают и говорят, что хотят. Пятеро ведущих учеников исправно оставались после уроков каждый день, а трое из них, те, которые рассчитывали получить золотые медали, приходили заниматься даже в выходные. Результат был налицо: вскоре они догнали программу и даже перегнали ее, оказавшись впереди своих одноклассников. Чтобы это разграничение не оказалось потом препятствием — поспевать за ними остальным было бы сложно — Рейгар чуть снизил нагрузки и после общего обсуждения стал готовить их к сдаче экзаменов, тренировать в написании правильных эссэ, которые были бы на высоте даже при проверке профессорами университетов Королевской Гавани, Староместа или Звездопада. Для этого они немного отошли от школьной программы в сторону свободного чтения; его Рейгар давал и другим своим ученикам из одиннадцатого и из более младших классов, чтобы дети привыкали читать и анализировать, чтобы они заинтересовались книгами. Для этого он предлагал им литературу на выбор из определенного периода в истории. Он считал, что если учитель навязывал свое мнение и свои вкусы ученикам, он тем самым ничего не достигал: ведь всегда интересно заниматься тем, чем хочешь ты сам, а не тем, что тебе говорят. Большинство его учеников этой методикой оставались довольны, как и их родители; Толхарт говорил, что они были рады видеть своих чад за учебой, а не за играми и всякой ерундой. Впрочем, были и такие, к кому даже такой свободный подход оказался бездейственным. Ученики вроде Тео Вулла и Этана Гловера Рейгара не раздражали: не все были созданы умными и одаренными от природы, и эти двое явно очень страдали, особенно в старших классах. Этан даже признался Рейгару, что хотел уйти из школы после девятого класса и поступить в училище, чтобы у него была профессия, но да родители не позволили. По его же словам, в машинах и двигателях он смыслил больше, чем в архимейстерах и септонах; на них он, в отличие от собственного автосервиса, который мечтал открыть в родном городе (Гловеры были из Бараньего Холма, и его отец тут жил по работе), ничего бы не заработал. Тео Вулл же был просто тупым, правда, очень добродушным и не злым, и Рейгар решил, что вытянет его на тройку и оставит в покое. Были, однако, и те, кто не занимался из принципа, особенно в девятом техническом, где учился Бенджен Старк. Брат Лианны, хвала богам, не был из их числа, хотя постоянно колебался между тройкой и четверкой по валирийскому и был на твердой четверке по литературе; впрочем, ему просто трудно давались гуманитарные предметы: по алгебре и прочим точным наукам он был на высоте и среди лучших. Те же, кто противились учебе из принципа, да еще ко всему прочему бывали наглыми и грубыми, получали соответственно: ставить низкие баллы по поведению и тем самым портить личное дело и общий балл аттестата Рейгар не стеснялся. Настоящей отдушиной для него, однако, все же были занятия с пятеркой абитуриентов. С ними, начитанными, умными и одаренными, Рейгар общался на равных. Они обсуждали книги и занимались технической работой вроде эссе и тестов, критики и содержаний, коротких или длинных. На дополнительных занятиях все было неформально, особенно в выходные, и каждый раз после окончания уроков они всей группой ходили на центральную площадь, которая была всего в десяти минутах пешком от школы, — поесть мороженое или выпить чего-нибудь. Парни обычно предпочитали пиво, девушки — кофе или чай, впрочем, Алисса Сноу чаще присоединялась к мальчишкам, как она говорила. В рабочие дни Рейгар с ними не ходил: у него было слишком много дел, но вот в субботу он с радостью к ним присоединялся. Бокал пива он мог себе позволить, как и то, чтобы платить за всех. Директору, само собой, об этом донесли, скорее всего та же Джейни Саммер, которая обозлилась, что ее на дополнительные занятия не взяли, но Толхарт закрывал на это глаза. Три золотые медали, две серебряные и двадцать студентов из двадцати пяти учеников его волновали гораздо больше. Тем более, все они были совершеннолетними, да и сидели у всех на виду. Лианна Старк первое время не присоединялась к этой компании: закончив занятия, она прощалась со всеми, садилась на свой велосипед и уезжала домой. Она вообще особенно не социализировалась с одноклассниками, делая лишь редкие исключения, которые почитались за честь и привилегию. Девушка не ходила на танцы, не торчала в «Загребущем Кролике», не курила, не пила, не бывала на вечеринках, кроме некоторых дней рождений своих одноклассниц, да и то уезжала оттуда рано. Как-то раз, когда Лианна уехала, а Марна и Алисса ушли пораньше, и Рейгар остался только в компании парней, Домерик и Хоуленд за бокалом пива разговорились, не стесненные обществом девушек и выкладывая своему молодому учителю все, что знали о троих своих одноклассницах. Рейгар так понял, что сделали они это для того, чтобы получить какой-то совет от более старшего и опытного мужчины, каким они его, несомненно, считали. В особенности они нуждались в совете о том, как привлечь девушку, которая никого к себе не подпускает и держит всех на расстоянии. «Если бы не ее старшие братья, она бы была более открытой и общительной, — говорил Домерик. — Но этот Брандон ее может обидеть, если она сделает что-то, что он посчитает поведением шлюхи, как он выражается. А ее отца слишком часто не бывает дома, да и что он может против своего старшего сына? Он всем заправляет…» «Вы правильно сделали, что надавали ему лещей, Рейгар, — добавлял Хоуленд. — Она достойна лучшего, и теперь хоть не пропускает занятия». В такой неформальной обстановке они могли называть его по имени. «Она» же — Лианна Старк, само собой. У Рейгара был весьма неприятный разговор с Брандоном Старком, в котором он осадил его и поставил на место, припугнув полицией и тюрьмой. Никаких «лещей», само собой, не было: Рейгару не нужно было применять физическую силу, чтобы быть убедительным, но Хоуленд и Домерик, видать, считали, что иначе с Брандоном Старком было не справиться. Визиты на ферму Винтерфелл бывали частыми, раз в неделю. Это было его обязанностью, как наставника класса Лианны и учителя Бенджена, особенно в условиях, где могло происходить потенциальное домашнее насилие. Там, кроме Брандона, Рейгару приходилось сталкиваться и с Робертом Баратеоном. Станниса он не видел ни разу, хотя знал, что тот вроде как приехал со старшим братом. Эддард — средний Старк, которого все звали Нэдом, показался Рейгару весьма недалеким малым и полностью под влиянием Роберта. Что касалось советов на тему девушек, а в особенности Лианны Старк: само собой, их не было. Он рекомендовал несчастным страдальцам обращаться к классикам литературы: о любви сказано многое и лучше было искать советов и помощи у гениев слова и чувства. Он говорил так не только потому, что как учитель Рейгар не мог себе позволить сказать нечто большее, но еще и потому, что ни Домерик, ни Хоуленд не подозревали, что в лице своего молодого учителя, которому они так доверяли, перед ними сидел их соперник. Рейгару понадобился месяц, чтобы признаться себе, что он влюбился в Лианну Старк, и еще месяц на то, чтобы перестать противиться этому чувству. Никаких поползновений в ее адрес у него не было и быть не могло, но не смотреть на нее, не любоваться ею тайно, пока никто не замечает, не перечитывать ее эссэ и работы по пять-шесть раз, наслаждаясь внутренним диалогом с этим прекрасным созданием, не познавать ее душу и ее мысли на уроках и через ее труды, он просто не мог. Лианна была его воздухом, Рейгар ею дышал, ею жил и ради нее существовал. До встречи с ней он думал, что знал, что такое любовь — как оказалось, лишь в теории. Эта девушка, этот Волчий Цветок, как звали ее одноклассники, была его светом. Отними ее — и жизнь прекратилась бы. Лианна была любима им не только за красоту, ее внешность почти ничего не значила. Рейгар проникся к ней, сам того не подозревая, еще когда только услышал о ее проблемах, когда прочел ее эссе и коснулся первый раз ее блестящего ума и сердца. Он знал, что даже будь она серой мышкой, или пухлой, как Тео Вулл, или вовсе некрасивой, он бы полюбил ее так же. Потому что Лианной Старк делала ее не внешность, но ее сущность. Рейгар не мог не спрашивать себя хотя бы иногда, что она сама думала о нем. Нравился ли он ей хотя бы чуть-чуть? Иногда ему казалось, что да: по тем улыбкам, которые она дарила, по тем взглядам, которыми они обменивались, по тому, как она с ним себя вела. Это было скорее интуитивно, внешне все было как обычно, но он, влюбленный в нее, ловил каждый взмах ее ресниц, читал знаки в полуулыбке, в движении рук или ее тела. Наедине с Лианной Рейгару бывать не удавалось: его визиты в Винтерфелл были краткими, и девушка там всегда была в компании Бенджена, а в школе, само собой, в компании еще четверых своих одноклассников. По выходным, когда они после занятий шли на площадь, она уезжала, и никто не пытался уговорить ее остаться. Все принимали это как данность. Рейгар некоторое время, пока еще боролся с собой, не вмешивался. Но сдавшись в сладкий и мучительный плен своим чувствам, в один из таких дней он сказал Лианне, когда они все вместе вышли из школы, и она направилась к своему велосипеду: «А вы не пойдете с нами, Лианна? Хотя бы раз, не лишайте ваших друзей вашего общества». Девушка смутилась и, хотя явно хотела бы остаться, не знала, что делать. Рейгар решил ей помочь, понимая, как ему казалось, о чем она думает. «Ваш отец не будет против, это ненадолго, и вы не делаете ничего дурного, это подтвердят все, включая меня, и еще сотен людей на площади». Отец — читай Брандон. Она хорошо это поняла. На помощь пришла Марна Локк. «И правда, Лиа, оставайся. Ну, ты же даже не пьешь, а чай никто еще не придумал запрещать. Тем более, там я и Алисса, — девушка бросила взгляд на Рейгара. — А господин учитель всегда нас приглашает по выходным». Лианна посмотрела на него и улыбнулась. Рейгар не смог не улыбнуться ей в ответ, такой очаровательной она была. «Хорошо, — согласилась она. — Но не более, чем на час, если вы не против. Мне потом надо домой, папа будет нервничать». В тот день они впервые смогли быть предоставлены друг другу, пусть и ненадолго и не наедине. Домерик, Хоуленд, Алисса и Марна пошли вперед, обгоняя их на несколько метров, о чем-то живо болтая и смеясь, а Рейгар взял велосипед Лианны, положив ее рюкзак в корзину у руля, пока девушка шла рядом. «Вы делаете очень большие успехи, — сказал он ей. — Я думаю, что скоро я смогу давать вам задания сложнее, чем остальным». Лианна улыбнулась и покачала головой. «Я буду только рада. Мне нравится учиться, особенно мне нравится писать», — сказала она. «Это похвально и заметно. До экзаменов осталось два с половиной месяца, вы будете готовы к ним полностью и целиком». «Благодаря вам», — ее серые глаза блеснули. Рейгар улыбнулся ей в ответ. «Я тут не при чем, Лианна. Это все вы сами, я лишь дал вам направление и чуть помог догнать программу». «Без вас я бы не смогла». Умолкнув на миг и рассматривая его короткое время, девушка продолжила: «Я хотела спросить… Если можно, конечно… Вы и так уделяете нам много времени, но я тут… в общем, я нашла в библиотеке одну книгу. «Принцесса и Королева» называется, архимейстера Гилдэйна. Но она написана целиком на валирийском, а найти перевод я не смогла, только содержание. Своего компьютера у меня нет, как вы знаете, а школьным пользоваться больше двух часов в библиотеке нельзя... — она умолкла и вдруг выдохнула, словно набиралась храбрости произнести следующие слова. — В общем, я хотела попросить, не могли бы вы помочь мне? Я хочу прочесть ее и написать эссе, но на валирийском. Вы же сами рассказывали на уроке про конкурс, я бы хотела принять в нем участие. Если я смогу занять призовое место, мне добавят балл в аттестат, и, может, я смогу претендовать на квоту в академии. У меня уже есть один с прошлого года, когда я сделала подробный разбор техники художников Северного Возрождения. Как вы знаете, я хочу поступать в академию искусств. Там очень важно, чтобы у меня был высший балл по валирийскому, без него туда никак… А я очень хочу уехать. Уехать и учиться». Она резко умолкла, и ее щеки залились румянцем. Сердце Рейгара едва не остановилось, и он даже не сразу нашел, что сказать. Девушка восприняла это как отказ и с тревогой смотрела на него. «Я с радостью помогу вам, Лианна. Ключи от библиотеки по выходным у меня, мы можем заниматься не только по шестым, но и по седьмым дням, если ваш отец не будет против». Лицо Лианны просияло. «Он сейчас дома постоянно и будет дома целых полтора месяца. Он не будет против. Я буду приходить, когда скажете, я не хочу отнимать у вас время, и мне очень стыдно…» «Пустяки, — ответил Рейгар, радуясь тому, что боги ему улыбнулись, и теперь, похоже, они будут хотя бы час или два общаться без посторонних, наедине друг с другом. — Я считаю вас очень талантливой и буду рад помочь». «Спасибо, — Лианна опустила глаза, но потом снова посмортела на него: — Только остальным не говорите, ладно? Марна решила не принимать участие в конкурсе, так как я сказала, что я не буду: она всегда за мной все повторяет. Если она узнает, то тут же запишется, а она лучше меня понимает грамматику валирийского и… Ей не нужен этот балл так, как мне. Понимаете? Ее родители, если что, смогут оплатить ее учебу. Мой отец… я боюсь, что Брандон его отговорит от этого, скажет, что я слишком глупа, раз не попала, и … — она оборвала себя. — Я слишком много болтаю. Простите». Рейгар покачал головой. «Я вас хорошо понимаю. Мы будем держать это в тайне ото всех, кроме директора, так как он имеет право знать, и иначе наши занятия в библиотеке могут показаться не совсем уместными. Но я к вашим услугам, Лианна, целиком и полностью». Девушка вздохнула и улыбнулась, кивая. Рейгар сделал так, как говорил: в первый же рабочий день после этого разговора он поделился этой идеей с директором. Толхарт одобрил это начинание: он сочувствовал Лианне, да и победителей на региональных конкурсах, еще и таких сложных, у школы давно не было. В поведении Рейгара ничего дурного он не усмотрел: молодой учитель отличался рвением в работе и многого достиг с учениками, нечего было удивляться, что он хотел достичь большего. Победа Лианны Старк была бы и его победой, плюсом в карьере, реши он продолжать преподавать. Таким образом все и решилось, оставалось только договориться с Лианной о времени и днях, когда они могли бы заниматься так, чтобы другие из пятерки, да и остальные одноклассники об этом не узнали.