Волчий Цветок из Винтерфелла

Дом, который снял Станнис и правда был прекрасным: небольшим, полностью построенным из дерева. Он стоял почти на самом берегу заводи Студеной и даже имел что-то вроде небольшого пирса, с которого можно было поплавать на надувной лодке или же спуститься напрямую в воду: она была чистой и прозрачной. Глядя на это и на леса вокруг, с уютными узкими тропками, Рейгар уже предвкушал, как приятно будет бегать по утрам до седьмого пота, а потом сигать в холодную речную гладь. Внутри дом был ничем не хуже, чем снаружи. Большая комната, которая служила одновременно и прихожей, вмещала в себя и кухню, и гостиную с широкими окнами и дверью, выходящей на пирс. Там, примостившись под растущими на берегу ивами, стоял столик и плетенные кресла. Из большой комнаты шли две двери в две спальни. — Я выделил тебе ту, что выходит на реку и лес, — объявил кузен. — Все же, ты гость, а я вроде как хозяин. — Спасибо, — ответил Рейгар, оглядываясь. — Ужин в духовке, чтобы не остыл, — продолжил Станнис. — Ты, давай, клади вещи и приходи, выпьем по пиву, заодно поедим, поговорим. Мы ведь не виделись с тобой… как давно, Рейгар?.. — В последний раз мы встречались тут же, на Севере. Десять лет назад. — Да, целых десять… Тем более, нам есть о чем поговорить. — Да, конечно. Согласился на это предложение Рейгар из вежливости, все же он был гостем, как и выразился кузен. Но о чем он мог говорить со Станнисом, он не понимал, хотя знал, что уж тот точно приготовил сто и один вопрос, наводящий или прямой, и ждал мига, когда Рейгар расслабится, чтобы начать его допрашивать. — Может, тебе кофе до ужина? — спросил кузен. — Нет-нет, я потом плохо буду спать. Я сейчас положу рюкзак и чемодан и вернусь. — Давай, жду. Твоя дверь слева. Ванная, кстати, у нас одна на двоих. Комната оказалась небольшой, но очень уютной, угловой, с большими окнами. Мебели в ней было немного: кровать, две тумбочки, шкаф, небольшая этажерка и длинное узкое зеркало над ней. Рейгар поставил свой чемодан в углу, за дверью, положил рюкзак на этажерку и взглянул на себя в зеркало, оправляя клетчатую бело-охристую сорочку. Казалось, он сам едва ли изменился, как и Винтертон вокруг него. Освелл обычно, глядя на фото их студенчества а потом на селфи, которые они делали во время встреч, шутил, что это называется «заматереть». Рейгар считал, что это весьма преувеличенное сравнение: им до этого было еще далеко. Тридцать три не тот возраст, когда задумываешься о нем. В двадцать три ты думаешь, что ты мужчина, в тридцать три ты это знаешь. Когда Рейгар вернулся в гостиную, Станниса там не было: он был на пирсе, накрывал на стол под деревьями. Оглядевшись, он только хмыкнул: судя по всему, кузен эту комнату превратил в своеобразный рабочий кабинет. Первым, что привлекло внимание Рейгара, была доска за рабочим столом, на стене. На ней висела карта местности, множество рукописных заметок и вырезок из местных и региональных газет, а также очень много фотографий — цветных и черно белых. Многие из них были в альбоме Хоуленда. Некоторое время Рейгар разглядывал их, сложив руки на груди. — Я думал, ты хотел вернуть их Риду, — заметил он, когда Станнис открыл дверь и вернулся в комнату. — Да, хотел и хочу, — ответил кузен, подходя к плите. — Но семь-десять дней ничего не изменят, а мне они пока пригодятся. — А, понятно. Надеюсь, он не убьет тебя из-за того, что ты продырявил их кнопками, — Рейгар приложил палец к губам. — Кстати, все хотел спросить: как именно ты собираешься снять этот фильм? Станнис пожал плечами и подошел к кузену. — Это еще предстоит выяснить, — произнес он. — Понимаешь, когда снимаешь документальное кино, никогда не знаешь, куда оно повернет. Я хочу встретиться с теми, кто ее знал, провести интервью и понять, какой она была. У меня еще была задумка сходить на ее могилу, вернее, на то место, где она похоронена… Это было бы интересным и даже сентиментальным окончанием фильма, но знаешь… после встречи с братом я бы сказал, что это будет трудновато. — Он так и не говорит, что он с ней сделал? — Нет, он настаивает на своей невиновности. — Ну, я так и думал… — Рейгар подошел ближе и посмотрел на цветное фото, на котором впятером стояли медалисты одиннадцатого класса: Хоуленд, сама Лианна, Алисса, Домерик и Марна. — И что теперь?.. Будешь искать новый ракурс? — Это тоже еще предстоит выяснить, — повторил Станнис. — Знаешь, ведь у каждого из нас остались особенные впечатления о Лианне. У всех в памяти остался свой собственный образ Лианны. У меня так точно. Думаю, и у тебя тоже… — Да, она была хорошей ученицей. Очень одаренной. Умной. Станнис улыбнулся и направился обратно к плите. Вытаскивая из духовки сковородку, он продолжил: — Лично я хочу понять, кем она была, но еще больше мне интересно то, что происходит с нами, когда кто-то просто исчезает. Знаешь, когда мы продолжаем жить, словно ничего не случилось… Но так ли это на самом деле? — Полагаю, что нет, — хмыкнул Рейгар. Станнис посмотрел на него. — Обед готов, — объявил он. — Давай, пойдем на пирс, стол я уже накрыл. Ты пиво будешь или белое вино? — Пиво, если можно, — ответил Рейгар. Он заставил себя оторваться от доски и направился к двери. — Пахнет очень вкусно. — Надеюсь, и вкус тоже неплохой, — Станнис улыбнулся. — У меня есть секрет, на самом деле. Окуни, сволочи, костлявые, но я делаю из них филе, потом обжариваю на сковородке в масле и картошку вначале пеку во фритюрнице, а потом уже обжариваю, тоже на сковородке. В общем, пойдем. Рейгар, не евший с самого утра, с готовностью за ним последовал. Станнис и правда был хорошим поваром: и рыба, и картошка оказались наивкуснейшими. Пиво было обычным бутылочным: не таким, как в «Привете из Пентоса» и не таким, которое наливали когда-то в «Загребущем Кролике», но весьма сносным. Некоторое время они пили и ели, говорили, фактически, ни о чем: Станнис рассказывал, как учился в академии, как встретил свою жену, как женился; рассказывал о дочери, Ширен. У Рейгара осталось такое впечатление, что своего ребенка кузен любил больше, чем кого бы то ни было на свете; девочка занимала все его время и мысли. — Иногда мне кажется, что Селиса ее не любит или же недостаточно любит, — говорил Станнис. — Понимаешь, моя жена перфекционистка, и я порой задаюсь вопросом, почему она выбрала меня в мужья, ведь я далек от идеала, как внутренне, так и внешне. Ширен же умна не по годам, я порой думаю, что она первая из нескольких поколений Баратеонов унаследовала ум и таланты Рейль Таргариен, пусть и внешне она на нее не похожа. Но у нее есть деффект — следы ожога на щеке и лбу. Два года назад соседские мальчишки запускали фейерверки и попали хлопушкой ей в голову. Волосы, хвала богам, восстановились, а ожог остался. Селиса после этого перестала, как мне кажется, любить ее так, как раньше. А я переживаю: девочке и так тяжело с этим жить, а когда еще и мать обращает на это внимание… Рейгар хмыкнул и отпил из бокала. — А вариант операции вы не рассматривали ? — спросил он. — Конечно, рассматривали, — ответил Станнис. — Но ей пока всего лишь шесть, врачи советуют подождать до восьми-десяти хотя бы… да и не дешево это, знаешь ли… но я откладываю деньги, с призов, которые получаю на фестивалях и так, по работе. — У тебя есть фото дочери? — Да, конечно, — кузен полез в телефон и, найдя нужную фотографию, протянул его Рейгару. — Вот она. — Очень милая девочка, — заметил Рейгар. — И ожог не так уж и страшен, но я понимаю тебя: дети могут быть злыми и от их насмешек трудно оградить. Я надеюсь, у вас все получится. Станнис убрал телефон в карман. — А у тебя есть фото твоей семьи? — спросил он. — Все же пятеро детей… — легкая усмешка тронула его губы. — И как ты только с ними справляешься? Рейгар ожидал, что рано или поздно дело до этого дойдет. — Фото есть, конечно же, только я старомоден и предпочитаю физические фотографии, если ты не против, — он чуть привстал, достал свой бумажник из кармана и вытащил из него большое фото. — Вот, погляди. Моя жена и дети. Станнис некоторое время рассматривал их. — Милые детки, — заметил он. — А почему тебя с ними нет? — Я стою за камерой, — улыбнулся Рейгар. — Я смотрю, на мать похож только один, остальные все в тебя. Эти двое — двойняшки, да? Каким образом они у тебя «разноцветные»? — Ну, это ты у моей валирийской крови спроси. Они же двойняшки, не близнецы, и дочь младше на полчаса. — А, тогда понятно, — Станнис протянул фото обратно Рейгару, и тот спрятал его. Видать, заметив, что бокалы почти опустели, кузен предложил: — Ну что, еще по пиву? — Почему бы и нет, давай. Кузен встал и на несколько минут исчез в доме, а потом вернулся с двумя холодными бутылками. Сам же открыл их и аккуратно разлил по бокалам. Солнце тем временем уже село, но небо, хоть и начало темнеть, еще оставалось светлым. На востоке, над лесом, взошла Вечерняя Звезда; над водой и в воздухе плясала мошкара, а над гладью Заводи скользили изумрудными вспышками зимородки. Иногда их можно было увидеть сидящими на ветках прямо над рекой, с бьющимися серебряными рыбешками в клювах. Где-то разводили трели сверчки, и каркал одинокий ворон, и пели птицы. Две белые цапли засели на поваленном стволе дерева. Кузен принес какую-то коробку, и к большому удивлению Рейгара, это оказались самокрутки с кислолистом. — Помогает заснуть, — пояснил кузен. — Я так перегружаю голову днем работой и размышлениями, что потом не могу уснуть. Хочешь? Рейгар хмыкнул. Кислолиста он не касался с тех пор, как закончил университет; его можно было жевать, и в таком случае он окрашивал слюну, зубы и десны в алый, почти кровавый цвет; можно было курить, высушив, как Станнис. В сыром виде кислолист был запрещен законом, а в сухом, в виде сигарет его продавали в аптеках по рецепту и назначали людям с астмой и нервными расстройствами. Кузен вряд ли стал бы хранить что-то нелегальное в доме… — Я не курил с университета, — ответил Рейгар. Станнис молча протянул ему открытую коробку. — Не бойся, это медицинский кислолист. Он не крепкий, в чистом виде, без шалфея и дорнийского листа. Мне его невропатолог прописал. Могу даже рецепт показать… Рейгар покачал головой и, чуть помедлив, взял одну самокрутку. Станнис зажег свою, потом протянул спички кузену. Тот прикрыл сигарету ладонями; на миг пальцы подсветились от огня, и по воздуху поплыл сладковатый аромат жженого сена. Некоторое время Станнис и Рейгар молчали, попивая пиво и куря, наблюдая за тем, как дымок уходит в постепенно темнеющее небо. С непривычки на миг закружилась голова, но потом это быстро прошло, и осталась лишь странная, давно забытая легкость в теле. — Знаешь, о чем я подумал? — произнес вдруг Станнис, и Рейгар поглядел на него. — Что вся эта история… с Лианной Старк немного странная, если не сказать больше. Например, почему полиция игнорировала тот факт, что ее старший брат занимался рукоприкладством, ведь информация об этом была в деле… Какую роль Брандон Старк играл во всем этом? А ее отец? И… что если Роберт говорит правду, и он не виновен? — Ты серьезно? — проговорил Рейгар. — Нет-нет-нет, мой братец тот еще мудак, — сказал Станнис. — Просто, во время работы нужно учесть все варианты. — Ну, да… наверное, — Рейгар сбросил пепел в жестяную пепельницу. — Я думаю, ты сможешь добраться до истины. Станнис затянулся и медленно выдул сизый дымок. — Надеюсь, — произнес он. Тоже стряхнув пепел, он спросил: — Как бы ты описал свою жизнь в Винтертоне в то Лето? Рейгар улыбнулся и уперся затылком в спинку кресла. На небе стали проступать первые звезды, и в сумерках замелькали летучие мыши. Их больше было слышно, чем видно: тихое «цир-цир» проносилось порой прямо над пирсом. — Это было похоже на день сурка, если честно, — произнес он. — Каждый день был похож на предыдущий. Школа обеспечила меня жильем: комнатой у одной вдовы, госпожи Фикерстроу. Я был единственным ее жильцом и делил ванную комнату с ее кошками: Царапкой и Коготком. Каждый день я вставал утром, уходил на пробежку, потом возвращался, принимал душ, ел завтрак и шел на работу. Выходные тоже были однообразными: всегда было много работы на дому… И эта вдовушка… Селиса. На протяжении тех месяцев, что я жил у нее, она не оставляла попыток меня соблазнить. Один раз я попросил ее показать мне ее старые пластинки и включить ретро-проигрыватель и пригласил ее потанцевать. Так ночью она заявилась ко мне в нижнем белье и кружевном халате. Станнис рассмеялся. — И?.. — произнес он. — И ничего. Я выставил ее прочь. У нее был любовник в Барроутоне. Иногда он приезжал к ней, я слышал его, но никогда не видел. Большей частью это она ездила к нему, а я следил за ее котами, кормил их и убирал лотки. Если бы не мои ученики из одиннадцатого класса, особенно медалисты, с которыми я занимался дополнительно, я бы повесился. — Тебе нравилось быть учителем? — Да. И нет. Больше нет, чем да. Я любил свой старший класс. С ними были интересно, они были уже совершеннолетними, взрослыми, хоть и очень молодыми. Они мыслили нестандартно, даже Тео Вулл и Алистер Харклей порой высказывали интересные мысли. Пару раз я возил их в театр Белой Гавани. Еще пару раз в музей литературы в Барроутон и тоже в Белую Гавань. С нами ездил и директор Толхарт. Помнишь, ты показывал мне фото, где мы стоим на ступенях? Это мы в музее. — С медалистами ты занимался отдельно? — Да, после основных занятий и по выходным. — И кто из них был самым прилежным? — Лианна Старк. Вначале считалось, что Марна и Хоуленд обойдут ее по баллам, но она… она была не просто талантливой, но и усидчивой, жадной до знаний. — Да, я слышал. В последние месяцы до экзаменов и выпускного она постоянно пропадала в библиотеке; Рикард боялся, что она глаза себе испортит. Она ведь какой-то приз взяла? — Да, — Рейгар снова стряхнул пепел. — Не просто приз, а первое место в региональном соревновании по валирийскому. Я возил ее в Белую Гавань, где проходил конкурс. Она получила приз, и мы потом пошли в кафе-мороженое. — Ты был с ней один? — Да. Я был ее учителем, что в этом такого? Она участвовала в конкурсе по предмету, который я преподавал. Будь я женщиной, никто бы и слова не сказал. Впрочем, и так никто ничего не сказал. Все было прилично. Рейгар улыбнулся, вспоминая счастливое лицо девушки в тот день, когда она, надеявшаяся на второе или третье место, взяла первое. Он тогда сделал ей подарок, и она его приняла. Повседневное платье, черное, в мелкий красный цветочек, достаточно длинное, ниже колен, с запахом на груди, чтобы отец не возражал. Все это было незадолго до выпускного. Лианна его так и не носила в школу, она прятала платье от домашних, говорила, что наденет его, когда станет студенткой. Но это воспоминание Рейгар оставил себе, делиться со Станнисом этим сокровищем он не собирался. — М-м-м, — кузен потушил свою сигарету, смяв «бычок». — Победа, наверное, была важна для нее? — Да, очень. У нее уже был один дополнительный балл за победу в прошлогоднем конкурсе, потом добавился и этот. Осталось только сдать экзамены на отлично, получить еще один балл по поведению, получить свою золотую медаль, отпраздновать выпускной, и все, билет в новую жизнь уже ждал бы ее. С тремя баллами и медалью ее бы приняли в академию без экзаменов, на бюджет. Она бы больше не зависела от своей семьи и была бы свободна. Станнис вздохнул и сделал два больших глотка из бокала. — Как ты узнал, что она пропала? — спросил он. — На следующий день после выпускного. Я долго спал, потом вышел прогуляться и заодно выпить кофе в «Кролике» и встретил там своих учеников: Хоуленда, Алистера, Тео и Этана. Домерик, как оказалось, тогда все еще находился в полицейском участке. Они сидели и пили пиво. Я улыбнулся им и спросил, как они себя чувствуют, видя, какие помятые и серые у них лица, напомнил, что удовольствия без боли не бывает. «Так вы ничего не слышали, Рейгар?» — спросил у меня Хоуленд. Ученики, с которыми я занимался дополнительно, всегда называли меня по имени на внеклассных занятиях и уже могли делать это при всех, я больше не был их учителем. «Нет, а что случилось?» — произнес я удивленно. «Лианна… Лианна Старк. Она вчера не вернулась домой. Полиция объявила ее в розыск». Земля ушла у меня из под ног, и меня затошнило. Знаешь, бывает такое… странное предчувствие, что все очень дурно и уже не закончится хорошо. Но я, ради ребят, сохранил спокойное выражение лица. «Уверен, что все хорошо. Наверное, она у какой-нибудь подруги задержалась…» — сказал я, хотя понимал, что полиция, небось, уже знала, что девушка у подруг не объявлялась. Хоуленд, однако, покачал головой. «Нет, ее нет у подруг… Полиция считает, что… что этот приятель ее среднего брата, Баратеон, убил ее и не сознается. Они еще надеятся, что он сказал правду, и она сбежала, и ищут ее. Но… Боги, Рейгар, говорят, он весь в ее крови». На этом он заплакал, и кто-то из одноклассников погладил его по плечу. Рейгар умолк, глубоко затянулся, а потом, выпустив дым, затушил свою сигарету. — На следующий день весь класс собрали в школе, я тоже был там, — продолжил он. — Директор Толлхарт вместе с офицером полиции и следователем… кажется, его звали Сервин… Они собрали класс и меня, я же был их наставником, и просили вспомнить все, что могли или посчитали бы важным. Тогда была еще надежда, что Роберт не лгал, и Лианна сбежала. Марна Локк плакала, не стесняясь, как и Алисса Сноу. Хоуленд тоже еле сдерживался. Все… все стало таким… странным. В один миг. Станнис вздохнул. — Верно, так и было, — произнес он. — Кстати, завтра в обед, сюда приедет инспектор Сервин. Он согласился дать интервью. Будет интересно его послушать, что скажешь? Рейгар посмотрел на кузена и покачал головой. — Мда, наверное. Я, правда, думал немного пройтись по городу и погулять по окрестностям, но сделаю это до обеда. Приеду как раз вовремя. — Замечательно. Посмотрим, вспомнит ли он тебя. Ему тогда-то было лет шестьдесят, он как раз готовился к пенсии, а сейчас тем более. Но остроты ума ему не занимать, он даст фору и сорокалетним, — кузен поднялся. — Еще выпьем? — Нет-нет, хватит, — ответил Рейгар. — Я зря вообще покурил, утром будет тошнить. — У меня есть таблетка от желудка, хочешь? — Нет, попробую обойтись, — Рейгар поднялся. — Я пройдусь немного по дороге и потом спать лягу. — Хорошо, — Станнис тоже встал. Он внимательно смотрел на Рейгара. — Ты как? Может, мне с тобой? — Нет, не нужно. Я часто гуляю перед сном, ну и… сам понимаешь. После нашего разговора я бы хотел побыть немного один. — Да, конечно. Я тебя дождусь. Посуду пока помою, — ответил кузен. Рейгар кивнул ему, допил свое пиво и, поставив бокал на стол, направился в сторону калитки. Подъездная дорога, ведущая к домику, не была заасфальтирована, где-то на протяжении трех-четырех километров это была широкая утоптанная лесная тропа с двумя колеями от колес. Когда Рейгар вышел на нее, уже было почти совсем темно, но он, благодаря своим валлирийским генам, видел во тьме лучше, чем все остальные люди, к тому же над лесом взошла большая круглая луна. Рейгар прошелся немного по дороге, а потом свернул с нее на тропинку: здесь лес рос негустой полосой и вскоре вывел его к подножию невысокого холма. Поднявшись по пологому склону, он некоторое время стоял, наслаждаясь прохладным ветром и любуясь пейзажем вокруг. Луна и звезды освещали всю округу, зеленая трава была похожа на полупрозрачное стекло, а хвойные леса, что окружали поле, — на нарисованные невидимой рукой тени. Вдалеке, над линией деревьев, блестели снеговые шапки Северных Гор. Уходить отсюда не хотелось; Рейгар вначале сел на землю, а потом и вовсе лег на траву. Ему так не хватало жены в этим минуты, запаха ее волос, ее улыбки, ее голоса. Если бы не особая важность всего этого дела десятилетней давности, он бы никогда не вернулся на Север. Жертвовать ее обществом ради того, чтобы бередить старые раны… Телефон, впрочем, был в кармане. Рейгар достал его, сигнал тут был слабым, но ловил. Он нажал на боковую кнопку и разблокировал экран отпечатком своего пальца, а потом вошел в альбом фотографий, который тоже был под паролем. Некоторое время он рассматривал фотографии любимой и детей, а потом набрал ее номер. Услышать ее голос хоть на минуту: вот все, чего ему сейчас хотелось.

***

В тот день было так тепло, что Рейгар с трудом верил, что он находится на Севере. Небо было голубым, таким, каким могло быть только в Винтертоне: глубоким и прозрачным. Северные Горы вдалеке были круглый год укрыты снегами, и сейчас над ними встали высокие, кучевые облака — предвестники дождя. Такое тепло всегда бывало перед парой дней промозглой погоды и холода. Рейгар сидел в кабинете литературы; было воскресенье, в школе находились лишь ученики средних классов, которые занимались в спортивной секции по футболу, уборщики и, кажется, директор, хотя Толхарта он в тот день не видел. Перед молодым учителем на столе лежала стопка контрольных работ девятых классов, и он как раз читал сочинение одного из самых дурных учеников, гадая, есть ли смысл исправлять по три ошибки в словах через раз, и как можно было добраться до девятого класса с такой ужасной орфографией. Временами Рейгар посматривал на часы на запястье: еще час, и ему надо было в библиотеку. В дверь, старую, высоченную, сделанную из железнодрева, постучались. «Да, войдите!» — отозвался Рейгар, не поднимая голову от сочинения. На среднем пальце правой руки от красной ручки образовалось чернильное пятно. Дверь приоткрылась, и в классную комнату заглянула Лианна Старк. «К вам можно, Рейгар?» — спросила она, как и все его «медалисты» называя его по имени во время внеклассных занятий. Он расплылся в улыбке и встал, отодвигая стул. «Конечно-конечно, Лианна, проходите», — Рейгар судорожно сглотнул, надеясь, что девушка этого не заметила. Она, впрочем, улыбалась и на его влюбленный взгляд выглядела просто ослепительно. На ней был длинный, в пол, темно-голубой свободный сарафан из хлопка с вышивкой под цвет, тонкий трикотажный светло-бежевый жакет, белые кеды. На плече у девушки висела ее сумка, с которой она приходила на занятия по выходным, а в руках она держала книгу. Волосы ее, слегка волнистые, были распущены и заколоты с одной стороны невидимкой, как это часто бывало. «Простите, я пришла на час раньше, — сказала Лианна, заходя и закрывая дверь. — У меня было дело в городе, и я подумала, что… можно я посижу тут, с вами? Я не буду мешать, позанимаюсь пока». «Вы не можете мне мешать, Лианна, — ответил Рейгар. — Я все равно уже закончил». Это не было правдой, но в ее присутствии делать что-либо отвлеченное от нее он не мог. Все внимание принадлежало Лианне и только ей. Девушка улыбнулась и, отодвинув стул от одной из парт, села на него. «Как вы поживаете?» — спросила она. «Хорошо… то есть, ну, после сочинений Рамси Торна сложно сохранить здравый рассудок, но я стараюсь», — Рейгар улыбнулся. «Рамси — одноклассник Бена. Вы уже успели проверить его сочинение?» «Да, вот оно, — Рейгар торопливо потянулся к стопке и, перелистав ее, выудил труд Бенджена Старка и протянул его Лианне. — Хорошо, гораздо лучше, чем три месяца назад». Девушка просмотрела работу и улыбнулась, вздохнув. «Четверка… папа будет расстроен. Он думает, что Бен небрежничает, хотя я-то знаю, что он старается. Просто литература и писательство — не его», — сказала она, возвращая листки Рейгару. «Зато это его четверка, честно заработанная, — ответил он, убирая сочинение обратно в стопку. — Он может гордиться собой. Не всем дано быть литераторами». Лианна улыбнулась, так, как могла только она, чуть поджав губы. «Знаете, я тут подумала, что сегодня такая погода замечательная, — начала она. — Такое обычно перед дождями бывает… может, мы поедем куда-нибудь в лес, и позанимаемся там?» Рейгар улыбнулся и кивнул. «Да, конечно. Я и сам хотел предложить то же самое, — сказал он. — Я сейчас соберусь, мне надо всего десять минут, и поедем». С Лианной Старк он занимался отдельно уже месяц: готовил ее к региональному конкурсу. Кроме этого, девушка посещала дополнительные занятия по литературе и валирийскому вместе с четверкой своих одноклассников. Индивидуальные занятия обычно проходили в библиотеке: там в неучебные часы никто не мог помешать. Чтобы уделять Лианне побольше времени, Рейгар отменил дополнительные уроки с группой в шестой день и все выходные посвящал только ей. И надо ли говорить, что это были самые счастливые моменты его жизни? Он смотрел на нее по три-четыре часа, получал ее внимание целиком и полностью и отдавал ей свое. Большей частью они занимались внутри, в школьном здании, но в теплые дни, такие, как сегодня, уезжали на велосипедах то к Заводи, то в лес, что находился по дороге на фермы. Там, сидя на траве, в солнечном свете или в тени, под деревьями, они занимались валирийским. Лианна вначале сдавала домашнее задание, потом Рейгар быстро проверял написанный ею текст; после этого они вместе читали и переводили, работали над произношением и словарем. В перерывах они ели, Лианна всегда приносила что-то поесть с фермы: то пирог с яблоками, то сэндвичи с домашней ветчиной, то жареную холодную курицу со сладкими пирожками с картошкой. Пару раз она принесла вишневый сок, а у Рейгара бывала с собой вода. Пока они ели, они говорили друг с другом на разные темы: о книгах, о театрах, Лианна бывала в них всего пару раз, но ей очень понравилось, особенно когда они ездили всем классом вместе с Рейгаром и с директором Толхартом. Рейгар рассказывал ей о Королевской Гавани, о всяких выставках, музеях и галереях, которые там можно было посещать. О других городах, где он бывал, о своей музыке. Девушка в свою очередь тоже говорила о себе: о матери, которую рано потеряла, об отце, о старших братьях. Рейгар старался не давить на нее и особенно не лезть с расспросами о том, что бывало у них дома, чтобы невзначай не обидеть ее, но Лианна сама понемногу поведала обо всем. Брандон, по ее словам, был очень своевольным и жестким, и у него были свои понятия о правильности и о том, какой должна быть женщина. Сестру он постоянно одергивал и учил ее, как надо жить и как надо себя вести. Ее мечты об университете считал глупыми, а ее саму — не особенно одаренной. Он бывал груб с ней, но после визита Рейгара и того разговора не дотрагивался до Лианны и пальцем. По ее словам, большей частью, когда отца не было на ферме, что бывало часто, так как он занимался торговлей лесом и уезжал по делам в Белую Гавань, Брандон почти не работал, за него это делали другие. С приездом Роберта Баратеона у него появился собрат по безделью: они выпивали, играли в карты и кости, смотрели футбол, а работал обычно Нэд, он и сам что-то делал и руководил наемными работниками из деревни в нескольких милях от их фермы. Помогал ему как правило Бенджен: отец запретил братьям заставлять Лианну выполнять на ферме тяжелый физический труд. Нэд был неплохим, но бесхребетным, полностью под властью своего друга из Долины. Все, что делал Роберт, было правильно и хорошо в его глазах, и вообще Баратеон был самым добрым и милым человеком на земле. То, что Роберт был тупым, как пробка, и что он пил и бранился хуже Брандона, Нэд, видать, не замечал. Среднего Баратеона, Станниса, на ферме почти не бывало. Он хоть и приехал, как гость, но большей частью пропадал в Барроутоне, у своего друга. Лианна за все это время видела его лишь два раза. О том, что средний брат очень хотел, чтобы Роберт женился на сестре, и что сам Баратеон, на деле, был на Севере за этим, она упомянула всего однажды. «Но папа против, папа думает, он увалень, каких поискать. И Брандон тоже так считает, и я спокойна. Если бы старший брат был за этот брак, я даже не знаю, что бы мне пришлось сделать. Но Роберта не выгоняют, он, все же, друг Нэда. Папа думает, он сам уедет, едва Лето начнет подходить к концу». С Робертом Рейгар виделся лишь раз, во время одного из визитов в Винтерфелл. Кузен сделал вид, что они вообще не родня, и Рейгар был этому только рад. В тот раз Роберт вел себя тихо, а потом и вовсе куда-то ушел. Чтобы девушка не чувствовала, будто бы она одна выворачивает душу, Рейгар рассказывал ей о своей семье, о валирийских традициях и вообще о чем угодно, что бы она ни пожелала узнать. Лианна вначале задавала вопросы сдержано, но потом все больше и больше смелела, к окончанию первого месяца их общения вот так, с глазу на глаз, они уже успели рассказать и узнать друг о друге все, что можно поведать словами, и становились все ближе и ближе. Обычно всегда сдержанная, девушка была с Рейгаром открытой и естественной, она доверяла ему, и они могли говорить теперь на любые темы, общаясь так свободно, как позволяло их положение: все же, он был ее учителем, а она его ученицей. Рейгар же влюблялся все больше и больше. Слушать Лианну он мог часами, о чем бы она ни говорила, что бы они ни обсуждали: книги ли, картины или форму облаков в небе. Ради нее он нанес повторный визит к Этану, в его гараж. Изначально, Рейгар взял себе велосипед, который сгодился бы для поездок раз в неделю на фермы и по домам учеников, если была в этом надобность, в Винтертоне он предпочитал ходить пешком. Но с тех пор, как начались эти занятия и подготовка к конкурсу, Рейгар поменял его на велосипед получше: хороший, крепкий, горный, с толстыми большими колесами и багажником-корзинкой. Лианна ездила на велосипеде с раннего детства каждый день, Рейгар же не сидел в его «седле» лет шесть или семь и в первое время угнаться за девушкой ему было тяжело. Она словно намеренно порой дразнила его, обгоняя и уезжая так, что скрывалась из вида, а потом ждала его где-нибудь в тени. Но вскоре он натренировался так, что мог спокойно ездить наравне с Лианной, и они при любой возможности с радостью меняли пыльную и душную библиотеку на лес или берег реки. Так они и поступили в тот день: сели на свои велосипеды и узкими закоулками и тихими улочками выехали из города. Дорога, ведущая в сторону ферм, обычно не бывала людной, но лишний раз показываться на глаза Лианна не любила, поэтому они частенько ездили тропками между деревьев. Потом, свернув у старой заброшенной септы налево, ехали до поворота к реке. Там, среди кустов малины и ежевики, прятали свои велосипеды и шли дальше пешком, до поляны. Лес был каким-то торжественным и светлым: дул легкий ветерок, и древние сосны скрипели под его дыханием, тени от их ветвей играли на лице и волосах Лианны. Они о чем-то говорили, о каких-то пустяках, пока Рейгар, заметив растущие в прогалине высокие фиолетовые колосья с пышными цветами, не произнес: «Глядите, Лианна, волчий цветок». Девушка посмотрела туда, куда он указывал, и рассмеялась. «Вам уже, видать, рассказали? — спросила она. — И кто именно? Рик? Хоуленд? Или Джейни?» «Уже не помню, кто, — ответил Рейгар, улыбаясь. Сам он считал это прозвище странным, пока не увидел изображение лютоволка над домом Старков в Винтерфелле и не узнал от Лианны, что этот символ использовали их предки. — Но, приглядитесь: рядом с волчьим цветком растет драконий лист. Странное совпадение, разве нет?» «Вовсе нет, — Лианна склонила голову на бок и остановилась, улыбаясь. — Если вы от крови дракона, то я — от крови лютоволка. Может, нам поэтому так хорошо в лесу, среди первобытной природы и, может, мы поэтому так понимаем друг друга и ладим, что мы оба дикие звери?» «Вы считаете меня зверем, Лианна?» — задав этот вопрос, Рейгар улыбнулся ей в ответ. Девушка кивнула. «Да. Я думаю, да. Как и себя. Если нам дать волю, они проснутся внутри нас и польются реки крови и огня». Помолчав, она добавила: «Я видела, как вы защищали меня от Брандона. Вы ведь знали, еще до моего рассказа, что он бьет меня порой? Я первый раз чувствовала, что меня защитил настоящий мужчина. Сильный, с твердой волей». «Я не мог поступить иначе, — ответил Рейгар. — Мне лишь странно — и простите, что я говорю это — что ваш отец не защищает вас от него. И что Роберт, по его собственным словам, желающий вас в жены, не вступается за вас». Лианна остановилась у высокой стройной солдатской сосны и некоторое время смотрела в небо, задрав голову. «При отце он меня не трогает. И отец… он знает, но делает вид, что не замечает. Брандона он любил больше, чем меня. Я, по его мнению, выйду замуж и уеду, а сыновья будут с ним. А Роберт… — она вздохнула. — Он ревнует. К вам, к моим одноклассникам, к моим книгам, к моим интересам. Он бы и сам меня поколотил, но не смеет: Брандон ему свернет шею, если он хоть пальцем меня тронет». Рейгар подошел к ней, так близко, насколько позволяли приличия. Ему очень хотелось погладить ее по голове, прижать к себе и поцеловать, но он не знал, как она отреагирует. «Почему вы это терпите, Лианна? Ведь вы могли, и не раз, заявить на брата? Вас бы поддержали в школе, и…» «Потому что я скоро уеду. Уеду отсюда навсегда и больше никогда не вернусь. Пусть отец и братья живут в мире друг с другом, а я… И еще мне было стыдно. Понимаете? Что брат, который должен защищать, не… — она вздохнула. — Я дура, я знаю. Но я не смогла. Устыдилась, испугалась. Еще Мэг потом три недели читала мне нотации, что это «стыдоба» и что… — Лианна внезапно улыбнулась. — Но сейчас меня не трогают. Потому что вы рядом. И я рада, что вы рядом до самого окончания школы, потом я уеду, и все завершится. Жаль, вас не будет там, где… ох! Что я несу?!» Девушка закрыла лицо руками и отвернулась. Рейгар же с минуту стоял, замерев. Было ли это именно тем, что он услышал? Именно тем, о чем он в тайне так мечтал и чего в тайне так желал? Или это больной любовью разум выдавал желаемое за действительное? Была лишь одна возможность проверить это, и Рейгар, чувствуя, как потеют от волнения его ладони и как бешено колотится сердце в его груди, подошел к Лианне и осторожно взял ее за руки, отнимая их от ее лица. «Я никуда не денусь, — произнес он. — Одно слово, и я всегда буду рядом. Здесь, на Севере, в Просторе, где угодно, когда угодно, как угодно». Девушка смотрела на него, не отрывая взора. «Я люблю тебя, Лианна, — сказал Рейгар наконец, стискивая ее руки в своих. — Люблю настолько сильно, насколько мужчина может любить женщину. Насколько один человек может любить другого. Это не похоть и не слепая страсть, я полюбил тебя еще до того, как увидел, когда услышал про тебя и прочел твое эссе. Я… я твой, целиком и полностью. Навсегда. Лианна…» Договорить Рейгар не успел: девушка, осторожно высвободив свои ладони из его, привстала на цыпочки и, обхватив руками его шею, прошептала: «Наклонись, Рейгар. Я хочу тебя поцеловать, но, боюсь, не дотянусь, и это будет очень нелепо…» Он расплылся в улыбке и нагнулся; ее губы, такие мягкие, такие нежные, коснулись его, ласково и неумело. Эта девушка никогда никого не целовала, Рейгар это понял сразу. Это был ее первый поцелуй. Не удержавшись, он стиснул ее в объятиях, чуть приподнял над землей и поцеловал в ответ, показывая как нужно. Вышло странно, страстно, мокро и не очень умело, Лианна не сразу дала его языку коснуться ее языка и едва не прикусила ему губу до крови, но когда они оторвались друг от друга, они рассмеялись, так счастливо и легко, и Рейгар закружил ее в объятиях. «Я женюсь на тебе, если только ты этого захочешь, моя любимая, — произнес он, ставя Лианну наконец на землю и прижимаясь лбом к ее лбу. — Я стану твоим мужем, твоим другом, твои братом, твоей опорой и защитой, если только ты позволишь мне. Я всегда буду рядом, везде, вечно, если ты захочешь меня, и буду помогать тебе во всем, в чем смогу. И если даже не смогу, я буду рядом». Лианна смеялась и плакала. Слезы текли по ее щекам, но она улыбалась и обнимала его в ответ, все крепче и крепче, снова и снова просила поцелуя. Рейгар же смотрел на нее и благодарил богов за то, что они позволили ему испытать это все, увидеть эту красоту, дотронуться до нее, почувствовать ее вкус. Даже если весь мир умрет сейчас, он будет знать, что не прожил свою жизнь зря. Ее длинные пушистые ресницы щекотали его лицо, когда она тянулась за поцелуем. Получив его, Лианна тихо, но быстро проговорила: «Я хочу. Я хочу тебя. Я люблю тебя. Я позволю, все позволю. Все на свете. Только будь рядом, будь моим. А я буду твоей». И они снова целовались, а затем снова, пока губы у Лианны не припухли, и она не отстранилась. «Что я скажу дома? — рассмеялась она. — Если они спросят, что со мной?» «Что это валирийский язык, — ответил ей со смехом Рейгар. — И это не будет ложью». Лианна взяла его за руку, а он стиснул ее пальцы. Таким счастливым Рейгар себя еще не помнил. «Мы поженимся, едва ты возьмешь аттестат. А потом мы уедем, в Старомест или в Королевскую Гавань, или куда ты пожелаешь», — твердо сказал он. «Да, я согласна, — кивнула девушка. — Но до тех пор пусть все остается тайной. Я не хочу, чтобы кто-то знал или даже догадывался. Совсем никто. У тебя могут быть неприятности, и у меня тоже. Мы столько трудились ради моего аттестата, давай не будем все портить… — она замерла и закусила губу. — Ты ведь не обиделся? Ты обиделся, да?..» Рейгар покачал головой. «И не подумал. Ты права, а ради тебя я буду ждать столько, сколько нужно». Лианна фыркнула, и он влюбился в этот ее фырк раз и навсегда, как был влюблен в каждую ее родинку, доступную взору, ее волосы, ее ресницы, ее аромат. «Всего два месяца», — заметила она. «Целых два месяца». «Вы очень нетерпеливы, господин учитель». «Как раз наоборот, ученица Старк». Как ни странно, но они смогли позаниматься в тот день — первый день их любви. Лианна смогла сосредоточиться, а ради нее смог и Рейгар. Пока она упражнялась в чтении и произношении, он лежал, положив голову ей на колени, и смотрел в небо, вслушивался в ее голос, поправлял ошибки, если они были. Она же, время от времени шутила и наклонялась, чтобы целовать его. Смогли они прерваться и на еду, и все это казалось таким легким, таким естественным, словно Рейгар и Лианна знали друг друга годы, века, и вечность вот так вот проводили в этом лесу, с книгами, обнимаясь, целуясь. Обычно занятия длились часа три, если они проходили в Винтертоне, а потом Лианна уезжала домой. Сегодня же они задержались на целый час, но ехать девушке было ближе, чем от города. Вдвоем они добрались до старой септы, там снова поцеловались и попрощались до следующего утра. Ферма Винтерфелл была хорошо видна с развилки и Рейгар стоял там, пока смотрел, как Лианна, быстро крутя педалями, мчалась домой. Когда она заехала во двор, уехал и он сам. И впервые за три месяца расставание далось легко: ведь завтра они увидятся снова, и послезавтра, и далее. Только вот теперь Лианна Старк принадлежала Рейгару, а он ей, и пусть никто об этом не знал, но так будет не всегда. В тот день он был самым счастливым на свете, но так казалось лишь до поры. Ведь впереди его и Лианну ждало счастье еще большее, счастье единения, такого, какое могут познать лишь поистине влюбленные в друг друга родные души.