***
Инспектор Сервин был уже лет десять или девять как на пенсии. Дело о пропаже и убийстве Лианны Старк было одним из его последних. Это оказался высокий, но весьма худой пожилой человек, и Станнису, наблюдающему с пирса за тем, как он подъехал на своей машине, показалось, что все: автомобиль, костюм, сумка, которая была перекинута через плечо, и тросточка — было слишком велико для инспектора. Точно он понемногу становился все меньше и меньше, медленно истаивая из этой жизни. Впрочем, ясности ума Сервину было не занимать, его глаза и в семьдесят лет были острыми и ясными, как у сокола. Он помнил все детали дела так, словно все это произошло вчера, и даже припомнил самого Станниса, которого, само собой, допрашивала полиция, когда он явился на ферму утром после ареста Роберта. — М-м-м, — протянул инспектор, садясь за стол, куда его любезно пригласили. — Да-да, я помню вас. Вы брат этого подонка, что убил девочку Старк? Услышав ваш голос по телефону и ваше имя, я задал себе вопрос: зачем вы решили разворошить эту историю? Хотите помочь брату? Или как?.. — У меня скорее более… э-э-э… экзистенциальные цели, если можно так сказать, — ответил Станнис. — Я хочу снять кино об оборвавшейся жизни и понять, почему оно так произошло. И как это повлияло на нас, и остались ли мы прежними после этого случая, или что-то в нас изменилось раз и навсегда. Ну, а если в ходе съемки что-то выйдет на свет, то тем лучше, верно? — Ну, да, — ответил Сервин, внимательно посмотрев на Станниса. — Вы обедать будете, господин инспектор? Я тут пожарил картошку со свининой, очень вкусно. Свинина на углях. — Не откажусь, — отозвался тот. — Только без алкоголя, молодой человек. Я за рулем. — Само собой. Я предложу вам сок, если вы не против. — Есть манго с апельсином? — Нет, только апельсин. — Ну, давайте тогда. Накрыть на стол было делом недолгим; пока Станнис был занят, инспектор раскладывал на краешке стола какие-то папки, а когда заметил, что вместо двух приборов хозяин поставил три, спросил: — Я думал, будем только мы с вами. — О, нет. Со мной приехал мой кузен. Он помогает мне снимать фильм и пишет музыку для него. Он как раз сейчас приедет из города. Он хороший малый и не будет мешать. Рейгар, кстати, уже давно должен был вернуться, Станнис звонил ему, но тот не взял трубку. На миг в голову закралась мысль о том, что преступники всегда возвращаются на место преступления и, может, стоило незаметно проследить за ним, но потом все это показалось чушью. Сервину о Рейгаре он ничего не сказал: Станнису было интересно посмотреть на реакцию следователя, когда он увидит кузена. Обед вышел быстрым: Сервин сослался на то, что его ждали в местном клубе кайвассы, где он был завсегдатаем, для какой-то партии месяца. Испросив формального разрешения на запись, Станнис принес камеру, установил ее и поймал фокус, потом отодвинул стол так, чтобы тот не мешался, но был у инспектора под рукой, если ему понадобятся папки. — Итак, инспектор, — начал Станнис, убедившись, что запись идет, и объектив снимает чисто и без помарок. — Расскажите, как все это началось для вас. Сервин чуть задумался, словно вспоминая. — Рано утром, часов в пять, из Винтерфелла поступил звонок: говорила, а вернее вопила какая-то женщина, которая представилась как Мэг Флинт. Меня на работе не было, я должен был подойти позже, так что это я рассказываю со слов дежурного, чтобы вы понимали… — инспектор вздохнул. — В общем, госпожа Флинт уверяла, что у них дома было свершено убийство, а убийца был еще там, она заперла его в комнате, так как это был один из гостей. Само собой, дежурный послал туда наряд, а уже где-то часам к шести, к пол седьмому приехали мы — уголовный розыск. — Какая картина предстала перед вами? — спросил Станнис. Вместо ответа Сервин потянулся за папкой, взял ее и, порывшись в файлах, протянул Станнису фотографии. — Сами посмотрите, — сказал он. — У них прихожая служила одновременно и кухней, и едва мы зашли, так тут же увидели, что весь пол там был в крови, как и уголок плиты, очень острый. Это видно на фото. Станнис чувствовал, как дрожат его руки: когда он приехал, Роберт был уже арестован, а его в дом не пускали, так как там работали медэксперты и полиция. Потом уже, когда они закончили, явились вызванные для уборки люди, офицеры сами руководили всем процессом, так что крови на полу и на плите он не видел. — Вы позволите, если я сам сделаю фото с этих фотографий или быстро отсканирую их после окончания нашего интервью? — спросил Станнис, возвращая все инспектору. — Это было бы интересно для фильма. — Пожалуйста, — ответил Сервин. — Я не видел их, хотя в прошлый мой приезд мне дали ознакомиться с показаниями свидетелей. Инспектор усмехнулся. — Да кто бы вам дал все материалы дела? — произнес он. — Это же закрытая информация. Не секретная, нет, но не для гражданских ушей и глаз. — А у вас тогда откуда доступ? — Так я же не гражданский. Я подполковник в отставке и я вел это дело. У меня есть право хранить копии всех документов и фотографий, и я могу дать знать, если вдруг я что-то обнаружу. Я ведь, знаете ли, так до сих пор и гадаю, что на самом деле произошло на ферме в то утро. Станнис удивленно посмотрел на него. — То есть? Вы хотите сказать, что официальная версия, и та, что была представлена в суде и принята коллегией присяжных, все же не совсем финальная? — спросил он. — Ну, как вам сказать… — Сервин покачал головой. — Когда расследуешь такое странное дело, надо мыслить шире, чем в обычных обстоятельствах. Официальная версия ведь как гласит: Лианна Старк вернулась из Винтертон Румс домой часам к одиннадцати. В доме на тот момент находились трое: Мэг Флинт, Бенджен Старк и Роберт Баратеон. Первые двое спали, а Баратеон дожидался Лианну. У них по ее приезду состоялась ссора, основанная на личном конфликте, после чего он ударил ее по лицу. Удар был сильным, что не удивительно: Роберт играл в рэгби — девушка покачнулась, не устояла и упала. Во время падения она ударилась головой об острый угол плиты, разбила себе висок или место прямо над виском и умерла на месте, скорее всего. После этого Роберт Баратеон, в ужасе от того, что натворил, хватает девушку и пытается привести ее в чувства, но тщетно; тем самым он пачкается в ее кровь. Понимая, что она мертва, он берет бутылку наливочного спирта и уходит в лес, где напивается. Далее можно предположить, что он возвращается обратно на ферму и насилует уже мертвую Лианну Старк, сняв с нее платье, это подтверждается биологическим материалом у него на брюках. Потом он избавляется от тела. Как — сложно сказать, так как он категорически отрицал, что она была мертва или что он ее трогал. В любом случае, он избавляется от тела, потом снова возвращается на ферму и ложится спать. Через час просыпается Мэг Флинт. Она идет на кухню, видит кровь, потом в ужасе бежит проверять комнаты и находит окровавленное платье Лианны Старк. Потом она идет к Роберту Баратеону, а так как он не разделся, то он и сам весь в крови. Она кричит, запирает его в комнате и звонит в полицию. На этом инспектор прервался и отпил сока. — Как вы понимаете, — продолжил Сервин, — это все реконструкция событий, самая логичная и вероятная. Вопрос в том, почему на кухне было столько крови. Нет, опережая ваш вопрос, это была кровь Лианны Старк, как и на платье, так и на одежде Баратеона. Но почему столько? И почему в ней содержались ее волосы, но не было даже микрочастиц мозга? При таком ударе череп должен был быть поврежден, и мозг обычно тоже… столько крови бывает при поверхностных травмах, когда в большом количестве задеты сосуды кожного покрова. Но проверить это, увы, не было никакой возможности: тело так и не было найдено. — Вы думаете, Лианна могла и не умереть от удара? — Если учитывать версию, что задета была только поверхность головы, то да. Девушка могла просто потерять сознание, ослабеть от потери крови. Бессознательное состояние в таком случае обычно длится от десяти минут до двух часов, зависит от организма. — И что это означает? Мог ли Роберт говорить правду? — Отчасти. Он мог скрыть, что Лианна была жива, когда он вернулся на ферму, и была жива, когда он ее изнасиловал. И это означает, что дело еще хуже, голубчик: Роберт Баратеон совершил не непреднамеренное убийство в состоянии аффекта, а преднамеренное, с вполне ясными сознанием того, что он делает. Ему еще повезло присесть на двадцать пять лет. С другим вердиктом это было бы пожизненное. Но, как я сказал, все улики были косвенными. — Но зачем ему это было нужно? — проговорил Станнис, чувствуя, что все внутри вибрирует от странного возбуждения. — Он любил ее. Хотел жениться. — А вот Лианна Старк, как нам стало известно, совсем этого не хотела. Да и ее отец и старший брат были против. Ревность, голубчик мой. Злость на то, что девушка не будет его, что она уедет и будет учиться в другом городе, вполне возможно и наличие соперника, если только его слова о том, что она любила кого-то и собиралась замуж, правда… Он убил ее, чтобы она никому не досталась, напоследок натешившись ею. Станнис сглотнул и потянулся за своим блокнотом. Интервью надо было продолжать, подумать обо всем заново и пересмотреть уже в спокойном состоянии можно и потом. — Как долго вы искали тело? И где, по мнению полиции, Роберт мог его захоронить? — спросил он. — Месяц. Интенсивные поиски же шли около недели. Мы обыскали весь лес в округе, берега реки, саму ферму, даже дно Студеной. Но ничего, — ответил Сервин. — Из Баратеона же признание вытянуть было невозможно, он твердил одно и тоже. — А как шло расследование? Были ли помехи или какие-то нестыковки? — Мы опросили, думаю, около ста пятидесяти человек. Одноклассников, соседей, знакомых, учителей, персонал школы, «Винтертон Румс»… — Обычно у полиции всегда есть не одна версия, но несколько, и большинство из них не просачивается в прессу, — заметил Станнис. — Вы можете что-то рассказать об этом? — Это само собой, версий бывает около десяти, когда происходит такое, если не больше, — Сервин снова отпил сока. — Как бы глупо это ни звучало, но мы рассматривали и вариант того, что этот Баратеон не лгал, и девушка просто сбежала. Понимаете, у нее был такой старший брат, который бил ее, и об этом есть свидетельства, да и сам этот Брандон мутный тип был… что будь я на ее месте, то сбежал бы от такого братца, едва смог сидеть на трёхколёсном велосипеде. А тут еще средний брат и давление с его стороны, принуждение к браку с таким типом как Роберт Баратеон. Мой напарник считал, девушка просто-напросто сбежала и больше никогда не вернулась. — А такое теоритически возможно? Чисто с точки зрения закона и бюрократии? И еще один вопрос: если Лианна Старк сбежала, то в чем? Мэг Флинт была уверена, что все ее вещи на месте. Вплоть до нижнего белья. Платье, в котором она была на выпускном, было найдено в доме, в ее спальне, как и жакет. Она что же, бежала в исподнем? Сервин покачал головой. — В теории возможно все. Предположим, она действительно сбежала… Эта девушка, по словам всех, кто ее знал, была скрытной, и мало ли что у нее в доме было припрятано. Может, у нее был схрон на случай побега? Может, она и так планировала побег? Мэг Флинт не смогла утвердительно сказать, что знала все ее вещи наперечет. Девушка шила сама: мало ли, что она хранила в тайне? Она могла сбежать в город: может, у нее были деньги, а, может, ей кто-то помог. Если склоняться к этой версии, то я думаю, что без чьей-то помощи она бы не обошлась, кто-то должен был прятать ее, пока все не утихло бы, а потом помочь сделать другие документы. — А такое возможно? Ведь она считалась пропавшей без вести, в любом доме юстиции, куда бы она ни обратилась за новыми документами, ее бы обнаружили, сверяя по внешности и приметам. Сервин усмехнулся. — Это-то да, голубчик, но вот только это работает, если человек пропавший без вести. А если он признан мертвым, то никто уже искать и проверять не будет. А после суда и после того, как вашего брата отправили куда следует, Лианну Старк признали мертвой. Ее отец, правда, упрямился, но потом подписал документ. Так что тот, кто помогал Лианне Старк и тот, кто прятал ее, знал это очень хорошо. А потом уже ничто не помешало бы ей начать новую жизнь вдали от этого всего, под другим именем. Станнис почувствовал, как по его рукам пробежали мурашки. — Звучит весьма убедительно, — сказал он. — Почему вы отбросили эту версию и все же склонились к убийству? — Потому что не было никакого третьего, — Сервин ответил так, словно считал своего собеседника идиотом. — У вас не было других подозреваемых? — Не таких, чтобы заниматься этим всерьез. — А как же… скажем, Домерик Болтон? Он так и не смог объяснить, где он был с десяти до четырех утра… Сервин тяжело вздохнул. — Об этом писали в газетах, — добавил Станнис. — Какое-то время он был под стражей, не так ли? — Арестован, — поправил его инспектор. — Но его потом отпустили. Прокурор Амбер. Что же, хотя бы в тот раз он был прав. — Что вы имеете в виду? — То, что пресса писала о том, будто Домерик не мог объяснить, где он был до своего знаменитого угона машины в три сорок пять, но вот камеры ювелирного магазина на улице Карстарка вполне могли сделать это за него. Домерик Болтон, пьяный как черт, приполз к дому напротив и долго стучал в дверь, пока ему не открыла одна дама, весьма легкого поведения. Роуз Росс ее звали. И он пробыл у нее до трех пятнадцати, после чего отправился угонять машину, принадлежащую боссу его отца: в отместку, что тот не прибавил тому зарплату и не повысил в должности, и Домерику не купили обещанный автомобиль за золотую медаль. Об этом газеты уже не писали. Это ведь не так загадочно, верно? Станнис хмыкнул. — Ну да, это верно, — он зачеркнул вопрос в своем блокноте. — Вернемся к версии побега. Вы говорите, Лианне некому было помогать, а как же тот факт, что не нашли ни ее телефона, ни ее велосипеда? — Думаю, ясно, что Баратеон избавился от всего этого вместе с телом. — Вы не делали распечатки звонков и сообщений с ее телефона? — Десять лет назад это было невозможно, тем более, что Лианна пользовалась старой моделью и пополняла счет с помощью карт. Вы сами это знаете, это было в отчете. — А как же тот молодой учитель? Рейгар Таргариен? — У него было железное алиби. Госпожа Фикерстроу — проститутка, но не сумасшедшая и не глухая. — А он мог быть тем самым третьим — помочь Лианне сбежать? — Он провел всю ночь дома, так что нет, не мог. — И убить ее он тоже не мог? Скажем, если девушка сбежала к нему, так как у них был роман, или шантажировала его?.. Сервин вздохнул. — Нет. Он, конечно, был видным молодым человеком, но, как я сказал, у него было железное алиби, да и репутация там была идеальной. — Но Роберт говорил, что у Лианны был возлюбленный… — Роберт Баратеон — убийца и маньяк, пусть сгниет в тюрьме! — отрезал Сервин. — Одноклассники отрицают какой-либо любовный интерес. Близкая подруга в том числе, как и ее братья и Мэг Флинт. Да, Лианна Старк была красивой девушкой, но ее семья держала ее в ежовых рукавицах. Станнис вздохнул и перевернул страницу. — Я бы хотел снова вернуться к версии о том, что Лианна Старк все же сбежала в ту ночь… Ведь вы допрашивали не только тех, кто был в «Витентертон Румс», но и других, кто видел ее, по их утверждениям, после этого? Что вы скажете о показаниях свидетелей, которые уверяли, что видели ее в полшестого утра на станции в Винтертоне с велосипедом? Сервин рассмеялся. — Боги! Ересь какая! — произнес он. — Это вы имеете в виду местного пьянчугу, Хостера Тиргела, который уверял, что «видел прекрасную Лианну Старк, с белыми крыльями за спиной, точно у Девы, которая садилась в поезд со своим велосипедом?» Он даже не смог назвать, куда шел тот поезд… Была еще одна дама, которая клялась, что видела Лианну Старк в тот же вечер у арочного моста, в одиннадцать часов. Были также люди, которые с уверенностью могли сказать, что Лианна Старк ехала домой в три утра. — Но вы отмели эти свидетельства? — Да. — Почему? — Потому что многие из них были даны уже после того, как газеты, как местные, так и региональные, пестрели заголовками о «Волчьем Цветке из Винтерфелла». И многие из якобы очевидцев, включая пьяницу Хостера Тиргела, получили деньги за повтор этих свидетельств для печатных изданий. Сервин вздохнул и снова отпил сок. — Понимаете, голубчик, если вы будете всерьез воспринимать все, что говорили и все, что писали, вы совсем потеряете нить истины. Неожиданно он умолк и чуть наклонился вперед. — Так-так, и кто это у нас там прячется в тени? — спросил он. Станнис резко обернулся: из-за угла вышел Рейгар с потертом гитарным чехлом в руках. Машины нигде не было видно. — Добрый день, инспектор, — сказал он, ставя гитару на пол у стены. — Вы узнали меня? — Еще как, господин учитель, — хмыкнул Сервин. — Надо быть слепым или маразматиком, чтобы вас забыть. Как поживаете? Я так понимаю, вы и есть тот самый друг, который пишет песни для фильма? Рейгар подошел к инспектору, и они пожали друг другу руки. — Да, это я, — ответил он. Потом, взглянув на молчаливого Станниса, он произнес: — Извини, я подъехал тихо и поставил машину за домом, чтобы вам не мешать. — Спасибо, — сухо произнес Станнис. Интересно, как давно Рейгар стоял там, за углом, и сколько всего он слышал из сказанного? Инспектор Сервин поднялся. — Я думаю, на этом мы можем закончить, — сказал он, собирая свои папки, а потом протягивая руку Станнису. Кожа у него была холодная и сухая. — Желаю удачи с этим фильмом, голубчик. — Благодарю, инспектор, — ответил тот. Сервин, однако, не отпустил его руки, только стиснул крепче. — И вот еще что, — произнес он. — Я хоть и на пенсии, но имею право следить за этим делом, пока жив и пока не истечет срок давности. Будьте уверены, оно меня точно переживет. Если до меня дойдут сведения, будто вы узнали что-то такое, что когда-то ускользнуло от нас, и скрыли это от меня, я вас обоих, — он взглянул на Рейгара, — отправлю куда следует. Будьте уверены. С этими словами он отпустил руку Станниса и, взяв свою трость, поковылял к калитке у пирса. — Благодарю за обед. Свинина была прекрасной, — бросил он на последок. — И не провожайте меня, я сам дойду до машины. Станнис и Рейгар смотрели ему вслед молча. Когда инспектор наконец уехал, оба почувствовали странное облегчение. — М-да, — произнес Рейгар, садясь в кресло. — Если ты что-то накопаешь, и нас арестуют, я попрошу, чтобы мы сидели в одной камере, и буду делать каждый день твоей жизни непереносимым. Учти, так и будет. Станнису, впрочем, было не до шуток. Он подошел к камере, выключил ее и стал снимать со штатива. — Ты сел на микрофон, — кисло заметил он, поглядев на Рейгара. Тот удивлено приподнялся и, потрогав сидение рукой, вытащил небольшое «ухо» — черный обод и микрофончик на нем. — Надо же, и не заметил, — проговорил он. — Где тебя так долго носило? — спросил Станнис. — В городе. Я искал тот самый магазин, а потом долго пробовал инструменты. Я видел твой звонок, но не хотел отвлекаться, — ответил Рейгар. — Я думал, ты хотел побыть тут, на интервью. — Да, но потом подумал, что я был бы лишним. Он рассказал что-то интересное? — Нет, все то же самое, — проговорил Станнис. Рейгар хмыкнул, встал и подошел к гитаре в чехле, достал ее, потом перекинул ремень через плечо. Чуть потрогав струны, он наиграл какую-то красивую и грустную мелодию. Станнис вздохнул и, взяв камеру, направился в комнату. Рейгар же тихо пропел, продолжая наигрывать:В залах пустых, где уж нет королей, Дженни танцует, а с ней Призраки тех, кого вновь обрела, Кто любил её всех сильней. Те, кто оставил её так давно, Чьих было не вспомнить имён, Кружились с ней в танце на старых камнях, Превращая печаль в сладкий сон. И она не хотела уйти, никогда не хотела уйти. Она не хотела уйти, она не хотела уйти. Они танцевали и ночью, и днём, Под снегом, под ветра свист. С зимы и до лета и вновь до зимы, Пока стены не рухнули вниз. И она не хотела уйти, никогда не хотела уйти. Она не хотела уйти, она не хотела уйти. И она не хотела уйти, она не хотела уйти. Она не хотела уйти, она не хотела уйти. В залах пустых, где уж нет королей, Дженни танцует, а с ней Призраки тех, кого вновь обрела, Кто любил её всех сильней.
Пропев последние слова, он умолк, смолкла и гитара. — Красивая песня, — сказал Станнис, выходя на пирс. — Чья она? Рейгар улыбнулся и снял гитару с плеча. — Моя, — ответил он, убирая инструмент в чехол. — Я написал ее. Около десяти лет назад. Она о Лианне Старк. — Вот как… — Да. Я написал ее о ней. С тех пор много времени прошло, конечно, но… — Рейгар поднял на Станниса свои индиговые глаза. — В тот день, когда мы встретились в трамвае, один толстосум продюсер предлагал мне за нее шесть сотен тысяч драконов. Станнис едва не онемел — второй раз за день. — Сколько?! — переспросил он. — Шесть сотен, а потом и все семь, — Рейгар хмыкнул. — Но я ее не продал. И не продам. Есть то, что нельзя продавать. Можно только дарить. И я уже подарил ее. — Кому же? — Лианне. Станнис вздохнул и покачал головой. — Но она мертва. — Ну и что? Шира Морская Звезда тоже, но ей все еще посвящают песни, — Рейгар повесил чехол за ремень себе на плечо. — Впрочем, боюсь, тебе этого не понять. Станнис промолчал. — Обед готов, — произнес он кисло. — Он холодный, но нечего было опаздывать. Пиво в холодильнике. Рейгар удивленно смотрел на него с мгновенье, а потом, рассмеявшись, направился к себе в комнату.