Сто шестнадцать месяцев назад

      Утро среды выдалось для профессора особенно болезненным. Лебедев до пяти часов играл сам с собой в дурака, громко комментируя каждый необдуманный ход. Сергей Глебович отчаянно стучал в стену и надеялся на понимание пернатого, однако игорный клуб продолжал свою деятельность даже несмотря на многочисленные просьбы чересчур терпеливого хозяина.       – Пиковый туз! – слышалось из гостиной. – А мы козырным его! Съел?! Не щёлкай клювом!       Ближе к восьми часам споры утихли, ничто не подавало звука, впрочем, как и старое кресло, обычно отвечающее скрипом каждому из надоевшей троицы. Оно одновременно являлось интерьером постсоветского периода, а также излюбленным местом Лебедева. Нахохлившийся воробей не упускал шанса углубиться в протёртую обивку и расслабиться после непростых карточных партий. Преферанс, баккара, дурак – его горячо любимые игры. Особенная страсть проявлялась в быстрых играх на раздевание с Перовой – неописуемое удовольствие зарождалось под слоем перьев от вида бегающей по квартире аристократки в одних панталонах. К слову, именно её появления сегодня ожидал Сергей Глебович, проснувшись от сильной головной боли.       – Эгоист, – ругался он, заправляя постель, – наигрался, накричался, а мне с болью просыпаться. Молодец, ничего не скажешь.       – Девятнадцать! – вскрикнула мама.       – Правильно, мамочка, хоть ты меня поддерживаешь!       Профессор поцеловал её впалые щёки и направился в ванную, краем глаза заметив белоснежный силуэт в прихожей, явно выделяющийся из темноты. Едва схватившись за дверную ручку, он посмотрел в сторону и убедился в том, кому могло принадлежать пышное одеяние.       – Доброе утро, mon chéri! – Перова встретила его реверансом и раскрыла широкий ажурный веер. – Выглядите неважно, быть может вам нездоровится?       – Будешь тут с вами нездоровым! – профессор еле сдерживал себя, чтобы не наговорить лишнего. – Я… умываться иду!       Трёхцветная паста медленно высвобождалась из тюбика на зубную щётку, пока вода продолжала шуметь в раковине. Сергей Глебович видел, как Перова наблюдала за ним через небольшую щёлку между откосом и дверью, протиснув туда лицо. Он привык к её мрачному гриму, который представлял собой потрескавшуюся белую краску и еле различимую чёрную подводку вокруг глаз, становящейся вдвое заметнее, когда Перова удивлялась или злилась.       – Не сочтите меня назойливой, Сергей Глебович, – она слегка улыбнулась. – Просто мне не каждое утро доводится наблюдать за мужчиной, так старательно приводящим себя в порядок.       – Есть для кого стараться.       – О, mon chéri, мне лестно слышать это от вас, – щёки Перовой покрыл бледный румянец, – и, тем не менее, будучи не совсем живой и чуждой для человеческих чувств, очень приятно.       Завершив водные процедуры, профессор прошёл на кухню и изучил содержимое холодильника. Купленные ещё вчера йогурты по–прежнему лежали на верхней полке в ожидании, пока их кто–нибудь съест.       – Позвольте, но вы же намеревались съесть их ещё вчера! – удивилась Перова, заглянув за Сергея Глебовича.       – Хотел, – отвечал он, – А потом я обратил внимание вот на эту невзрачную кастрюльку! Я и забыл, что Лиза варила мне макароны с сосисками. Сейчас разогрею.       Длинная зажигалка затрещала в его руках над конфоркой. Профессор хорошо смазал сковородку маслом и вывалил в неё содержимое кастрюли. Шкворчание макарон пробудило здоровый аппетит.       – Возникла совершенно интересная мысль, – Перова села за стол напротив Сергея Глебовича, – не думаю, что она может вас заинтересовать.       – Я слушаю. – резко отозвался профессор.       – Хорошо. Вы никогда не задумывались, почему трёхлитровая банка яблочного сока очень похожа на трёхлитровую банку виноградного сока?       Наколотые на вилку макаронины не успели достигнуть рта, Сергей Глебович поднял голову и посмотрел на собеседницу:       – Я никогда не задавался вопросами такого гениального происхождения.       – Вы меня не дослушали, а уже успели очернить! Вот представьте, вы купили эти банки, пришли домой и вдруг поняли, что на них нет этикеток! Mon chéri, как узнать, где какой сок?       – Интересно, – задумался он, – если отбросить шутки и понять, что вы действительно хотите услышать моего ответа, то, пожалуй, скажу: я налью содержимое в стакан и пойму по вкусу, какой я выпил сок.       Ответ явно не устроил Перову, она нахмурилась и недовольно прищурилась:       – Кажется, вы не совсем правильно поняли мою мысль. Видите ли, я предугадала возможное стечение обстоятельств и придумала ещё один пример. Обычные шариковые ручки!       – А что с ними не так?       – Предположим, mon chéri, вы располагаете некоторой суммой и желаете приобрести две ручки разного цвета. Скажем, синюю и красную. Вернувшись домой, вы вдруг замечаете, что колпачки утеряны! Как вы поймёте, в какой ручке тот или иной цвет?       – Перова, – её бред так и норовил вывести профессора из себя, – перестань нести чушь! Для этого существует бумага, что проще расписать ручки и наконец, понять, что у неё за цвет?!       – А если корпус ручек не прозрачный, посмотреть не удастся, и бумаги рядом не окажется, то как тогда?       – Хватит! – Сергей Глебович бросил вилку на стол. – Довольно этой несуразицы!       – Несуразицы?! – вздохнула Перова, чуть ли не плача. – Вы преподаватель философии…       – Бывший!       – Да, бывший, но это не отменяет того факта, что вы образованный, компетентный человек, и любые каверзные вопросы должны быть вам просты для ответа! О, mon chéri, не позволяйте моим глазам видеть в вас падшего ангела!       Очередная игра на публику, Перова выложилась на все сто и отработала заплаченные за этот спектакль деньги. Самый последний дурак в состоянии понять, что его целью было разозлить профессора, и это удалось.       – И всё же, я не получила конкретного ответа. – продолжала Перова.       – Хорошо, я отвечу! – С издёвкой говорил Сергей Глебович. – В нашем доме проживают около четырёхсот врачей, так?!       – Вероятно…       – О! А если вероятно, следовательно, каждому нужно дать по две трёхлитровых банки яблочного и виноградного сока, так?!       – Предположим…       – Ага! А если мы предполагаем, то в придачу отдаём им сверху по две шариковых ручки, синего и красного цвета, правильно?!       – Так.       – Итого! – профессор приподнял с холодильника небольшое зеркальце и достал калькулятор. – Четыре сотни умножаем на четыре, и получаем… вот, пожалуйста, одну тысячу шестьсот!       – А причём здесь эта цифра? – в недоумении смотрела на него Перова.       – А не причём! Просто от неё нужно отнять ещё одну тысячу пятьсот семьдесят девять, и тогда получаем…       – Двадцать один! – выкрикнула из спальни мама.       Споры утихли в одно мгновение. Профессору удалось ответить на вопросы Перовой, пусть и не совсем привычным для этого способом. Скоро двенадцать, а значит Лиза уже в пути.