Сто шестнадцать месяцев назад

      Звон стучащих дождевых капель по подоконнику пробудил Лизу. Она раздвинула шторы в зале и посмотрела на невзрачные пейзажи двора. Серый пятиэтажный исполин возвышался напротив, его жители начали выключать в квартирах свет и готовились встретить погребённое над беспросветными тучами солнце. Ржавые качели на площадке из перепачканного грязью щебня пустовали в ожидании давно выросших и покинувших родной город детей. Рядом, в зацементированной яме стоял срезанный на половину металлический столб, к которому когда–то крепилась карусель. Последствия того дня профессор пересказывал почти каждый раз, когда Лиза приходила к нему с визитом. Тогда он развешивал бельё на балконе, как вдруг услышал протяжный крик снизу. Не заметив неисправности, один мальчик неаккуратно раскачался и прокатился по щебню лицом. Рядом с каруселью, застряв одной ногой в железной балке, лежало его бьющееся в конвульсиях тело. На помощь подоспели взрослые, сразу же вызвали скорую помощь. Спустя неделю каждая старуха у подъезда знала, что мальчика удалось спасти врачам, однако ему было суждено остаться инвалидом. После того случая Сергей Глебович часто упоминал об огромном стеклянном глазе, сейчас он словно забылся и больше не желал говорить на эту тему.       Хлопок в небе ненадолго отвлёк Лизу от размышлений. Тучи сгущались и с каждой секундой убавляли шансов на хорошую погоду. Надеяться на безоблачное небо и встречу с Арсением нельзя, по крайней мере, сегодня. Состояние профессора вернулось в норму по сравнению со вчерашним днём, поэтому она решила выпить на кухне растворимого кофе и вернуться домой. Вместе с этим, странное чувство умиротворения не давало ей покоя. Необъяснимая лёгкость и внезапно появившиеся силы казались полным безумием в сложившейся ситуации. Павел относился к неожиданным ночёвкам жены у Сергея Глебовича с особым остервенением. Его выражение лица говорило обо всём, Лиза сталкивалась с недоверием и непониманием, почему близкий человек способен допустить в мыслях самое подлое – измену. Убеждения чаще всего казались Павлу хорошо спланированной легендой для того, чтобы жена в очередной раз вышла сухой из воды. Вопреки её истинным доводам, сухой выйти не получалось, и приходилось платить за обман кровью. Синяки, ссадины, царапины – всё это пройденный материал, выходом из которого как некстати оказался тонирующий карандаш. За пару секунд обширный кровоподтёк превращался в едва заметное пятнышко. Обществу совершенно неважно то, какая дыра может быть в душе, главное – чистая кожа, свидетельствующая о прекрасных отношениях с любящим мужем.       Сделав себе несколько бутербродов с сыром и колбасой, Лиза решила быстро позавтракать. Аромат бодрящего кофе разнёсся по квартире и пробудил профессора, появившегося на кухне в ночной майке и клетчатых шортах:       – Доброе утро, Лизонька!       – Доброе! – она отпила из бокала и указала на стиральную машину, где лежал аппарат для измерения давления. – Как вы себя чувствуете?       – Прекрасно! – задорно ответил Сергей Глебович. – Знаешь, вторую ночь подряд снится интересный сон! Представь, я будто на пиратском корабле, стою за штурвалом и вижу в подзорную трубу щупальца из воды. Тут меня, словно молнией шарахает: КРАКЕН! И вдруг БА–БАХ! Корабль клониться начинает, я кричу: «Пушки на готов!». Бегу в самый низ и начинаю деревянными ведёрками, прямо в образовавшуюся пробоину, воду вычерпывать! А мне ещё моя команда кричит: «Выбрасывай улики, выбрасывай!». И я понял…       Он ударил ладонью по столу, после чего продолжил:       – Все эти реки, моря, океаны – маленькие капли, по сравнению с нашей необъятной вселенной!       – А кто тогда Кракен? – спросила она.       – Михаил Альбертович! – профессор покачал головой. – В этом нет никаких сомнений. Любое зло, описанное кем–либо – он. А я – любое добро, и тоже, описанное кем–либо! Гениально!       Лиза надела манжетку аппарата на руку и затянула её на липучку. Сергей Глебович успокоился и наблюдал растущие вверх цифры на экране. После непродолжительного жужжания аппарат замолчал и испустил протяжное шипение, выдав обоим артериальный вердикт: сто шестнадцать на семьдесят восемь, пульс – девяносто три.       – Да, – удивилась Лиза, – можно хоть в космос! Ладно, убедили, энап сегодня можете не пить. Но вот пульс мне не совсем нравится…       – Меня столько эмоций сейчас переполняет! – профессор жестикулировал руками, словно дирижер. – Я столько понял, благодаря этому сну! Несказанная радость и драгоценный материал для будущей лекции!       Наконец убеждение превзошло все сомнения – Сергей Глебович чувствовал себя хорошо. Лиза допила кофе и ушла в прихожую, он последовал за ней:       – Ты ничего не забыла?       – Нет… – неуверенно ответила она, убирая каштановые волосы в пучок. – А должна?       Профессор сходил в зал и вернулся с листами написанной им притчи. По его глазам без лишних слов стало ясно – отказ от подарка он не примет. Лиза вовсе не знала, как ответить на такой жест, поэтому молча убрала её в сумку и попрощалась со своим другом до следующей недели.       Уже возвращаясь домой, она думала о заложенном в творчество смысле. Основной посыл был предельно понятен – человеческая скупость и жадность способны погубить всё на свете, и даже жизни других людей. Эгоистам не свойственно думать об остальных, исполнение своих желаний они ставили в приоритет над всеми окружающими проблемами. Помимо этого, в притче оказалось куда больше смысла, чем можно подумать при первом прочтении. Лиза догадалась, что Нина и Вальтер – есть она с Павлом. Его отношение к ней не оставалось профессором незамеченным, он видел побои и всё это время молчал, по–видимому, надеясь на скорейшее разрешение ситуации. Подарок притчи – своеобразный намёк на принуждение к действиям и демонстрация того, что случится при полном бездействии его бывшей студентки. Помимо прочего, Лиза заметила тонкую грань между описанным ребёнком и его матерью. Ей казалось, что Сергей Глебович напрямую сравнивает себя с Овидием – тем семилетним мальчиком, который так желал спасти от смерти маму. Для него она стала последней надеждой и смыслом в жизни, как рисунки для Лизы.       Двадцать восемь – ровно столько ступеней нужно преодолеть для того, чтобы попасть в квартиру. Сегодня Лиза в очередной раз быстро преодолела их, поскольку Павел находился на работе. Она решила потратить оставшийся день на уборку, почистить ванную, протереть влажной тряпкой стеллажи и помыть полы. Открыв дверь, ей послышался отчётливый стук стакана из кухни, с силой поставленного на стол.       – Паша? – позвала Лиза, искренне надеясь услышать тишину в ответ.       В коридор вышел едва стоящий на ногах Павел с почти выпитой бутылкой водки:       – Лизок–помазок! Вернулась таки?       – Почему ты не на работе? – качающаяся фигура стала ей омерзительной. – Зачем ты так нажрался?!       – А я что, блять, должен тебя спрашивать, или что? – его язык заплетался, а взгляд долго не мог сконцентрироваться на стоящем перед ним силуэте. – Кто ты есть? Ты проститутка обыкновенная, подстилка своего толстого хахаля. Ну давай, давай, меня же мало, надо же как–то восполнять недотрах.       – Да как ты только смеешь так говорить обо мне?! – Лиза почти кричала. – Ты ничего в своей сраной жизни не добился, эту квартиру подарил мой отец, а ты так и не сделал в ней обещанный ремонт.       Павел облокотился на стену и довольно ухмыльнулся:       – Это твоя жизнь дерьмо. Вонючее! Ты посмотри на себя, ты же выглядишь как последняя потаскуха с самой заёбанной трассы! Мне на людях с тобой западало показаться, обсмеют ведь.       Лиза не выдержала и ударила мужа по щеке. Сомнения о том, кто перед ней сейчас находился, моментально испарились – она оставила пощёчину на лице подмены Павла. Ответная реакция оказалась молниеносной, последний замах бутылки перед глазами и резкий звон в ушах. Грохот осколков и разливающиеся по линолеуму остатки недопитой водки отдавали в виске сильной пульсацией и ощущением стекающей крови. Все перевернулось в одно мгновение, пол превратился в потолок и наоборот. Попытка понять произошедшее оборачивалась болью в голове и накатывающей на глаза мутной пеленой. Вой соседской собаки вновь раздался на этаж ниже, как и в любом другом случае применения силы со стороны подмены.       Всё произошло слишком быстро, стекло от разбитой бутылки под спиной сменилось чем–то мягким, а виска коснулись бумажным полотенцем. Предметы перед глазами двоились, Лиза с трудом различала резко сменившуюся обстановку. Другие обои, фарфоровые фигурки на полке, прикроватная тумба с торшером. Она оказалась в спальне на кровати, рядом с ней сидела подмена мужа и судорожно вытирала стекающую кровь.       – …ости меня… – слышалось сквозь звон. – … ейчас всё вытр… от я дур…       И так тяжелому дыханию теперь препятствовала белое пятно с дугой такого же цвета. Что–то залилось в рот, и Лиза рефлекторно сделала глоток.       Жидкостью оказалась обычная вода, а пятном – кружка. Ей всё ещё виделось несколько одинаковых предметов, внезапно за место потолка появился светящийся прямоугольник с фотографией двух фигур, стоящих на фоне яркого жёлтого шара.       – … мнишь, как мы отдыхали в … такой закат тогда бы…       Темно–синяя полоса становилась похожей на небо, а шар – раздвоенным солнцем. В воспоминаниях предстала счастливая девушка, заключившая в объятия любимого парня. Они попросили женщину сфотографировать их на фоне чудесного южного заката.       – … том мороженное клубн…       Пелена перед глазами продолжала сгущаться. Теперь Лиза не видела ничего, всё оказалось в непроглядном тумане, а встревоженной голос рядом заглушался и вскоре вовсе пропал. Она потеряла сознание.