Сто шестнадцать месяцев назад

      Бледные трупы с дырами в корсетах, в прошлом пышногрудые красавицы, передвигались по просторному холлу в ритме извращённого вальса, позвякивая серьгами и ожерельями на остатках плоти. Хромые, с деревянными протезами, они пытались кружиться, но оступались, падали на паркет и оставались ждать, пока такие же мёртвые кавалеры не подадут им облепленную мухами руку и не помогут подняться. Жужжание насекомых казалось единственным живым звуком в наполненном вонью доме, дополняя собой выступление увлеченного игрой на рояле мертвяка. С каждым нажатием на клавиши с его пальцев сползала кожа и царапала их потрескавшимися костями. Стеклянная люстра под потолком тускло освещала центр холла, оставляя в полумраке ужасные и едва различимые лица господ, что ждут своей очереди станцевать.       – Х..о..зЯ..й…кА! – не утратившее язык окружение обрадовалось присутствию графини, брызжа слюной сквозь осколки зубов.       – Добрый вечер, дамы и господа! – Перова хотела всем помахать, однако рука непослушно повисла и заболталась. – О! Опять из сустава вылетела...       Одним резким движением вверх она вправила конечность и наградила замерший на мгновение зал лёгким взмахом белоснежной перчатки. Профессор забыл о всякой вежливости, закрывая нос воротником рубашки и сдерживая рвотные позывы:       – Куда ты меня привела?!       – В ароматную долину усыпанных розами полей! – графиня прижала к себе Сергея Глебовича и вывела его в толпу пытающихся танцевать вальс покойников. – Mon chéri, вы же не мешок с удобрением, бодрее, бодрее! Раскрыть окна, потушить все свечи!       Прислуга сдёрнула ленты со штор и впустила в усадьбу лунный свет. Холодное свечение едва достигало края огромного холла, разделив его на две стороны. Всё внимание было сосредоточено на танцующей паре, изящные движения хозяйки и неумелое шарканье гостя сливались в единый образ.       – Признайтесь, mon chéri, вы когда–нибудь танцевали?       – Бывало, – профессор закатил глаза, – тебе то что?       – Поучить бы вас манерам, совсем позабыли, как мужчине подобает общаться с девушкой!       – А большего ты не заслужила.       – Вот как? – Перова с хрустом оторвала руку и начала вращаться вокруг Сергея Глебовича. – Моё любимое движение, продолжайте смотреть на меня и крутитесь, крутитесь же!       – Не удивила, актриса. Я под потолком представлений насмотрелся, а тут культю парящую в воздухе держу. Может что–то новенькое покажешь?       – Новенькое я покажу вам после того, как Михаил Альбертович разрешит, – отвечала она, – а пока, довольствуйтесь тем, что есть! Я прекрасно понимаю ваше желание убить нас, всему своё время. И потом, никогда не стоит недооценивать противника.       – Богами себя возомнили?       – Нет, ну что вы, mon chéri, бог один, а нас трое… сейчас не об этом. Признаться, танцуете хуже прислуги.       – Ещё не помер, чтобы лучше танцевать.       Перова совершила любимый реверанс и томно вздохнула:       – Я надеялась на лучшего компаньона. Mon chéri, быть может, вы голодны? Я могу накормить вас вкуснейшими пирожными, икрой осетровых или даже волшебным безе!       – Чем Фирсов не шутит, валяй!       Профессор точно знал, что уйдёт из владений графини живым, план Носухоротова проглядывался без особых проблем и требовал минимум сокровенной интуиции. Он посчитал абсолютной нелепостью следующую комнату, что находилась от зала по длинному коридору в самом его конце. Огромное помещение с причудливыми резными окнами в зелёный сад было уставлено столами с белоснежными скатертями. За ними сидели всё те же покойники, ковырялись вилками в блюдах и бездумно смотрели по сторонам.       – Объясни мне, а зачем покойникам есть? – Сергей Глебович мельком окинул окружение и углубился в мягкую обивку стула.       – Честно? – графиня села за столик рядом с профессором.       – Давай, чего уж там.       – Отголоски прошлой жизни, не более, – задумалась она. – вам этого не понять. Вы никогда не умирали, чтобы мыслить иначе. Все мои вопросы кажутся для вас бредом.       – Я ещё от банок не отошёл. Кстати о бреде. Ты действительно считаешь, что мёртвые могут мыслить?       – Разве вы не удостоверились в этом ещё в холле? – Перова хитро улыбнулась. – Мыслят, говорят, двигаются. Вернее сказать, пытаются. И тем не менее, выполняют действия вполне живых людей.       – Они мертвы!       – Вздор!       Разногласия прервал доковылявший до них официант с железным подносом и полотенцем на правой руке. Болтающийся на нерве глаз облокотился на переносицу, мертвяк слегка наклонил голову на бок и представился:       – Пётр Задира к вашим услугам, госпожа Перова и господин Льдинский.       Профессора словно ударило молнией, в покойнике едва прослеживался бывший одноклассник Петя, сумевший изрядно подпортить ему детство и школьные годы.       – Отнюдь не кухонный таракан, верно? Я буду черный чай с лимонным пирожным, а гость… – графиня повернулась к Сергею Глебовичу в ожидании ответа.       – Баланду, – хмыкнул он, – это же зона самая настоящая, ничего кроме похлёбки быть не может, какие ещё к Фирсову лимонные пирожные?!       – Mon chéri, не стоит лишать себя нервных клеток из–за прошлых воспоминаний. Я хочу помочь вам разобраться во всём, разве вы не понимаете? – она подтянула подсвечник с центра стола к себе и посмотрела на профессора сквозь огоньки. – Ни Лебедев, ни Фирсов такой щедростью не славятся. Дорогой Пётр, принесите гостю бутылочку шато и его любимое блюдо.       – Сию минуту.       Они снова остались наедине, не считая тяжелого дыхания и хрипов, что иногда раздавались за соседними столиками.       – И что же я люблю?       – Ответ на ваш вопрос прибудет через несколько минут, вам же сказали. Быть может, ответите на мой, более радикальный и животрепещущий, и, заметьте, не касающийся еды.       – Интрига! – подметил он. – Точно не банки с соком, что–то интересное, я весь во внимании.       Перова снова смотрела сквозь огонь свечей:       – Вернёмся к нашим…       – Баранам? – перебил её профессор.       – Покойникам. Хотя, для вас, mon chéri, в этом нет никакой разницы. Вы и дальше будете спорить со мной, что эти люди мертвы?       – Я люблю размышлять поэтапно, чтобы сам вникал в сказанное и позволял своему оппоненту воспринимать информацию без лишних вопросов.       – Хотите сказать, что после вашего ответа у меня не появится ни одного вопроса?       – Именно.       – А если, предположим, ваш ответ покажется мне неполным, и я всё же, захочу задать вам ещё один вопрос?       – Не задают вопросы только покойники, потому что не могут.       Смех Перовой застал Сергея Глебовича врасплох. Он повёл бровью и в недоумении сморщил лоб, только что одна из его многочисленных теорий вдребезги разбилась о банальную манипуляцию со стороны давно умершей девушки, которая не только подавала признаки жизни, но и мыслила, что было совершенно не свойственно трупам. Новый виток размышлений возник спонтанно и требовал дальнейшего изучения, пока что профессор понял одно: покойники, несмотря на внешний вид, вполне могут жить.       – Ваш горячо обожаемый Аристотель, с которым я, к слову, согласна со всеми утверждениями, говорил о смерти, как о неизбежности, однако ввиду её, скажем, отдалённости, никто о ней не думает. А давно ли вы задумывались о смерти, mon chéri?       – Ты знаешь, с возрастом человек пересматривает многие вещи и по–разному относится к ним. Полученная в школе двойка будет казаться ребёнку концом, а повзрослевшему ему – сущим пустяком. Я прожил достаточно, чтобы не думать о смерти, встречался с ней лишь в книгах, на словах. Но когда умер отец, я встретился с ней лично.       – Не понимаю, к чему вы клоните? – прищурилась Перова.       – А я ни к чему не клоню, я констатирую факт. Факт того, что я очень поздно пересмотрел свои взгляды и так рано потерял дорогого мне человека.       – Вы полагаете, что могли изменить ход событий и спасти отца?       – Это уже третий вопрос, Перова. Странно...       – Странно что?       – Что ты живая.       К столу вернулся официант, на подносе стояла бутылка вина и большое блюдо, искусно спрятанное под металлический клош. Он вручил Сергею Глебовичу заказ и принялся разливать вино по бокалам, придерживая бутылку полотенцем.       – Давайте отвлечёмся от всех проблем и посвятим этот вечер веселью в компании музыки и вкусной еды. – Перова щёлкнула пальцами и сделала отмашку тому, кто находился позади профессора.       Из зелёного сада показалась девушка с двумя парнями. Первый покойник занял место на небольшом возвышении, похожем на сцену и обхватил контрабас тем, чему посчастливилось остаться от рук. Второй, не имеющий верхней части головы, но с торчащей из гортани флейтой, принялся играть на инструменте, как может. Ещё не до конца облысевшая девушка встала посередине и уронила голову на скрипку, судорожно задёргав по ней смычком. На удивление профессора, их общий ритм и то, что Перова назвала музыкой, было вполне мелодичным и приятным.       – Вон тот, без головы который, как на ногах стоит?       – Если у человека нет мозга, это ещё не значит, что он ничего не умеет. Сердце по–прежнему бьётся, – отвечала графиня. – так ведь? Вы можете долго доказывать мне, mon chéri, насколько важен мозг для человека, но мы, фигуры чувственные, всё пропускаем через сердце и только через него. Счастье, горе, неважно. Важно лишь то как вы к этому относитесь и как близко всё воспринимаете. У меня есть множество примеров на этот счёт, но не один из них не придётся вам по душе.       – А теперь я не понимаю к чему ты клонишь. – он закусил щёку и жадно взглянул на клош. – Открывай, Петенька, чего стоишь то?       Любимым блюдом в таком роскошном доме, полном нежильцов, оказались переваренные макароны с сосисками. Они прекрасно сочетались с вином одна тысяча восемьсот пятого года розлива, дополняя вкус мерзкими нотками скользкого теста.       – Я тоже ни к чему не клоню, лишь провожу вечер в общении с вами и моим верным другом Аксабалем. – Перова приподняла скатерть. – Дружок, покажись моему гостю.       Из–под стола выкатился на одном колесе совок для мусора с небольшой горстью мелких костей, которые начали выстраиваться в скелет собаки. Рой насекомых, что залетел из внутреннего двора, в одно мгновение окружил бывшую дворняжку. На глазах профессора неживое обретало форму и становилось живым. Кожа обтягивала мышцы и скрывалась под шерстяным покровом, в пустых глазницах появились мутные от старости глаза, а обвисшую пасть наполнили зубы и влажный язык.       – Mon chéri, познакомьтесь, это Аксабаль, некогда прислуга покойного графа Перова, а теперь мой охранник и лучший друг.       – Диковинная парода, – заметил Сергей Глебович, – я вообще в собаках не разбираюсь.       – Ну что вы, это же лабрадор! – широко улыбнулась графиня. – В этом году ему исполняется ровно двести лет! Изумительное создание, чего не попросишь, всё выполнит за небольшое вознаграждение – кусочек мяса. Это ведь именно он тогда напал на Лизу зимой, когда она возвращалась из школы.       – Что он сделал?!       – Напал… – твёрдо произнесла Перова, секунду промолчав. – Неужели Лиза не рассказывала вам об этом?       – Нет, слышу впервые.       – О! Я не думала что ваш «верный друг» способен что–то таить и скрывать. И всё же, я вела нашу беседу к некому консенсусу, но, боюсь, в данный момент прийти к нему мы не сможем.       – Что ты сделала с Лизой?! – злился профессор.       – Просто припугнула, Аксабаль порвал ей рукав на куртке, немного погрыз портфель, но это не имеет никакого значения. Каждое действие в нашем мире не происходит спонтанно. Вы понимаете о чём я?       – Ты наслала на неё собаку, но зачем?! Она тогда была ребёнком!       – Переосмысление, mon chéri, – закивала Перова. – Да, именно оно. Как ваш пример с двойкой, только мой – с Аксабалем. Забавно, не правда ли? Но а если говорить прямо, то Михаил Альбертович ведёт с вами войну гораздо дольше, чем вы привыкли думать. Лиза наш «туз в рукаве», и совсем скоро он окажется на игровом столе. Мы готовили её с самого детства для того, чтобы настроить против вас. Да, это иногда не приносило успеха, вплоть до сегодняшнего дня.       – Что с ней? Отвечай! – почти кричал Сергей Глебович.       – Скажу так: работник морга, даже после смерти, приходит на работу. С ней всё в порядке, извините, я иногда люблю чёрный юмор! А вам, всё же, стоит задуматься, какое противостояние трагичнее: война с нами или же война с собственным разумом… нет, не задумывайтесь, во всяком случае, не сейчас. Боже, я же обещала вам веселый вечер, mon chéri, а мы всё о плохом! Идёмте со мной, идёмте же, мне нужно показать вам свою гордость – театр!       Профессор от неожиданности выронил из рук вилку, графиня решительно вела его за собой через очередной коридор, по сторонам которого были расставлены вазы с цветами. Он едва не наступал на подол пышного платья, хлюпанья мокрых лап собаки слышались позади.