Сто шестнадцать месяцев назад

      Вселенная безгранична. Границы существуют лишь в человеческом разуме. Исход выбора зависит только от человека.       – Кто? Кто это говорит?! – Лиза шагала по пустоте и вытирала слезы, что отрывались от ресниц и бесконечно долго поднимались вверх, в неизвестность и недосказанность.       – Лиза, будь добра, сбегай за чайником на кафедру, чайку с тобой попьем! – раздавалось эхом. – Я вафли в магазине купил, пальчики оближешь!       Она остановилась у обломков знакомой аудитории, которую, словно больной зуб, вырвали из всего института и поместили в пустоту. Сергей Глебович стоял у окна и придерживал покачивающуюся от тёплого, весеннего ветра штору. Запах цветущей черёмухи и вид абсолютно здорового, ухоженного и погружённого в беззаботные мысли профессора заставлял плакать ещё сильнее. Он покачивал головой и улыбался прекрасной солнечной погоде, провожал взглядом быстротечную жизнь за окном и внимал абсолютному душевному спокойствию.       – Черёмуха душистая, весною расцвела, и ветки золотистые, что кудри, завила… – вдохновляясь каждым словом, говорил Сергей Глебович. – Знаешь, кто писал?       Девушка поставила чайник на стол и задумалась. В следующее мгновение она пожала плечами и посмотрела на стоящего человека в костюме со страхом стыда.       – Сергей Есенин, – сказал он, достав из ящика пару кружек и коробку рафинада. – Вафли очень сладкие, но, может, ты захочешь ещё сахара?       – Нет, спасибо! – девушка во всём копировала поведение Лизы, она отвечала на заботу профессора милой, непринуждённой улыбкой. – Давайте пододвинем парту к окну?       Сергей Глебович приятно удивился и согласился с идеей друга. Они поставили парту рядом с подоконником и сели по разным сторонам, девушка помогла профессору разложить вафли на пластиковую тарелку и налила кипятка в кружки, пока Сергей Глебович перебирал из небольшой коробки пакетики всевозможного чая:       – Давненько я сюда не заглядывал! Ты гляди–ка, даже с малиной есть! Что тут у нас? О, да это же твой любимый эрл грей!       Профессор положил себе в кружку обычный чёрный чай и задумчиво заболтал пакетиком по краям, смотря за тем, как вода быстро окрашивается насыщенными коричневыми завихрениями, что быстро поглотили всю прозрачность и начали отдавать приятным ароматом цейлонских листов. Завихрения в кружке Лизы ни чем не отличались по цвету, лишь дополняли вкус нотками бергамота.       – Настоящая чайная церемония! – Сергей Глебович подул на чай и аккуратно сделал первый глоток, после которого он закрыл глаза и откинулся на спинку стула. – Как же хорошо…       Лиза была наблюдателем счастливой жизни, она не могла преодолеть невидимый барьер, разделявший пустоту от аудитории и осознанности. Всё, что ей дозволялось делать – лишь наблюдать с чувством невероятной горечи, пожирающей тело изнутри.       – Бери вафельку, угощайся! – профессор пододвинул тарелку поближе к девушке. – Не стесняйся!       Она снова улыбнулась и посмотрела в окно на внутренний двор института, как за забором мелькали люди и машины:       – Спасибо вам, Сергей Глебович! Вы знаете, я так боялась переезда, новая обстановка, другие люди. Мне было страшно от того, что я не смогу ни с кем подружиться и останусь одна… снова.       – Снова? – переспросил профессор.       – Я никогда не говорила с вами на эту тему. Просто… просто в школе у меня практически не было друзей, вернее сказать, вообще не было. Меня часто обижали, задирали. Я переехала сюда только для того, чтобы забыть родной город и начать новую жизнь.       – Забывать свою маленькую родину никогда нельзя, Лиза. Какой бы она ни была, это место твоего появления на свет, место начала твоей истории. Многие люди мечтают вернуться в прошлое и что–либо изменить, что–то такое ценное для каждого, что не может прочувствовать никто другой. Наши личные переживания могут являться к нам в кошмарах, возможно, менять облик и пугать, но ты не должна поддаваться на провокации и быть сильнее этого.       Девушка надкусила шоколадную вафлю и запила её чаем.       – Да, и впрямь пальчики оближешь!       – Ты ещё не пробовала с орешками! – рассмеялся Сергей Глебович. – Их обычно посыпают дроблёным фундуком или арахисом, очень вкусно получается. Умел бы готовить такие сладости, наверное, пошёл бы в кондитеры.       – Вы хотели стать кондитером?       – Отнюдь. Ещё в детстве мама прочила мне судьбу музыканта, отец же видел во мне чемпиона мира по боксу, а я… я хотел изучать мир. Пока ребята играли во дворе в игры, я сидел на лавочке, болтал ногами и смотрел за тем, как летают птицы, как ветер клонит кроны деревьев и заставляет каждый листочек по–особому шелестеть, чтобы получилась красивая природная симфония. Нет, конечно же, я играл в прятки, так же бегал во дворе, как и остальные, но это приносило мне меньшее удовольствие, нежели наблюдение за окружением. Не подумай ничего странного, но в детстве я очень любил болеть. Не потому, что за тобой ухаживают, одаривают сладостями и заботой, а скорее из–за того, что можно было остаться дома и смотреть в окно. Не важно, что там, белое снежное одеяло или шуршащий золотистый ковёр на земле; яркое светило на безоблачном небе или грохот проливного дождя. Я любил природу так, как никто другой. Конечно, моё взросление сопровождали как хорошие, так и плохие, мрачные события, которые по–одинаковому оставляли следы на мировосприятии. С годами я разлюбил осень, разочаровался в зиме. Вот уже почти пятьдесят лет я наблюдаю непрекращающийся цикл жизни, что каждый год заставляет меня грустить и радоваться. Запомни, Лиза: всё в нашей жизни идёт бессменными полосами, день хороший, день плохой, грустная пора, весёлое время. Да и если так рассуждать, то понятия хорошего и плохого, в общем то, тоже надуманы человеком…       – А что для вас хорошее и плохое, Сергей Глебович? – задалась вопросом девушка.       – Хорошее то, что не тревожит меня и мой внутренний мир, – задумавшись, отвечал он, – а плохое – что не является хорошим. Я не верю в существование добра и зла, это всего лишь навязанные разуму понятия, быть может, даже определения, без которых человек не мог бы отделять «что–то» от «чего–то». Мы сами загнали себя в рамки дозволенного и произвольно расширили их, а теперь не способны понимать простейшие вещи и вынуждены задавать себе сложнейшие вопросы. Для чего был создан человек? Кто его создал, и, наконец, кто вообще такой «человек»? Наука даёт множество ответов, биология объясняет его устройство, культура определяет его отношение к создаваемому другими людьми. В конце концов, это просто сложнейший организм, способный разговаривать и чувствовать. Наверное, достаточно «сухое» определение?       – Сергей Глебович, – она на секунду замялась, – каждый человек индивидуален по–своему, я очень люблю рисовать людей, а вы – учить других быть людьми. Мы по–разному… как бы это сказать… отображаем наше представление о человеке. Возможно, внутри каждого из нас есть что–то такое, что связывает всех похожими идеями, мыслями.       – Солнце, – профессор забарабанил пальцами по кружке. – Подобно древнегреческим мифам, в каждом из нас живёт Гелиос – солнечное божество. Конечно, я утрирую, но ты представь на минуту, что мы разжигаем внутри друг друга солнце и насыщаемся желанием жить дальше если и не для себя, то для какого–то… очень близкого, родного нам душой человека. Мы ведь сумели разжечь светила, ты помогла мне пережить смерть отца, а я помог тебе почувствовать собственную ценность и значимость. Лиза! – воскликнул он. – Ведь мы и есть творцы счастья! Не для всех, нет! Только для себя.       Вдруг он поменялся в лице и нахмурился:       – Но «для себя» означает ничто иное, как эгоизм! Как же тогда…       – Сергей Глебович, – девушка накрыла его руку ладонью и пронзительно посмотрела в глаза, – так ли важно зажигать солнце в других, если они этого не желают?       – Но если… я желаю зажечь их? – профессор робко подтянул руку к себе и оставил ладонь Лизы на столе. – Ничто иное, как эгоизм…       – Ни в коем случае! Смысл вашей работы и заключается в том, чтобы разжигать в людях как можно больше солнц, однако с этим нужно быть крайне осторожным и не перетруждать себя, Сергей Глебович. В погоне за счастьем для других, вы можете лишиться своего. Не всем нужен свет, кому то хорошо и во тьме. Я думаю, излучающие вашу энергию люди всегда найдут время для того, чтобы поблагодарить вас за подаренный смысл жизни.       – Правда? – он шмыгнул носом и захлопал ресницами. – Прости, Лиза, но ты первый человек, который говорит мне такие тёплые слова!       – Сергей Глебович…       Девушка подошла к профессору и приобняла его.       – Пообещай мне, что ты никогда не перестанешь излучать свет.       – Обещаю, Сергей Глебович, обещаю…       Лиза бессильно опустилась на колени и смотрела вслед уплывающей во мрак комнаты. Люди в ней были счастливы и не замечали движения стрелки часов, десять лет назад времени не существовало, сейчас же оно перестало скрывать злого умысла и стремглав неслось в никуда.       А что будет через десять лет?       Через десять лет? Доченька закончит школу, Зина получит докторскую степень, а я по–прежнему буду зажигать для всех Солнце…       Лиза осталась наедине с тьмой.