Сто шестнадцать месяцев назад

      С момента вызова скорой помощи прошло порядка получаса, за это время профессору стало незначительно лучше, он ходил из угла в угол, изредка поглядывал в окно и выжидал той единственной машины, люди в которой должны были обладать навыками врачебного дела. Этим вечером, близ переполненных мусорных баков, состоялось не запланированное собрание пожилых шпионов: женщина из соседнего дома о чем–то разговаривала с едва стоящим на ногах актером, крепко вцепившегося в банку пива. Корректировка планов происходила прямо под фонарем, они не стеснялись своих коварных задумок. Сергей Глебович замечал ехидство на лице старухи, когда пьяница широко разводил руками, явно намекая на конфликт вселенского масштаба. Ими могли быть кто угодно, как и сами агенты, так и переодетые представители знаменитой преступной группировки «Коза Настрадалась».       Через десять минут во двор заехала белая газель с выключенной лампой на крыше и характерными красными крестами по бокам. Карета скорой помощи остановилась у подъезда профессора и с грохотом открыла выдвижную дверь, чем привлекла внимание людей с помойки. На этот раз появление актеров на сцене прошло без эпатажа и вычурности: к крыльцу спокойно подошли две женщины в синих костюмах и одним оранжевым чемоданом. Прошлый вызов несколько омрачил память профессора, поскольку проплаченный клоун не подумал о наблюдении из окна их главного врага и припеваючи вышел из машины, жонглируя упаковками цитрамона и ртутными градусниками. Сергей Глебович зашел в прихожую, открыл дверь и принял безысходное для себя положение на диване в виде полнейшего бессилия. Где–то глубоко в душе он понимал, что вторжение противников в убежище означало поражение в длительной схватке за квартиру, однако другого выхода у него не было. На кону стояла его жизнь.       – Проходите, проходите! – кричал он из зала на разливающуюся трель звонка. – Тут я!       В проходе появились два фельдшера, одна постарше, а другая – моложе. Повидавшая мир актриса направилась к профессору первой, поставив чемодан рядом с диваном и подозвав к себе робкую особу из коридора.       – Что случилось? – женщина без разрешения села в кресло и слегка наклонилась к профессору.       – А я по чём знаю, это ваша работа выяснять, что со мной не так.       – Что вас беспокоит? – она перефразировала вопрос и лишила Сергея Глебовича возможности подшучивать над циркачами.       – Жизнь меня беспокоит… – вздохнул профессор, – её смысл. А так, по мелочи, сердце что–то ёкать начало резко, одышка долбит, и тело будто свинцом налилось.       – Лена, – фельдшер указал на странную сумку, которую профессор до этого момента не видел. Она появилась из–за спины молодой актрисы, словно из воздуха. Та осторожно потянула за лямку и достала из нее причудливый аппарат с бумажной лентой и тонкой иглой. – Во, давай сюда!       Из квадратного отсека с пластиковой защелкой вниманию профессора предстала пара присосок на проводах и устрашающие красные клещи.       – Всё же мне смерть избрали? – отчаянно произнес Сергей Глебович.       – Не–е, в мою смену никто не помрёт!       Профессор изумился таким словам и отчасти догадался, что под обличием клоуна в синем костюме могла с легкостью скрываться Перова. Ему оставалось вычислить и правильно идентифицировать вторую особу.       – Вы знаете, – Сергей Глебович отодвинул от себя аппарат смерти и скрестил руки, – я вас вызвал только ради одного… значит, сейчас я расскажу, с чего всё началось…       Женщина удобно расположилась в кресле и приготовилась слушать, пока её коллега стояла напротив и неспешно изучала убранство комнаты.       – Ну, начнём с того, что, буквально, перед вашим приездом, произошли невероятные события. Вообще, вообще, если рассматривать все аховые случаи, произошедшие со мной в жизни, то можно, наверное, знатно обалдеть, вы уж меня извините. Я даже не беру в расчёт руки, людей за балконом, это вещь рядовая для меня. Короче говоря, как я уже сейчас понял, раньше не понимал, сейчас понял, так вот как я понял, цирк начался с момента моего рождения.       – Простите, как вас? – женщина достала из чемодана ручку и лист бумаги, разлинованный под множество строк и мелких букв.       – Моя фамилия Льдинский, зовут меня Сергей Глебович.       – Сергей Глебович, я вас очень прошу, вы не могли бы говорить по сути, у нас мало времени, другие люди ждут. Что вас конкретно беспокоит?       – Да Фирсов его знает! – воскликнул он. – Что не день, то новые фокусы выкидывают. Вам о чём–нибудь говорит фамилия Носухоротов?       – Нет, – сухо ответила актриса.       – А это, на минуточку, корень всего зла! Я раньше как думал, мол, есть что–то хорошее, что–то плохое… мысли у меня такие были, под стать какого–нибудь деления, но не с математической точки зрения, в общем. Тут на пятой жил, ходил с кожаным дипломатом…       – Когда вы почувствовали, что вам плохо? – перебила его вдруг вмешавшаяся в диалог девушка.       – Плохо? Плохо, да, было плохо, но сейчас то хорошо! Вот эта тема деления опять вылезла, вы видите? У сердца слегка щемит, вы главное поймите меня правильно, щемить ведь тоже просто так не будет. В каком–то смысле они меня «щемят».       – Так, голубчик, – нервничала женщина, – раздевайтесь по пояс и усаживайтесь, будем мерить давление и делать ЭКГ.       – А как это расшифровать?       – Милый мой, вам никогда не делали электрокардиографию?       – Отцу моему делали, – отвечал профессор, – только он умер. Своего рода единственная смерть за всю жизнь. Не то переродиться не дали, не то план по перерождению выполнил, я таких тонких подробностей не знаю, не в курсе. Ну, чего вы так на меня смотрите, тоже ложился, значит, вот эти штуковины к телу присасывались и ноги с руками в клешни зажимали. Раз, и бумага вроде побежала и иголка забегала, машинка ваша пишущая заработала. Только сейчас шифровку узнал.       – Ваш отец страдал гипертонией? – женщина его не слушала, лишь выбирала из предложений нужные для себя сухие, врачебные термины.       – Гипер…? А–а–а! Ну так да, давление его мучило, жаловался часто. А что, это имеет ко мне какое–то отношение?       – Боюсь, что да.       Правую руку профессора заковали в липкую манжетку, от которой уходил небольшой длины черный проводок с такого же цвета мягким шариком. Актриса ловко сжимала его в ладони, Сергей Глебович начал чувствовать скованность у локтя. Стрелка тонометра остановилась между двумя делениями: ста девяноста и двумястами.       – Повышено, – фельдшер вновь сделала пометку на листе и разрешила профессору самостоятельно избавиться от липких тюремных наручней. – Жжение в груди, животе присутствует?       – Вот, когда вас вызвал, у сердца болело, потом Фирсов видать начал, что называется, жечь напалмом мои органы…       – Лен, – обратилась она к девушке, – иди сюда, помоги. А вы, мой дорогой, укладывайтесь на диван.       Профессионализм циркачей был выверен вплоть до каждого движения, филигранное исполнение врачебных хитростей не вызывало у Сергея Глебовича малейшего подозрения. Молодая актриса успокаивала его и гарантировала безболезненную процедуру «бумаги и иголки», с помощью которой она могла бы с высокой точностью выявить проблему и поставить диагноз. Профессор позволил клоунам властвовать над телом, они с остервенением зажали конечности в алые клещи и присоединили к груди присоски. Спустя несколько минут коробка с неизвестным существом внутри, владеющим навыками каллиграфии, начала вытягивать тонкий лист в клетку с неровными бороздами. Женщина взялась за край бумаги и увлеченно наблюдала за кривизной линии, иногда поднимая бровь от удивления:       – У вас есть вредные привычки? Курите?       – Я похож на человека, у которого есть холодильник? – профессор бесстрашно уставился на фельдшера с целым папирусом в руках. Неловкую паузу прервала помощница.       – С чем имеем дело, Тамара Андреевна?       – Микроинфаркт на лицо, – цокнула женщина, подозвав к себе коллегу. – Смотри, пульс сто пятьдесят, зубцы, тоже, обрати внимание.       В ответ она промычала и сделала задумчивое выражение. Профессор внимал их каверзным терминам и ровным счётом ничего не понимал. Складывалось впечатление, будто с помощью нарисованной существом диаграммы они подготовили новую провокацию.       – У вас на ЭКГ был выявлен микроинфаркт, – обратилась к нему актриса, – мы вас госпитализируем.       – Чего?! – испугался Сергей Глебович, привстав на диване. – Какая ещё к Фирсову госпитализация?!       – Мы вас положим в больницу на обследование, – объясняла молодая особа, – вам необходимо отправиться вместе с нами.       – Никуда не поеду! – настаивал Сергей Глебович. – Вы меня отсюда просто так не выгоните, это моя квартира, а не сволочи Носухоротова! Эта тварь тут собралась смысл жизни искать, чтобы потом вас, извините, всех раком поставить!       Клоуны странно переглянулись между собой.       – Знаю я, меня с матерью на кладбище, а вам квартирку?! Совсем из ума выжили?!       – Сергей Глебович, если вы отказываетесь от госпитализации, то вам придётся написать расписку.       – Какую? Я миллион бумаг заполнил и все в труху превратились!       – Об отказе, – уточнила фельдшер, – что мы не несём ответственность за ваше здоровье.       Она достала из чемодана файл для бумаг, из которого торчала целая кипа пожелтевших листов. На них, старой печатной машинкой, были выбиты следующие слова: «Отказ от госпитализации» и заглавная буква «Я» с продолжением из длинной пустой строки. Профессор выхватил из рук актрисы ручку и принялся вписывать данные о себе, не забыл указать город и адрес проживания. В завершении профессор поставил широкую подпись и расшифровку.       – Чтоб вам неповадно было, – он вручил лист фельдшеру, – за своё здоровье отвечаю я сам, а не вы, и не троица из страдальческой козы!       – Наконец–то! – кожа женщины покраснела и будто раскалилась, буквы на листе менялись местами, те, что писал профессор, превращались в кровавые крючки и выстраивались в новое слово: «Дарственная на квартиру». В графе получателя появился зачинщик вселенского цирка – Михаил Альбертович.       – Как же это… – Сергей Глебович поднял голову: перед ним стояли суккубы из владений Фирсова, они вскружили ему голову и обманом получили последнюю ценность в его жизни.       – А вот так! – чёрт появился из стены вместе с графиней и воробьём. Они радовались долгожданной победе, Перова побежала в спальню и от переполняемого счастья начала отрывать обои длинными лоскутами, громить трельяж и бить на нём стёкла. Лебедев направился в ванную отрывать полки со стены и дёргать кран на раковине. Профессор вышел в коридор и отчаянно наблюдал за всем происходящим безумием, Фирсов прошел мимо него на кухню и резко сдёрнул со стола скатерть, обронив на пол подставку для таблеток, что разбилась и отлетела к ногам Сергея Глебовича. Троица разбрелась по своим комнатам, как когда–то пророчил чёрт.       – Собирайте свои тряпки, mon chéri, и проваливайте! – хохотала Перова, выбрасывая в коридор вещи мамы. – Куда–угодно, на все четыре стороны!       Суккубы поспешили покинуть квартиру, послав профессору воздушный поцелуй. Сергей Глебович стоял посреди чужого дома, что решили перекроить в неизвестную обитель. Он сел рядом со спортивной сумкой в зале и расстегнул молнию, спокойно рассматривая собранные вещи. Фирсов вернулся в комнату и скрестил руки, наблюдая за тем, что ещё решит взять с собой профессор.       – А вещи…       – В этом мы вас не ограничиваем, любезный, – безразлично произнёс чёрт. – Михаил Альбертович сжалился над вами, поэтому вы до сих пор существуете в прежнем облике. Он также разрешил вам взять с собой две наиболее значащие для вас вещи.       Профессор без лишних раздумий взял со стола горшочек с кактусом. Второй вещью оказался клинок в шкафу.       – А вы уверены в том, что счастье можно построить на крови? – огоньки загорелись в его пустых глазницах.       – Боитесь? – хмыкнул профессор. – С вами каши не сварить… хотя, может ты и прав…       Сергей Глебович бросил клинок на пол и посмотрел на тетрадь, что лежала почти в углу.       – Вы так рьяно сражались с Перовой, что забыли обо всём. Не волнуйтесь, ножи прошли насквозь, но ваши письмена не пострадали. Позвольте похвалить вас: вы сделали правильный выбор в значимости!       Он снял с вешалки в прихожей ветровку, надел любимый тёмный шарф и фуражку. В зеркале отражался уставший от издевательств человек, а позади него – довольные студенты с чувством свершившейся мести. Сергей Глебович перешел порог дома и услышал щёлкнувшие в убежище замки. Дороги назад больше не было, профессор остался без дома и любящих его людей. Он вышел во двор, держа в одной руке сумку, в другой – горшочек Счастья. Сердце снова напомнило о себе, тянущая боль появилась где–то под рёбрами и перешла к желудку. Профессор всё отдалялся от того места, с которым у него была связана жизнь. Рождение, взросление, первая любовь, потеря близкого человека – всё это происходило в восемьдесят восьмой квартире, маленькой вселенной с её крошечными обитателями, таящими в себе такие же загадочные дали. Сергей Глебович пришел в парк и сел на скамейку рядом с перегоревшим фонарём. Он находился во тьме и смотрел на ночное небо, пестрящее тысячами ярких звёзд. Повисший среди них серебряный шар, подобно маяку, звал к себе заблудших меж бескрайних волн моряков.       – Мама, – пытался сдержать слёзы профессор, – Серёженька хочет домой…       Небо, как и Счастье, оставалось молчаливым. Сергей Глебович подложил сумку под голову и свернулся на лавке, словно котёнок. Он обнял горшочек и сомкнул глаза.