Сто шестнадцать месяцев назад

      Профессор пришел к заветному месту без особых усилий: он помнил эту часть города довольно хорошо, чтобы ориентироваться в совсем не изменившихся со временем постройках. Те же тесные улочки, те же припаркованные машины агентов и их угрюмые, жаждущие расправы над преступником лица. Сейчас пешки Носухоротова находились в состоянии анабиоза, они не могли заниматься самоуправством и чётко следовали наставлениям главаря. Приказ «уйти в подполье» воспринимался актёрами по–разному: кто–то покорно следовал указаниям и боялся ослушаться, а кто–то напротив, совладал с бьющими через край эмоциями и ограничивался шипением и перекошенными гримасами в сторону Сергея Глебовича. Все они занимали последнюю, но крайне жестокую и внушающую по объему нишу во всей цирковой структуре. Именно пешек в распоряжении Михаила Альбертовича было неисчисляемое количество, и даже пожертвовав одним из представителей троицы, он всё равно оставался в выгодном положении. Он филигранно разбирался в настроении масс и изящно дёргал за те верёвочки, которые представляли важность именно для конкретного случая. Каждое движение профессора, каждый нервный вздох или же неосторожный взгляд, порождали всё новые планы в его устранении. Сергей Глебович удивлялся, что агенты до сих пор не сбили его на пешеходном переходе, не подкараулили в магазине и не устроили самосуд. Всё шло от вселенского циркача, и профессор жил лишь потому, что сверху ещё не поступило должного приказа.       Парикмахерская «Чик–чирик», как и говорилось в послании загадочной особы, находилась по тому же адресу, но с незначительными отличиями. Улица «Спасительная» здесь называлась улицей «Погибельной», а триста двадцать седьмой дом обозначался, как третий по счёту. Сергей Глебович гордился конспирацией его потенциального союзника, ведь он специально переименовал некоторые детали в адресе, чтобы спутать приспешников Носухоротова и привести профессора в указанное место «без хвоста». Сама парикмахерская была расположена на втором этаже обычного пятиэтажного здания. С тротуара, словно из самых странных снов, тянулась выкрашенная алой краской лестница с прибитыми к каждой ступени чёрными ковриками. Такое интересное архитекторское решение наталкивало Сергея Глебовича на мысль о том, что владельцу удалось выкупить лишь второй этаж для собственного бизнеса, поэтому и пришлось громоздить лестницу со стороны улицы, что смотрелась здесь явно вычурно и странно. Для больных коленей профессора это стало первым испытанием на пути к возможной новой жизни. Бормоча под нос, он твёрдо ступал по шершавым коврам и со страхом смотрел в щели между ступенями, наблюдая всё отдаляющуюся от него сырую землю. Сергей Глебович опирался на перила и тяжело переставлял ноги, разбушевавшийся циклон налетел на город и обострил все хронические заболевания. Когда он наконец достиг балкона, профессор перевёл дыхание и взялся за ручку пластиковой двери. На стекле висело изображение павлина с пёстрым хвостом и графиком работы заведения.       – Даже здесь… не уймутся, – Сергей Глебович потянул за ручку и услышал над собой композицию из колокольчиков, на звучание которой откликнулась сидящая за высокой тумбой тучная женщина в фиолетовом фартуке, – ни на одной козе к вам не подъедешь…       – Здравствуйте, – встрепенулась администратор, отставив от себя кружку кофе, – вы по записи?       Профессор быстро окинул помещение взглядом: пара диванов в углу с разглядывающими журналы шпионками, висящий телевизор на стене, транслирующий музыкальные клипы; растения в горшках и светлые потолки. Он быстро сделал для себя вывод – салон не похож на западню, или же не подаёт явного вида.       – Нет, я не по записи, – настороженно отвечал Сергей Глебович, – я здесь по другому делу.       – Мужской зал сейчас свободен, – продолжила она, – какую услугу вы хотели бы получить?       – Услугу? А кто у вас ногтями занимается? Я хотел бы услугу ногтей на руках.       Женщина приподняла бровь от удивления и обсмотрела профессора:       – Маникюр… вы имеете в виду? Маникюр у нас делает мастер Зинаида, но она сейчас занята. Вот ещё две девушки дожидаются её, если хотите, можете подождать.       – А сколько ждать?       – Думаю, часа три, не меньше. Вы присаживайтесь, может что–то хотите выпить? Чай, кофе?       Профессор подозрительно уставился на агента и попытался разглядеть в нём черты танцующей вальс покойницы с характерным гримом и отрывающимися руками. Он не стал задавать вопрос о пребывании Перовой в теле администратора, лишь ограничился молчаливым кивком несогласия и удобно расположился на свободном диване. Сидящие рядом девушки странно переглянулись между собой и продолжили читать сплетни о популярных звёздах, их тайно рождённых детях и роскошных виллах заграницей. Сергей Глебович вёл себя более чем уверенно перед актёрами, он достал из стопки журналов глянцевый выпуск с симпатичными моделями в ярких одеждах и указанным рядом ценником. Так, к примеру, голова улыбающейся рыжеволосой девушки в полосатой шляпке стоила всего лишь полторы тысячи рублей; тело, облачённое в летнее платье с поясом, стоило чуть дороже – четыре тысячи рублей, а ноги в кожаных сапогах на высоком каблуке – все три тысячи. У некоторых девушек продавались и руки с аксессуарами, но совершенно за смешные цены: от пятисот до семисот рублей. Сергей Глебович тихо посмеялся придуманной в голове шутки про то, что Перову подобным образом собрали на каком–то заводе по частям. Он листал страницу за страницей и поражался тому, что люди стоят так дёшево. Цены на голову несколько разнились, по всей вероятности, из–за уровня образования. Профессор попытался вообразить цену на собственную голову, однако тут же прерывался из–за незнания таких невероятных чисел с миллионом нулей после единицы.       На часах была половина двенадцатого, когда из женского зала вышел первый клиент. Сидящую на соседнем диване девушку пригласили пройти на «ноготочки». Сергей Глебович не беспокоился о том, что в кошельке у него осталось ровно двести пятнадцать рублей, коих точно не хватит на оказание услуги. Он лишь переживал за тот момент встречи, который непременно настанет для него именно сегодня. Пути назад не было, либо он увидит своего спасителя, либо снова отправится ночевать в парк. Профессор прильнул к другому журналу, что читала недавно ушедшая особа. Некая актриса по прозвищу «Северная поэтесса» получила в наследство от покойного мужа баснословные состояния. Продолжение этой истории оказалось чересчур банальным: её нашли в собственном загородном особняке с пробитой насквозь головой. Злоумышленник орудовал карабином и не гнушался наведённому беспорядку в чужом доме. Состояния бесследно пропали, а вся слава за прожитые актрисой годы удостоилась лишь пары колонок на сорок второй странице, рядом со статьёй «Обувь лета: босоножки или балетки?».       Счастье стояло рядом на стеклянном столике и шевелило иголками в бодрящий ритм музыки из телевизора. Барабаны и электрогитара вкупе с превосходным голосом солистки заставляли профессора покачивать ногой. Множество факторов наложились друг на друга и заставили Сергея Глебовича чувствовать себя в незнакомом салоне, в котором он был впервые, как у себя дома. Прямо сейчас он был окружён безопасностью и уверенностью в запутанности Носухоротова о местонахождении преступника номер один. Этот интересный момент давал пищу для новых размышлений: первое – все ли агенты знают профессора в лицо, и второе – так ли безукоризненно построена система оповещения главаря о передвижении Сергея Глебовича? Ведь если бы актёры узнали о появлении профессора в салоне, то сразу бы сообщили об этом Михаилу Альбертовичу и были бы предприняты соответствующие меры. Неужели во всей вселенской группировке им только что была обнаружена значительная брешь, которая остаётся незамеченной самими исполнителями? Или же вселенский циркач в курсе всех событий и предпочитает играть в кошки–мышки, выжидая удачного момента для действий и лишая при этом преступника нервных клеток?       Спустя час в женский зал ушёл последний ожидающий очереди клиент. Чтобы как–то отвлечь себя от скуки, профессор расстегнул собранную при троице сумку и решил изучить её содержимое. Он не помнил, как положил сюда пару связанных мамой свитеров на случай холодной погоды. Здесь так же лежало нижнее бельё, тёплые носки, аккуратно сложенный институтский пиджак и брюки. Наибольшей по значимости находкой для него предстала видеокамера со сменными аккумуляторами и зарядным устройством для них. Это означало лишь одно: он мог продолжать снимать течение жизни как и раньше, но с одним минусом – ему был остро необходим источник питания. Розетки в квартире часто давали сбой из–за целого ряда причин. Протаскивание соседями через две маленькие дырочки маминых пуховиков, шарфов и прочей одежды давали о себе знать и так или иначе повреждали проводку. Такое наглое, незамысловатое воровство не только лишало профессора памяти о здоровой матери, но и сильно било по кошельку. Пойти к соседям и предъявить им целый трактат о том, что воровать через розетки очень плохо, ему не позволяла совесть. Спустя стольких мерзких нападок на квартиру, Сергей Глебович по–прежнему оставался человеком и надеялся на то, что вскоре всё закончится, подобно кошмару. Соседи образумятся, люди перестанут сотрудничать с Носухоротовым и вернутся к своей привычной жизни, а троица найдёт компромисс для примирения и прекратит бессмысленную войну. Профессор хотел бы в это верить, однако он прекрасно понимал ту грань, что отделяла фантазии от реальности. В голове можно представить что угодно, и каким бы ни был тот чудный мир, он никогда не найдёт места в просторах существующих рамок. Тем не менее, Сергей Глебович оставался верным той идее, что ему уготована роль изменить мироздание и наполнить вселенную пусть и не добром, но раз и навсегда очистить её от существующего зла. Его рвение не оставалось незамеченным, Михаил Альбертович ополчился против мечтателя и поставил перед собой наиглавнейшую задачу: вот что бы то ни стало, не допустить воплощения фантазий профессора в реальность. Если есть страх, значит можно снести эту грань чем–угодно, будь то бульдозерами, многотонными ковшами или даже стихией. Одно профессор знал точно: он уже стоял на пути сноса грани, и какой–то страшащийся, эгоистичный Носухоротов со своими приспешниками не остановят его перед задуманным.       Дверь из женского зала в очередной раз распахнулась, впустив в комнату едкий запах лака для волос. Вместе с девушкой сюда вышла она, спасительница и жена по–совместительству, прекрасная Афродита. Всё в том же фиолетовом фартуке, как и женщина за тумбой, в чёрных обтягивающих лосинах и розовых резиновых тапках. Тёмные волосы, убранные в пучок, проглядывали парой седеющих прядей. Морщинистое лицо, так безуспешно скрытое под макияж богиней, указывало на борьбу с неумолимо летящим вперёд временем. Она резко остановилась в дверях, будто бы не веря глазам и всему происходящему. Профессор встал с дивана и взял в руки Счастье, он любовался Афродитой и не мог вымолвить и слова.       – Зин, тебя дожидается мужчина, говорит, ему нужен маникюр, – обратилась к ней женщина, – пришёл не по записи.       Богиня продолжала молча сверлить взглядом нового клиента салона, пока профессор вдруг не заметил собирающиеся под нижними веками слёзы.       – Мужчина, – словно переступив через себя, отрывисто проговаривала богиня, – вы бы предупредили… ко мне сейчас придут… по записи…       – Зина, это же я… – профессор вытянул руки и пошёл к ней навстречу, как был отрезан нерадушным обращением.       – Мужчина! – Повторяла Афродита. – У меня всё по записи! Вы желаете записаться?       – Конечно…       Он не понимал, узнала ли его Зина, но проступившие на мгновение слёзы заставляли его думать о том, что его, всё же, узнали. Возможно, Афродита специально не подаёт вида перед агентами, поскольку сама когда–то погрязла в этой системе и знает все её сильные и слабые места. Никто не должен подумать, что они знакомы, и тем более, что они когда–то были супругами. Мастер ушла в зал и вернулась оттуда с толстой тетрадью, на обложке которой оранжевыми бликами по водной глади пестрили лучи южного заката. Профессор подошел к тумбе и поразился схожести работы богини с трудом всей его жизни. Разлинованные от руки страницы, красивый почерк, десятки клиентов на нескольких листах с номерами их телефонов и временем записи.       – Зин, ты плачешь что ли? – заглянула ей в лицо администратор.       – Да нет, – в спешке она тормошила бумагу, желая скорее найти чистый лист, – девчонки там лаком набрызгали… жуть.       Сергей Глебович чувствовал жжение у сердца и понимал, что это вовсе не боль. Точно так же опалило сердце в день первой встречи с Зиной. Это ощущение возродилось в нём вновь, он довольствовался тем, что перед ним стояла сама Афродита. Пусть и слегка постаревшая, но такая же родная и близкая душе.       – Я могу предложить вам следующую пятницу. На два часа дня вас устроит?       – В пятницу ко мне, обычно, все приходят, – он смотрел ей в глаза и видел крошечного себя в мутном отражении, совершенно несвойственного клиента таких заведений. Старая фуражка, застиранная ветровка, не начищенные ботинки. Он мог лишь догадываться о том, что о нём думают окружающие агенты и дорогие сердцу люди.       На секунду Зина опустила взгляд и постучала ручкой по стойке. Она о чём–то подумала и вдруг сказала:       – На этот понедельник… вас устроит?       Фраза, от которой профессор перестал удерживать внутри себя эмоции, всё же прозвучала. Богиня помнила стоящего перед ней смертного.       – В понедельник ко мне никто не приходит! – Улыбался ей сквозь слёзы Сергей Глебович.       – На два часа…       – Да.       Профессор кивнул и поспешил покинуть парикмахерскую. Он взял сумку с кактусом и решил зайти за угол здания, здесь находился продуктовый магазин. В нём он мог купить Счастью обещанную воду. Сергей Глебович начал аккуратно спускаться по ступеням, как услышал позади себя трель дверных колокольчиков. Держа в руках пачку сигарет и зажигалку, к нему спешила Афродита.       – Как ты нашёл меня? – она помогла ему миновать опасные ступени и схватилась за его локти.       – Это долго объяснять, – тихо произнёс профессор, – главное, что нашёл!       – И куда ты сейчас? – всё останавливала его Зина.       – В парк, – он пожал плечами, – меня из квартиры выгнали, с Лизой я по собственной глупости поссорился, а податься мне... больше и некуда. Не волнуйся, я приду к тебе в понедельник, как мы и договаривались.       Богиня закурила. Она нервно выдохнула дым и забегала глазами по округе, что–то терзало её в глубине души и не позволяло сказать единственно верные слова. Профессор стоял в полном забвении, рассматривая Афродиту, подобно шедевру Боттичелли. Каждая деталь её образа казалась непревзойдённой и по особому очаровывающей. Прежде всего, он видел в ней божество, скрывающееся под обликом обычного человека. Она сумела дать отпор главарю банды и показала истинную силу, от которой тот трусливо сбежал.       – И куда ты сейчас? – повторила она, позабыв о минувшем разговоре.       – В парк. А куда мне ещё?       – Постой, ты правда считаешь, что я вот так отпущу тебя ночевать на лавке? – Обозлилась богиня.       – Ну, мне же некуда… – развёл руками профессор, – не переживай, со мной всё будет хорошо! Ты только курить бросай, это вредно для здоровья.       – Ты свалился на меня, как снег на голову, а теперь убегаешь? Я не слышала о тебе почти десять лет!       – Так ты же говорила, что не хочешь видеть меня, вот и не приходил.       Зина подняла голову и заметила наблюдающих за ними из окон парикмахерской подруг.       – Я закончу в шесть, будь к этому времени здесь, – в спешке докуривала она сигарету.       – Зачем?       – Думаешь, мне хватит сил отпустить человека с высшим бомжевать на улицах? Переночуешь у меня и всё объяснишь, кто тебя выгнал. В шесть, ты понял?       – Как скажешь, бо… спасибо!       Афродита швырнула окурок в урну и поспешила вернуться в салон. Тапочки захрустели по ступенькам и скрылись за дверью, оставив профессора наедине с улицей. Сергей Глебович облегчённо вздохнул и пощурился на мгновение появившемуся солнцу.       – Она меня помнит! – обратился он к зелёному другу. – Пойдём я тебе попить куплю.       В ответ Счастье пошевелило иголками.