Сто шестнадцать месяцев назад

      Аромат ядовитого табака поселился в носу, по подозрениям профессора, навечно. Хитрый дымок арендовал все помещение, он заплатил на год вперед и чувствовал себя, что называлось, в шоколаде. Этот запах въелся во все, начиная от крошечных безделушек и заканчивая массивной мебелью. Холодный вечерний ветер колыхал штору и пропускал под ней небольшие порции свежести, за которые хотелось ухватиться и наполнить ими полную грудь. До помолвки богини и смертного, первая даже не изъявляла желания притрагиваться к никотину. Все началось после одного случая, напрочь стертого из памяти Сергея Глебовича. Наличие чего–то очень важного обволакивало память, подобно спиленному дереву. Оставшиеся в земле корни не позволяли забыть того, что уже было частично забыто. Напомнить о произошедшем ему мог лишь один человек, сидевший через коридор в тишине телевизора. Из спальни доносился женский смех, настолько легкий и непринужденный, что его хотелось поддержать, рассмеяться в ответ во весь голос. Не важно, что остальные могут счесть тебя сумасшедшим – профессор хотел самой обычной для смертных радости, покинувшей его много лет назад. Он восполнил, как когда–то ему доводилось смеяться. Искренний, без всякого ехидства, и с открытой для собеседника душой звонкий смех заражал людей, притягивал коллег и желающих получить знания студентов.       Сразу же навеяло столовой с её аппетитными салатами из капусты с морковью под уксусом и сахаром. На больших переменах здесь было не продохнуть, очередь у стойки достигала расшатанных дверей и любезно пропускала впереди себя преподавателей. Сергей Глебович прошел вслед за Зинаидой Николаевной и поклонился улыбающейся ему из строя Лизе. Профессор ловко вытянул её из очереди и повёл за собой, ближе к раздаточной стойке с бессменными зелёными подносами.       – Елизавета, надеюсь, вы не забыли? – строгий и привычный для студентов тон Зинаиды резанул по ушам упорством.       – Да, Зинаида Николаевна, я помню, – она замялась на месте, косо смотря на пластиковую стопку.       – Лиза, не стесняйтесь, – ободрил её профессор, – за ваше блистательное выступление перед первокурсниками о важности такой дисциплины, как философия, полагается бесплатный обед! Выбирайте, я всё оплачу.       – Да нет, ну что вы, Сергей Глебович…       – Всё в порядке. Представляете, какого мне было приятно, когда я проходил между новоиспеченных абитуриентов после мероприятия и слышал в их разговорах высказывания Сократа и Платона? Зинаида Николаевна не даст соврать!       Она молча покачала головой и поставила на поднос пиалу с капустным салатом. Сергей Глебович продвинулся вперёд, предсказуемо столкнувшись локтём с маячащей впереди мужской фигурой. Зинаида громко ахнула, компот из сухофруктов попал ей на юбку и оставил заметное пятно. Высокий парень в синем костюме и с выражением барана, которого ведут на убой, охнул в ответ.       – Арсений Дмитриевич! – недовольно воскликнула Зинаида. – Ну что же вы?       – Ради бога, извините меня, – он зашуршал в руках салфетками, – неудобно то как, боже мой!       – Это я виноват, – пригнулся профессор, – Зина, прости. Это я…       – Сергей Глебович, нет, – перебил его парень, – я тут кручусь, как муха над кое чем, с утра какой–то неуверенный, вот и сейчас, крутился с этим злополучным стаканом компота и чая, не знал что выбрать.       – Компотом лучше, – недовольство исчезло с лица Зинаиды, на его место пришла саркастическая усмешка, – те помои, которые они называют чаем, не выводятся ни одним стиральным порошком. Так что я вам, Арсений, даже благодарна, в какой–то степени.       Профессор повернулся к Лизе. Она не отводила глаз с нового преподавателя социальной психологии, один её взгляд говорил о том, что видеть этого человека ей доводилось впервые. Очередь шагнула вперёд, Арсений и Зинаида направились к свободному столику, пока профессор расплачивался с сидящей за кассовым аппаратом поварихой. Он приметил на подносе Лизы одинокую говяжью котлету и небольшую горсть риса, политую дымящей подливкой.       – Это всё? – спросил он.       – Я заплачу сама, Сергей Глебович.       Настаивать он не стал. Профессор дождался, пока Лиза уберет в сумку кошелек и направился вместе с ней к столику.       – Мне кажется, я здесь лишняя, – осторожно говорила она.       – Совсем нет! Друг мой, не бойтесь. Пока вы со мной, вам нечего бояться. Уверяю, Зинаида вас не тронет.       Сергей Глебович сел вместе с Лизой по одну сторону. Горячие щи плескались у краев тарелки и норовили стечь на поднос.       – Арсений Дмитриевич, – с нескрываемым задором протараторила Зинаида, отламывая ломоть хлеба, – как вам выступление Елизаветы? Понравилось?       Он оторвался от макарон по–флотски и проскользнул взглядом по лицу сидящего напротив студента.       – О! Да! Выступление Елизаветы было, не побоюсь этого слова, бесподобным! Очень, очень даже!       – Благодарю вас! – Лиза вжалась в плечи и слегка наклонила голову.       – Поистине стоящий перфоманс! – поддержал его профессор. – Давненько я не видывал подобного стремления, понимаешь, к науке! И кто бы что не говорил, а запал в людях остался, теперь я это точно знаю! Стоит лишь разжечь в душах огонь, подпалить подсохший фитиль, реанимировать солнце, в конце концов!       – Только кому это нужно, – Зинаида задумчиво стучала вилкой по пиале, – сейчас такие студенты пошли, не то, что раньше. Лет пятнадцать назад всё у всех само горело, а этим, видите ли, меха для раздувания подавай. Но, опять же, я не обобщаю. Да, есть поистине стоящие таланты, ценнейшие бриллианты, но их, как это и заведено в природе, подавляющее меньшинство. Вспомните нашумевшую троицу из С–06–1, и все вопросы развеются сами собой.       Сергей Глебович на мгновение вернулся из закромов воспоминаний обратно на Олимп. Остофирсевшая мафия заставляла зубы стиснуться, а на язык бросить трехэтажную брань. Сдержался.       – Нет–нет, – Арсений не соглашался с Зинаидой, – хорошие ребята! Ленятся, так а кто этим не промышляет? Пусть не так сильны в учебе, зато какие активисты! Сколько Лебедев в соревнованиях участвовал, скольких стариков Перова выходила, а Фирсов… – вдруг он затих, что–то быстро переосмыслил и продолжил, – Вот как раз Фирсов и учится! Зубрит день и ночь, отсюда и оценки хорошие.       – А вот тут вы не правы! – профессор помотал указательным пальцем. – Зубрить дело одно, а разбираться в материале – совершенно другое. Зазубрил, ответил на билет, забыл. Совсем иначе обстоит ситуация с интересом, ну, когда студент с головой погружён в мыслительный процесс и его ничего не отвлекает. Тогда на подкорку больше всего и записывается, я таких обожаю, с ними есть о чём поговорить! Они тебе и на вопрос ответят, и не побоятся в сторону отойти, потому что знают больше положенного.       – Жажда знаний есть плод долгих лет учения, – Зинаида посмотрела в окно. – Как раз здесь мы и возвращаемся к теме бриллиантов. Елизавета, а вы что думаете по этому поводу?       Лиза явно не ожидала, что станет участником беседы преподавателей. Она торопливо прожевала котлету и опустошила половину стакана с чаем. Растерянность на её лице обо всём говорила профессору, и он решил взять инициативу в свои руки.       – Дайте человеку отдохнуть, на то и существует перемена!       – Сергей Глебович, – вдруг послышался голос Лизы, – мне совсем не сложно ответить на вопрос. Я точно такого же мнения, как и вы.       – Это не ответ, – отрезала Зинаида, – это ничто. Поддержать мнение собеседника, не предоставив своего, есть легкомыслие. Неужели вы, час назад трубя об изречениях древних философов, сейчас не можете предоставить нам свою точку зрения?       Напряжение внезапно нависло над столом. Профессор замечал между ними натянутые отношения, что–то навсегда поссорило их как преподавателя и студента, погрузив Лизу и Зинаиду в бесконечные, с трудом маскируемые склоки.       – Я исправно готовлюсь к каждой теме, – уверенно отвечала Лиза, – готовлю рефераты, а в свободное от учёбы время рисую. Думаю, этого вполне достаточно, чтобы не казаться зубрилой, а быть человеком с собственной точкой зрения.       Взгляды Сергея Глебовича и Зинаиды Николаевны встретились, он сжал губы и всем видом пытался показать ей, что обороты, всё же, стоит сбавить, тем более в присутствии совершенно молодого, старательно вливающегося в коллектив сотрудника.       – Видела ваши работы в фойе, – с явной фальшью улыбалась Зинаида, – неплохо, хорошо! Вы, Елизавета, явно удостоены попадания в то меньшинство, которое прозвучало сегодня за столом. Талант рвётся показать себя миру, а мир, в свою очередь, вещь мрачная и подлая. Именно вещь, я не ошиблась, – она снова повернулась к окну и добавила, – именно вы, художники, видите мир так, как никто другой. Ярко ли, тускло – всё зависит от наложившихся друг на друга событий, прошлого, в частности. «Путь в никуда», работа явно не из оптимистичных, само название говорит об этом, да и потом, серые краски возобладают над цветами, не считая рыжей дороги, уходящей вдаль.       – Я не хочу говорить об этом, Зинаида Николаевна.       – Ваше право! – она повернулась к опустившемуся над тарелкой Арсению. – А что вы можете сказать об этой работе?       Он не успел ответить на вопрос, к столу подошёл низкорослый старик с плотными очками, оправа которых, казалось, клонила нос к полу. Профессор улыбнулся гостю и радушно воскликнул:       – Василий Аристархович! Вы что–то хотели?       – Сергей, – он улыбнулся ему в ответ, старческий мандраж исходил из каждого слова и заставлял тело едва заметно содрогаться, – я оставил ключи от двести третьего на кафедре, у тебя же там сейчас будет лекция?       – Всё верно!       – Вот и славно, пойду отдохну в препараторской, у меня сейчас окно. – он быстро окинул обедающих коллег помутневшим взором. – Приятного аппетита, дамы и господа!       Стол синхронно облетели громогласные «спасибо» и «благодарю». Арсений смотрел вслед уходящей фигуры, затем повернулся и с досадой накрутил на вилку спагетти.       – Да уж, – вздохнула Зинаида, – Василий Аристархович совсем сдал! Ещё год назад по шесть часов мог лекции читать, а теперь время взяло своё.       – Действительно, печально, – Арсений продолжал наматывать спагетти, он наблюдал за тем, как не успевающее уцепиться за серебро тесто уползало всё дальше и снова подхватывалось необычной воронкой с зубцами. – Говорят, он выпустил немало хороших специалистов.       – Это правда, – согласился с ним Сергей Глебович, – отсюда вышли блистательные знатоки своего дела, чего стоит Григорий Суханов! Насколько мне известно, работает на каком–то предприятии, ему всё очень нравится. Что–то связано с кондитерскими изделиями.       – А кем он работает?       – Бухгалтер, если уже, конечно, не главный. Сколько, лет пять, наверное, с его выпуска прошло?       Зинаида кивнула с закрытыми глазами, подтвердив информацию. Лиза наблюдала за стремительно пустеющей тарелкой профессора, он замечал на себе её робкий взгляд.       – Именно на таких людях и держится общество! – поразмыслив, говорил Арсений. – Есть в них то, чего нет у нас. Какой–то… какой–то изюминки, что ли…       – Вы ещё слишком молоды! – рассмеялся профессор. – Уверяю, когда вам исполнится столько же, сколько и мне, вы позабудете обо всех изюминках! Я ведь тоже когда–то горел энтузиазмом, бунтарская кровь, понимаете ли. Скоро пятьдесят, а в душе до сих пор ребёнок! Всё думаешь, вырастешь, остепенишься… не тут то было! Дали бы мне в казаков–разбойников поиграть, так я бы сейчас, не думая, рванул! Но вообразите: взрослый мужчина, профессор философии бегает во дворе по кустам и пытается найти штаб!       Веселью не было суждено задержаться более чем на минуту. В дверях столовой показались они, трое студентов из группы С–06–1, упомянутой Зинаидой Николаевной. Они заняли место в конце очереди и не переставали шептаться ни на мгновение. В какой–то момент троица одновременно повернула головы и прострелила взглядом профессора, точно в сердце. Сергей Глебович опустил глаза на почти доеденные щи и снова поднял их: шепоты и злые насмешки впитались в их лица. Они о чём–то договорились и решили покинуть столовую, до конца перемены оставалось совсем немного. Отрыжка мясным гуляшом окончательно вернула профессора в божественную обитель. Он снова сидел на диване и будто смотрел за уплывающими в никуда воспоминаниями из института. Из спальни раздался очередной гогот. Ему захотелось удостовериться в том, кому он мог принадлежать. Картофельное пюре подкатило к горлу и резко проскользило по пищеводу назад, в желудок. Приготовленный Афродитой ужин был вкусным, и в то же время необычным. За столом никто не сидел. Богиня отдала приказ явиться на кухню, без лишних слов взять тарелку и вернуться в зал, сама она решила устроить трапезу прямо в спальне за просмотром телевизора. Сергей Глебович остановился в коридоре, отсюда его не было видно. Афродита лежала на кровати в мерцающем свете экрана, из которого и доносился беззаботный смех. Комната утонула в вонючем дыме, она курила тридцатую, если не сороковую сигарету за день, стряхивала хлопья в пепельницу, что лежала на её груди, и бездумно смотрела на веселящихся по другую сторону актёров.       – Артур, умоляю тебя, ты не можешь так поступить! – доносилось оттуда. – Ты не можешь вот так просто бросить меня с ребёнком! Мы ведь любим друг друга!       – Жанна, я всё понимаю, но они убьют меня, если я не выплачу этот проклятый долг! Я не хочу впутывать тебя в свои дела.       Афродита покосилась на дверь и приметила стоящего во мраке профессора.       – Запеканка скоро приготовится, – машинально произнесла она, – хочешь, чай поставь.       Сергея Глебовича будто окатили ведром ледяной воды, он смотрел на человека и не видел в нём прошлых черт, перед ним находилась совершенно другая личность в похожей на свою предшественницу оболочке. Пластиковая кукла, не более. Он вернулся в зал и поймал ноздрями порыв свежего воздуха. Важное для существования дуновение казалось гораздо живее пребывающей в соседней комнате богини. Люди из воспоминаний жили лишь в них самих и никоим образом не соприкасались с реальностью. Гораздо страшнее представить себе их смерть, полное исчезновение из лабиринтов памяти, когда спиленные стволы увозятся на лесопилку, а корни беспощадно выкорчевывают. Спустя время на месте не останется и намёка на то, что когда–то здесь покачивала серьгами стройная берёза. Яркий пример такого исчезновения лежал, как на ладони: поначалу мама забывала мелочи, болезнь брала верх, и разум избавлялся от блуждающих по улицам знакомых, а затем поглощал и близких. Сергей Глебович мог только догадываться о том, кто отражался в уставших глазах, полных отчаяния и безразличия. Профессор поклялся спасти маму из лап Носухоротова, избавить от его пагубного влияния Лизу и… Здесь он задумался, мысли следовало перенести в тетрадь немедленно. Сергей Глебович достал из сумки смысл всей жизни и сделал небольшую пометку на чистом листе:       «День №? (больше не имеет какого–либо смысла), (совсем). Я продолжаю борьбу с злобными знаете с кем. Называть их я не хочу потому что они известны всем и тогда! Основные пунткы пункты вкладываются в задачи непреодолимости. Решаю: 1) Спасти маму. 2) Избавить Лизу от влияния М.А. 4) Вернуть Афродиту к жизни (игрушечная кукла 00,50) будет очень важно Я ЗНАЮ ЗАТКНИСЬ!

Прошу прощения».

      Теперь он успокоился, все мысли были перенесены на бумагу, грязных рук можно не бояться.       – Сволочи паршивые! – брань всё же сорвалась с языка, оскорбительные эпитеты остались припасёнными на случай посерьёзнее.       Неожиданно богиня вскочила с постели и побежала на кухню: почти пропавший творог был спасён от превращения в обугленный кусок.