Сто шестнадцать месяцев назад

      Сквозь непреодолимую стену, разделявшую два разных, не похожих друг на друга мира, Лиза слышала голос мужа. Рявкающий, злобный, с проскальзывающей хрипотцой, он вырывался из гортани, рикошетил отовсюду поначалу в одну, затем в другую сторону ничего и неторопливо растворялся в нигде. Его волны были похожи на зелёных змеек в круглом окне с такими же зелёными клеточками. Лиза всегда увлечённо наблюдала за их кривизной, когда папа крутил рукоять таинственного квадратного прибора на причудливых ножках. Свободного места между ними становилось всё меньше, но стоило повернуть рукоять в другое положение, как властные, ядовитые создания вдруг растягивались или вовсе превращались в яркую точку.       Иногда, пасмурными вечерами, из зала пахло жжёной древесиной. Отец аккуратно прислонял металлическую палочку к дощечке и медленно вёл её по дереву, вдыхая струи ароматного серого дыма. Он кашлял, вытирал нос платком и снова сгибался над черными полосами, которые с каждым новым прикосновением сливались в настоящие картины. На дощечках появлялись заснеженные горы, ветшающие от времени мельницы и пышные цветочные луга. Золотисто–тёмная природа украшала стены малометражной квартиры. От одного взгляда на кропотливый труд отца у маленькой Лизы замирало сердце. Окна на стене и приборе открывали путь в неизвестность, где никто никогда не бывал. Они отличались от обычных окон, поскольку за ними никогда не поджидали переполненные яростью одноклассники.       В мирах Лизы не находилось места для зла или гнева. Она старалась перенести на бумагу хрупкое добро свободных полей, усыпанных яркими цветами. Древесные срубы с резными окнами всё чаще появлялись на листах, у террасы всегда стояла сгорбленная фигура, что с каждым новым разом приобретала сходство с человеком. И вот, когда кривые фиолетовые палочки превратились в бабушку в розовом платке, а коричневые квадраты в покошенные избы, мастер отложил карандаш и посмотрел на календарь. Прошло десять лет с того момента, когда спящая с игрушкой слона девочка решила стать художником. Теперь прошло ещё десять, а может, и все сто. Она блуждала в тёмных, выжженных паяльником бороздах гор. Неизлечимые шрамы на дереве были безграничными, тьма танцевала где–то рядом и запрещала свету показывать себя во владениях восторжествовавшего зла. Повсюду лежали мёртвые девушки, их руки были прибиты гвоздями к кускам бетона с детскими рисунками. Траншея из тел сомкнулась позади Лизы, пути назад не осталось. Она сделала выбор, предала себя и свои желания в угоду стать той, о которой никогда не услышат безграничные цветочные поля.       Перед глазами возникла мама. С полотенцем на плече, уставшая и обеспокоенная. Лишь одна мысль терзала её душу: она не смогла уберечь единственную дочь от совершённой когда–то ошибки. Лиза пошла по её стопам и оказалась здесь, среди сотни трупов самой себя. Скошенные просторы, чёрные вороны. Они связаны нерушимой связью. Навечно.       – Доченька, – приближался беспокойный голос, – доченька моя!       Рикошет, за ним ещё один, следом второй. Змей будто швыряли в стены, те ненадолго распрямлялись и сворачивались склизким калачом, рисуя на бетоне давние, любимые мастером узоры. Цветки Рёло давили присутствием, как если бы они были живыми людьми с прожигающим насквозь взглядом. Круг за кругом, всё ближе к художнику и его работам. Лиза не могла пошевелить руками, их сжимали небесные рты, что сомкнулись пухлыми губами и вдыхали под вены тучные облака. У носа маячил маленький обрывок, он качался на невидимых качелях и оставлял за собой резкий шлейф. Лиза сделала глубокий вдох и смутилась, кашель напугал своей внезапностью, а в голову проникло сознание. Опешивший Павел, кровать. Закрыть глаза, снова открыть. Он никуда не делся, лишь поменялся в лице, как и свет за окном. Люди с чемоданами ходили по комнате, странный мужчина сидел рядом с мужем и о чём–то его расспрашивал. Тот лишь пожимал плечами и указывал ладонью на Лизу. Его тяжёлый земной рот дышал на незнакомцев спиртом вперемешку с дешёвыми уксусными огурцами. Павел казался клоуном, показывающим представление приехавшим зевакам. Зелёный поднос из столовой университета забавно балансировал на его голове вместе с десятью стопками водками, правой ногой он бил посуду на две равные части, а левой лихо отметал осколки в сторону, к куче обезображенного сервиза – подарка профессора на их свадьбу. Когда счёт разбитой посуды достиг двадцати девяти, трупы быстро оживились и расступились перед насупившимися людьми с их устрашающими оранжевыми чемоданами.       – Кубик счастья, – уверенно произнёс один из них и с задором добавил, – внутривенно!       Лиза попыталась вырваться из ловушки, но все попытки оказались тщетными. Черты лица незнакомца проявлялись всё чётче, словно радуга после проливного дождя. Она не верила происходящему вокруг, но ещё больше тому, что перед ней склонился Арсений с красной жижей в шприце. Широкая улыбка не помещалась под медицинской маской, щёки едва не разрывало от предвкушения следующего мгновения:       – Вдохну–у–ть, и не ды–ша–ть!       Шрам пронзило жало скорпиона, Лиза оглохла от собственного крика. Окружившие её подчинённые Арсения не давали права на побег, они намертво вцепились в руки и довольствовались зрелищем. Проигрыш перед жителями двора клокотал под рёбрами, один звонок о гуляющей поутру подозрительной девушке породил всё происходящее в эту минуту. Службы по пресечению паники и контроля горюющих масс отреагировали на вызов чрезвычайно быстро, лекари всего дурного вломились в квартиру и без особых проблем обнаружили ту самую ненормальность, о которой заявили обеспокоенные жильцы. Жижа уползала из шприца через тонкую иглу, вопли несчастной начали постепенно ослабевать. Тело наполнялось душевным покоем, введённым по принуждению. На глазах врачей происходило исцеление человека от слёз и излишней хмурости, сердце на секунду остановилось и забилось в новом ритме. Из Лизы высосали все напоминания прошлой жизни, воронки и рытвины заливались клубящимся алым туманом. На свет появился ещё один счастливчик.       – Процедура счастья окончена, Павел Алексеевич, – улыбка начала исчезать с его полного сумасшествия лица, – Ваша жена теперь абсолютно счастлива! Вы снова можете колотить её до потери сознания, но уже без угрызения совести! А знаете почему? Теперь Елизавета Семёновна всегда будет вам улыбаться, будь то в спальне или на полу в коридоре!       – Сколько я вам должен?       – Да что вы такое говорите! – возмутился Арсений. – Счастливые люди платы не берут! Вы, лучше, вот что сделайте: проконтролируйте её состояние пару дней, мало ли…       – Мало ли что?       – Понимаете, – он положил руку на плечо Павлу, – не каждый человек переносит счастье, так уж заложено природой. Крайне ядовитое состояние души, от которого мрёт больше, чем от любой болезни! Вы, как коллега, должны меня понимать!       – Да, – он замотал головой в ответ, косясь на Лизу, – конечно, понимаю!       – Славно! Думаю, дня два контроля окажется вполне достаточным. Больше и не надо! Там уж время и покажет, способен ли организм Елизаветы Семёновны принять дар или же нет.       – А если нет? – голос Павла дрогнул. – Тогда что?       – Хм, – задумался Арсений, поправив маску, – тогда вы вызовите нас, мы приедем с мешком для трупа и отвезём вашу жену на кладбище несчастных. Павел Алексеевич, самое главное в этом деле – держаться бодрячком. Померла? Туда ей и дорога! Стала счастливой? Совет да любовь, и всего делов!       – А мне что делать, если она… того?       – Тоже можете… того! Рано или поздно, но вас всё равно это ожидает, так чего терять время?! Кстати, могу в этом помочь: в вашем магазине у дома имеется прекрасная палёнка, чудный привоз! Двух бутылок будет достаточно.       Павел одёрнул его руку и повысил голос:       – Мы так не договаривались! Ты пообещал мне, что с Лизой будет всё хорошо!       – Паша, – тон Арсения перестал быть насмешливым и наполнился злобой, – не надо. Я знаю тебя, как хорошего специалиста, и мне не хотелось бы отвешивать тебе оплеуху за непрофессионализм.       – Какими ты словами мудрёными заговорил! Я попросил о помощи, а ты вот так?       – Па–ша…       – Ну что? Что? Оставь её в покое! Отстань от Лизы!       – Я хотел по–хорошему! – он быстро выдохнул и обратился к людям с чемоданами, что всё это время стояли позади. – Коллеги! Вызов о вызывающей подозрения в несчастии девушке оказался неполным. Обнаружен ещё один несчастный. Три. Три кубика счастья!       – Смертельная доза, коллега! – предупредил его подчинённый.       – Всё под контролем!       Павел не успел и дёрнуться, как облепленные синими масками врачи повалили его на пол и окружили со всех сторон, исключая возможный побег. Лиза беспомощно смотрела на перевёрнутый мир и не могла пошевелиться, лежавшие у изголовья кровати ноги казались кучей расплющенного пластилина. Под пол ударила красная струя, Арсений выпустил из шприца воздух и присел над Павлом. Широкие спины в белых халатах скрыли их двоих. Лиза слышала всхлипы и стоны мужа, как он безуспешно пытался совладать с болью от насильно вливаемого счастья. Он держался из последних сил, чтобы не закричать.       – Что ж вы все орёте, ноете?! – слышался голос Арсения. – Вам как лучше хотят, а вы мычите, как безмозглое стадо, возникаете чего–то! Образумьтесь же, образумьтесь! Больных нужно лечить, здоровых следует контролировать, а счастливых – восхвалять! На счастливых людях мы и держимся, как же вы этого не поймёте?!       Круг расступился, врачи вышвырнули бездыханное тело мужа на кровать и снова столпились вокруг Лизы. Она смотрела в его застывшие зрачки и рыдала:       – Паша, не надо! Мне страшно! Не бросай меня!       Внезапно Арсений навалился и ударил её со всей силы по щеке.       – Дура! – он вцепился в плечи и подтянул Лизу к себе, продолжая трясти, словно игрушку. – Посмотри, что он сделал с тобой! На что пошёл, чтобы и дальше лупить тебя до посинения! Очнись же наконец, посмотри на весь ужас!       – Оставь меня в покое!       – Не оставлю, пока не посмотришь! В кого ты превратилась, и всё из–за него!       – Он ни в чём не виноват, это всё я, я, я! Отстань!       – Ты?! – Арсений ослабил хватку. – Что значит ты?!       – Я виновата в том, что с ним произошло. И только я!       – Что значит… ты?       Лиза почувствовала, как кто–то толкает её в спину из–под матраса и хочет перевернуть на бок. Одно вращение вернуло всё на свои места, мир стал привычным, потолки сверху, полы снизу. Павел лежал рядом и прижимал телефон к подбородку, взгляд его был вовсе несчастным.       – Ты живой! – улыбнулась Лиза и положила голову на его грудь.       – Ненадолго, – отвечал он, – твой отец едет сюда. Вчера взял билет на поезд, завтра будет у нас. Вот, звонил.       – Папа? А мне он…       – И тебе. Четырнадцать пропущенных. Прихожу домой, ты опять валяешься. Оклемалась хоть, я не знал, что и думать.       – Я и сама не знаю, что уже думать…       – Когда он приедет, мы же будем счастливы? Для него.       – Конечно будем.