(с)Нежный эльф

      Было уже за полночь, когда тело перекочевало из садовой тачки в кресло с высокой спинкой («Absolutely no, ma’am, this man won’t touch the linen until the shoes and clothes are off!», строго отчитала хозяйку бдительная Альма). Анна Сергеевна особо и не спорила с филиппинкой: в конце концов, самой хотелось увидеть, так ли уж всё совершенно там, под халатом-рясой и «восхитительными штанами», как пелось в одной дурацкой песне.       Но Альма хозяйку разочаровала – в мгновение ока (как только нашла, где тут что расстёгивается-завязывается! у, ведьма рукастая!) высвободив незнакомца из верхнего слоя одёжи, стянула мягкие сапоги, но целомудренно оставила «спящего красавца» в исподнем (брюках по щиколотку из тонкой, тоже вышитой ткани, как успела всё же подсмотреть Аня).       И, опять же, сама, не ропща на хозяйские закидоны, транспортировала раздетого мужчину до широкой кровати с балдахином (да-да, творчество того же дизайнера!), ловко переложив его на шёлковые простыни и заботливо, по-матерински укутав до самого носа (видать, чтобы не позарились на девичью честь гостя) невесомым одеялом лебяжьего пуха.       Управившись буквально за пятнадцать минут, Альма с деловым сдержанным поклоном-кивком (ну так и не смогла Аня за долгие годы отучить филиппинку кланяться белой госпоже! но сократили поклон до минимума) вышла из спальни, прихватив с собой подмоченные снегом из подворотни (читай грязью) шмотки мужчины.       Анна Сергеевна, нависнув над кроватью, рассеянно уставилась на такого же белого, как и простыни, на которых он лежал, заботливо спелёнутый Альмой, страдальца.       Впервые с момента памятной встречи (той, что лицом в сугроб) ей удалось без спешки, методично разглядеть то, что она так неосмотрительно притащила в свой дом.       Мужчина был абсолютно, безоговорочно и даже просто неприлично красив. Хотелось смотреть не только глазами, но и руками: прикасаться, проводить указательным пальчиком по этим соболиным бровям, аккуратно потрогать скулы и совершенно гладкие щёки (это как это нет вечерней щетины? разве ж такое бывает?), обязательно обвести чёткий контур по-девичьи нежных, капризно изогнутых губ.       Волосы, потом, конечно, стоило уделить внимание волосам мужчины! Анна Сергеевна, как все женщины с вьющейся шевелюрой, периодически вздумывала с кудрями бороться. И тогда в ход шли шампуни и маски, утюжки, ламинирование и прочие салонные ухищрения, после которых, даже самых разрекламированных и оплаченных баснословными деньжищами, кончики секлись, а обещанный продолжительный блеск тускнел уже через день. У незнакомца на кровати были идеально прямые, даже после всех погрузок-разгрузок и вообще валяний не спутавшиеся и, кажется, словно только что расчёсанные пряди белого золота, аккуратно расположившиеся (не иначе дрессированные!) на подушке.       Но удивительнее всего оказались… уши. Остроконечные уши. Уши, отреагировавшие лёгким животным подёргиванием на любопытное прикосновение к самому кончику.       Анна Сергеевна потрясённо пялилась на них… а чёрт его знает, сколько именно времени. Просто это ж, кажется, вовсе не силиконовая горошинка, вкачанная под кожу, а самый настоящий хрящ, а это значит, значит…       Бесценные, вполне себе натуральные кольца, ручная вышивка на одежде, отсутствие щетины, остроконечные уши, странные речь и манеры… Всё смешалось и заварилось в такую крутую кашу в голове пошатнувшейся от обилия впечатлений Ани, что и не расхлебать.       За спиной материализовалась Альма с баночкой мази в руках. Деловито отодвинув хозяйку в сторону, домоправительница аккуратно и вполне себе профессионально (хм, может, и диплом медика имеется? вот всё умеет, всё!) нанесла на покрасневшие от соприкосновения с сугробом кончик носа и скулы незнакомца (эльфа, г-хм!) аккуратный слой не слишком аппетитно попахивающей белой мази и снова бесшумно растворилась в недрах коттеджа. Анна Сергеевна умильно вздохнула: ну надо же, даже мазь такой красоты неземной не подпортила!       Красоты хотелось больше, намного больше, чем целомудренно выглядывающая из-под кромки одеяла голова мужчины, но, взяв себя в руки и памятуя о недавней истерике гостя в столичном лофте, Анна Сергеевна решила, что, подобно Скарлетт О’Харе, она подумает обо всём (и рассмотрит всё) завтра, то есть уже сегодня – уже за полночь перевалило. И, опять неудовлетворённо вздохнув и тоже стараясь не шуметь, Аня вышла из гостевой спальни, направившись наверх.       Требовалось: а) принять душ; б) принять постель. Денёк, а потом и вечер выдались хоть и занимательными, но уж как-то чересчур утомительными.       Едва коснувшись подсушенными полотенцем кудрями подушки в своей спальне, Анна Сергеевна провалилась в глубокий сон…       А утро в этом (дур)доме началось со звона битой посуды, визга Альмы, радостного лая хаски и рокота уже знакомого мужского голоса. На ходу запахивая шёлковый халат и, попутно, с тоской ностальгируя о тишине и покое, которые теперь, с появлением в доме странного незнакомца (не приснился же он ей!), кажется, остались в прошлом, Анна Сергеевна почти кубарем скатилась с мраморной лестницы… и с разбегу впечаталась в широкую обнажённую спину вышеупомянутого нарушителя порядка.       Спина, от соприкосновения с мускулисто-каменной поверхностью которой на не вполне ещё проснувшемся лице Ани вполне мог остаться синяк (вот же качок!), решительно развернулась на 180 градусов. Взметнулись длинные пряди волос, и торец сменился безволосой грудью и Анну Сергеевну подхватили в железную хватку – очень вовремя, тапочки Dolce & Gabbana вовсе не предназначены для бега по мраморным полам.       Анна Сергеевна, потирая ушибленную щёку и выворачиваясь из инстинктивно подставленных рук мужчины (сами ходить умеем!), невольно залюбовалась мраморной белизной, успев скользнуть взглядом по аккуратным соскам и тонкой талии и пересчитав все наличествующие кубики пресса.       И тут над самым ухом опять раздалось уже ставшее привычным громогласно-требовательное:       — Ты-ы!       Вздохнув и закатив глаза, Анна Сергеевна, отлипая взглядом от красот мужской фигуры, окинула взглядом поле боя (иначе и не скажешь: Альма на карачках собирает на поднос битую посуду – видимо, завтрак так и не доехал до столовой; собака с бешеным лаем пытается не то поиграть, не то прикусить на зуб чужого дядю; недовольный всем и сразу голубоглазый гость в одном исподнем возвышается статуей Командора посреди всего этого тарарама) и развила мысль мужчины:       — Да, я-а! Прислужница Моргота, посланница Врага и дальше по списку, чего ты там вчера так грозно орал!       И, не дав прищурившемуся и испепеляющему взглядом незнакомцу возможности отреагировать, командным голоском гаркнула на пса, совершенно ошалевшего от восторга и новизны происходящего (в этот раз не по его вине) бедлама:       — Сидеть, Торин!       Эльф (Анна Сергеевна, утром более здраво смотрящая на вещи, в эльфийское происхождение гостя всё же не верила, но пока, за неимением лучшего варианта, решила именовать его про себя «эльфом») от неожиданности моргнул, заозиравшись по сторонам, а потом, опять буравя взглядом свою жертву («жертва» голову в плечи втянула, но отступать на своей же территории вовсе не собиралась), холодно процедил:       — Следовало догадаться, что без гномов сие непотребство не обошлось!       Любопытствующий и ни секунды не умеющий сидеть спокойно (такой кипиш и без меня! гав!) хаски с громкой кличкой «Торин» ткнулся босоногому гостю носом под коленку. Тот на секунду сфокусировался на нём взглядом – хаски прижал уши и, сделав «зайчика», чего отродясь не умел (или делал вид, что не умеет – у Деды Рады ещё не такие фокусы показывал, Аня разок видела) замер в горделивой позе – хоть сейчас на собачью выставку.       Видимо, мужчина сложил два и два, поняв, какого именно Торина хозяйка дома так лихо поминает, а затем, лукаво выгнув бровь (вот уж чего от вечно капризуна не ожидаешь!), опять глянул на перекатившегося на спину и подставившего живот для почёсывания голубоглазого собакевича.       — Впрочем, похож! Никакого тебе королевского достоинства!