Чонгук отстраняется всего через секунду, чувствуя липкую влагу на спине, там, где его обнимает Тэхён.
Собираясь отстраниться, он подавляет побежавшие по телу мурашки от понимания, что сейчас заглянет в родное лицо. Увидит в нем в сотни раз больше, чем когда-либо раньше. Трепет скручивает живот, а изнутри его окутывает нежным теплом. Тэхён улыбается и едва слышно смеётся.
— Я всё тот же, — говорит в самые волосы на грани слышимости, чтобы услышал только Чонгук, а не вся толпа вокруг них.
Чонгук почти что отскакивает от Тэхёна, вспомнив, сколько людей вокруг них. Мужчина мягко улыбается, осматривая его, а следом Чонгук чувствует яркую тоску, тепло и лёгкое недовольство. Всё-таки не понравилось, что он ещё сильнее похудел, Чонгук не может не улыбнуться от того, насколько по эмоциям Тэхёна понятны его мысли.
Он обводит его взглядом и, готов поклясться, Тэхён стал другим. Нет, он все так же обворожителен, и от одного его взгляда у Чонгука подкашиваются ноги. Но все, что ощущает Чонгук, смывается яркостью Тэхёна: его удовлетворение, боль, спокойствие, счастье, ослепительная радость и в середине тяжелый клубок из печали и грусти. Чонгука просто захлестывает, как цунами, и он пораженным взглядом обводит абсолютно собранного Тэхёна с легкой надменностью на лице.
Чонгук задыхается от того, насколько ярко он чувствует это, хотя эмоции даже не принадлежат ему, а Тэхён стоит такой, будто ничего не происходит, будто не он сходит внутри с ума!
— Отдели их, — шепотом он подсказывает и пытается поубавить свой пыл, будто запрещает себе чувствовать.
И тут же улыбается, когда Чонгук всем существом воет на него — ведь какого черта, он хочет чувствовать Тэхёна, понимать его, не терять эту связь! Хоть она и почти что топит его самого. Тэхён не сдерживается и слабо смеется, здоровой рукой притягивая Чонгука за шею к себе. Он целует, конечно, но мимолетно, секундно, легким прикосновением, будто цепляется, чтобы вернуть обратно на землю. Пальцы юноши робко касаются скул, которые точно стали немного острее, порхают по ним и, поймав губами улыбку мужчины, он смущается, пряча руки к себе в карманы.
Чонгук никак не разберется во всем внутри себя, но он счатслив, что по сути они стали одним целым внутри него. Улыбается так ярко, что аж щеки болят, заглядывает в глаза, уплывая от близости, и шепчет самое важное, что боялся никогда не сказать:
— Я люблю тебя, — едва-едва слышно, в самые губы, пока Тэхён еще не отстранился. — Я безумно люблю тебя! Тэхён, я, я, я просто-
— Знаю, — перебивает его, придвинувшись еще на миллиметр ближе, чтобы каждым движением губ касаться Чонгуковых. — И люблю тебя так же, Чонгук. Ты знаешь это.
Его губы растягиваются в улыбке, и Чонгук не сдерживается, ласково касается нижней, только после этого отстраняясь. Буря внутри немного улеглась — и то, скорее всего, это Тэхён смог обуздать себя, а не сам Чонгук ее подавил — поэтому отстраниться легче. Обратно в его объятия не тянет цепями, все тело не хочет распасться на атомы, чтобы слиться с ним.
— Ты не говорил о том, что Ким Тэхён — твой соулмейт, Чон Чонгук.
Сонпё появляется из ниоткуда, прямо за спиной юноши. Чонгук спешно оборачивается, сталкиваясь с ним взглядами и щурится. Злость окутывает его, потому что он впервые рядом со своим соулом, по которому невозможно тосковал, и мечтает лишь о часах наедине, о его руках, о крепких объятиях, об одном на двоих чае, а тут появились какие-то претензии!
Запоздало Чонгук чувствует, как Тэхён тоже покрывается изнутри коркой ярости, но после сильно удивляется от агрессии в соулмейте.
Да, Чонгук изменился. Он давит в себе грусть от того, что теперь не такой зашуганный и уставший мальчик, каким Тэхён его полюбил — разберутся с этим позже. А пока он дает волю злости.
— А вы не спрашивали, является ли Ким Тэхён моим соулмейтом, — почти что шипит в ответ, пока теплая рука Тэхёна касается его бедренной косточки, тихо притягивая к мужчине. Чонгук подшагивает назад, прикасаясь к нему спиной. Закрывает собой и, боги, чуть не кончается на месте от того, насколько приятно закрывать собой любимого человека.
— Я, конечно, едва ли имею право вмешиваться, — Юнги подает голос и за пару шагов добирается до них, осматривая Тэхёна и мельком ему улыбнувшись.
Чонгук ощущает странное тепло от Тэхёна. Оно не кутает самого Чонгука, потому что относится не к нему, но все-таки проникает в родную душу и греет — Тэхён искренне рад видеть и Юнги здесь. Будто он не знал о том, кого встретит.
— Господину Киму нужна медицинская помощь, — Чонгук немного теряется, слыша официальное обращение, но после внутренней ухмылки Тэхёна, понимает, что так правильно. — Локоть согните и руку приподнимите. Так пережмете вены и крови меньше потеряете.
Последнее он добавляет более спешно, только вспомнив о том, что в этом месте ему нельзя быть врачом. Чонгук слышит тяжелый выдох от Чимина и, пожалуй, только сейчас понимает, в какой они ситуации.
Очень влиятельный человек внезапно оказывается его соулмейтом, они явно знакомы и состоят в отношениях, Юнги откуда-то знает о медицине, и они нарушили вместе с Чонгуком комендантский час. Загнали сами себя в очень опасное положение.
Чонгук успевает испугаться за их будущее и вспомнить оставленного одного в постели ребенка, к которому теперь будет некому вернуться. Сонпё точно не оставит всё, как есть, он строг к нарушению правил, а касательно лжи, да еще такой важной, о Тэхёне…
Но ладонь Тэхёна плавно перемещается на его живот припечатывая к крепкому телу так, что едва ли кто-то сможет отодрать.
Чонгук и забыл, каково быть под покровительством такого сильного человека. Внутренности сразу разжимаются, и он едва сдерживает ухмылку и просящееся наружу “мой мужчина сейчас надерет вам зад”.
Сонпё смотрит на них с молниями в глазах. Перебегает с Тэхёна на Чонгука и обратно, а там уже замирает. Будто борется одним лишь взглядом с Тэхёном, но Чонгук, даже не видя, знает — он проигрывает. Тэхён, раненный, в чужом для него месте, стоит абсолютно расслабленно и смотрит наверняка с такой высоты, что Сонпё ощущает себя едва ли не на дне.
— Всё-таки нам нужно в медпункт, — снова хрипло вмешивается Юнги, протянув Чимину руку и крепко его держа. Тоже чувствует накалившуюся атмосферу.
Они подходят ближе к Тэхёну, признавая ложь о незнакомцах. Как будто сейчас начнется драка, но Тэхён лишь своей аурой всех защитит. Кажется, он слышит мысли Чонгука, иначе отчего хрипло смеется в душе?
В реальности Тэхён лишь ухмыляется и ликует внутри. До чертиков доволен собой. Чонгук омывает его своим смятением, задавая молча вопрос, но Тэхён будто целует его в лоб и просит доверять — лижет мягким теплом изнутри.
Чонгук опускает взгляд и хмурится от новизны яркости между ними. Кажется, еще чуть-чуть, и он будет читать мысли в словах…
— Кихен, вызови медика в третий кабинет. Вы все, — Сонпё звучит агрессивно, не с обычной ему уверенностью, а с настоящей злостью. — Кроме Тэхёна отправляетесь в свои комнаты. Утром понесете наказание за нарушение устава лагеря. А с тобой, Чонгук, поговорим отдельно.
У Чонгука по коже бегут мурашки ото льда с его стороны. Он решается поднять взгляд и видит такую ярость, какой еще никогда не видел ни в одном человеке. Его бы затрясло: все-таки пусть Чонгук и стал увереннее в себе, но не настолько же. Только испуг гонит прочь тепло Тэхёна и его не покидающая ни губ, ни души уверенная ухмылка.
— Ты никого не накажешь, — своим, Чонгук едва держится на ватных ногах, властным и уверенным голосом выдает Тэхён. — Прямо сейчас отпускаешь наших друзей в комнату, а мы вместе с Чонгуком пойдем поговорить с тобой.
На слове “вместе” Тэхён делает такое ударение, что Чонгуку хочется заскулить. Его голос становится как никогда низким, буквально рычит сотрясая грудную клетку вибрацией (Чонгук чувствует это спиной) и делает это ради Чонгука. Не удерживаясь, юноша касается своими ледяными горячих пальцев мужчины, сплетая их в руки в замок. Как ему не хватало всего Тэхёна…
— Чон Чонгук солгал о своем имени, о его ребенке. И я готов был это стерпеть ради его искренности и отдачи в работе, — Сонпё огрызается недовольно, вызывая в Тэхёне легкие нотки недоумения. Чонгук щебечет на их языке из эмоций “объясню потом” и сжимает покрепче пальцы, вдруг испугавшись, что Тэхён от него отстранится, но нет. Мужчина легко сжимает их в ответ, на большее сил у него не хватает. — Но он лгал мне в лицо о том, кто его соулмейт и какая у него связь.
Тэхён показательно чмокает его в макушку и, даже не будь Чонгук его соулмейтом, он почувствовал бы сколько уверенности и силы исходит от этого человека. Стоящего среди ночи, раненого, до одури уставшего, но все равно едва не вынуждающего преклонить перед ним колени. Все вокруг чувствуют это.
— Ты, Кан Сонпё, права не имеешь его трогать. Ты лгал ему, — Тэхён едва ли не плюется ядом сквозь довольную ухмылку. — Ты не рассказал ему, благодаря кому это ополчение существует. И только попробуй тронуть соулмейта вашего главного покровителя, шавка. Я не убью тебя, но ты будешь умолять меня об этом.
Слова Тэхёна набатом бьют в голове, которая начинает стрелять болью. Слишком много свалилось разом: яркие чувства Тэхёна, радость от встречи, боль в родном теле, а теперь ещё и это.
Чимин шепчет на ухо, что они будут в комнате с Бэкхёном, дождутся их, а Чонгук кивает на автомате. Он заставляет себя сморгнуть пелену, когда их процессия начинает двигаться: вокруг Тэхёна, будто охрана, идут кругом подчинённые Сонпё. Чимин и Юнги растворяются за дверью.
— Ты можешь пойти к себе, — тихо говорит мужчина, так и не убрав руку с бока Чонгука. — Не обязательно сопровождать меня.
Видимо, во взгляде, который Чонгук на него кидает, написано всё, что он думает. Веселье Тэхёна волнами ощущается в их душах, хотя каждый мускул на его лице остаётся в прежнем положении. Чонгук едва не давится возмущением. У него, оказывается, мужчина — главарь ополчения, а Тэхёну весело с его шока!
Он зол. Потому что чёртову ополчению лет с шестьдесят, а Тэхён явно не ввязался сюда за последние пару недель. Он давно руководит этим и ни слова Чонгуку не сказал. Даже не намекнул.
Рука Тэхёна, лежащая на боку, чуть крепче сжимает пальцы. Точно, он же всё чувствует.
Чувствует разочарование от почти что предательства.
Третий кабинет оказывается не таким, какой у Сонпё — в нем стоит длинный стол, а напротив экран. Явно кабинет для совещаний.
Когда они заходят, за столом уже сидят пять человек, Сонпё подсаживается к ним шестым, а Тэхён уверенно идёт и тянет за собой Чонгука к стулу во главе стола. Он садится на него, а Чонгук падает по правую, здоровую, руку и затравленным взглядом обводит совет перед ним.
Не так давно перед этими людьми он робел и боялся слово сказать. А теперь он — правая рука человека, который заставит их всех бояться одним взглядом.
— Очевидно, что мы хотим знать. Ради твоего вызволения мы потеряли трёх отличных бойцов, — начинает Сонпё, перед этим глотнув из стакана явно не воду.
— Отличными они не были, поэтому вы их потеряли, — спокойно отвечает Тэхён и протягивает раненную руку женщине врачу, которая оказывается рядом с аптечкой.
Чонгук обводит залитую кровью кожу взглядом и невольно потирает собственную руку — она всё ещё болит. Ради Тэхёна умерли люди, у которых были свои семьи, родные, друзья. Были те, к кому стоило вернуться, но возвращаться уже некому.
Чонгук едва сдерживает эмоции и смотрит в его невозмутимое лицо. Тэхён только что сказал, что смерть людей не важна, и выглядит так, будто обсуждает обед. Это ведь люди, живые!
Видимо, Чонгуку не удается спрятать свои чувства — Тэхён смотрит на него и легко, едва заметно, хмурится.
— Вы вызволили меня. Поэтому знаете, у кого и по каким причинам я находился, — Тэхён вздыхает и откидывается на спинку стула.
Чонгук знает, что ему больно от антисептика, которым протирают края раны — он чувствует это прекрасно, будто обрабатывают его собственную рану. А еще знает, что Тэхён едва держится на ногах, пусть он и пытается это скрыть.
— Полагаю, вы хотите знать то, что смог выяснить я. Президент категорически против нашего движения, — у Чонгука по рукам бегут мурашки то ли от боли, то ли от холода в этом низком голосе.
А ведь в воспоминаниях Тэхён казался совсем не таким. Он был близким, нежным, заботливым. Добрым и большим, как сказал Бэкхён.
— Он не собирается идти на переговоры, но мы сможем их добиться. Ваша попытка захватить АЭС провалилась, но нужно ударить по другой. В другом городе, где они не ждут, не знают, что есть наши. Желательно завтра или послезавтра. Если мы выставим наши условия, он согласится, пусть и национальное собрание будет против.
Наконец, Чонгук отводит взгляд от его лица. Руку жжет от боли, глаза — от обиды. Он пытается понять, что Тэхён — человек, которого взяло в плен правительство, который общался лично с президентом, который покровительствует восстанию в стране.
А не тот мужчина, который даже подумать не мог, что ребенка нужно помыть перед сном, потому что сам он не умеет.
Не слушая разговоров — все равно мало что понимает, он смотрит внимательно за пальцами девушки, которая ловко справляется с кровью и даже не пачкает стол, прикрывает рану салфеткой и ждёт, пока ей дадут слово.
Он заблудился. И единственное, куда ему теперь хочется — к сыну. Не к Тэхёну, потому что человека, сидящего рядом и приказным голосом отдающего команды, он вовсе не знает. Лицо до боли знакомое и такое родное, оказывается одновременно чужим, покрытым маской.
— Господину Киму нужно наложить швы, — девушка щебечет, как только голос Тэхёна затихает. — И ему будут нужны минимум сутки постельного режима и покой.
Тэхён обводит присутствующих взглядом и кивает, звучно выдавая:
— Послезавтра в пять часов. Подготовьте отчеты за последние две недели.
Чонгук поднимается следом за ним, отмечая, что все остальные остались за столом. Сонпё вовсе едва не пыхтит то ли от злости, то ли от надменности, с которой Тэхён говорил.
Тэхён обращает внимание на Чонгука, только когда за ними закрывают дверь в медицинском кабинете. Пока девушка готовит инструменты, он подходит ближе и целует в макушку, словно не чувствуя, как Чонгук вытянулся в напряжении.
— Можешь идти спать, я приду, как зашьют. Нет смысла ждать меня, ты ведь устал.
Чонгук даже не знает, что ответить. Голос звучит так же, как он себе и представлял: словно тепло кутающий в нежный плед. Внутри Тэхён тоже расслаблен, мурлычет котом, что ластится к ногам Чонгука, уставший от долго напряжения и готовый к ласке. Теперь Чонгук его узнает…
— Я подожду, — переборов порыв спрятаться и обдумать каждое слово и действие между ними, Чонгук кивает ему.
Тэхён слабо улыбается, но Чонгук чувствует, как его тепло отступает. Он отшатывается душой от Чонгука и заполняется тоской. Тэхён понял, что Чонгук держится отстраненно от него.
Мужчина садится в кресло, на которое ему указывает девушка и вытягивает руку на столик рядом. Его глаза будто подернуты грустью, загоняя Чонгука в муки — теперь у него ноет сердце. Они ведь так скучали, а Чонгук все портит своим непониманием.
Тэхён морщится, выдавая боль от иголок, которыми врач вводит обезболивающее в разные участки. Именно в этот момент Тэхён становится тем самым, которого Чонгук знал. И изнутри, и снаружи.
Тяжело вздохнув и поддавшись укору совести, Чонгук подступает к нему ближе и присаживается на свободную табуреточку, аккуратно цепляясь за пальцы целой руки, чтобы поддержать хотя бы так. Самому приближаться к его душе боязно, Чонгук еще ни разу не ступал без поддержки в его территорию.
— Подождем пару минут, пока подействует обезболивающее, — ставит в известность врач, выуживая из ящиков инструменты. — Потом я обеззаражу вашу рану, очищу ее от остатков нежизнеспособной ткани и снова обработаю. Затем я наложу два шва: один глубокий на мышцы, а второй на кожу и оставлю дренажную трубочку, чтобы мог выйти гной. Вы ничего не почувствуете, не волнуйтесь, господин Ким. Через несколько недель внутренние швы рассосутся, а вот верхние придется снять и останется тонкий шрам.
Тэхёну от этих слов легче не становится. Чонгук с улыбкой чувствует, как ему было проще и не так страшно получить эта рану, чем швы на нее. Мужчина отворачивается от собственной руки с брезгливостью. Впервые его лицо выглядит таким простым, чуть напуганным — у Чонгука предательски ноет сердце. Как он может ему не доверять?
— Ты не рассказал мне обо всем этом, — шепчет он, стараясь занять себя и Тэхёна, который едва вздрагивает, когда врач склоняется над раной. Чонгук не чувствует ничего от его раны, даже ноющая боль прошла от анестезии. — Ты не доверял мне.
— Да, — Тэхён не улыбается, стараясь его утешить. И в душе подозрительно серо. — Не доверял. Ты ведь был чужим человеком. Отвлекающим маневром, честно говоря.
— Был, Тэхён. Ты ведь влюбился до того, как понял, что я — твой соул, — Чонгук вздыхает и отклоняется назад, чтобы быть от него чуть дальше и не попасть под чары. Но руки не выпускает. — Я видел твои глаза тогда, не ври мне.
— Я понял, что ты и есть мой, через несколько дней, как почувствовал это. Я не тот человек, который влюбился бы в свалившегося на голову почти ребенка с ребенком на руках, Чонгук, — Тэхён поджимает губы и выглядит абсолютно расстроенным. Его подкосило не пулевое ранение, не пленение, а Чонгук.
— То есть ты любишь меня, потому что я твой соул. А не потому что я — это я. Занятно, — Чонгук прикрывает в усталости глаза, стараясь отгородиться от эмоций Тэхёна. Впервые в жизни ему не хочется этой связи, потому что от собственной боли ему дерьмово, а тут еще он чувствует, как каждым словом ранит любимого человека.
— Это важно сейчас? Ты мой соулмейт, Чонгук, от этого никуда не деться. Я люблю тебя, — Тэхён не повышает голоса, говоря на грани слышимости, но в его глазах появляется нечто настолько глубокое, что у Чонгука бегут мурашки. — И сделаю для тебя всё.
Снова вглядываясь в его черты, Чонгук понимает — всё это неважно, глупый спор, ссора на пустом месте... Тэхён правда любит, и не важно, что послужило причиной. Важно — что искренне.
— Прости. Мне тяжело привыкнуть к тебе… Реальному. В моей голове ты казался более сговорчивым и простым, — Тэхён на эти слова усмехается, и Чонгук приподнимается, мягко касаясь его губ в поцелуе. Он шепчет в них, прекрасно выучив наизусть: даже у стен есть уши. — Расскажешь мне всё от и до. А сегодня я просто буду учиться быть с тобой рядом и не сходить с ума от яркости твоих чувств.
Будто ему в ответ, Тэхён подступает внутри теплой волной, кутающей с головы до ног. Он счастлив, уронив с плеч немыслимый груз, пусть в реальности это выдают лишь немного поднятые уголки губ и живой блеск в глазах.
— От сегодня осталось весьма мало, — Тэхён улыбается, когда Чонгук выпрямляется, но не отходит от него. — Успеешь научиться?
— Придется завтра взять уроки по предмету “Познание Ким Тэхёна”, — улыбнувшись на его шутку, Чонгук становится ближе к креслу и аккуратно обнимает голову мужчины, прижимая ее к своему животу.
Тэхёну страшно, он едва ощутимо дрожит. Великий и могущественный Ким Тэхён боится боли, как любой живой человек. Но Чонгук не смеется с него, почему-то вспоминая свой страх, когда узнал о болезни Бэкхёна. Его пришлось пережить одному, поэтому еще раз успокоив свое задающее вопросы сознание, он мягко гладит мужчину по плечу, разделяя его страхи.
Закрыв глаза, юноша протягивается душой к Тэхёну, повторяя про себя “Всё хорошо, скоро закончится”, чтобы успокоить его. И руками мягко водит по волосам, чувствуя, как постепенно его дрожь спадает и Тэхён немного успокаивается.
Свое любопытство Чонгук хочет заснуть куда подальше, когда, открыв глаза, натыкается на ловкие пальцы девушки под ярким светом. Она пинцетом выуживает красные комки из кровящей раны Тэхёна, отправляет их прямиком на поднос.
Чонгук принимает стратегически важное решение уткнуться лицом в макушку мужчины, чтобы не провоцировать рвотные позывы — там и запах не так остро ощущается, — и снова начинает утешать его. Тэхён, почувствовав, как Чонгуку стало противно, сразу же начал волноваться.
С ним, как с ребенком, который смотрит на лицо родителя, чтобы понять, нужно ему плакать или нет. Чонгук знает это не по наслышке, потому что вырастил ребенка.
Операция занимает около получаса по внутренним часам Чонгука. Этого хватило, чтобы они оба ослабли от нервов, поэтому, выслушав краткий инструктаж в виде “Утром перекисью залейте и забинтуйте чистым, после обеда ко мне”, Чонгук мягко берется за пальцы Тэхёна и ведет его в свою комнату.
В темных коридорах, звуки их ровной поступи ударяются о стены и эхом разносятся в тишине. Весь корпус, по сути принадлежащий Тэхёну — Чонгук все еще силится осознать это, — спит.
— Тут живут Юнги и Чимин, — проходя мимо соседней двери, Чонгук указывает на нее пальцем, но около своей он замирает.
Тэхён чувствует нерешительность и обнимает мягко за плечи, собираясь что-то сказать, но Чонгук успевает заговорить первым.
— Нет, я не переживаю за твое отношение к Хённи, — от Тэхёна веет удовольствием. Чонгук уже угадывает ход его мыслей. — Просто там условия не для тебя, понимаешь?
Даже дешевая, Чонгук видит по качеству, одежда на Тэхёне выглядит будто с показа мод. Он, уставший, всё ещё идеален от и до, всё так же шикарен, как и раньше. А на Чонгуке нечто больше похожее на обноски, и живет он в комнате размером с ванную Тэхёна.
— Знаю. Главное, чтобы вы были рядом, а скоро мы будем жить снова в хороших условиях.
Заглядывая в его глаза, Чонгук тонет. Он никогда не привыкнет к их глубине и мягкой теплоте.
Обняв его, Чонгук стоит так пару минут, наслаждаясь теплым дыханием в волосах. Тэхёну приятно его обнимать, это успокаивает его — а Чонгук об этом даже не думал! В прошлой жизни он казался себе ребенком, которому нужно внимание, а оказывается, Тэхён сам это любит.
Возможно, однажды Чонгук поймет суть соулмейтов, но пока лишь удивляется этим совпадениям.
Тэхён пропускает его первым в комнату, галантно открыв дверь. Даже в таком месте он не забывает о манерах, отчего Чонгук улыбается себе под нос. Стоит ему увидеть задремавшего в руках Чимина ребенка, сердце сразу топит нежностью. Совсем не такой, какая появляется по отношению к Тэхёну.
Чонгук не забирает ребенка из рук друга, который едва держит открытыми глаза — его пригвоздило к месту силой чувств Тэхёна. Буквально захватило в шторм, от которого трясутся руки, и не только его, Гуковы: бросив взгляд на Тэхёна, Чонгук замечает, что он дрожит.
Тэхён очень любит Бэкхёна. Едва ли слабее, чем Чонгук, вырастивший ребенка и знающий его чуть ли не с рождения.
— Видимо, поговорим завтра, — шепчет Юнги и мягко треплет Чимина по плечу, который приподнимает Бэкхёна и кидает на Чонгука призывной взгляд, мол, вот твое сокровище, сберег, теперь забирай его.
Но Чонгук отрицательно машет головой — Тэхён подступает ближе к постели и нежно перенимает на свои руки ребенка. Чонгук провожает друзей и закрывает за ними дверь, на всякий случай на защелку, надеясь этой ночью на самый крепкий сон за последние недели.
Неладное Чонгук чувствует подкоркой сознания. Тэхён почему-то отгородился — откуда он умеет становится вторым по важности вопросом на завтрашний день, — и сидит на краю постели, крепко прижав Бэкхёна лицом в собственное плечо и уткнувшись в его волосы. Через несколько секунд Чонгук замечает судорожное дыхание мужчины и, подойдя ближе, аккуратно треплет его макушку.
— Ложись в кровать и давайте спать, — тихонько предлагает, но проглатывает все следующие слова, когда Тэхён поднимает на него влажные глаза.
От его взгляда ломается барьер и Чонгук едва не отшагивает назад от силы чужих эмоций. Всё, что до этого Чонгук считал штормом, было почти полным штилем. Настолько сильно Тэхёна захлестывает любовью к его семье.
Чонгук смотрит на катящуюся по его щеке слезу и не может поверить, что Тэхён способен плакать. И делает это из-за любви.
— Пап? — Тонкий голосок разрезает тишину и рушит зрительный контакт старших. Тэхён сразу же перехватывает малыша удобнее в своих руках, давая ему увидеть родителя.
Чужие чувства становятся притупленнее, будто через взгляд между ними и образовался мост, а теперь он ослабел.
— Всё хорошо, солнышко, — Чонгук улыбается и приседает, оказываясь ниже ребенка и аккуратно захватывает его щеки в ладони, чтобы чмокнуть в лобик.
Бэкхён сонно хмурится и оборачивается в кольце рук, вглядываясь в Тэхёна. Мужчина задерживает дыхание, будто боясь, что и этот Чон его отвергнет по-началу, но Бэкхён узнает родное лицо и ярко улыбается, с визгом "Папа!" бросаясь на шею Тэхёна.
Едва ли взрослые замечают легкое удушение, одно на двоих, от объятий сына. Зато впадают в смятение от последнего слова ребенка. Потому что одному человеку может послышаться, двум — нет.
Сил Тэхёна не хватает, он крепко обнимает Бэкхёна в ответ и шепчет ему на ушко нежности, в которых Чонгук мельком слышит “Люблю, медвожонок”. Мужчина гордо давится тоской и едва не плачет, но, не будь их связи, Чонгук бы даже не почувствовал этого.
Постаравшись отгородиться, чтобы не задеть своими взглядами уязвленного Тэхёна, Чонгук выключает в комнате свет и пробирается к своей подушке. Несколько часов назад он подпрыгнул прямо на этом месте от страха за жизнь Тэхёна. А теперь смотрит, как он с улыбкой укачивает в руках лепечущего Бэкхёна и с нежностью гладит его по волосам.
Чонгук засыпает, но понимает это, когда его выдергивает из темноты прохладная рука, пристроившись на боку. Он улыбается от знакомого чувства и млеет от тепла, приятным костром разгорающегося внутри. Оставив на губах легкий поцелуй, Тэхён укладывается на другой половинке кровати, устроив между ними Бэкхёна, и играется с волосами Чонгука, пока он снова не уходит в сон со сбывшейся мечтой.
Тэхён обнимает его не только душой.
•••
Чонгук не успевает проснуться, как на него сваливается боль в голове. Даже не открыв глаза, он жмурится от света из окна, которое пропускает зимнее солнце. Вспомнив о ночи, он резво поворачивается на бок и едва не слепнет от боли из-за света, но все-таки смотрит на другую половинку кровати.
На которой Бэкхён свернулся калачиком под рукой Тэхёна, а тот обернулся вокруг него.
Он не хочет будить их, поэтому очень медленно, чтобы ни одна пылинка не упала слишком громко или кровать, не дайте высшие силы, не скрипнула, поднимается с постели. Захватив свои вещи, Чонгук отправляется в небольшую ванную — в горячей воде станет полегче.
И правда, стоит встать под струи, всё не кажется настолько уж плохим. Тэхён здесь, рядом, а еще он, на самом деле это было предсказуемо, глава почти всего движения. У него есть власть и могущество, ему обязаны подчиняться. Положение Тэхёна самое безопасное, ведь как бы не утешал себя неделями Чонгук — быть немного важным для руководства соулмейтом недостаточно для безграничной безопасности.
— Ты так громко думаешь, — раздается от входа хриплый голос.
Чонгук почти что подпрыгивает на месте, а Тэхён фыркает на это, больше почувствовав, чем увидев. За несколько секунд Тэхён избавляется от вчерашней одежды, в которой так и уснул, и дверца душа отъезжает, пуская внутрь холодный воздух и мужчину. Когда он закрывает ее за собой, Чонгук чувствует себя, как в клетке с хищником, но домашним, который защитит. Всем глотки перегрызет, чтобы вечером мурчать на коленях.
— У тебя голова же болит, поспал бы еще, — мягко отзывается Тэхён.
Он специально подает голос, чтобы Чонгук слышал его, понимал, что мужчина рядом, и мог оттолкнуть. Но он дает рукам обвиться вокруг талии и прижаться к себе со спины. Тэхён упирается лбом в его макушку и шумно выдыхает в волосы, повторяя изгибы тела Чонгука, чтобы быть максимально к нему близко.
— Не могу спать, — наконец отвечает Чонгук и, обняв руки на себе, проворачивается, меняет их местами, чтобы вода падала на его тело.
— Верь мне, Гук, — едва слышно шепчет Тэхён, чувствующий отголоски вчерашних терзаний в воспоминаниях.
А Чонгук в ответ сразу вспоминает, каково Тэхёну было понять, что Чонгук боится его и происходящего. Ему, как и Тэхёну, страшно заставить испытать эти чувства вновь.
— Как твоя рука?
Мягко отняв ее от своего живота, Чонгук рассматривает промокший бинт. Но за его кромкой кожа не покраснела — наверняка хороший признак.
— Ноет, но мне дадут обезболивающих на пару дней. Всё хорошо.
Подняв ее к своему лицу и поцеловав в костяшки, Чонгук поворачивается лицом к Тэхёну. Он не прячет покрасневшие от понимания их обнажённости друг перед другом щеки, но не решается отвести взгляд от лица мужчины. Тэхён все еще выглядит уставшим, хотя Чонгук едва ли чувствует это — видимо, мужчина ограничивает то, что можно чувствовать Чонгуку.
— Как ты управляешь нашей связью? — Тихо спрашивает Чонгук, потянувшись к шампуню за спиной мужчины. Он выдавливает его себе на ладонь и мылит между ладоней, потом запуская пальцы в волосы Тэхёна.
— Визуализирую ее и представляю, как хочу ограничить. Будто это пластилин. Даю ему растекаться и ты чувствуешь все, или представляю как делаю из него шарик и оставляю ближе к себе.
Чонгук молчит с минуту, не пытаясь повторить это со своими чувствами, лишь пытаясь понять. От его прикосновений к голове Тэхён прикрывает глаза, заметно расслабляясь.
— Прости, но мои чувства ты будешь чувствовать на полную, — усмехается младший, все-таки не поняв объяснений.
Тэхён улыбается на это и окутывает теплом своей любви. Он рад, что Чонгук не будет ничего от него прятать.
— Значит, не буду угнетать тебя моими, временами.
— Когда ты почувствовал эту связь? Ты ведь знал о том, что такое может быть с самого начала…
— Знал. С тобой было интересно: сперва ты бегал, как будто я монстр, — на чонгуково “так ты и есть монстр” Тэхён довольно усмехается. — Когда ты заболел, я по-настоящему начал переживать. Вспомнил про соулмейтов в детском доме. Сказать бы, что наконец понял, как несвойственно веду себя, но на меня обрушилась твоя любовь к нему. Ты слишком ярко любишь его, вот и сломал барьер.
Переведя пальцы на шею мужчины, Чонгук немного приподнимается на носки и касается его губ в легком поцелуе. Да, вывали Тэхён это всё на него в тот же момент, Чонгук сошел бы с ума.
— Спасибо, — он шепчет прямо в губы, аккуратно подтолкнув Тэхёна под воду своим телом и промывая волосы. — Вчера мне было обидно, что ты не доверил этого мне. Но сегодня я понимаю. Спасибо, что берег.
— Жаль только, не сумел.
/// 4 года назад ///
Дом родителей — почти самое любимое место Тэхёна в жизни. Да, из-за его обучения в разных странах их дом постоянно кочевал, но было в нем всегда что-то неизменное, такое родное и уютное.
В теплый вечер он заходит в него с камнем на сердце. Приглашение на ужин — лишь прикрытие, Тэхён прекрасно понимает.
Отдав дворецкому пальто, он застает родителей в гостиной у дивана. Они спорят о чем-то, судя по напряженным голосам, поэтому Тэхён тихо кашляет. Он не любит нарушать чужие пространства.
— Дорогой, — мама сразу же улыбается и подходит к нему, напоследок ударив отца по животу ладонью.
Тэхён усмехается от их отношений. Каждый раз, видя их, он не понимает, почему именно ему выпал истинный соулмейт. Его родители должны были стать ими.
— Добрый вечер, мама, — поцеловав женщину в обе щеки, Тэхён улыбается на ее закатанные глаза.
Да, она сама научила его этикету и уважению. Но каждый раз, когда Тэхён проявляет это по отношению к ней, она лишь смеется.
— Тэхён, — вздыхает отец, будто они уже начали спор.
— Без прелюдий? — Тэхён ухмыляется и приобнимает маму, чтобы успокоить.
Она ненавидит, когда ее мужчины бодаются. А они делают это часто из-за нрава Тэхёна. Его принцип быть ледяным ко всему категорически не нравится отцу, как и нежелание намеренно искать соулмейта.
— Нужно было быть с тобой строже в детстве, — вздыхает отец и садится на диван с таким видом, будто на его плечах огромная ноша.
Поцеловав маму в висок, Тэхён отпускает ее и садится рядом. Он не понимает этой ноши, все-таки у него нет сына, рискующего собой, а единственные люди, которых он любит, в безопасности.
— Ладно там, пусть они делают, что хотят, но, Тэхён, здесь это не примет никто. В Корее слишком консервативные взгляды, ты же по себе знаешь.
— То что меня не считали человеком, пока я не стал миллиардером в двадцать пять, не значит, что люди не примут правду, отец. Ты видел Ниццу, в лагере не хватало мест из-за желающих! — У него загораются глаза, стоит вспомнить свое детище. Тэхён полюбил то место всей душой, ближе, чем собственный бизнес.
Там к нему приходили люди с такими же горящими надеждой глазами. Там они говорили на одном языке. Это почти лучшие чувства в его жизни — все-таки мало что затмит Сокджуна и Хуан, с которыми он провел все свое детство. Благодаря им он знает, что ему даст в жизни истинный. Только благодаря своим глазам, которыми видел их истинную связь, он борется.
— Тэхён, ты ведь понимаешь, что ты встаешь под удар. Тебя уже знают, ты лишишься бизнеса, — всем своим видом Киён выражает отчаяние и усталость. Не первый раз они говорят друг другу эти слова, как и не первый раз не слышат друг друга.
Мама наблюдает за ними из кресла, выглядя крайне несчастной. Она согласна с отцом, но и не может не поддержать Тэхёна, потому что видит, как он рад приближаться к своему истинному, пусть и таким масштабным путем.
— Не лишат. У меня сильные юристы, а в противном случае отстрою заново. Не здесь, так в Китае. Не в Китае, так в России. Не там, так в Финляндии.
— Это бессмысленно, да? — снизив тон, Киён оглядывает Тэхёна.
В его глазах Тэхён видит свое отражение. Сейчас Тэхён больше похож на себя подростком, воодушевленный, уже влюбленный в человека, которого никогда не видел. Уже обожающим общество, которое выпадет построить ему лично.
— Мне осталось лишь поставить подпись, все бумаги готовы, — Тэхён кивает и отвечает ему уверенным взглядом.
Киён легко жмурится, но почти сразу перестает. Он тяжелее дышит, уводя взгляд от сына.
— Корея подавит восстание, как только ты посмеешь о нем заикнуться. А без него ты не соберешь столько людей, сколько хочешь…
— Я буду осторожен. Мы будем готовиться, долго и усердно, пока не будем уверены в своих силах. Тогда власть либо будет считаться с нами, либо мы ее свергнем, — голос Тэхёна как никогда тверд. Он чувствует его вибрации, отдающиеся в районе сердца, и выпрямляет свою осанку еще сильнее.
— Бизнес и политика — это разные вещи, — вставляет слово мама.
Она выглядит будто постаревшей. Не отводит взгляда от мужа, который едва улыбается ей и с каждой минутой выглядит все хуже, как будто усталость накатывает волнами на его плечи.
— Если ты умеешь управлять тремя людьми, справишься и с тысячью. А после тысячи — и с целой страной. Я помогу построить систему, но точно не буду президентом, за это не волнуйтесь.
— Не волноваться, когда твой сын собирает в стране ополчение, контролирует их и спонсирует, — нервно усмехается отец и вдруг сереет.
Тэхён, собирающийся снова оспорить, прикусывает язык. Киён хмурится и сразу же зажмуривается.
— Киён, — напряженно выдыхает мама и присаживается около него, беря его руку в свои.
— Тэхён, поклянись не делать этого, — сипит отец, пока его лицо сильнее перекашивается от явной боли.
— Ты издеваешься? Чему клясться-то? — шипит на него Тэхён и набирает номер господина Мина. — Что болит?
— Слева. Всё, — он говорит отрывочно, немного выгнувшись в груди, будто стараясь унять боль.
Мама бледнеет на глазах, пока Тэхён медленно выдыхает. Паника ни к чему — его первое правило по жизни. Вот и пригодилось его хладнокровие, что бы отец ни говорил. Поднявшись на ноги, чтобы не нервировать разговором маму, Тэхён коротко описывает другу семьи, что происходит с отцом, и внимательно слушает каждое слово.
— Это мы виноваты. Нужно было не слушать их, слать куда подальше, не давать им Тэ-Тэ, — шепчет Киён, отрешенно смотря перед собой. — Я умру, а мой сын… Мой сын…
— Твой сын будет рядом. И ничего не будет делать, пока ты не оклемаешься, — выдыхает Тэхён и садится прямиком за мамой, крепко обнимая ее и положив сверху на их руки свою. — Похоже, у тебя инсульт, пап. Постарайся расслабиться, сейчас Мингю принесет таблетки и будет чуть-чуть легче.
•••
Тэхён не отходит от отца до приезда скорой. Он помог выпить ему таблетки, уложил поудобнее и был рядом. Киён с каждой минутой будто сильнее серел, и Тэхён не мог не подумать, что так выглядит смерть, так она настигает человека. Как бы Тэхён ни показывал всему миру, что в его сердце — лед, он умеет любить. И свою семью он очень любит. А поэтому все те полчаса его трясло от страха потерять ее половину.
Те полчаса, что они ждали скорую, стали самыми сложными в жизни. Без разницы на свой бизнес, на богатство, успех, строящуюся квартиру в небоскребе. Всё это — пустой звук, если в сердце станет пусто. Тэхён не готов отпускать отца, каким бы взрослым и уверенным себя ни ощущал. Ему нужны их споры, нужны эти тяжелые вздохни и “Тебя не отговорить”, чтобы проговорить вслух свой план, стать в нем увереннее.
Он аккуратно везет маму в своей машине за машиной врачей, и, не выдержав, обгоняет их и вынуждает других водителей уступать. Как бы он ни старался излучать спокойствие, ему страшно. Мама это чувствует, она улыбается, когда он смотрит на нее со страхом, и шепчет, что все будет хорошо. Будто ему пять, а не двадцать пять.
— Конечно будет, — в последний раз отвечает ей сын, одной рукой паркуя машину перед больницей.
Тэхён целует ее руку и крепко обнимает, выбравшись из машины. Дает себе ровно десять секунд побыть слабым и собирает себя по кусочкам, легонько вздёрнув уголок губы, когда мама отстраняется. Дальше он будет шутить лишь о том, что их Киён ещё слишком силен и отправит даму с косой куда подальше от себя.
•••
На обратном пути в больницу, крепко держа стаканчик кофе для мамы, которой он необходим после бессонной ночи, Тэхён застает персонал в хаосе. Врачи едва ли идут шагом — перебегают от двери к двери, санитары и медсестры что-то кричат друг другу. Он едва улыбается, понимая, что мысли в его голове ведут себя точно так же — с хаосом, страхом.
Глаза все еще жгутся после непривычных ему слез, когда врач сообщает, что отца увозят на операцию — коронарное шунтирование, чтобы восстановить проходимость сосуда на поврежденном участке. Всю ночь с ними был господин Мин, который знает их уже двадцать с лишним лет, и сына которого Тэхён может назвать единственным своим другом, хотя он уверен, дружба — это нечто иное, более близкое. Мужчина лично сопровождал полуобморочного от количества обезболивающих отца на обследования, результаты каждого сам проверял, пока не был уверен на двести процентов — нужна операция. Точно инфаркт.
Голова ноет, пусть сам Тэхён и перекусил слабо в кафе, и кофе выпил больше своей нормы. Он не может сфокусироваться на происходящем вокруг и понять его. Должно быть, ночь и утро выдались ужасными не только для его семьи.
Пройдя вдоль стенки весь хаос, чтобы не погрязнуть в нем, Тэхён бредет к лифту, прикидывая, что через час отца уже вывезут из операционной. Как бы он ни рвался, больше Тэхён не подпустит его к работе. Никогда.
Главную свою работу Киён все равно уже сделал, как и выбрал свое самое дорогое вложение в жизни — семья. Сына он вырастил.
А дальше Тэхён сам справится.
Присмотрит им домик в Швейцарии, найдет хороших врачей, и они доживут не только до внуков, но еще и до правнуков. От собственного решения на душе чуть легче, но подавленность не уходит. У Тэхёна нет плохого предчувствия — его отец в надежных руках, шансов, что операция пройдет плохо очень мало, но в то же время ему всё ещё очень тревожно. Раньше у него такого не было, свое состояние он легко понимал и умел бороться с ним. Но у него и отца раньше не оперировали, вырвав из рук смерти.
Лифт едет подозрительно долго, но Тэхён не злится, ему все равно некуда торопиться.
— Вы наверх? — раздается рядом, и парень по инерции кивает.
Он замечает краем глаза невысокого подростка, что встал рядом.
— Это первый этаж, поэтому было бы странно, едь я вниз, — Тэхён даже ухмыляется на свою шутку и заходит в кабину, когда двери открываются.
Паренек перед ним хмурится. Он выглядит совсем потерянным, явно заплаканным, и его состояние Тэхён понимает как никто сейчас. Хоть у него наверняка даже глаза толком не покраснели, не то что у подростка — они вообще едва открываются из-за отечности — но все же, Тэхён понимает.
— Так тебе наверх?
— Я не знаю, — тихо отвечает мальчишка и заходит следом.
Он становится снова по левое плечо и смотрит в пол. Даже не теребит ничего руками, как обычно делают люди в стрессе — например, когда Тэхён их отчитывает за плохую отчетность. Мальчонка пребывает в глубокой прострации, не свойственной его возрасту. Тэхён нажимает на последний этаж, куда нужно ему.
— Если ты не знаешь, куда тебе, то стоит спросить у персонала, — подсказывает Тэхён и поворачивается к нему.
Что-то тянет помочь этому ребенку. Такому потерянному, каким сам себя ощущал Тэхён несколько минут назад. Только он уже мужчина, пусть и не по возрасту, он может справиться со многим. Компанию на тысячу человек ведь построил, решился забрать миллиардный бизнес отца.
Тэхён почти что научился быть сам себе опорой. А мальчишке перед ним только предстоит это познать.
— Всё слишком сложно, — на предпоследнем этаже отвечает мальчишка. — Я не знаю, что мне делать...
Всего через секунду лифт замирает и издает приятный звук — Тэхёну нужно выходить. Но он медлит, зажав кнопку открытия дверей. Ребенок рядом явно не в порядке, ему нужно помочь найти его взрослых, но что-то подсказывает Тэхёну, что проблемы у него совсем другие.
Возможно, размазанное по лицу отчаяние или легкий запах крови от него.
— Иногда вещи кажутся невозможными, — тихо, будто секретом делится Тэхён.
Его прибивает к месту мыслью, что вот она, суть человека — у всех проблемы одни и те же. Одного размера. Причиняют одну огромную боль и нерешительность.
— Если тебе так кажется, выпрями спину, расправь плечи и сделай всё, что ты можешь. А потом больше.
Тэхён заглядывает в округлившиеся глаза паренька и искренне улыбается ему. Он уже и забыл, каково говорить с человеком, который ценит твое слово не потому, что ты можешь его уволить или не выдать премию.
— Держи, — протянув ему горячий шоколад, Тэхён нажимает на первый этаж. — У тебя две минуты, пока будешь ехать. Из лифта ты выйдешь с решением и пойдешь его исполнять. Пообещай мне.
Мальчишка поднимает глаза и вдруг улыбается. Так он выглядит совсем иначе, юнее, будто ему еще учиться и учиться в школе. Наверное, дело в двух выступающих передних зубах.
— Обещаю! — Раздается за секунду до сомкнувшихся дверей.
Тэхён улыбается себе и отходит ко второму лифту, снова его вызывая. Нужно купить маме кофе. Все-таки он по ошибке взял шоколад, ведь мама просила эспрессо.
Зато паренек обрадовался. От его улыбки самому Тэхёну стало значительно легче, будто пропали последние цепи, очерняющие душу.
В приподнятом настроении он пишет своим людям — пусть исправят договор. Не станет он лицом движения, нет. Тэхён увезет родителей подальше, в безопасное место, вернется сюда одиночкой, которому нечего терять, кроме денег. И то лишь на счетах, потому что он готовился к этому дню, у него есть много других вложений, которые, как ни крути, не забрать.
Тэхён уже чувствует улыбку отца, когда тот очнется и поймет, что его сын все-таки будет вне опасности.
•••
— Что-то ты долго, родной, — тяжело улыбается ему мама, но благодарно приобнимает, когда Тэхён отдает кофе.
— Взял случайно не то, вспомнил уже здесь. Вот отдал мальчишке и пошел снова за кофе…
— Слышала, да, — Черён качает головой и даже хмурится. — Бедные люди. В метро был теракт, взяли заложников, чтобы требовать выкуп!
— Лучше бы пошли заработать. Их же будет преследовать полиция, и скрыться мало шансов. Потом еще жить с бременем всю жизнь. Глупое решение, на самом дел-
Мама с должной силой ударяет его по затылку. Насупившись, Тэхён растирает ушибленную часть и смотрит на нее с обидой.
— Они убили людей! Как ты можешь так говорить, где твое уважение! Там даже остался один сирота, совсем кроха, новорожденный. Не представляю, как он будет без мамы.
Тэхён решает стратегически промолчать, чтобы еще раз не получить. Он пьет прихваченный себе кофе и все-таки немного проникается к ситуации. Невинные пострадали, это плохо. В конце концов, он ведь сам борется за правду, чтобы невинные не страдали, стоит ему быть лояльнее к бедам другого уровня.
— Дай Бог этому малышу любви. Надеюсь, его папа будет любить его за двоих, — вдруг шепчет, как и всегда, его сентиментальная мама.
Мягко улыбнувшись, Тэхён приобнимает ее за плечи и тянет к себе. Он защитит от бед.
А того малютку точно будут любить.
Удобно и тепло устроившись, они оба засыпают, несмотря на выпитый кофе. Тэхён даже во сне прижимает к себе Черён, а та уютно устроила голову на его груди. Будет Тэхёна голос отца, он узнает его, и сердце сразу же разжимается. Говорит, значит жив.
— …пусть, устали за ночь сильнее меня, — разлепив аккуратно глаза, Тэхён пару раз моргает, пока привыкает к свету, и после облегченно улыбается.
Отец говорит с господином Мином, будто ему не делали достаточно серьезную операцию. Он уже не такой серый, вернулись тихие огоньки в глазах. Тэхён аккуратно обнимает маму и мягко перекладывает ее на подушки, не разбудив.
— Спасибо вам, — шепчет он, поднявшись на ноги и протянув руку врачу. Тот лишь улыбается и отмахивается.
— Спасибо вам за сотни ужинов и университет для Юнги, — улыбается мужчина и кивает на Киёна. — Ему нужен отдых и реабилитация. Дальше запрещены нагрузки, придется сбавить темп работы и следить за питанием. Но ничего критичного, будет у тебя полноценная жизнь, не волнуйся.
Подмигнув другу, Мин выходит из палаты, оставляя их наедине.
Тэхён не прячет улыбку, она идет от сердца. Ему слишком легко от минувшей беды и принятых решений.
— Скажу сразу, — тихо говорит он, садясь около отца.
Киён смотрит на сына с ожиданием дальнейшего спора, но тот лишь берет его ладонь в свою и крепко сжимает.
— Я люблю тебя, папа, — Тэхён выдыхает совсем не то, что планировал. Его глаза снова начинают щипать, но он смотрит ровно в лицо мужчины. — Очень люблю.
Сморгнув слезы на одеяло, Тэхён склоняется и мягко целует костяшки отца. Ему стыдно подниматься и снова смотреть на него, поэтому давит в себе чувства, от которых щеки горят огнем, и прижимается лбом к руке мужчины. Киён проворачивает ее и опускает ладонь на щеку сына, поглаживая кожу.
— Компромисс, ладно? Я не отступлюсь, но никто и никогда не узнает, что за этим стою я. Я не покажу своего лица, клянусь, папа. А ты поклянись мне жить спокойно там, куда я спрячу вас с мамой. Быть здоровым и больше никогда ее так не пугать?
Тэхён решает промолчать, как испугался сам. Но он слышит хмык Киёна, который и так прекрасно все понял.
Впутавшись пальцами в волосы, мужчина тянет сына ближе к себе и касается губами его макушки, как делал все детство.
— Клянусь, Тэ-Тэ.
