Медвежонок

Чонгук, скрипя зубами, отрывает взгляд от книги и устало промаргивается. Он никогда книжным червем не был, но и отвращения к чтению не испытывал. Как говорится, все приходит с опытом, особенно с негативным. Читать литературу о развитиях чисто детских диагнозов сложно, но лучше, чем ничего не делать. Да и под таким предлогом он легко пробрался в кабинет работающего дома Тэхёна. Чувствуя и видя его, Чонгук ощущает спокойствие, страх будущего немного затихает. Пока что Тэхён и Бэкхён с ним. — Ты слишком громко смотришь на меня, — Тэхён выглядывает из-за большого монитора компьютера, встречаясь взглядом с развалившимся на диване парнем. — Мешаю? Могу уйти, ты только скажи, — Чонгук откладывает книгу подальше от себя, понимая, что изучать что-то — занятие точно не для него. — Нет, само собой, нет. Скоро начнется ад, я едва буду успевать ночевать дома. В его словах так и сквозит вина за то, что Чонгук это время будет один. И чаще всего будет один с больным ребенком на руках пытаться понять, как ему помочь. — Мы будем приезжать к тебе, как только будет возможность. Я тоже не хочу быть далеко. — Придется выгнать заместителя из кабинета за стеной и сделать для вас комнату отдыха. — Он переживет, — Чонгук фыркает и закатыванием глаз прикрывает неприятный укол в груди. У Тэхёна ведь столько жизни есть, помимо них с ребенком. Огромная корпорация, работа, сотни людей — его сотрудников, тысячи — кто хотел бы лично встретиться, а он ещё и стал началом революционного движения. Всего от одной его фразы Чонгук вдруг чувствует себя абсолютно неважным муравьем, у которого ни дела, ни хобби, ни желания. — Иди ко мне, — Тэхён отодвигает стул практически бесшумно, а Чонгук, даже не задумавшись, слушается его и идет, вставая рядом. — Ты важнее всего в мире для меня, Чонгук. — Знаю, — руки Тэхёна приятно скользят по бокам до спины, обнимают и притягивают ближе, вынуждают встать между его ног. Чонгук бессовестно вплетается пальцами в его волосы и наводит там полнейший беспорядок. — Ты не так понял мои чувства. — Неужели? — Я знаю, что важен для тебя. Глупо сравнивать меня и твои чувства с работой, это будто сравнить зеленое и соленое. Разные категории. Мне снова стало не по себе, что у меня нет места в мире. — Оно есть. Рядом со мной. Помогай, если есть силы и желания, я буду рад заниматься всем этим с тобой. Чонгук хмурится и заглядывает Тэхёну в глаза, пытаясь там найти намек на то, что его слова не серьезны. Но, как и в душе, он говорит абсолютно искренне. — Я ничего не понимаю во всём этом, — Чонгук оглядывается на монитор позади себя с какими-то диаграммами и графиками. — Я даже не знаю, как это обозвать, о чем ты… — Ты умный. Остальное не нужно. Если захочешь, я расскажу тебе важное и дам то, что будет тебе под силу. — Хочу, — Чонгук даже не успевает подумать над тем, чем ему предстоят заниматься. Ему важнее, что в голове всплыл образ Тэхёна в его кабинете и наверняка удобный кожаный диван, на котором Чонгук сможет расположиться с ноутбуком на коленях. Работать над чем-то вместе, изредка перекидываясь теплом в душах — отличная перспектива. — Договорились. Мне нужно успеть до отъезда прочитать отчеты тим-лид- — Да, конечно! — Резво наклонившись, Чонгук чмокает Тэхёна в макушку, как часто делает с сыном. — Не мешаю! Он уже делает шаг назад, но Тэхён с усмешкой тянет его на себя и упирается лбом в живот. — Не хочу заниматься этим. Сейчас бы на пляж с вами двумя в теплую страну и любить бы вас. От его слов внутри Чонгука разливается щемящее тепло — ему очень давно не хватало кого-то, кто позаботится о нем. Все парой слов Тэхён прогоняет любые воспоминания о жутком одиночестве, в котором Чонгук жил годы до этого и пару недель в лагере, и которое временами, пока он один, догоняет его. — Я люблю тебя и не планирую переставать. Поэтому не переживай, дорогой, — Чонгук чуть прикусывает губу, дав сорваться милому прозвищу, но Тэхён кажется его не замечает, то ли погрузившись в мысли, то ли подмигнув от ласковых поглаживаний по волосам. — Ещё успеем. Будь сильным, ты нужен не только нам. Его слова имеют вес, Тэхён вдыхает глубже воздух и выпрямляет спину до привычного идеального состояния. Он заглядывает снизу в верх в глаза юноши, а Чонгук чувствует в нем огромную благодарность. — Сделать тебе что-то перекусить или попить? — Можно зеленый чай, — усмешка, слишком уж подходящая лицу, растекается на Тэхёне. — Дорогой. — Дешевый, — Чонгук закатывает глаза, но с улыбкой уходит из кабинета, не закрыв за собой дверь. Почувствовал, значит, смущение. Временами их связь будоражит.

•••

Чонгук отвлекается от щебечущего Бэкхёна на тихо открывшуюся дверь палаты, заранее чувствуя, что это Тэхён. На расстоянии их связь слабеет, это было ощутимо ещё в лагере, а сейчас Чонгук старается привыкнуть и понять её — каково быть в другом конце огромной квартиры, каково подняться на несколько этажей в больнице, пока Тэхён остался на парковке или же как ощущается он на расстоянии нескольких кварталов. Тэхён открывает дверь и заходит, сразу встретив взгляд Чонгука — тоже ориентируется на их связь, знал, куда смотреть. От тихих переглядываний их отрывает влетевший в мужчину ребенок, доверчиво вытягивающий руки вверх, просясь в объятия. — Привет, медвежонок, — прежде, чем поднять его, Тэхён целует мальчишку в лоб и только потом сгребает в плотное кольцо рук. Чонгук знает, какое оно, сам любит в нем валяться. Поднятый на руки Бэкхён, обнимает Тэхёна в ответ и рассказывает ему о своем дне, в четвертый раз за сегодня жалуясь на врачей — первый был Чонгуку, второй Юнги, когда они ввалились в его палату ждать Тэхёна, а третий был отошедшему за едой Чимину. Тэхён со всей серьезностью слушает его, будто это важнейший отчет на работе, а Чонгук фыркает — потому что чувствует, что Тэхён не делает вид в своей серьезности, он реально запоминает и осознает каждое детское слово. Которое, так к слову, Бэкхёном будет забыто примерно через полчаса. — Мы поедем домой, — весь день Чонгук чувствовал, как его силы кончаются одновременно с Тэхёновыми, — сложный был у обоих день. Спасибо, за гостеприимство. — Ты буквально вломился ко мне, — Юнги усмехается, но даже такую улыбку видеть на нем приятно. — Ты мог выгнать, но не стал, — Чонгук подмигивает ему и, совсем не обращая внимания на ворчание Чимина, что у него уже есть мужчина, а Юнги стоит оставить ему, подходит к Тэхёну, чтобы забрать Бэкхёна, даже не прекратившего свой бурный рассказ, уже к себе на бок. — Я припомню тебе, что ты ничего не рассказал! — Это я припомню тебе, — Чимин сразу же шикает на рвущегося помочь и погрузиться в работу Юнги. Он даже шлепает его по плечу до тихого "Ауч", от которого Чонгук только сильнее улыбается. — Как ты рвался мне тут подскочить с койки. Вот только попробуй с чем-то отказать мне помочь! — Двигать мебель в квартире четыре раза за неделю объективно нерационально, Пак Чимин, и не нужно мне это припоминать! Тем более ты в целом в этой квартире за неделю только четыре раза появлялся и сразу хотел перестановку. — Нерационально? Да что ты говоришь! — Тэхён, вот ты успешный человек, так скажи мне, — Юнги отрывается от их перепалки и смотрит прямо на пару, которая молча слушает их, то ли не имея сил прервать, чтобы попрощаться, то ли пребывающих в шоке от происходящего. Чонгук ещё сам не решил. Но, пока Тэхён не успел подлить масла в огонь, Чонгук старается его будто тисками обвить внутри, тонко намекая промолчать, а сам быстро выдыхает: — Мы всё же поехали, Чим, жду список покупок, утром перед обследованиями заскочу, — коротко улыбнувшись им, Чонгук разворачивается на пятках и выталкивает силой Тэхёна из палаты. — Пока-пока! — Они вышли на новый этап. Двигать мебель — это серьезно, — Тэхён очевидно не дурак, потому как оказавшись в коридоре первым двигается в сторону лифта, нажав на кнопку вызова. А Чонгук, заходя в него, никак не может отделаться от воспоминаний их первой, такой судьбоносной, встречи. Кажется, он никогда не привыкнет, сколько бы ни катался на нем. — Можешь не косить на меня взгляд, — тут даже не нужно чувствовать легкий азарт от флирта, который испускает Тэхён в душе, чтобы понять, что он играет с Чонгуком. — Твою квартиру явно проектировали дизайнеры. Красиво и жутко удобно, надеюсь, они не содрали с тебя десять шкур, хотя оно того стоит, наверное… — Спасибо, я сам занимался внутренним дизайном, — Тэхён наслаждается словами и ярким удивлением, разлившимся в Чонгуке. Это ощущается острым теплом где-то в груди. — Ты хорош во всём, чего коснешься, — а Чонгук подливает масла в огонь, выходя первым, и оборачивается на довольно улыбающегося мужчину. Гений, миллиардер, плейбой, наверное. Но в душе обычный мальчишка, как и все. От этой мысли Чонгук довольно улыбается, пока семенит с Бэкхёном к машине. Тэхён оказывается рядом ровно в нужный момент, чтобы открыть им дверь и помочь усадить малыша в специальное кресло. Чонгуку, который мог бы справиться уже со своей дверью, он все равно её тоже открывает. — Почему он так бодро болтал с Юнги, а сейчас заснул за секунду? — Сев на водительское, Тэхён пристегивается и кидает взгляд через плечо на ребенка, откинувшего голову на кресло и сладко сопящего. — Он встревожен, потратил много сил на врачей и уснул, как только почувствовал себя в безопасности. Намек — что Тэхён и есть их безопасность, — мужчина понимает, Чонгук чувствует это по теплу, разлившемуся внутри него. Устроившись на сидении боком, Чонгук наблюдает за покрытыми венами руками Тэхёна, ловко выкручивавшего руль. Он устал , почти что так же, как несколько дней назад, когда Чонгук устроил ему выходной. Хорошо хоть сейчас дело не в ране на руке — за ней следят врачи и антибиотик однозначно помогает, дает ей затягиваться плотной корочкой. — Что сказал врач? Тэхён прерывает тишину ровно в момент, когда Чонгук хотел спросить про успехи в его делах. Младший лишь щурится немного недовольно, заподозрив, что Тэхён отвлекает его от этого, но поделиться своими успехами тоже хочет. — Господин Мин рассказал мне, что сейчас они подготавливают всё для старта исследований этого вируса, а пока нужно оценить нанесенный ущерб. Поэтому он отправил нас к педиатру, сдавать всякие анализы и пройти всех специалистов. Сдали кровь, сходили к эндокринологу, пока что подозревают что-то аутоиммунное, но нужно дождаться анализов, сделать там всякие УЗИ, — Чонгук тяжело вздыхает и заковано глаза от легкой боли в голове. — Ненавижу медицину. Это все слишком сложно и не понятно для меня. — Ты хорошо справляешься. Главное — будь его опорой, остальное сделают врачи. — Это легко, пока у меня есть ты за спиной, — снова его слова поднимают в уставшем Тэхёне волну тепла. Чонгук рад тому, что смог немногим отогнать усталость в нем, и тихо касается бедра, поглаживая Тэхёна по ноге, пока тот лениво моргает и везет их домой. Припарковавшись, Тэхён сам забирает Бэкхёна из кресла, а Чонгук наблюдает за ними — мужчина обнимает его нежнее, чем требуется, чтобы перенести ребенка. Тэхён будто сам подпитывается силами из своей семьи, из любви к ней. А Чонгук в очередной раз едва не задыхается от вида успешного Тэхёна, прижимающего за голову к своему плечу ребенка и прислонившегося к его волосам щекой. — Все нормально? — Тэхён шепчет, скосив на него взгляд в лифте, но даже не оторвав головы от макушки Бэкхёна. — У тебя болит что-то? — А, — Чонгук робеет немного и отводит взгляд, — ты слишком мило смотришься с ним в руках. Видимо, у меня слабое сердце. — Глупый, — Тэхён усмехается беззлобно и заходит в квартиру, когда двери лифта растворяются. Он ловко разувается, не потревожив сон сына, и приходит глубже в квартиру, замерев перед диваном. Чонгук бы пошутил, что у Тэхёна за несколько лет жизни тут никакого иммунитета к огромному окну не выработалось, но снова чувствует стрельнувшую в сердце боль, когда замечает, что Тэхён смотрит на сторону кухни. — Мы ужинали с Юнги и Чимином, — Чонгук аккуратно, чтобы не испугать, касается плеч мужчины и целует его в выступающий над воротником рубашки позвонок. — Хорошо. — Ты не голоден? Могу сделать тебе что-то. — Я ел. Хочу только лечь в кровать, — Тэхён поворачивается в объятиях Чонгука, вставая к нему лицом и тяжело вздыхает, вглядываясь в глаза юноши. — Давай его мне, я быстренько сполосну и уложу, а ты прими пока сам душ. — Я помогу. — Я не так сильно устал, а ты успеешь ещё навозиться с ним, — Чонгук мягко улыбается и касается губ Тэхёна своими, при этом руками мягко оплетая Бэкхёна и забирая его к себе. — Иди в душ. Не дожидаясь ответа от Тэхёна, который, само собой, будет спорить и пытаться доказать что-то, Чонгук прижимает к себе крепче ребенка и быстро взбегает по лестнице на второй этаж. Он пересекает узкое пространство, уходящее влево в импровизированный балкон, по которому так привычно ходил утром — там находится кабинет Тэхёна, прямо недалеко от небольшой библиотеки прямо на этом самом балконе, чтобы читать с видом на гостиную и огромное окно-стену. Почти в каждом уголке, за исключением гостевых спален, Чонгук уже был. Каждый пометил своим — в кабинете книга лежит, в спальнях одежда и мелочи, на кухне вообще удобный себе порядок учинил. Вокруг все ещё непривычно красиво, будто в музее, но Чонгук начинает чувствовать себя впервые в жизни по-настоящему дома. Моется он вместе с Бэкхёном, решив сэкономить на этом время. Малыш сонный настолько, что даже не держится на ногах и не обращает внимания на льющуюся на него воду, только тихо хнычет что-то о кровати, подушке и своем медвежонке. У Чонгука сердце болит от его жалобного голоса, пусть невзгодами оказался всего лишь душ, но избавиться даже от таких очень хочется для его счастья в моменте. Но помыться надо и, омывая крохотное тело максимально быстро, Чонгук старается не думать о предстоящих проблемах. Душ абсолютное ничто в сравнении с тем, что может случиться, и от этой мысли тяжелее всего. Это Тэхён выбрал свой путь. Это Чонгук согласился его поддержать. А пострадает полностью не виноватый в этом Бэкхён. С тяжеловатыми мыслями Чонгук закрывает кран и подхватывает ребенка снова на руки, а выйдя из напаренной кабинки оказывается нос к носу с Тэхёном, едва поднимающим веки после каждого моргания, но ждущего их с распростертым на объятиях полотенцем для Бэкхёна. Чонгук отдает малыша ему с тихой улыбкой и, пока Тэхён уже весьма ловко обтирает его, вытирается сам, натягивает такой же комплект шелковой пижамы, в какой пришел Тэхён — странно что они и в этот раз не разделили один пополам, — и вслед за мужчиной выходит в спальню. — Давай его с краю, мне нужно поспать в твоих руках, — Чонгук дует губы, как ребенок — может себе позволить, пока сын спит и не видит. Тэхён мягко хмыкает, но послушно укладывает Бэкхёна с краю кровати, подтягивает ему под бок плюшевого мишку Мистера, с которым Чонгук когда-то давно переехал в эту квартиру, и целует челку, только после этого обходя кровать и устраиваясь с другой стороны. Чонгук наблюдает за ним и не сразу спохватывается позаботиться о неполном затемнении стекол, но всего через минуту он уже заползает между двух своих мужчин и укладывается одному из них на грудь, в наслаждении прикрыв глаза, чувствуя, как Тэхён обнимает за лопатки и натягивает одеяло до шеи. Сон практически затягивает его руками в свои объятия, но какой-то крохотной долей сознания Чонгук не хочет в него проваливаться. Причину он едва может осознать, но когда даже через минут пятнадцать, а то и целых полчаса, все ещё не может уснуть, то раздраженно открывает глаза и шумно выдыхает. И только сейчас до него доходит — уснуть не у него не получается. — Эй, — он промаргивается и в темноте уже неплохо различает силуэты мебели, поэтому приподнявшись вполне четко видит лицо Тэхёна. — Могу оставить вас, — Тэхён, словно только и ждал команды, скользит обеими руками к лицу Чонгука, ласкает его щеки и линию подбородка, вопреки своим же словам. И снова вопреки им Чонгук чувствует, как Тэхён не хочет оставаться один. — Нет. Я буду с тобой, — он ловит одну из рук мужчины и зажимает её между двух своих. — Ты ведь устал, почему не засыпаешь? — Из-за Сонпё никто больше не воспринимает людей, которых я ставил на должности. Теперь мне приходится быть везде и подтверждать всё, что мы делаем. Я проверяю каждый отчет, каждую бумажку, что отправляется кому-угодно от имени движения. Я словно один в этом, Чонгук… — Он говорит тихим голосом, чтобы не разбудить Бэкхёна, но даже так Чонгук улавливает сквозящее в нем отчаяние. — Ты не один. Я с тобой, — Чонгук подтягивает его руку снова к лицу и нежно целует в костяшку среднего пальца. — Я поеду завтра с тобой в офис. Нас быстро примут в больнице, тебе как раз сделают перевязку и поедем. Так что буду тебе помогать, ты только расскажи, что и как делать. И могу чай тебе делать, как попросишь, хоть кормить. Ты не один, Тэхён. Больше нет. Больше никогда, слышишь? Тэхён глубоко вздыхает, дослушав его слова и медленно выдыхает, потоком воздуха задевая челку парня. А Чонгук ждет его ответа почти что минуту, но не выдерживает первым, подтянувшись выше и коснувшись губ своими. — Хватит быть всесильным. Наедине со мной будь собой, ты же хочешь этого, — он шепчет прямо в губы мужчины, а Тэхён не отстраняется, отвечая точно также и вызывая табун мурашек вдоль позвоночника. — Я люблю тебя, моя душа. — Поэтично, — Чонгук усмехается и мягко, поверхностно целует его, — душа моя, я тебя тоже. Тэхён улыбается ему прямо в кожу и наконец обнимает по-настоящему, тянет лечь прямо на него сверху, но Чонгук держится. Он снова легко касается губ, скользит по ним и покрывает поцелуями всю кожу, до которой дотягивается. С каждым разом все медленнее, нехотя отстраняется, пока наконец Тэхён не расслабляется, прогнав тревогу из них двоих, и не начинает засыпать. Чонгук даже не ложится удобнее, так и заснув, уткнувшись носом в его щеку.

•••

В офисе у Тэхёна потрясающе и дорого — как и во всем, чего он касался. Ещё месяц назад, когда они с Бэкхёном приносили ему пообедать, Чонгук отметил это. Но тогда озираться словно не имел права, зато сейчас спокойно рассматривает все своими круглыми глазами, следуя по пятам за Тэхёном в зал совещаний. — Там будут только руководители отделов, двадцать человек, не переживай. Я просто представлю тебя и пойдем в кабинет. — Да, хорошо, ладно, — Чонгук кивает как болванчик и честно храбрится, но от перспективы предстать перед десятками успешных и явно умных людей внутри все сжимается. А он ведь даже не подумал об этом, не уложил волосы, не надел что-то более презентабельное, чем привычная толстовка. Тэхён, видимо почувствовав его страх, притягивает к себе, плотно сжав в руках. Это помогает, пока мимо них не проходит какая-то девушка и смущение снова не накрывает. — Давай сделаем это скорее, — младший ворчит ему в пиджак, но не спешит отстраняться, вызывая смешок. — Они ничего не скажут. Ты мой, — кто именно, Тэхён не уточняет, но этого и не надо, чтобы сделать приятно. Он подталкивает Чонгука отстраниться и открывает дверь в зал, проходя внутрь первым. Голоса, до этого тихо беседующие там, сразу замолкают, а Чонгук под звенящую тишину заходит следом за Тэхёном. Как и везде, в средних размеров комнате панорамные окна — Чонгук даже привык к ним и уже не впечатляется видом. Дома — самый лучший. В помещении стоит огромный стол, но тем не менее по бокам от него много пустого пространства, а вкупе со светлыми тонами это придает комнате очень легкое ощущение. В таком месте и правда хочется работать, придумывать нечто интересное и быть успешным. Чонгук обводит неловким взглядом людей за столом — там практически одни мужчины и всего три женщины. И никто из них не смотрит на юношу — кто с улыбками, а кто просто выжидательно наблюдают за Тэхёном. Почти не обидно, что Чонгук на его фоне выглядит как абсолютный никто. А ведь он тот, кого любит Тэхён. Захотелось соответствовать этому настолько, что само собой решилось вечером зайти в какой-нибудь онлайн-магазин и заказать себе более презентабельной одежды. Или зайти в гардеробную Тэхёна и урвать что-то там, еще и по акции — вещи соулмейта бесплатно. — Доброго всем дня, — Тэхён немного кланяется своим сотрудникам и каждый в комнате кивает ему в ответ. — С сегодняшнего дня с нами в команде будет работать Чон Чонгук, возможно вы уже видели его здесь. Чонгук — мой соулмейт и становится моим заместителем. Сложностей не возникнет, проинформируйте подчиненных. Услышав свое имя, Чонгук сразу тушуется, но старается и не опускает голову, прямым взглядом в никуда встречая внимания к себе. Он кожей чувствует, как его рассматривают слишком внимательно, как наверняка хотели бы сказать что-то в адрес, но молчат при Тэхёне, ясно давшем понять, что Чонгук выше всех их вместе взятых. — Добрый день, — юноша делает ровный поклон, — приятно познакомиться, надеюсь на плодотворную работу. Не получив вопросов за секунд пятнадцать, Тэхён кивает — Чонгук видит это боковым зрением, — и берет его за руку, будто дома, сплетя пальцы, чтобы вывести обратно в коридор и повести дальше по этажу. — Не так и страшно, верно? — Всего лишь чуть не сгорел от стыда, — младший, оглянувшись и убедившись, что никого нет, от души лупит Тэхёна по плечу. — Ты почему мне не указал на мою одежду! Надо было надеть хотя бы рубашку твою! — То, в чем ты работаешь, не влияет на качество работы. — Но все здесь одеты с иголочки, а я как чертов школьник! — Ты можешь уволить любого из них двумя словами. Думай об этом чаще, станешь увереннее. Но решения принимай только взвешенные. — Боже, я впервые буду работать в офисе, а ты говоришь, что я могу уволить кого-то. Я максимум тебе в секретари гожусь, вот честно… — Ты попал сюда через постель, поэтому сразу на высокую должность, — Чонгук почти что пыхтит от недовольства после слов мужчины, а лукавая улыбка на его губах лишь подстрекает. — Ты! Ты, ах ты! Но слов Чонгук не находит, так что он снова, контрольный раз, шлепает Тэхёна по плечу, получив в ответ не хоть какое-то извинение, а смешок. — У тебя самое привилегированное обучение в стране, Чонгук, потому что его дам я. Расслабься и вливайся, хватит переживать. Ответственность за подчиненных всегда лежит на руководителе, поэтому все твои промахи становятся исключительно моими. — Я правда буду стараться, Тэ. Прости, если где-то буду косячить, я не специально. — Знаю, — Тэхён вдруг останавливается в каком-то помещении с очередным окном в пол, пройдя широкую комнату и несколько коридоров. Чонгук узнает его приемную — где как раз работает секретарь, а за одной из дверей кабинет мужчины. — Я люблю тебя и верю в тебя больше, чем ты сам. Пожалуйста, расслабься, мне будет сложнее, если я буду чувствовать твою тревогу и переживать. — Прости, — Чонгук неловко улыбается, заглядывая в его глаза. Работа вместе вызывает букет слишком смешанных чувств, но он сосредотачивается на положительных. В конце концов, он целый день будет рядом с Тэхёном, сможет его целовать в любой момент, обнять и поддержать, это уже многого стоит. — Прекрати извиняться. — Прости… — Чонгук. — Прос- От очередного извинения его удерживает усмешка мужчины и быстрый поцелуй-прикосновение. — Если пройти по коридору назад, в сторону лифта, будет комната отдыха. Там есть кухня, можно сделать чай или разогреть еду. На первом этаже есть столовая и можно заказать доставку на проходную. До двух нам нужно посмотреть отчеты по росту стоимости жизни и обязательному для работодателей повышению уровня заработной платы населения. Чонгук кивает. Пока понятно, все слова даже знакомы. — Это для твоей компании? — Нет. — А зачем? Сонпё всегда говорил лишь о соулмейтах, а тут зарплаты… — Это не повод для смены власти, только для недовольств. Их больше: плохой уровень жизни и заботы о гражданах, изоляция от других стран, вложения казны не в развитие. Но именно соулмейты начали все это. Чонгук хмурится, вдруг поняв, насколько он был глупым, слепо доверившись Сонпё. Тэхён ведь прав — кто ради каких-то пары сотен соулмейтов в стране будет начинать восстание. Он уже с куда большей уверенностью заходит за тянущей его в кабинет рукой Тэхёна, наконец полностью успокоившись. Какая ведь разница кто и что про него думает, ведь работать ему предстоит именно с Тэхёном, сделать их мир лучше. Закончить работу нужно было к двум, оказывается, из-за очередного совещания. Чонгук уже более уверенно идет на него, ведь людей этих он видел, да и оказался не таким глупым — сам смог оценить цифры и графики и составить выводы, которые Тэхён согласовал за пару минут. Этим он сэкономил целых полчаса работы Тэхёна! Но когда к ним, севшим вдвоем во главе стола, начали заходить абсолютно незнакомые люди, Чонгук почти что снова напрягся. Успокоил Тэхён, давший в душе огромный поток тепла, от которого захотелось улыбнуться и завернуться в одеяло, чтобы тело было в том же комфорте, что и душа. И чуть меньше успокоили сами эти люди. Они уже не кажутся офисными акулами — кто-то одет так же просто, как Чонгук, а один вообще растрепанный настолько, будто только проснулся. Чонгук с интересом рассматривает заходящих в то же помещение, где утром его представил Тэхён, замечая среди них тоже истинные пары. Их всего три, но связь между ними чувствуется даже с расстояния: одна из пар держится за руки, другая даже не смотрит друг на друга, но позволяет мимике показывать мелкие эмоции: то улыбнуться слегка, то закатить глаза, будто бы они беседуют без слов, а третьи особо не выделяются, но садятся слишком уж близко. Возможно, они и не истинные соулмейты. От занятия Чонгука отвлекает Тэхён, красивым почерком написавший на листке “Они поддерживают нас. Работают или спонсируют”. Становится немногим яснее, почему Чонгук присутствует именно на этом собрании и почему люди все выглядят так по-разному. Когда зал наполняется двумя десятками людей, Тэхён приветствует всех и снова представляет Чонгука, уже не столь робеющего — соулмейт для этих людей — не зверушка, о которой они узнали по телевизору. Тэхён выступает перед ними, показывая на экране за спиной вырезки из документов, с которыми они работали. Чонгук честно слушает его, но по факту мужчина лишь пересказывает всё уже знакомое, поэтому внимание юноши всего через пять минут теряется. Оказывается, интереснее наблюдать за такими же парами. О границах развития собственной связи с Тэхёном Чонгук может лишь догадываться — это не исследовано. Но одни из трех явно могут читать мысли, Чонгук за двадцать минут собрания ясно замечает их физическое проявление диалога и отсутствие того реального: то кто-то вдруг обернется на другого и смотрит выжидательно, а отворачивается, ничего не получив; то вдруг один из них протягивает второму блокнот, на что даже улыбки не получает — как будто слова есть, просто кроме них двоих их больше никто не слышит. Отчего-то Чонгук знает, что его связь с Тэхёном совсем не такая. Они никогда не будут читать мысли друг друга, он уверен в этом, их связь — про эмоции, видимо, про более старую часть мозга, а не новую, которая отвечает за рациональность. А значит, что соулмейты бывают разные, с разной связью. Он даже записывает эту мысль на другой бумажке, отмечая моменты, которые навели на нее, чтобы потом показать Тэхёну. Но от желания понаблюдать за другими парами его отвлекает вдруг замолчавший Тэхён и появившийся совсем другой голос. — Ты ошибаешься, это не первостепенно, — тот самый, растрепанный мужчина, из дальнего угла стола. Чонгуку не нравится ни его внешность, ни тон, с которым он обращается к Тэхёну. И он начинает злиться, что-то глубокое в нем хочет защитить своё. Тэхён чувствует это и накрывает его колено рукой, обволакивая изнутри спокойствием, словно убеждая, что все в порядке. — Дети умирают. Это не важно? — Его голос остается всё еще спокойным, но что-то в самой глубине Чонгук все же слышит напряженное. — Безусловно важно, — один парень из той самой пары подает голос и ведет плечами, будто второй в мыслях пытается его остановить от этого. — Но не настолько- Его перебивает собственный же партнер, укоризненно глянув. Чонгуку кажется, что из-за того, что его проигнорировали. — Ресурс ограничен. Этим вирусом придется заняться вместо исследований соулмейтов, но нельзя, ведь это первостепенная задача. Мы только на этой неделе поняли, что процент однополых соулмейтов меняется от демографической проблемы в стране. Если бы все были с соулами, проблем с рождаемостью и перенаселением не было бы, природа регулирует её с помощью соулмейтов. Эта задача первостепенная. Мне жаль, Тэхён, — он поджимает губы и искренне сожалеет, Чонгук чувствует это по его мимике и приятному голосу. Хоть его соул кажется неприятным, но этот парень — молодой кстати, немногим старше самого Чонгука, — напротив, кажется слишком приятным. Уже вторая пара — если не считать самого Чонгука и Тэхёна, — с такими яркими противоположностями в характерах. Возможно, все соулмейты такие — сплетение двух крайностей, огня и воды, бедности и богатства, дружелюбия и грубости. И только после его слов он понимает, что Тэхён предлагает первейшей задачей начать работать над вирусами, которыми заражены дети. — Исследование вирусов знакомо нам, займет не больше полугода, в отличие от исследований соулмейтов, где нам не хватает даже испытуемых. — Как минимум нужно сделать геномное секвенирование, это не быстро. Да и на одну пару соулов стало больше, — растрепанный хмыкает в адрес Тэхёна, вызывая у абсолютно не агрессивного Чонгука желание врезать ему. — И с нами в контакт вступила уже пятая страна из Европы, — неприятного Чонгуку мужчину поддерживает женщина в возрасте. Если тому Чонгук мог дать профессию ученого — выглядит подобающе для странного гения, — то вот эта дама явно из высшего света. — Мы не можем объявить им, что сворачиваем нашу мировую кампанию из-за проблем в одной стране из десятка более крупных. — Ты сказал, что по данным, которые удалось вытащить, партии детских лекарств заражаются только три года. Какой точный тираж зараженных препаратов? — Это не столько важно, — в этот раз “грубому” из читающей мысли пары, отвечает другая, девушка. Она выглядит прогрессивно, одета в толстовку и в круглые очки, даже сидит на стуле, поставив ногу на него, чтобы упираться локтем в согнутое колено на уровне плеча. — Они отладили процесс, поэтому сейчас важно остановить попадание вируса в любого рода лекарства, если мы не можем выработать иммунитет у всех, кто потенциально может быть заражен. Я видела в презентации статистику, что с пятнадцатого года рождается в среднем триста тысяч детей, а значит у нас потенциально два с половиной миллиона больных граждан, которые потенциально могут родить в будущем больных детей, если доживут до этого возраста, что потенциально в рамках сотни-двух лет будет иметь последствия не только уровня страны и смертности всех рожденных за пару лет, но дать регресс части генов. Вот что важно! Чонгук, по мере поступления ее слов в мозг, согласно кивает. Ведь правда, он думал только в рамках сегодняшнего дня и своей семьи — на если думать о будущем, о всем человечестве становится несколько страшно. Возможно, теперь он чуть лучше понимает, почему Тэхён занимается всем этим, почему нашел именно этих людей и почему не хочет бросать ради всего двух людей. — Притянуто за уши, — снова растрепанный. И, судя по нахохлившемуся выражению лица девушки, не одному Чонгуку хочется его треснуть. — Нет исследований, чтобы подтвердить гипотезу. — Вот именно! — Она отвечает таким голосом, словно показывает ему язык, и отчего-то это сильно нравится Чонгуку. — И нет исследований, чтобы ее опровергнуть. А значит нужно заняться ими. Это более глобальная проблема, чем то же перенаселение и сохранение соулмейтов в следующем поколении. Все равно они уже родились и живут, плюс минус даже десять лет не сильную роль сыграют в их связи. После ее слов в кабинете повисает тишина. Чонгук чувствует ее кожей — она тяжелая, будто липнет, как сложные мысли в головах каждых. Ему всегда казалось, что выбор так просто делать — да или нет, легко ведь. Но сейчас, пусть даже он и заинтересованная сторона из-за собственного больного ребенка, рубануть с плеча не выходит. — Мы не можем лишиться союзников, — Тэхён заговаривает спустя минуту тишины. — Исследования соулмейтов продолжаются в том же объеме и ресурсах. Ищите новых, привлекайте людей. Я соберу всё, что касается производства зараженных лекарств, закроем их заводы. Мина, сможешь восстановить составы без вируса за месяц? — Зависит от количества различных, само собой, но это не так уж и сложно. Месяц-два-три, этого точно-точно хватит, — Чонгук благодарно улыбается девушке, когда смотрит на Тэхёна и замечает его, улыбнувшись в ответ. Приятная. — Перезапустим заводы по истечение этого времени. Мы остановим рост численности зараженных. Максимально этим детям восемь лет. Мы рискуем перенести изменения генов минимум еще через восемь лет. Они есть у нас в запасе, чтобы решить, что с этим делать. Пока минимальное зло — смерть этих детей, если вирус способен на такое, чего мы не знаем. — Если у нас будут подтвержденные смерти, то сможем обратиться в то же ООН, они помогут ресурсами. Это будет не в убыток нашему исследованию соулмейтов, — кажется, та самая статная женщина является политиком. — Но это будет ценой жизни невинных детей, — в голосе приятного парня из пары Чонгук слышит то же, что чувствует сам — тихое отчаяние. — А ещё спешу напомнить, у нас появилась более глобальная проблема, которая, кстати, вирус-то и создала, — растрепанный как-то язвительно говорит, смотря ровно на Тэхёна. — Из-за тебя придется теперь всем нам разрабатывать план по Сонпё и тому, что он заварит. Это деньги, потеря связей и доверия нашему предприятию. — Вот это действительно урон, — ему поддакивает неприятный парень из пары, за что получает явный нагоняй от соулмейта — морщится сразу, будто на него прикрикнули в голове. — Конечно, мы все понимаем, откуда растет твой интерес к зараженным детям, — в разговор вступает новый человек, Чонгук впервые за последний час обращает на него внимание. Он сидит с идеально ровной спиной и уже имеет седые волосы. — У тебя ведь сын теперь есть. Теперь всё ушло на задний план, кроме него? Ты перестанешь рационально мыслить из-за семьи? Может, нам стоит задуматься о конечном лице движения, что думаете, коллеги? После его слов на Тэхёна, ну и Чонгука, чего уж таить, обрушивается шквал внимания. Никто не кричит, но несколько людей наперебой задают вопросы о появившимся ребенке, та же Мина говорит, что не верит, потому что его соул парень, а кто-то другой говорит, что достался ему ветреный, принесший в пару ребенка. — Да не может быть! Господин Хан, вы вот как всегда рубите с плеча, это вообще подтвержденная информация или ее ваш помощник прямо сейчас добыл? — Замечательно, у нас теперь есть на целых два способа больше устранения легендарного Ким Тэхёна. — Такой юный, но уже ребенка успел зачать, да вне брака? Как он вообще протащил его к тебе? Ребенка ж должны были отнять, а его, думаю, казнить. — Вот так и живет, парень по судьбе должен быть геем, но уже успел заделать ребенка. Я бы вот не верил теперь в правильность истинности! Хоть они и говорят одновременно, но Чонгук успевает услышать и разобрать каждый возглас, они будто отпечатываются в нем раскаленным клеймом где-то изнутри. В пусть и не громком гаме, но Чонгуку становится жутко не по себе. Он съеживается в плечах и хочет спрятаться, уйти от такого внимания и обидных слов, подстрекающих то, что он думал о своей никчемности утром. Ветреный, не пара успешному Тэхёну, глупый, да еще и слишком юный. Тэхён же молчит, слушает всё это со взглядом опущенным на свои сцепленные в замок на столе руки, пока перебой голосов наконец не стихает. — Это мой соулмейт. Помните, что у нас все на двоих. Оскорбляете его — тоже делаете автоматически и со мной. Я не заслужил вашего уважения? Отлично, давайте и впрямь пересмотрим состав нашего движения. Да, у меня есть сын. Это только моё дело, которое никак не сказывается на движении. Я принял решение, которое может убить его, и не потреплю слов, что делаю мало для нас, — он вскидывает голову, сжав так крепко челюсть, что Чонгуку сбоку от него видно сильно напряженную шею, более четкий угол челюсти и проступившие жвалки. Тэхён излучает силу. — Тебе ли не знать, Хичоль, что Сонпё был лучший в организации исследований. Тебе до его уровня далеко. Читать мысли могут даже не все соулмейты, обвинять меня, что я не смог узнать его мотивы и планы, нет смысла. Он дал нам многое, из его трудов выйдет ещё больше полезного. По этому поводу будет отдельная дискуссия другим составом. Отнимать время остальных нет смысла. — Хорошо, жду приглашения, — седой кивает Тэхёну даже с уважением. Он, возможно, и не любимчик Чонгука, как Мина, но ответное уважение все же вызывает. — В таком случае на сегодня всё. Продолжаем работу по скорректированным сегодня планам. То, что не обсудили, — остается прежним. Спасибо. Тэхён первым поднимается на ноги и демонстративно низко поклоняется людям. Чонгук медлит всего мгновение, через которое он оказывается боком к боку мужчины в том же глубоком поклоне. Они выпрямляются, когда слышат скрипт отодвинутых стульев. — Тэхён! Чонгук! Мина. Чонгук даже улыбается от того, что она сама подошла к ним, пока другие выходят из зала. — Мне жаль, что ваш ребенок попал в этот возраст. Вы уверены, что он заражен? Вовсе не обязательно, что каждый в этом диапазоне в опасности! — Мы обследуемся сейчас, — Чонгуку даже не нужно набираться смелости, чтобы ответить ей. С Миной не хочется подбирать слова и казаться каким-то не собой. — Вроде всё неплохо, но симптомы каких-то заболеваний есть. — Не может быть вызванное не вирусом, а просто болезнью? — Не знаю… — Возможности есть, всё узнаем и будем поддерживать его здоровье. Спасибо, мы благодарны за твою симпатию. — Сухарь, — Чонгук даже спокойно шикает и лупит Тэхёна по плечу при ней, как привык делать наедине, такой уровень комфорта вызывает улыбчивая девушка. — Но правда спасибо за твое внимание и переживание, это очень приятно! — Можете рассчитывать на помощь, если будет нужна. Работать сверхурочно — не ситуация, а кредо по жизни, — девушка улыбается Чонгуку и даже обнимает его. Это ощущается странно, ведь он привык к объятиям всего двух людей, один из которых сильно больше его, а другой в разы меньше. Но он почти сразу спохватывается и обнимает в ответ, коротко прижав к себе. Чувствовать в руках хрупкое тело — но не детское, — интересно, но не по вкусу. Чонгук, оказывается, по мужчинам. Взрослым, солидным и сильным. Отпустив его, Мина прощается, сунув Чонгуку в руку свою визитку. Он кладет ее в чехол телефона, обещая себе попозже добавить в контакты и написать где-нибудь в мессенджерах. — Мне нужно немного поработать над бизнесом, — Тэхён, едва ощутимо для Чонгука, обнимает его за талию и подталкивает к выходу из кабинета, даже в коридоре не выпуская из объятия. — Можешь пока что сделать себе перекусить или заказать обед, если голоден. — А ты? — Чонгук отвечает ему заторможенно и даже не успевает смутиться проходящим мимо трем мужчинам из-за руки Тэхёна на себе. Внезапно прошедшее собрание забрало все его силы, хотя он даже слова на нем не произнес. — Нет времени этим заниматься. Но если принесешь нам в кабинет, попробую выделить минутку, — в голосе Тэхёна словно сквозит нечто игривое, он может даже флиртует, намекая на нечто другое, но Чонгук может лишь думать о легкой боли в голове и состоянии-нестояния. Как Тэхён умудрился сохранить энергию после такой встряски, ему не понять. — Хорошо, принесу что-нибудь. — Всё в порядке, — Тэхён замирает около сливающейся со стеной отдвижной дверью, видимо, в кухню. Он тянет Чонгука встать ровно перед ним и заглядывает глаза, легко улыбаясь. — Можешь отдыхать сегодня, нормально, что ты так себя ощущаешь. — Да нет, я разойдусь, думаю, — Чонгук старается улыбнуться, но получается плохо, поэтому он позволяет уголкам губ упасть вниз, а себе — в свои желания и податься вперед, чтобы уткнуться лбом в грудь Тэхёна. Полежать бы рядом, послушать его дыхание. Слишком хочется близости, но Чонгук вдыхает поглубже его запах и отстраняется первым, не дав Тэхёну успеть забраться пальцами в его волосы и еще сильнее превратить в безвольную лужу. — Продукты на кухне общие, бери, что нужно. — Я приду, как всё сделаю. Дорогу в кабинет знаю, не переживай. Тэхён даже не наставляет его попросить помощи в случае чего, лишь кивает и целует мягко в лоб. Чонгук слушает несколько его шагов, отражающихся от стен, и только потом поворачивается и заходит в просторную кухоньку. Здесь нет столов, чтобы перекусить — видимо, на этаже все делают это прямо в своих кабинетах, — но техники и пространства хватит чтобы не только разогреть что-то, но и приготовить. Плита, несколько чайников, кофе машины, холодильник — покруче, чем было в студии, которую Чонгук некогда снимал. Он замирает посередине пространства, прикидывая, насколько пора обедать и сходится на том, чтобы заказать что-то из ресторана, благо, Тэхён установил ему приложение на телефон и авторизовался в нем, добавив избранные блюда и карту для оплаты. Собрав им сытный обед, Чонгук отправляет заказ, а после отходит к шкафчикам, чтобы найти там зеленый чай — наверняка Тэхён просит секретаря готовить его, должны быть где-то россыпи листочков. Всё проходит гладко, он по-хозяйски обшаривает всё, пока не слышит рядом шагов, которые замирают будто бы за стеной. Сам собой Чонгук чуть ежится в плечах, будто ждёт, что кто-то зайдет и отругает его — почти самого главного тут, — за перебор продуктов. Но в комнату никто не заходит, Чонгук так и замирает с пачкой чая в руках, снова принимаясь искать на ней описание, пока не подскакивает от тихого женского голоса, будто прямо на ухо. — Видел? — Он даже оборачивается через плечо, но в кухне всё еще никого нет, звук доносится из-за двери. — Ему лет восемнадцать. — Тэхён рядом с ним выглядит, как растлитель малолетних. — Да вообще! Как он не побоялся такого привезти сюда, этот, как его, Чонгик, вообще не вяжется с офисом. Даже не додумался одеться нормально. — Мне Хичоль сказал, что у него ещё и ребенок есть, которого повесили на шею директора. Ещё и больного какой-то дрянью, прикинь, так подарочек. Чонгук слушает и сам не замечает, как медленно опускает пачку чая на стол. Ему не хочется абстрагироваться, закрыть свои уши, хоть и понимает, что всё сказанное — зависть, наверное, но никак не истина. Но всё равно он закрывает почему-то запекшие горячей влагой глаза и старается спокойно дышать, хотя получается настолько судорожно, что его могут, наверное, услышать даже из-за двери. — И Тэхён будет с этим возиться? — Так ребенок-то и не родной. Просто какой-то, как щенок, ничейный, больной. А Чонгик щенок-два, выглядит таким же ничейным и больным. А Тэхён реально хотел вкладываться в лечение отпрыска, но ему не дали, к счастью. Может так и должно быть, чтобы он умер. — За что с ним так судьба, он ведь явно заслужил большего. Я думала, что Хваса будет его, всё ждала, когда они будут на одной конференции, но на рукопожатие оба никак не отреагировали. — А жаль, она бы ему пошла. И детей родила бы родных. Да и здоровых. Очередей упрек в адрес Бэкхёна Чонгук проглатывает с горечью. Он хотел бы пойти и защитить его, но сил настолько мало, что он только опускается на колени перед кухонными столами и закрывает руками лицо, чтобы не разреветься в голос. Потому что, черт побери, он согласен с тем, насколько не повезло Тэхёну с ними. Следующие слова Чонгук уже не разбирает, хоть и хочет этого — но уставший мозг делает из них кашу, с теми же неприятными интонациями, явно продолжающими обсуждение. Сколько уже людей лишь подтверждают его страх — пусть Тэхён говорит и чувствует обратное, но Чонгук-то ему желает лучшего. И сыну своему, случайно попавшему под удар, тоже. Себя только он принимает таким — действительно брошенным, беспомощным щенком в этом мире, без родителей, дома, денег, выросшего в голоде и холоде. — Ещё слово, и вылетите, — родной голос прорезается сквозь эту кашу, не узнать Тэхёна Чонгук не может. Он чувствует вдруг не только свою сломленность, но и его тревогу, напряжение, страх и злость. В секунду, когда дверь отъезжает в стену и показывает всем строим сжавшегося на коленях Чонгука, он горбится ещё сильнее, пытается спрятать свои слезы и чувствует себя только хуже, ведь это он тут показывает, какой у Тэхёна соулмейт ещё и тряпка. — Тише, — Тэхён обнимает его, точно так же встав коленями на пол, и тянет к себе, упирая плечом в грудь. Не говорит больше ничего, а Чонгук чувствует поглаживавшую волосы руку, как он сам часто делает с Бэкхёном в своих руках. Вспомнив о малыше, о его обследованиях и переживаниях о них, о том, какие влажные у него глаза на пороге кабинета из-за страха, но как он стойко молчит, чтобы папа не переживал лишний раз, Чонгук лишь сильнее кривится на усиливающийся поток слез. Тэхён старается объять его теплом всюду, но отчаяние, похожее на мрак, внутри Чонгука слишком ярко и далеко распространяется, отгоняя собой все, чем пытается к нему прикоснуться Тэхён. Чонгук теряется в этой темноте один и никак не может выбраться. Руки Тэхёна направляют его плотнее к нему, он пересаживает Чонгука на свои бедра, свесив его ноги в одну сторону, а тот все ещё не силах отпустить, поднять голову, перестать мочить его атласную рубашку, которая мужчину уж точно не беспокоит. Чонгук чувствует себя на весу, чувствует сильные руки, что уверено его держат и ритмичный ровный шаг несущего его Тэхёна, чувствует на них взгляды многих людей, тишину, которая наступает, пока все провожают их взглядами, стоит им пересечь холл перед лифтом. — Джиа, меня сегодня больше не будет. Срочные вопросы переноси на завтра, — от напряжения голосовых связок у Тэхёна шея чуть вибрирует, успокаивая вдруг этим Чонгука. В лифте он уже открыто не плачет, но и все ещё не может почувствовать мужчину в душе, у того не получается пробиться. — Прости, мне следовало подумать и огородить тебя от такого, — Тэхён шепчет ему в волосы, прислонившись к ним щекой, как вчера было с Бэкхёном. От мысли, что Чонгука он несет почти точно так же, но однозначно столь же бережно, становится ещё легче. — Я люблю тебя и люблю медвежонка, — Чонгук уже и сам пришел к этому напоминанию, Тэхён озвучивает его ровно с прозвучавшим в голове “он нас любит”. — А они не знают ни моих чувств, ни вас настоящих. Слова — пустой звук, не позволяй им проникнуть глубоко и что-то менять в тебе. Лифт слишком быстро опускается на первый этаж, даже не остановившись нигде. Тэхён не отпускает Чонгука на ноги, хотя он достаточно успокоился, чтобы самому дойти. Чтобы не видеть преследующее их внимание, Чонгук жмурится и крепче вжимается в его шею, полностью доверяя себя Тэхёну. — Минджу, подвези нас до дома на моей машине, — голос Тэхёна становится контрастным тому, что был в лифте. Он говорит строго, холодно, выстраивая барьер, но уже закрывая им двоих, а не только себя. Чонгук чуть ежится от холода, когда они проходят на подземную стоянку, чувствуя, как неприятно влажной коже стало от прохлады. Всхлипнув, он вытирает рукавом толстовки лицо и всё-таки отстраняется от своего безопасного уголка, увидев, что машина уже близко. Тэхён, наверное, мог бы сесть в низкий спорткар прямо с Чонгуком на руках, но младший жалеет его спину и поэтому легко толкает ладонями в грудь, безмолвно попросив опустить. Тэхён захлопывает ему дверь, а Чонгук, оставшись наедине с собой в пустой машине, сползает по сидению и обнимает себя руками. Он знает всё, прекрасно знает. И слова Тэхёна слышал, и его любовь чувствует, и знает, что Бэкхён любимый у них ребенок и никакой не грязный. Но именно сейчас, стараясь успокоить дыхание и повторить про себя всё, что минутой ранее сказал ему Тэхён, почему-то опять чувствует давление в горле. Плачет он в плечо Тэхёна, который оказался рядом и сразу притянул к себе, стоило глазам наполниться влагой. Чонгук чувствует, как мягко тронулась машина, и понимает, что в ней уже сидит охранник, который через зеркало всё видит, но собраться никак не может. Ему только больше тошно от себя из-за этого.

Fire on Fire - Sam Smith

Ничего не говоря, Тэхён подсаживается всё ближе и ближе, пока не зажимает Чонгука между собой и дверью, создав чувство безопасности. Чонгук обнимает его за плечо, тяжело дышит в трапецию, смаргивая постоянно слезы, что собираются на подбородке и впитываются в рубашку Тэхёна. Вся поездка проходит в тишине, нарушаемой редкими шмыганиями Чонгука. Узнав, уже родную парковку, он жмурит глаза и заставляет себя успокоиться, первым выскальзывает на улицу и семенит в лифт, чтобы не видеть лица мужчины, который их довез. Стыдно до ужаса, Чонгук трет толстовкой лицо посильнее, возвращая себя в чувства и пытается выбраться из отчаяния. Он ведь взрослый человек, тонуть в бессмысленной боли нет смысла и он прекрасно это знает, так почему поддается? Тэхён оказывается рядом всего через несколько мгновений и нажимает кнопку лифта, а после встает вплотную и притягивает Чонгука, крепко обняв за спину и голову. От его запаха и тепла становится чуть легче, чернота, окутывающая душу и пережимающая горло, немного отступает. Чонгук вспоминает всё, что произошло сегодня, начиная с самого утра и заезда в больницу, ищет что настолько сильно выбило его, чтобы упасть в такое состояние. За мыслями он и не замечает, как они оказываются дома, как Тэхён проводит его в прихожую и присаживается, чтобы разуть своими руками. Чонгук стоит, словно кукла, смотрит болящими глазами в никуда и вспоминает слова врача, а после улыбку Бэкхёна, обрадовавшегося, что проведет день с Чимином и Юнги. — Иди в постель, я сделаю тебе чай и тоже приду, — Тэхён останавливается с ним в объятиях около лестницы на второй этаж и заглядывает в глаза. Он тревожится. Чонгук этого все ещё не чувствует за своим барьером, но видит по лицу. — Прости, что пришлось уехать из-за меня, — Чонгук опускает глаза в пол и шепчет, вдруг вынырнув из себя и полностью осознав, что они действительно дома, вдвоем из-за его развешанных соплей. — Пожалуйста, едь на работу, у тебя же задачи… Ты там нужен всем… — Здесь я нужнее, — Тэхён улыбается мягко, Чонгук видит это, когда мужчина приподнимает его лицо за подбородок. — Пожалуйста, иди аккуратно в постель. Он смотрит через глаза Чонгука в самую его душу, явно ищет отклик, но поджимает губы и целует в переносицу, руками подталкивая к лестнице. Чонгук слушается, отворачивается, чувствуя на себе его внимание и действительно осторожно из-за ватного и непослушного тела поднимается наверх. В комнату попадают холодные лучи солнца, от которых все равно светлее и приятнее, словно теплее. Чонгук зависает в проходе, смотря на желтое пятно на двери в ванную, и понимает вдруг, как ему плохо без постоянного ощущения греющего изнутри Тэхёна. Эта чертова истерика, паника, страх, непринятия — что бы там ни было, Чонгуку паршиво, что в нем может быть нечто, что против Тэхёна. Чонгук хрустит шеей и еще раз трет ладонью зудящее лицо, потом почти подбегает к стеклу и скрывает затемнением вдруг раздражающее его солнце в декабре. Останавливается, только заметив в небе огромную серость, которая с минуты на минуту сделает задуманное Чонгуком, так что он возвращает стеклу полную прозрачность и отшатывается к кровати. То, как ярко его захлестывает бурями эмоций, не на шутку пугает. Упав на край кровати, Чонгук смотрит в простор перед ним и ловит ту самую мысль, из-за которой всё это, — Бэкхён. Его будет уничтожать вирус изнутри, а им остается только бороться с симптомами, чтобы продлить жизнь. Чонгук вдруг осознает в насколько сильной опасности его ребенок, его вдруг пугает стойкая уверенность, что он умрет. Будто он сам верит в это, предчувствует и уже ощущает ту самую пустоту потери. И Тэхён. Взбегающий сейчас быстро по лестнице — Чонгук слышит это, сгибаясь над коленями, снов закрыв влажное лицо, — он тоже может пострадать. Чонгук знает, что пострадает. Это уже определенно и к этому движется, лишь вопрос времени. — Чонгук, — его голос непривычно встревоженный, низкий, быстрый, без грамма привычного ему спокойствия. Чонгук хочет сказать, что он — вовсе не то, за что Тэхёну нужно сейчас беспокоиться. Хочет, но не может выдавить звука, лишь задыхается хрипом, сильнее вжимаясь в колени и жмурясь от рези в глазах из-за слез. — Пожалуйста, — Тэхён умоляет. Чонгук слышит это в его интонациях и содрогается лишь сильнее от понимания, что он и Тэхёна выбил из себя. — Чонгук, прошу тебя. Никто из них даже не знает, о чем именно он просит. Но оба чувствуют это. Чонгук отрывается от колен на пару сантиметров, которых хватает Тэхёну. чтобы сжать его запястья и оттянуть от лица. Он смотрит с такой болью в ответ, словно всё, что внутри Чонгука — чувствует и он, хотя это не так. Не нужно иметь никакой проклятой связи, чтобы понимать чувства любимых. Когда Чонгук хотел бы признаться ему в этом, прошептать о том, насколько бесконечно он чувствует к нему всё, Тэхён дергает его совсем не нежно на себя. А Чонгук даже не пугается резкости, потому что знает — этот человек никогда и ни за что не сделает ему больно. Действительно, Тэхён не дает ему столкнуться коленями с полом, ловит в свои объятия, поднявшись на колени и смотрит в глаза. Тэхёну не подобрать слов. От этого осознания замирает сердце и дышать становится сложнее, уже не из-за затихающих слез. Как завороженный Чонгук следит за его лицом, перебегает от глаза к глазу, видя в них свое отражение и первым находит выход совместным чувствам, подавшись вперед. Тэхён целует его так, словно он на самом дне океана, а Чонгук — кислород, без которого ему суждено умереть. Заставляет чувствовать необходимость в себе, но не делает ни одного грубого движения, с предельной осторожностью касается Чонгука. Скорбь теряется в его нежности. Чонгук нашел его душу в другом месте, узнав, что столкнуться можно не только в глубинах, но и физически, в реальности. Он чувствует всё то же, что и Тэхён, и знает это просто так, без связи душ, уверен в этом. Кажется, задыхающийся в его губы Чонгук нисколько не смущает Тэхёна, ловко подтянувшего его на кровать и усадившего на место. Не разрывая поцелуя, Тэхён вытягивается следом за ним, тревожит накаленные до предела нервы легкими укусами и собственноручно укладывает Чонгука на матрас, нависая сверху. Только тогда он отрывается и выпрямляется на локтях, показывая Чонгуку впервые настолько другой взгляд. Чонгуку сложно разобрать его, без подсказок внутри. Но от него вдруг становится тревожно-приятно и во рту скапливается слюна. — Ты так пугаешь меня, — Тэхён признается ему крайне честно в своих страхах, в этот миг его глаза становятся теми же, что парой минут ранее, когда он только пришел. По-настоящему напуганными. — Я не могу ничего с этим сделать, — чуть слышно шепчет в ответ и касается своей груди, с болью смотря в ответ. — Не знаю, как убрать это. Мне тоже страшно, слишком страшно. Последние слова Чонгук произносит совсем без голоса, беспомощно выпуская из себя воздух. Но Тэхён явно разбирает их, потому что вслед за глазами всё его лицо, брови, глаза, губы — показывают, насколько он хочет уберечь и помочь. — Я тоже не представляю, душа моя, — накрывает его ладонь и давит ощутимо на грудь, отчего становится сложнее дышать. Тэхён не говорит больше ничего, а Чонгук отводит от него влажный взгляд, снова чувствуя себя виноватым — из-за его истерики между ними появилось нечто, и теперь Тэхён не может общаться иначе, ведь вместо не найденных сейчас слов сделал бы это в душе. Но он тоже чувствует Чонгука и без связи, тоже научился этому, потому что всего через пару мгновений ласково подталкивает Чонгука ладонью в щеку и целует его, отвлекая от всего, кроме себя. Он опускается непозволительно близко, в который раз не боится причинить боли, надавливает собой, вынуждая Чонгука почти что нырнуть в мягкость одеяла и матраса под ними. Словно знает, что это действительно успокаивает. Когда Чонгук снова начинает задыхаться первым, Тэхён отстраняется немного и заглядывает снова другим, подернутым пеленой взглядом прямо в душу. Чонгук вдруг осознает, почему глаза называют зеркалом души. И уже знает по ним, что Тэхён все же нашел слова, что им подвластно справиться и без связи. — Я люблю тебя не за отдельные черты. Я люблю тебя целиком и полностью: от твоих глупых мыслей до этих красных глаз. И разбухшего носа, — Тэхён тут же улыбается, стоило дернуться губам юноши. — Ты замечательный и умный человек, можешь вынести все трудности. Я верю в это, — у него во взгляде вдруг появляется столько серьезности, что в Чонгуке что-то поджимается, — верь и ты. Чонгук, ты моя опора тоже. Пообещай мне, что будешь стараться делать это. Как бы ни было тебе тяжело, ты должен стараться. Обещай мне, душа. Слова теряются в тихом стуке по окну — это небо принесло им дождь. В его глазах Чонгук видит эту просьбу, но ответить, сказать в слух, он не может — потому что знает, что не справится. Что упадет, потому что ему будет жутко тяжело, как сейчас. Но взгляд снова плывет от влаги, черт побери его расшатанное состояние, когда Чонгук едва заметно кивает, всё же обещая. Обещая подниматься каждый раз, как упадет. Весь Тэхён расслабляется, будто действительно боялся, что Чонгук не поймет его слов, и склоняется, опалив кожу дыханием. Несколько наивно Чонгук чуть запрокидывает голову, снова подставляя поцелую губы, но Тэхён толкает его кончиком носа в щеку, безмолвно прося повернуться и довериться. Демонстративно закрыв глаза, Чонгук отворачивает голову, так и слыша в голове Тэхёновым голосом “позёр”, но не показать своего полного доверия просто не мог. Его кожи касаются мягкие, как перо, губы. Изучают каждый миллиметр от виска до подбородка безумно долго, дав время восстановить дыхание. Тэхён не прекращает, пока все лицо Чонгука не покрывает поцелуями, а после, заглянув в глаза, соскальзывает чуть ниже и метит свои теплом уже шею. Впервые чувствуя такую ласку, Чонгук прикусывает губу и закрывает глаза, чтобы ярко прочувствовать и запомнить её навсегда. Ему нравятся прикосновения к шее, они пускают мурашки по спине и очень сильно расслабляют. Тэхён умело, даже не чувствуя его эмоций, отвлекает от всего плохого. Пометив всю кожу до выреза толстовки, а местами даже дважды, Тэхён снова упирается на руки и нависает лицом к лицу, но Чонгук с закрытыми глазами не видит этого, чувствует дыхание на щеке, а после легкое прикосновение ладони. — Мне мало тебя, — бесцеремонно опередив желающего что-то сказать ему Тэхёна, Чонгук робко устраивает руки на его шее, смущаясь даже погладить по коже. Быть в объятиях друг друга стало уже привычным, да они даже мылись несколько раз вместе, но сейчас, после новой, интимной ласки, становится неловко касаться в ответ. — И мне, душа. Тэхён выдыхает слова прямо в ухо, слишком интимно, и прижимается щекой к щеке Чонгука, замерев так. Он пугает неожиданностью Чонгука, когда вместо ожидаемых поцелуев, подхватывает его подмышками и, выпрямившись, подтягивает глубже в постель, так что у Чонгука даже стопы не свисают. Быть безвольным в его руках нравится, поэтому Чонгук даже не двигается, только наблюдает, как Тэхён, все ещё стоя на расставленных по его бокам коленях, расстегивает пуговицы рубашки, пиджак оставив видимо где-то внизу. Он просто наблюдает за длинными пальцами, что в последнее время остаются без колец из-за забитой головы, и слушает дождь, бьющий прямо в стекло за окном. Расправившись со всеми пуговицами, Тэхён не снимает с себя рубашку, оставляет её болтаться по бокам от подтянутого, с едва заметными мышцами, живота. У Чонгука голова ватная абсолютно, но хотя бы глаза уже не мокром месте. Он прикрывает их, глубоко вдыхает, расслабленный лаской Тэхёна, и пытается найти отголоски его чувств в себе, но там все ещё тихо и грустно вокруг. — Не переживай, это не навсегда. Разволновался слишком, поэтому мне не пробиться, — Тэхён, тихо говоря, стягивает с Чонгука толстовку. Он только за то, чтобы коснуться кожей к коже и ещё ярче ощутить его тепло, которого не хватает в душе. Так что вскидывает сразу руки и с замиранием ждет, пока Тэхён аккуратно стянет одежду через голову, уверенный, какой вопрос его дальше ждет. — Скажешь, что повлияло? — И не ошибается. Тэхён опускается кожа к коже и сам выдыхает довольно, как и Чонгук, наслаждаясь прикосновением. — Не хочу бередить рану. Приду окончательно в себя и обязательно, ладно? Ему в ответ Тэхён согласно мычит и снова целует, нежа и расслабляя Чонгука еще сильнее, приятно вдавливая весом в кровать. Ощущать его настолько близко, каждым миллиметром своей кожи — нечто невероятное. Тэхён наверняка того же мнения, потому что стоит ему дать Чонгуку снова нормально дышать, его губы вспыхивают в сознании на шее, легко прикусывают ее, уже не целуют — а смысл, если все уже помеченное, — и быстро спускаются ниже. Впервые в своей жизни Чонгук ощущает тепло прикосновений на себе. Тэхён изучает его ключицы губами, оставляя за собой горячие следы. Чонгуку тяжело в голове, совсем не хочется открывать глаза, поэтому он вслепую шарит по телу мужчины, находя волосы и зарываясь в них пальцами, чуть потянув в ответ на легкий укус прямо на соске. Мурашки по телу сбегают уже в низ живота, там появляется непривычное тепло, которого Тэхён будто только и добивается. Опаляя горчим дыханием кожу от ребер до самого пупка, Тэхён соскальзывает ниже, переставляет ногами, а Чонгук наконец распахивает глаза. Он приподнимается на одной руке, замыленным взглядом впиваясь в расстегнувшего и стягивающего его джинсы мужчину. — Тэхён… — У тебя голос дрожит, — Тэхён улыбается ему, выпрямившись над коленями юноши смотря ровно в глаза, но все равно плавно снимая с него одежду. У него не только голос дрожит — Чонгук содрогается всем телом от его действий. Он, робея, смотрит на свой пах, лишь бы не видеть, как Тэхён полностью оставляет его полностью нагим перед собой. Крохотная часть сознания говорит, что Тэхён просто хочет расслабить, зацеловать всё тело, как сделал это с шей. Нет, негодует на нее Чонгук, он сделает в миллион раз лучше. — Знаю, что это твой первый опыт, — голос у него звучит очень мягко, Тэхён бережно целует Чонгука в колено, которое сам поднимает и заставляет упереться ногой в матрас. И всего одной этой фразы хватает, чтобы Чонгук поддался его руке, надавившей на ногу с боку, заставляющей ее уложить на кровать и раскрыться. Тэхён смотрит в глаза, легко поглаживая Чонгука по ноге, а он думает лишь о том, что не готов к происходящему. Конечно, пару раз Чонгук ловил себя на мысли об этом. Ему хотелось узнать, каково вот так быть в чужих руках, довериться и отдаться полностью, но ему вдруг становится страшно — кажется, это его сегодняшнее кредо. Бедро, под теплой рукой Тэхёна подкидывает дрожью, на что тот лишь хмурится и вытягивается, опираясь локтями по бокам от плеч Чонгука и ловит в ладони лицо, заглядывая глаза. Ему будто все равно, что Чонгук абсолютно голый и возбужденный лежит прямо под ним. — Не представляю, что тебе сказать. Всё будет хорошо или тебе понравится звучит глупо, — Тэхён улыбается, отчего у Чонгука что-то екает в сердце. Он снова замечает, насколько же Тэхён красивый, просто неземной. — Ты безумно красивый, — и Чонгук решает не молчать, хотя бы в чем-то проявить смелость. Тэхён чуть сжимает губы в линию, сдерживая улыбку. — Тебе недолго будет неприятно, но потом. — Ладно, — голос и правда дрожит, поэтому Чонгук отвечает ему шепотом и обнимает за лопатки, желая снова почувствовать близость к себе. Только стоит Тэхёну прижаться полностью, своей же твердостью в брюках к члену Чонгука, его прошибает легкой дрожью, а щеки заливает румянцем под внимательным взглядом мужчины. Ухмыльнувшись, Тэхён делает волну тазом, толкнув Чонгука в матрас там, и явно наслаждается растерянностью и смущением соулмейта. — Поцелуй меня, — Тэхён не дает ему возмутиться и остраняется раньше этого, но наклоняется, чтобы Чонгуку не пришлось тянуться к нему. Чонгук старается показать, что ему не тревожно — хоть это и не так, — и касается его губ языком, смело очерчивая границы. Тэхён не торопит, дает ему зарыться кончиком между них и толкнуть верхнюю в захват своих. От ощущения привычного влажного тепла Чонгуку становится спокойнее, но он вздрагивает, когда Тэхён прикасается к нему, и скулит, сбившись с поцелуя, когда Тэхён уверенно трогает. Мужчина сразу тянется за ним в ответ, сам жгуче целует, прикусывая губы в такт Чонгуковым стонам от особо сильно сжатых пальцев в самом конце. Чонгуку неловко от собственных звуков и дрожи, которую не унять, от липкости, в которой Тэхён уже испачкал ладонь, но он откуда-то берет в себе силы и забирается рукой между их тел, скребется ногтями по низу живота Тэхёна, прямо над самой кромкой брюк. Он стонет в тяжелое мычание мужчины, ответившего на это действие. Они одновременно сжимают ладони, выбивая в губы друг другу дыхание — Чонгук впервые касается не себя и чувствовать это очень странно. Но ему нравится, что на каждое легкое сжатие налитой плоти через брюки, Тэхён реагирует: то подается в руку, то мычит в губы, то в ответ сжимает Чонгука, при этом умудряется не сбиться с поцелуя, забирая им всю душу. Чонгук первым подается головой в матрас, почувствовав огромную необходимость коснуться его без всякой одежды. — Сними всё это, — он просит слишком жалостливо, вызывая этим у Тэхёна очередную довольную улыбку. Мужчина слезает с кровати, оставив Чонгука со стоящей проблемой смущаться под его взглядом, и влажной, Чонгук успевает заметить ниточки слизи между его пальцев, рукой расстегивает брюки, дав струящейся ткани спуститься с бедер. Белье отправляет следом и после замирает, давая пересмущенному, сжимающему коленки — пусть это и не помогает спрятать главную причину смущения, — Чонгуку рассмотреть себя. Тэхён в одной распахнутой атласной рубашке с такой же истекающей вязкой жидкостью проблемой божественен — хотя без второго пункта тоже был бы. В Чонгуке просто от взгляда что-то урчит внутри, хочется кончиками пальцев прорисовать каждую выпирающую мышцу на теле, каждую косточку, будь то острое колено или чуть выпирающая тазовая. Тэхён выглядит лучше идеала, который Чонгук когда-либо смел себе рисовать в голове. — Ты испытывал оргазм? — Тэхён рушит всю волшебную атмосферу, таким вопросов вогнав Чонгука из восхищенного состояния в смущенное. Он не может смотреть в глаза, после такого вопроса почему-то не по себе. А Тэхён, видимо понимает его, забирается на свое место над Чонгуком, больше не дав возможность любоваться им. — Так что? — Мужчина ласково скользит пальцами по щеке Чонгука и целует в висок, проявляя такую тихую ласку, словно не они пару минут назад взаимно маструбировали. Зажмурив глаза, Чонгук едва заметно отрицательно качает головой. У него детство слишком сложное было для удовольствия и этого мира, а потом и вовсе появился незаконный младенец. Чонгук имеет полное право на неопытность — да у него просто цели другие были, он ведь и работал даже без выходных. Но перед нависающим над ним Тэхёном становится стыдно. Это противное чувство вины пробирается вглубь и снова вызывает мысли, что Чонгук не подходит ему. — Хорошо, моя душа, — Тэхён, напротив, таким же напряженным и зажатым не становится, нежно целует его опять в висок и окольцовывает, ведя сжатыми пальцами выше. — Девственно чистый, невинный и весь мой. Подарок судьбы. От его бархатистых слов сердце переворачивается в груди, возвращая после бешеный ритм. Чонгук расслабляется, но немного — ему все ещё неловко, — и начинает понимать, что близость — это действительно приятно. — Я доведу тебя первым, тебе нужна мотивация выдержать подготовку. Закрой глаза, расслабься и говори о каждом желании, — его голос звучит так предельно серьезно, заставляя улыбнуться. Тэхёну важно сделать хорошим первый оргазм Чонгука, хотя он априори плохим быть и не может. Снова вплетясь пальцами в волосы, Чонгук направляет его в свою шею, безмолвно говоря про свое желание и отведя голову в сторону, и закрывает глаза. От Тэхёна исходит тепло, его губы прогоняют дрожь, а рука напротив заставляет содрогаться от чуть резких движений. С каждым новым в Чонгуке что-то словно закипает, концентрируется точкой где-то среди скользящих по нему пальцев и сводит в животе. В один момент внутри всё словно обрывается и замирает, больше не ощущаются губы Тэхёна и даже его тепло, остается только пульсирующее всепоглощающее наслаждение где-то внизу, дающее крылья за спиной. Чонгук стонет, когда оно в один момент разрывается и превращается в фейверк — приятный, брызжущий с самого чувствительно места. Тело опадает и расслабляется само, а рука, медленно гладящая, расслабляет ещё сильнее. — Приятно, верно? — У Тэхёна голос очень довольный, когда он, не останавливая руки, мягко касается губ Чонгука даже не поцелуем, просто легким прикосновением. — Может показаться, что больно или хочется в туалет, не пугайся. Его слова будто отрезают крылья. Чонгук распахивает глаза, но его организм явно с ним не согласен, отчего подорваться и посмотреть, куда делся Тэхён не получается. А в следующий миг он чувствует, как мужчина кладет одну голень ему поперек бедер, прижимая в матрас, и, боги, целует прямо в липкую кожу. Чонгук закрывает рукой глаза и пылающие стыдом щеки, ведь Тэхён настолько близко к нему, чует, видит все несовершенства и волоски, но он даже не успевает загнать себя снова мыслями, как понимает, для чего Тэхён прижал его — в самой головке стреляет по нервам будто током, Чонгук выгибается от этого ощущения и открывает рот, втягивая глубоко воздух и силясь не застонать во всех голос. Это чувство не пропадает, Тэхён вытворяет нечто, давя и стимулируя так, что Чонгук за секунду начинает задыхаться и закрывает себе уже обеими руками рот. Потому что, черт, ему действительно будто больно, но эта боль разносит спазмы по всему телу, Чонгук напрягает разом все мышцы в организме, сам даже не понимает отчего, и не может отпустить их. Он сбито дышит и всё же не сдерживает стонов, которые звучат, как поскуливания, и пытается крутиться, чтобы уйти от такого яркого. Ему срочно нужно отдышаться, расслабиться, но Тэхён не дает, он доводит Чонгука до тихого вскрика, когда усиливает давление на ноющую головку и она взрывается, вместе с Чонгуком. Его выгибает в спине, все мышцы в теле одновременно сжимаются и разжимаются, подстать очередному движению, а чувственная боль вдруг становится ярким, сводящим низ живота чувством, что хочется в туалет, но он лишь пытается толкнуться навстречу этому чувству. — Тэхён, — Чонгук скулит слишком высоко для своего голоса и в очередной раз дергается всем телом в напряжении, — стой! Я-я, я сейчас! Он хнычет, потому что ощущение лишь усиливается, а к нему возвращается приятная боль. Вытянувшись от носочков от макушки, Чонгук весь сжимается словно тисками и всё, что он ощущал, в миг усиливается, брызгая горячей вязкостью ему на живот. Он тут же опадает и судорожно дышит, путаясь во вдохах и выдохах, пока Тэхён снова, слава всему сущему, что мягко, а не также сильно, помогает ему излиться и гладит по коже от основания. Чонгук кажется, теряется во Вселенной. Он чувствует лишь наконец ласковое и нежное прикосновение пальцев мужчины и вытекающее из безумно приятно ноющего места вязкое семя. Дыхание даже не восстанавливается — Чонгук будто только научился дышать, делает это так спокойно и размеренно. В его негу добавляется поцелуй в висок, и Чонгук вдруг будто просыпается. Он ощущает под спиной мягкий матрас, все ещё нежные движения Тэхёна, легшего сбоку и прижавшегося, и его тепло. За то, что Тэхён дает ему осознать, прочувствовать сполна и не торопит, Чонгук готов в который раз за сегодня расплакаться. Только теперь не от страха, а из-за любви. Он едва может улыбнуться, но поворачивает голову на тепло и тычется в него — в руку или плечо Тэхёна, — прохладным носом. — Хорошо, да? — Тэхён говорит так нежно, словно мурлычет, а после улыбается в лоб Чонгука и вдруг окутывает его изнутри теплом. Это прогоняет окончательно сонливость, Чонгука улыбается в ответ и льнет в душе, соскучившись по отсутствию там Тэхёна. — Ты чувствовал меня?.. — Ты пустил меня во время первого оргазма, — как же он нежит Чонгука голосом, уже сам юноша хочет замурлыкать от этого. — Я хочу заняться любовью, душа. — Прекрати так называть меня, — Чонгук фырчит, но он прекрасно чувствует ехидство Тэхёна, который тоже прекрасно чувствует теперь, как замирает сердце в его груди от такого обращения. — Это даже не прозвище. Лишь правда. Хочешь ещё отдохнуть? — Тэхён притягивает на них мягкий плед, а Чонгук наконец находит силы приоткрыть глаза и лениво моргать. В комнате по-настоящему серо из-за повалившего уже снега за окном. Чонгук улыбается, вдруг вспоминая их первое свидание в парке, тоже со снегом. Стоит Тэхёну натянуть на них одеяло, Чонгук ежится, вдруг почувствовав, как он на самом деле замерз, и благодарно кутается плотнее в мягкость пледа, прижимаясь посильнее к боку Тэхёна, чтобы отогреться. — Хотелось бы немного полежать под одеялом, холодно, — он наконец поднимает лицо, проехавшись по тому же самому пледу под ними и заглядывает в глаза лежащего на локте Тэхёна. Он довольный сейчас, не осталось ни следа страха за Чонгука, и выглядит таким, будто юноша в ответ уже успел его довести. — Мне нужно растянуть тебя, если ты не против быть снизу. — То есть ты думал, что я… — Чонгук не договаривает и заливается краской под насмешливым взглядом. — Я даю тебе выбор, так должно быть. Но мне хочется, чтобы именно ты был принимающей стороной. — Господи, замолчи! Да, окей, но ради всего святого молчи! — Я не эксперт, но ты вряд ли сможешь рассказать Бэкхёну все важные моменты про секс, — Тэхён нарочно издевается над Чонгуком, но обнимает все так же нежно, показывая, что это лишь шутки. — Вот ты и расскажешь, опытный! — Договорились, — Тэхён целует его в переносицу, будто закрепляя обещание и вдруг куда-то отстраняется от подрагивающего в холоде Чонгука, пустив в его теплый мир под одеялом враждебный воздух. Чонгук даже не успевает возмутиться, как Тэхён укладывается обратно с подушками, от которых значительно удобнее, и плотнее подтягивает Чонгука под бок. Словно кот, юноша подминает удобнее одеяло, которым накрыл Тэхёна, и возится в своем тепле, по-настоящему довольный и такой расслабленный, как никогда в жизни. — Вот сейчас будет неприятно, постарайся расслабиться, — Тэхён шепчет просьбу ему в волосы, но Чонгук теряется, потому что он не делает ничего такого, лишь гладит его по бедру. А вот после цепляет ногу и тянет упереть её коленом в его живот. Чонгук послушно укладывается, но не расслабляется, как раньше, ожидая свою участь и “неприятно”. — Это прохладно, — он выдыхает с облегчением, почувствовав прохладу между всегда теплых ягодиц и откидывает тревогу. О своей наивности Чонгук догадывается через секунду. — Оу, — его прошибает дрожью, когда Тэхён вводит палец в непривычный к этому анус. Чувства и правда неприятные, слишком непривычные, будто неправильные. Чонгуку хочется податься вперед и соскочить, но он прикусывает себе губу и терпит, веря Тэхёну в том, что он никогда не сделает ничего такого, что не принесет вслед за собой нечто хорошее. — Всё в порядке, — мужчина обнимает свободной рукой Чонгука за плечи, пробравшись между ним и матрасом, и ласково гладит по лопатке. — Не зажимайся. — Да я не… — Я всё чувствую. — Ладно, — Чонгук закрывает глаза и старается не думать о том, что происходит под одеялом и странном ощущении в тазу. Он выдыхает и старается отпустить напряжение из тела, сосредоточиться на Тэхёне и его легком запахе мускусного парфюма, которым пропиталась кажется вся его кожа. — У тебя хорошо получается, — Тэхён чувствует его усилия и поддерживает и телом, и душой, но всё же скользит глубже. Это движение не приносит новых ощущений. Внутри Чонгук его не чувствует, некомфортно лишь в на самом входе, и снова поймав себя на мыслях об этом, он старается отвлечься. — А как ты… Второй раз, вот так… Приятно делал? В волосах он чувствует улыбку Тэхёна и это, пожалуй, лучшее отвлечение в мире. Отвечая, он немного двигает рукой, растирает кольцо мышц, скользя немного из него и обратно — тугого чувства больше нет, что несказанно радует. — Тебе такое рано знать, душа моя. — Тэхён, не издевайся. Твой палец буквально в моей… — Чонгук прикусывает себе губу, когда названный вдруг покидает его тело с абсолютно неприятным ощущением, похожим на нечто явно другое. — Что ты чувствуешь? — Тэхён ластится к нему щекой и елозит ею по волосам, что замечательно отвлекает и в неожидавшего этого Чонгука проникает нечто большее. Вздрогнув и сжавшись от снова стянутого чувства на входе, он хочет верить, что минимум уже три. Но догадывается, что и в этот раз слишком наивен. — Я не горю желанием описывать все прелести, тем более ты явно сам в курсе. — Я не был никогда в нижней позиции. — Я же не спрашивал… — Просто знай. Так что ты чувствуешь? — Чонгук на пробу чуть удобнее укладывается и, на удивление, его движения не стреляют яркой болью внутри или снаружи, как было, так и остается, от этого немного спокойнее за последующий процесс. — Мне жутко стыдно. Хочу провалиться сквозь землю, а в следующий раз просто сделать это сам, — он признается максимально откровенно и чуть вжимается лицом в подушку. — Всё хорошо, тебе не о чем переживать. Внутри пусто, нам хватит. Руку я протру, чтобы было чисто и без запаха. Это обоюдный процесс, думаю, правильно, что если ты вынужден терпеть дискомфорт, то я должен дать тебе возможность сделать это в расслаблении и спокойствии рядом со мной. — Да, но всё равно ничего не могу поделать с этим чувством, — Чонгук через зубы выдыхает, когда Тэхён снова выводит пальцы, в этот раз ярче чувствуя, — там… Точно чисто? — Точно. Тебе это кажется, потому что это естественное, к чему ты привык, — Чонгук вдруг понимает, что Тэхён старается говорить, чтобы отвлекать его голосом, каждый раз когда растягивает его сильнее. — Хочешь всё-таки знать, почему было настолько ярко? — Да. Хочу сделать потом с тобой такое же. Не представляю тебя в состоянии, когда тебе не, — он почти не сбивается, сказав откровенное и такое почему-то страшное для себя слово, — не кончить. — Ты был в нем потрясающе красив. Запомню на всю жизнь. Я делал это рубашкой, — Чонгук удивлено распахивает глаза и действительно не видит перед собой пол рубашки на мужчине. — Ты был достаточно возбужден, чтобы головка стала чувствительно. Я растирал её натянутой между ладоней тканью. Она давала мало давления на весь член, но сильно нервировала самое чувствительное место, поэтому тебе было так ярко и долго не закончить. — Так вот как… Я учту! — Конечно, моя душа. Тренируйся на мне, сколько захочешь. Уже легче, верно? — Не хуже точно. Ощущается, как в самом начале, — Чонгук даже более спокойно переносит выход из него, уже не так явно приписывая привычное из жизни ощущение к нему. — А так? Он сосредотачивается, вдруг понимает, что Тэхён вывел лишь два пальца, оставив внутри него один. Тугой узел, что до этого пугал и стягивал его напряжением внутри, становится свободнее — ведь в самом начале даже один он доставлял дискомфорт, а сейчас Чонгук и вовсе не чувствует его. — Поэтому нужно хорошо тебя подготовить, — Тэхён дает ему снова осознать всё происходящее, заговаривает лишь через полминуты. — А вот поэтому, — он вдруг заходит глубже, коснувшись мягкой кожи над входом сжатой в кулак рукой, а после Чонгука будто на секунду окунают в то же состояние, до которого его долго доводил Тэхён в прошлый раз: мышцы разом поджимаются во всём теле, низ живота разгорается и сводит желанием всего одновременно, бросает в жар абсолютно везде, а кровь будто за секунду захлестывает то, что нужно. Чонгук жмурится до звездочек перед глазами, когда ощущение не пропадает, а напротив, из-за скребущего изнутри пальца, лишь усиливается. — Мы занимаемся этим. Прости, от стимуляции так дам тебе кончить в следующий раз, хорошо? Иначе ты не выдержишь меня внутри. — Черт, — Чонгук может думать лишь о том, что вновь появившееся неприятное чувство — видимо, от четыре пальцев, снова растягивающего его Тэхёна, — не такое и страшное, чтобы не перейти к самому главному уже сейчас. Но Тэхён, будто понимая его порыв скорее начать, отвлекает, затянув в мокрый поцелуй. Чонгук, честно говоря, никак не двигается и немного думает о том, что для этого должно быть другое слово — нет, не для поцелуя, когда пальцы любимого человека в тебе, а для поцелуя обоюдного и того, когда активничает только один. Диалог и монолог — только на языке поцелуев. В какой-то момент он даже забывает о том, что делает Тэхён, ощущая лишь горящие губы и такой же низ живота, в собравшемся возбуждении. Утолять его, отказывается, слишком приятно. Тэхён ничего не говорит, когда отстраняется и стягивает с окунувшегося в жар Чонгука плед, а он даже помогает, сбивая его пятками куда в бок, забыв на секунду, что он вообще без одежды под ним, отчего получает теплую улыбку Тэхёна, когда краснеет. — У тебя милые реакции, — Тэхён говорит, сев на колени сбоку от лежащего на спине Чонгука и разрывая пакетик с презервативом. — Он обязателен? Я же не забеременею, — младший кивает на его ладони, а после чисто случайно соскальзывает взглядом с них чуть ниже, останавливаясь на налитом члене. — Смешивать мою и твою микрофлору не хорошо для здоровья обоих, — Чонгук вдруг снова смелеет, ему становится интересно коснуться вот так, без одежды, в открытую. Тем более через пару минут Тэхён буквально будет в нем, так что потрогать пальцами ничего особо и не значит. Он, пока ещё не потерял мысль за своим желанием, по-настоящему канючит, как это делает Бэкхён: выставляет чуть нижнюю губу и голос завышает, зная, что Тэхён согласится. Он не умеет отказывать этим двоим. — Пожалуйста, давай один раз так? Хочу почувствовать тебя и, наверное, чтобы ты в меня… — Может болеть живот, если я кончу в тебя, — Чонгук даже не хочет поругаться на Тэхёна за внимательный взгляд, под которым он краснеет. Все эти слова слишком сильно режут его слух, так что он замечательно отвлекается, коснувшись на пробу середины длины кончиками пальцев. Под ними оказывается твердое тепло — ничего нового, собственно. Поэтому Чонгук чуть смелее опоясывает кольцом из пальцев и проводит несколько раз в вверх, пытаясь осознать, каково касаться в таком месте человека и не знать, что он чувствует. Свои-то прикосновения всегда с двух сторон ощущались. — Один раз. Если будет болеть, пойдем в врачу. — Ледышка, — Чонгук улыбается на его одобрение и просит про себя простить, когда аккуратно тянет ладонью на себя. Понимающий его Тэхён, сразу поднимается на коленях и следует за рукой, которая вынуждает его нависнуть ровной над Чонгуком. А тот смотрит завороженно вниз, в щелку между их тел и расширяющимся на встречу грудным клеткам с каждым вдохом. — Мне интересно попробовать, если ты не будешь против… — Он вздыхает, даже не стесняясь сказать, а не в силах подобрать описание двойной маструбации более понятное… Ну и пристойное. — Я не против ничего, что делаешь ты, — Тэхён же понимает его, поэтому опускается ниже и целует в уголок губы, дав Чонгуку возможность попробовать задуманное. Он решает свети их ладонью, когда Тэхён снова со вкусом целует. Пока он занят губами, Чонгук аккуратно направляет ладонью его в свою сторону, а Тэхён опускается почти что вплотную. У него получается обхватить члены рукой, но от помощи себе второй его выбивает скользнувший по спине будто ток. Внезапно Чонгук понимает, что он не просто дает себя целовать, а сам действует. Хотя он все ещё лежит, потерянный и с закрытыми уже глазами. Тэхён через мгновение замирает, тоже чувствует нечто не то. Но что именно Чонгук различает лишь, когда он накрывает второй рукой первую и обеими плавно скользит выше. В теплоте под закрытыми глазами всё вдруг стало в два раза сильнее. Ему хочется Тэхёна больше, до трясущихся рук, ему приятно от медленных движений члена в тисках из Тэхёнового до невозможности, и вдруг он осознает — он не ощущает конкретно свое тело. Как было после оргазма — словно вылетел из себя, словно нет ничего кроме наслаждения. Так и сейчас — ему чертовски приятно, он уже на грани, но не различает давления своих или его пальцев, даже его члена на свой. Всё сливается в одну огромную эйфорию и лишь мозг отдаленно помнит, откуда она берется. Чонгуку хочется снова целоваться, он успевает лишь нагнуться немного, а в это же мгновение он довольно стонет в раскрытый рот соулмейта. Тэхён творит нечто невообразимое с ним, с его спектром ощущений. А после Чонгук вдруг осознает небольшим кусочком сознания, которое еще не потерял — он не поддавался в поцелуй. И рука его лишь одна на них и то он не двигает ей. Сердце сразу под действием адреналина подскакивает, но его тут же успокаивает Тэхён, тоже понявший, что их связь сейчас достигла апогея — слила в одно всё, что они ощущают, без разделения на людей, умножив всё на два. Чонгук не разбирает, кто из них движется, из кого вырываются в воздух хриплые стоны. Он чувствует напряжение в плечах и одновременно полное расслабление, чувствует, как прикусывает губы и рычит в них и то же время, как лишь раскрывает шире рот и проглатывает этот же рык в себе. Он словно в вакууме, словно он — есть всё, что вокруг. Тэхён, точнее. И Чонгук вовсе не уверен, кто именно из них сейчас управляет процессом — кажется, оба, одновременно. Он теряет момент, когда внизу простреливает особенным удовольствием, похожим на ту же стимуляцию рубашкой, видимо, ласкающей головки, и отдаленно понимает, что делается это его рукой — но не его приказом. Чонгук сам подается бедрами — не своими, — сильнее назад, дает прохладе после тепла рук коснуться чувствительной кожи Тэхёна, разгоняя по обоим сильные мурашки, а после толкается им, взрывая небольшой фейерверк в дрожащих от наслаждения местах. Тэхён зовет его по имени. Чонгук не слышит этого — он чувствует, всё в той же темноте под глазами, где их тела сплелись в нечто одно огромное и непонятное ему. Он подается в ответ и впервые Тэхён словно целует его, а не обнимает — это ярче, выбивает дух, но уже не из физического тела. Чонгук кончается от этого на месте, не может дышать, но это за него делает, наверное, Тэхён или не желающие умирать инстинкты. Чонгук на грани уйти в тот мир, в другую Вселенную, но последними остатками сознания он направляет Тэхёна в себя, распустив узел из их рук, одну из который — чью именно не важно, — перехватывает Тэхён и помогает ему. Кто-то из них кусает губы — Чонгук чувствует совсем легкую боль где-то наверху их соития, — а кто-то, скорее всего он, громко стонет. В животе одновременно становится заполнено слишком непривычно, лишь с отголоском уже знакомой боли, но ее меньше, чем было во время растяжки — Тэхён забирает себе половину. И при этом Чонгук разрывается от ощущения там же, как его обволакивает жаром и сильной узостью. Он канючит в душе, выпросив снова яркий поцелуй Тэхёна, но он не помогает — напротив, Чонгук от двойного, противоположного, раздирающего его на атомы наслаждения взрывается. Он чувствует свой оргазм, теряя связь со всем, что ощущал, выпадая просто в черноту, пока следом не кончает Тэхён — и чувствовать его оргазм, поверх своего, — нечто. Хотя нет, нечто — это когда кто-то из них, — Тэхён, конечно же, — догадывается двигаться. С каждым толчком накаленные нервы будто электризуются и бьются током, Чонгук словно не выходит из одного огромного оргазма, покрытого негой. Он чувствует распирающие мышцы где-то в себе, чувствует вакуум на чувствительной головке — не своей, потому что он слишком перестимулирован за сегодня и такое испытание бы уже не выдержал. Одновременность чувств вгоняет его в тупик, у Чонгука словно ломается что-то внутри, он может лишь поскуливать и уже даже не стыдно признать, что этот звук издает именно он. Ему не пошевелиться, не послать даже молчаливый сигнал ни в чье из их тел, он лишь скребется о душу Тэхёна, требует к себе внимания, которое тут же обрушивается огромным теплом, всепоглощающим, похожим на слова, выбивающие дух. Чонгук соскребает остатки себя и направляет Тэхёна под тем самым углом, каждый раз соединяя в тепле своего тела их две чувствительных точки. Всего пара мягких ударов, сливающих их тела в одно, и Чонгук узнает, что такое настоящий оргазм их душ — до этого, оказывается, он вообще не понимал слова наслаждения. Они — уже абсолютно не разобрать, где чье, — пульсируют и одновременно выпускают наслаждение, срывающее с губ Чонгука вскрик. Он не осознает ничего, лишь чувствует что-то в центре себя, полное. Даже не знает чем, просто переполненное, лопающееся, сотрясающее, выбивающее. Тепло покидает тело, прожигая все нервы, выбивая очередные поскуливания из глотки, одновременно заполняет Чонгука везде: Тэхён внутри, а сам он пачкает свой живот. И лишь после сжегшей его и Тэхёна вспышки, он словно воскрешается в своем теле — открывает глаза, затуманенным взглядом скользя по потолку и верху окна, не различая даже прямых линий. Чонгук будто упал в обморок и, насколько до этого ему было ярко, настолько сейчас ему безмятежно снова оказаться в себе. Он, оказывается, расцарапал Тэхёну спину, чувствует влагу под пальцами. А тот когда-то успел что-то сделать с его шеей — там пульсирует немного. Но это ни разу не сравнится с тем, что творится ниже. Чонгука передергивает всем телом, словно выворачивает в животе, но как же тепло, будто распарено кипятком в ванной, не только снаружи, внутри тоже. — Чонгук, — Тэхён вдруг охрип. Чонгук смеется, насколько ему хватает сил, осознавая, что кричал не он один. — Не больно нигде? — Даже если и больно, вообще не чувствую, — Чонгук шепчет довольно и скользит руками выше, в его волосы, чтобы поднять за пряди лицо от своей шеи и заглянуть в мутные глаза. В них видно душу. Теперь Чонгук побывал в ней, ее частью и может по-настоящему видеть это эфемерную оболочку. — У меня нет не то что слов, голоса, — он, хоть говорить и сложно, но улыбается как сумасшедший. Яблочки на щеках болят от этого, но ему так всё равно. — Слышу, — Тэхён улыбается очень похоже, слишком ярко и довольно, он светится изнутри, как, наверное, и сам Чонгук. Он не раз уже показывал, как любит Чонгука, давал ощутить это. Но сейчас они оба на коленях перед собственной любовью, обожают ее и их дар, а не проклятье. Больше Чонгук в жизни не скажет такого. — Ты безмерно красивый сейчас, — толкнувшись носом в его, Тэхён смеется, опаляя губы дыханием. — Запомню тебя такого на всю жизнь. А Чонгук чувствует лишь распирающее ребра счастье. — Я тоже много что запомню из сегодня, — Чонгук смеется ему в ответ и тянет крепче, желая немногим повторить похожее на то ощущение, что они — единое целое. Тэхён явно разделяет его желания, укладывается на бок и подтягивает вплотную, снова укрывая мягким пледом. Чувствительная кожа покрывается мурашками от этого, разгоняя совсем легкую, едва ощутимую волну наслаждения. — Любить — такое мелкое слово для этого всего, — младший выдыхает довольно, очутившись наконец в тепле их мира, души своего соулмейта и его рук, обвитых кольцом вокруг своего тела. — Тогда я не люблю тебя. Жду подходящий эпитет, — Тэхён вторит ему, устраиваясь удобнее и закрывая глаза, в обоюдном желании не заснуть, а просто полежать так, оголенными друг к другу всем.