I Stole A Secret From Your Lips

Даже в отношении того, что сон является известным сдерживающим фактором для работы, Сенку хорошо осведомлен о том, сколько отдыха необходимо человеческому организму для поддержания тонкого гомеостаза, который он ежедневно устанавливает для балансировки. Внушающее напоминание о необходимости "восьмичасового сна" каждую ночь не лишено серьезной научной основы, иначе его не запихивали бы в глотку дошкольникам и не следовали бы за ним такие рациональные ученые мужи, как он. Как он сказал Асагири. Дело не в том, что он никогда не спал; дело в том, что ночью он был более продуктивен, а по утрам обязательно наверстывал упущенное.  Поэтому, когда Ген покинул лабораторию в три часа дня, Сенку послушно завершил свои выводы, закрыл пентхаус и направился обратно в свой блок, чтобы отдохнуть. Он не должен был просыпаться, пока не убедится, что завершил три цикла REM, необходимых для максимальной продуктивности, с чем его внутренние часы прекрасно справлялись и без будильника.  Но у его телефона другие планы, и, к сожалению, нет никого другого, кто мог бы заглушить его ужасно назойливый звонок в семь утра, за несколько часов до того, как он должен был выйти из REM. Его нежелание покидать уют темных простыней и закрытых штор выражается в измученном стоне, который он издает. Мозолистые пальцы нащупывают источник звонка на прикроватной тумбочке, и Сенку начинает жалеть, что это не будильник, а Укё, звонящий ему в то время, когда он предпочел бы не беспокоиться. И все же, против воли, он отвечает; ему удается выплюнуть бессвязное "ммм?", как лучший ответ, который он может дать. "Что... это вообще Сенку? Нет, подожди, я знаю, что это ты. Глубина голоса выдает тебя". Воспользовавшись короткой паузой, Сенку садится в постели, позволяя глазам приспособиться к единственному потоку утреннего света, проникающему через небольшую перегородку в шторах. "Ты... ...ты все еще в постели?" недоверчиво спросил Укё. Он прочищает горло, морщась от небрежного тона, который Укё наверняка уловил. "Не думай. Я мог сейчас заниматься своим проектом". "Я слышу, как ты шаркаешь в своих простынях, Сенку. И голос у тебя ужасный".  Иногда Сенку задается вопросом, почему Укё не выбрал другую профессию, где его раздражающе хороший слух может быть использован с пользой, а не для того, чтобы беспокоить его. "Ну и что, что я еще в постели? Фирма разрешила мне продолжать работу в моей собственной лаборатории, потому что я заставил их признать, что мои возможности не хуже, чем у них. Я всегда добиваюсь успеха, не так ли? Это не должно быть для тебя новостью". На другом конце, заглушаемый окружающим шумом, Укё хрипит. "Извини, что нарушаю твой роман с кроватью, Сенку, но ты должен прийти сегодня. Вообще-то, на целую неделю". Если Сенку еще не проснулся, то слова Укё, конечно, подействовали. "Для чего?!" - огрызнулся он, стряхивая последние песчинки сна с глаз и сидя прямо, как стержень, ожидая ответа Укё. "Одно из твоих побочных исследований, помнишь? Мы с Рюсуй взяли тебя в соавторы, а фирма хочет, чтобы это была возможность больше обучать стажеров, или, по крайней мере, большинство из них. Знаешь, пусть они помогают". Он практически слышал самодовольную улыбку, исходящую от Укё. "В нашем отделе более ста исследователей, и более пятидесяти исследований проводятся одновременно". Даже когда он высказывает свои протесты, Сенку уже встает и тащит свое сонное тело в ванную. "Почему они бросают на нас интернов?" На заднем плане он слышит звон стеклянной посуды и беспорядочный шум голосов, вероятно, стажеров, которые пробиваются сквозь голосовые сообщения и пытаются затмить голос Укё. "О, ты знаешь, как фирма любит тебя, Сенку. Признавай это или нет, но ты - их самый ценный актив. Не стоит удивляться, что они хотят, чтобы большинство стажеров обучались под твоим руководством". К этому времени Сенку уже нехотя чистит зубы, закатывая глаза на стоящий рядом телефон. Он сплевывает. "Я не удивлен, но это не значит, что я ненавижу это меньше". "Но ты все равно идешь..." " Да, потому что мне нужно сохранить работу, если я хочу поддерживать техническое обслуживание в своей лаборатории", - объясняет он, как может, с полным ртом зубной пасты. Сенку прополаскивает рот под звук приглушенного веселья Укё, возвращающегося к нему, как только его слова снова становятся внятными. "Я буду там, хорошо? Пока." "Увидимся...", - выдохнул он, не дав Укё закончить. Почему он вообще согласился быть сторонником обучения этих двоих, он никогда не вспомнит. Но, зная их, они, вероятно, все равно будут донимать Сенку протоколами и концепциями, даже не будучи соавтором, так что он вполне мог бы получить за это похвалу. А заодно и обучить нескольких новичков. С тяжелыми веками и насупленным чувством решимости, Сенку пронесся через утреннюю рутину, как человек, выпивший шесть порций эспрессо. Он одевается и выходит из дверей комплекса менее чем через полчаса, ворча на весь путь до парковки и своей машины. Пробки сегодня не слишком плохие, что ему помогает. . Изобретение кофеварок было бы просто находкой, считает Сенку, если бы он когда-нибудь верил в бога. Он очень благодарен за это благословение, даже если напиток на вкус напоминает горькую, жесткую воду там, где он работает. Допить напиток, несмотря на его обжигающую жару, не составляет никакого труда. Нет смысла допивать оставшиеся несколько глотков, как только ученый ступит в стерилизационную капсулу, если он не хочет, чтобы кофе стал еще более горьким на вкус, чем он есть. И когда Сенку, наконец, ступил внутрь со свежим, стерильным запахом, мешковатыми глазами и бесполезной чашкой кофе в руке, он практически услышал раздраженное хихиканье этих двоих с другого конца лаборатории. "А-а-а. Техника безопасности превыше всего, Сенку", - напоминает Рюсуи между короткими взрывами смеха. Укё оглядывается со своего места. "И никаких напитков в лаборатории". Сенку усмехается в ответ, бросает бумажный стаканчик в мусорное ведро и направляется к запасам перчаток и защитных очков. "Я хочу спать, а не быть идиотом". Полностью экипировавшись, он проходит мимо прилавков с учеными и занятых аппаратов, чтобы попасть на свой участок, где его ждут Укё, Рюсуи и пара улыбающихся стажеров. "Мог бы и пораньше напомнить, а не приходить ко мне из ниоткуда в семь утра..." "Доброе утро, доктор Ишигами!" один из них с энтузиазмом трубит. Он узнал в нем того веселого интерна с недавней вечеринки, выглядящего сейчас еще более восторженно, чем тогда. "Да, успокойтесь", - вздыхает он на группу, надеясь, но не ожидая, что они будут вести себя хорошо. Затем он поворачивается к двум своим коллегам, которые уже приступили к паре общих процедур с одинаково забавными, вздернутыми губами на лицах. "Ну что, вы двое закончили быть детьми или расскажете мне о том, что вы уже успели сделать?". Неудивительно, что эти двое все же нашли время, чтобы в последний раз хмыкнуть, прежде чем, наконец, сообщить ему о работе. Эпигенетика. Менее известная отрасль генетики, поскольку она имеет большое влияние на человеческий опыт; фокусируется не только на ДНК, но и на десятках изменяемых окружающей средой химических меток, прикрепленных к ней. Эти двое заинтересовались эпигенетикой растений, взяв в качестве репрезентативного вида, как обычно, Arabidopsis thaliana. Пока что они сделали лишь то, что получили доступ к геномной библиотеке растения, которая уже хранится где-то в местном генном банке, готовая к использованию. Такими причудливыми терминами называют ДНК растений, сращиваемую с ДНК бактерий и отправляемую на хранение. С группой молодых, начинающих ученых, столпившихся вокруг них и полных воодушевления, достаточного, чтобы наполнить бак с водой, они начинают свой проект. Небольшие демонстрации превращаются в испытание терпения для Сенку, поскольку якобы гладкие процедуры приходится прервать, чтобы освободить место для второй, менее важной программы. В рамках этого Укё говорит, аккуратно забирая чашки Петри с бактериальными переносчиками у одного из интернов, который их получил. "Спасибо. Итак, вы, наверное, заметили, что мы здесь не единственные исследователи, изучающие арабидопсис. Кто-нибудь из вас знает, почему мы всегда используем кресс-салат для подобных генетических исследований?". Типичный Укё. Он всегда обращался с практикантами и ассистентами так, как будто они были его учениками. Группа переговаривается друг с другом почти мгновенно, что является обычным явлением. Они моложе, новее, стремятся и умирают от желания доказать, что они лучше остальных. Если Сенку привык к подобным сценам, то становится все труднее терпеть, когда он уже почувствовал вкус помощи без ненужной мелочной конкуренции. Их шум начинает действовать ему на нервы, и Сенку внутренне обещает что-то с этим сделать. Его взгляд падает на того самого знакомого стажера, который, как ни странно, в данный момент ведет себя тише остальных. Тот факт, что Сенку все еще может вспомнить его имя, делает эту возможность еще более выгодной. "Хром, что скажешь?" Эффект мгновенный. Пока Хром обрабатывает свой шок, беспорядочные предложения группы сбиваются в тихий ропот, пока не наступает окончательная, блаженная тишина. После кивка Сенку, Хром выходит из своего первоначального удивления, чтобы заговорить. "К-кресс хорошо подходит в качестве модели генетического вида, учитывая их быструю репродуктивную скорость, изобилие и малый размер". Укё, стоящий рядом с Сенку, подал ему знак продолжать. "Он также может самоопыляться, что делает его достаточно легким для выращивания и культивирования в контролируемой среде". Вопрос и ответ вряд ли были вызовом, но он даст им поблажку. Рюсуи, по крайней мере, кажется впечатленным, а Укё - еще более впечатленным. "Правильно", - хвалит Укё, чашка Петри все еще холодная в его руке. "Как тебя зовут?" "Хром". "Хром", - повторил Укё с намеком на улыбку, прежде чем приступить к следующим действиям. Рюсуи и Сенку продолжают использовать рестрикционные ферменты, чтобы извлечь ДНК растений из векторов, позволяя интернам время от времени вмешиваться. Они отлично справляются со своей работой, поэтому троица решает предоставить группе следующий этап - гель-электрофорез агарозы - для разделения и сортировки фрагментов ДНК. Сенку ожидал, что они спросят о пошаговом процессе, как это сделал Ген, но потом вспомнил, что эти люди даже не были бы сейчас в лаборатории, если бы не специализировались в той же области. Тем временем они втроем начинают готовить ДНК-зонды, чтобы определить, какие именно последовательности им нужны, после того, как интерны закончат свою часть работы. Сенку должен признать, что, несмотря на то, как утомительно иметь дело с большим количеством людей, чем он привык, все же есть несколько преимуществ, связанных со временем, когда у него больше рабочих рук; в этом он уже должен был убедиться на примере событий последних двух ночей. "Ты уверен, что мы должны оставить их, чтобы они справились со всей процедурой AGE?" спросил Укё, глядя на группу, работающую вместе у другого прилавка. Рюсуи заверил его. "Верь в них, Укё! Я уверен, что они прекрасно справятся". "Без присмотра? Ни малейшего руководства?" Сенку чуть было снова не потер глаза, но вспомнил, что его перчатки, вероятно, испачканные, не дают ему этого сделать. "Это одна из первых вещей, которые они должны знать. Они будут в порядке. Это самое долгое время, когда они молчали, и я..." зевая "- хочу затянуть это время подольше." Он подумывает бросить их здесь, чтобы ехать обратно домой, но он, по крайней мере, гораздо более порядочный человек, чем эти. Он пытался не дать зевоте вырваться наружу, но слишком легко проиграл борьбу с более явными признаками недосыпания. И Рюсуи увидел. "Сколько часов ты спал? Я никогда не видел тебя таким". "Меньше четырех часов", - пробормотал Сенку в ответ. "И даже не назвал точное время. Должно быть, ты действительно не в себе", - замечает Укё, не отрываясь от своей задачи. Рюсуи занимает место перед монитором, рассчитывая, сколько комплементарных олигонуклеотидных последовательностей они должны синтезировать для целевого участка ДНК. Или, по крайней мере, позволяет программе делать это за него. "Полагаю, у тебя все еще есть привычка работать всю ночь, да?" Сенку бросает на него взгляд. "Видишь? Это не сработало, не так ли? А ведь вчера было воскресенье, не так ли? Что ты вообще делал, работая в воскресенье?" "Я не всегда работаю". Он нащупывает несколько пробирок в штативах. "Иногда я занимаюсь личными проектами, а субботняя вечеринка отняла немного времени от продуктивности". Укё насмехается. "Это все равно похоже на работу". Сенку только махнул рукой в знак отказа и продолжил. Люди определяют "работу" очень по-разному. Ему не нужно защищать свой выбор. "Кстати говоря", - начал Рюсуи, слегка покачиваясь на стуле и поворачиваясь лицом к Сенку. "Как тебе понравился мой подарок прошлой ночью, Сенку?" А, помощник. "Не понимаю, почему ты так в это ввязался. С твоей стороны это было совершенно излишне". "Но я хочу услышать все об этом!" Пипетка, которую Рюсуи держал в руках ранее, была отброшена в пользу ручки, и она направлена на Сенку. "Я хочу убедиться, что он оказал тебе оправданную услугу. Я хочу знать все подробности!" Рядом с Рюсуи бормочет Укё, делая вид, как будто отмалчивается. "Я начинаю думать, что ты интересуешься моей личной жизнью больше, чем я сам, Рюсуи", - говорит Сенку, на что другой только смеется. "Обратная связь очень важна в сделке. Мой дядя научил меня этому. Я вложил деньги в Асагири, и мне нужна обратная связь, чтобы знать, стоило ли это чего-то". "Ну и дела. Ладно, ладно." Сенку берет палочку для размешивания, другую пипетку и начинает помогать Укё, вспоминая события последних нескольких ночей. "Он очень, как бы это сказать? Эксцентричный?" "Да, наверняка", - отвечает Рюсуи, прежде чем вернуться к своему монитору. На этот раз, чтобы сделать заметки о своих методах для последующего написания работы. "Полагаю, он оправдал свою зарплату?" Сенку пытается сравнить компанию Гена с группой, управляющей гелем на другом прилавке, и с любой другой полученной им помощью, синтезируя в уме все собранные им данные. "Он знает гораздо меньше, чем ты ему приписываешь, но он хорошая компания. Поначалу он был упрям, не говоря уже о том, что немного странноват, но он быстро учится". Глаза Укё расширились, а на щеках появился розовый румянец. Рюсуи, однако, кажется, заинтересовался еще больше. "О? Значит, в конце концов, ты к нему привязался?" "Более или менее. Он легко выполняет приказы и не слишком самоуверен". Хотя поначалу он, возможно, таким и был. Но первое впечатление очень переменчиво. "В целом. ...неплохо, Рюсуи. Неплохо." Мужчина выглядит довольным собой, и Сенку немного жалеет, что вообще прокомментировал это. "Хорошо! Похоже, вы двое многое успели сделать". пробормотал Укё: "Честно, Рюсуи", - почему-то не уверен Сенку. Он не обращает внимания на Укё и отвечает Рюсуи как на духу. "Мы сделали. Много, вообще-то. Мне пришлось вызвать его еще раз на следующую ночь из-за этого..." Пробирка, которую держал Укё, громко стукнулась о стойку, и Сенку пришлось дважды проверить, не разбилась ли она или не рассыпалась. "Укё, дай мне её". Рюсуи тоже смотрит на них, пальцы на клавиатуре, лицо застыло в состоянии шока, как и у Укё. Не понимая, что происходит, Сенку берет на себя задачу Укё, а двое других продолжают смотреть в недоумении. "Я думал, что это я должен быть тем, кто лишен сна..." "Ты нанял его на вторую ночь?" спросил Укё. "Да..." Стул скрипит от скорости, с которой Рюсуи снова поворачивается лицом к Сенку. "Так хорошо?!" Сенку не понимает, что удивительного в его словах. "Ты был тем, кто хотел, чтобы я..." "Нет, я знаю, я знаю. Просто..." Рюсуи пару раз моргнул. "Я просто не ожидал, что ты... что ты..." А, теперь он понимает шок. "Снова добровольно впустить кого-то в мою личную лабораторию? Да, я и сам немного удивлен". На этот раз Рюсуи быстро встает. Укё приходится придержать их оборудование, если он не хочет, чтобы любой из их уже подготовленных зондов превратился в отходы на полу. "Подожди, подожди, подожди, подожди." Он придвигается ближе. "Ты сделал это. ... в лаборатории?!" Эти двое совсем с ума сошли? "Да. Где еще? Я много работал над ним. В какой-то момент ему пришлось реорганизовать и мои шкафы". Укё выглядит совершенно ошарашенным. Сенку не стал бы возражать, если бы он в это время продолжал работать. "Я... ничего себе. Неудивительно, что у тебя жуткая нехватка сна. Я никогда не думал, что у тебя есть такая сторона, Сенку". "Да", - прохрипел Рюсуи, прежде чем перейти на низкое бормотание. "Никогда не думал, что ты такой извращенец". Настала очередь Сенку замереть от необычного выбора формулировки, которая заставила Укё поперхнуться воздухом, а Рюсуи коварно ухмыльнуться. Он скорчил им рожицу. "Что?" "Мы проверили гель, мистер Сайонджи, доктор Ишигами!" восклицает кто-то из группы, полностью отвлекая их внимание от темы и оставляя Сенку в неведении относительно последнего комментария Рюсуи. При этом Укё изо всех сил старается укротить красный цвет, поднимающийся к ушам. "О, точно. Да. Принесите его сюда, и мы перенесем его на нитроцеллюлозу для южного блоттинга", - говорит он с такой же четкостью, с какой человек пытается подавить собственный надтреснутый голос. Как бы Сенку ни хотелось продолжать догадываться о том, что он имел в виду, было бы очень непрофессионально с его стороны снова открывать эту тему, когда интерны вернулись и снова толпятся вокруг них. Не похоже, что в ближайшее время они снова останутся свободными. Тема была неактуальна, так или иначе, поэтому самым разумным было бы просто отказаться от нее. У него есть дела поважнее - например, реальность того, что он будет физически приходить на работу, корректировать свой график сна и терпеть этих интернов, а вместе с ними и этих двоих, целую неделю. Сенку убеждает себя, что он прекрасно справится с неделей вдали от своей личной лаборатории.                                          *** "А-а-ах..." Рука на стене почти соскальзывает, когда по Гену пробегает дрожь. Шипение вырывается из его потрескавшихся губ, а сжатая ладонь сжимается в кулак на знакомой тонкой поверхности его квартиры, другая рука ищет дверную ручку, чтобы закрыть за собой дверь. Только когда замок щелкнул, он, наконец, позволяет своему ноющему телу опуститься на пол с надтреснутым, протяжным стоном. Обычно он хотел бы, чтобы этот звук вырвался из него другим способом, но он уверен, что за последнюю неделю с него хватит и этого, и многого другого. Ген и его мышцы стонут в знак протеста, когда он снимает свое длинное коричневое пальто, единственное, что разделяет воздух и его гораздо более авантюрный наряд под ним. Даже просто пошевелить руками кажется ему непосильной задачей. Его черный, замысловатый, кожаный наряд больше не подходит к якобы безмятежной обстановке, которую излучает его квартира, в отличие от того, как потрясающе он сочетался с темной, окрашенной в красные тона комнатой, которую его последний клиент так красиво обставил для них. Всё болит. Всё. На спине до сих пор красуется черная карта синяков от того, что в прошлый понедельник его долго и упорно гоняли по стене, которые тайком прикрываются толстым слоем косметики там, где он может дотянуться, и стратегической одеждой, чтобы скрыть остальное. Во вторник вечером его запястья были красными и нежными от якобы бондажной веревки, которая все еще трещала через несколько часов, и это был только первый клиент. Второй клиент во вторник был достаточно вежлив, чтобы сделать ему ожог, как будто скрытого черно-синего цвета понедельника было недостаточно. Он до сих пор чувствует дрожь во всех конечностях после того, как в прошлую среду все перепутал с тем клиентом, который хотел, чтобы он был сверху и доминировал, но слишком творчески подошел к экспериментальным позам. Ему даже пришлось принять к сведению некоторые из них, которые он никогда раньше не видел. Мистер Четверг казался человеком, который даст ему передышку и попросит что-нибудь ванильное, но, Боже, как он ошибался. Этот клиент оставил Гена на память о себе задницу, болевшую изнутри и снаружи от интенсивного траха и шлепанья. А теперь его горло все еще жжет от крупного клиента, которого он принял всего несколько часов назад, и который неосознанно насыпал еще больше соли на рану, задушив его после этого. Он боится посмотреть в зеркало, вдруг эти большие руки оставили следы. Не поймите его неправильно. Он мог бы справиться с каждым из них, и, конечно, справлялся с гораздо худшими. Пол достаточно милостив, чтобы холодно ласкать его во время его болезни. Утреннее солнце уже греет его лицо через открытые жалюзи, но он все еще не встал со своего места. Это не то, чего он хочет, и определенно не то, что ему нужно. Он хочет закрыть глаза и не двигаться, пока вся боль в его плоти и костях не утихнет, чего будет трудно добиться, если ему придется встать и пройти через весь блок, чтобы просто закрыть свои чертовы жалюзи. Тем не менее, он вздыхает. Он знает, что ему придется встать, несмотря ни на что. Зачем оттягивать неизбежное? Поэтому он зажмуривает глаза и встает. "Хах...", - задыхается он, когда полностью встает и прислоняется к стене, чтобы отдышаться, прежде чем сделать следующий шаг. Больная задница - это то, к чему Ген знает, что может привыкнуть, если будет терпеть достаточно долго. Достаточно, чтобы справиться с такой важной задачей, как ходьба или стояние, но, может быть, не еще одну ночь работы. Нет, не может быть. Определенно не будет еще одной ночи работы, даже если его следующий клиент окажется самым мягким маленьким пухлячком в Японии. Когда он пересекает комнату, чтобы закрыть жалюзи и снова окунуть свой блок в сладкую темноту, желание упасть вниз становится еще более манящим. Последняя остановка - его спальня, и путь туда требует не меньших усилий. Любое нереальное божество, глядя на него, назовет его жалким зрелищем, хромающим вот так, с нижней губой между зубами, пока его колени не упрутся в кровать, на которую он, наконец, опустит свое тело. "Ох", - выдыхает Ген, полностью расслабляясь, насколько это возможно, когда он воссоединяется со своими мягкими, хлопчатобумажными простынями. Облегчения почти достаточно, чтобы он заплакал. Он быстро, но осторожно расстегивает кожаную одежду, прикрывающую его, и продолжает лежать, стараясь не усугубить следы, которые скрывала одежда. Он бессистемно разбрасывает вещи по комнате, не заботясь ни о том, какой беспорядок они оставят на полу, ни о том, что его полностью обнаженная сущность медленно укладывается под одеяло. Душ можно устроить и позже. Как раз в тот момент, когда Ген собирается закрыть глаза, его внимание привлекает мигающий огонек на прикроватной тумбочке. Автоответчик. Он застонал и провел ладонью по лицу. "А стоит ли вообще?" - думает он про себя, почти уверенный, что все эти сообщения будут просто звонками по работе. У него нет ни драйва, ни желания, ни даже сил развлекать кого-то еще после такого трюка. Пульсирующий свет манит его повернуть шею, пока он раздумывает, нажать на кнопку или нет. Это стало обычным делом - удалять сообщения из автомата перед утренним уходом, но нынешние обстоятельства грозят внести в эту привычку небольшой изъян. В девятый раз за сегодня Ген вздыхает. Хотя он и жалеет об этом испытании, нет никакого вреда в том, чтобы слушать их, когда он всегда может легко проигнорировать их после и сделать вид, что ничего не слышал. Он все же с усилием нажимает на кнопку, твердо решив больше не наносить возможных ударов по своему и без того избитому телу. Ген ждет, когда в трубке раздастся голос незнакомца, спрашивающего о плате, договоренностях или даже бронировании. А может, это бывший клиент перезванивает, чтобы предложить свидание вопреки протоколу. Как это ни жутко, но такое уже случалось и, конечно, может случиться снова. Но жизнь не дает жертвам встать на ноги, и вместо этого Ген бросается головой вперед в холодный бассейн вопиющей знакомости, но не с работы. Не совсем. "Асагири Ген. Это Ишигами Сенку, помнишь? Ты был в моей лаборатории на прошлой неделе. Если ты еще свободен, я хотел бы попросить тебя прийти завтра вечером около восьми вечера для другой работы. Понятно, если к тому времени у тебя уже будет что-то другое, но если ты свободен, то просто загляни ко мне. Ты знаешь, где меня найти". Маловероятное сообщение заканчивается тем, что Ген пристально смотрит на автоответчик, а его руки непроизвольно сжимаются в кулаки. "Сенку-чан", - шепчет он в комнату, морщась от боли в горле. Ишигами Сенку. Сообщение было получено вчера, а значит, "завтра в восемь" означало сегодня в восемь. Неосознанно взгляд Гена метнулся к шкафу, где до сих пор лежит слишком яркая розовая рубашка мужчины. Он забыл вернуть ее, когда видел его в последний раз, и не думал, что когда-нибудь представится возможность сделать это снова. Он думал, что прошлая неделя была последней, когда он когда-либо видел или слышал о Сенку. И даже хотел этого. Ген уже спрятал далеко в глубины своего сознания воспоминания об их уикенде недоразумений, но различимый голос Сенку звучит прямо там, на автоответчике, прося Гена вернуться для очередного забытого эксперимента в его лаборатории. Самым логичным для них обоих было бы, если бы Ген прояснил Сенку свою работу, объяснил, извинился, а затем пошел бы своей дорогой как незнакомые люди с одинаково уморительными анекдотами на память. Но Ген никогда не был сторонником логики. Он человек стратегии, ума и хитрости. Ему не нужен самый логичный или самый разумный путь, если он может сыграть в азартную игру ради чего-то более выгодного. Логика работает с такими, как Сенку, но не с такими, как Ген. Ему нужен путь, который принесет ему наибольшую выгоду, к черту логику и рассуждения. Он знает свои пределы. Его тело практически кричит, что на данный момент с ним покончено, и бог знает, сколько времени потребуется, чтобы восстановить себя до идеального состояния. В конце концов, его телосложение было одним из самых важных активов в его работе, и сейчас оно нуждалось в ремонте. Но ремонт также означал перерыв, что, конечно же, означало, что на его счет ничего не будет поступать, пока он не восстановится. Работа в лаборатории все равно требовала движения, но несколько размятых конечностей время от времени было относительно более приемлемо, чем бессмысленное битье в простыни или стены. Зарплата ассистента тускло блестит по сравнению с тем, что он зарабатывает сейчас, но это лучше, чем ничего. Две тысячи йен вместо пяти тысяч в час за выполнение чьих-то не слишком обременительных с физической точки зрения приказов все равно звучит привлекательнее, чем ничего не делать за бесценок. Это быстрый компромисс на время, и он примет его. Он сможет достаточно отдохнуть, чтобы к вечеру быть хотя бы наполовину в форме. Если Сенку что-то и доказал, так это то, что наука не так высоко ценит внешность, как карьера Гена. Набравшись сил, Ген садится, морщась от уходящего дискомфорта во всем теле. Вынужденное отрицание того, что солнце проникает в комнату, заставляет Гена натянуть одеяло до голых бедер. Он поворачивается лицом к прикроватной тумбочке, заставляет свои голосовые связки прийти в форму еще раз, а затем перезванивает. Не сразу раздается знакомый голос. "Доктор Исигами, слушаю", - говорит голос, и Ген снова погружается в яркие воспоминания о белых стенах, прозрачных жидкостях, мигающих красных лампочках и незабываемой розовой рубашке. Он вздыхает. "Извини за поздний ответ, Сенку-чан. Тебе повезло. Моя ночь освободилась". Ген обнажает зубы, чтобы только его неосвещенная комната была свидетелем. "Увидимся в восемь"