Красный Буй и его обитатели

Приключения бывшего сержанта в городе. Часть 1. К девяти часам утра бывший сержант, в компании Рекса, в чьих мохнатых «штанах» запутался репейник, вышел к Уйскому тракту. Встав столбом у обочины и сложив ладонь козырьком над глазами, он огляделся, как Наполеон перед битвой. Путь налево – изрытая колдобинами грунтовка, петляющая между густых рощ, сопок и болот – вёл в Уйск. Направо поворачивала дорога на Биробиджан, отличавшаяся от районной трассы наличием кое-где остатков асфальта. Усевшись под кустом ракитника, Виктор Иванович достал припасы для завтрака, перекусил, честно поделив варёное мясо и хлеб с Рексом, а помидоры съев сам, и задумался. Райцентр Швецова не интересовал, так как подозревался им в отсутствии пуделей на рынке. Поэтому большой омега направил свои стопы сорок четвёртого размера в сторону областной столицы, сначала пешком, а потом он сумел поймать попутку. Попуткой, призванной транспортировать бывшего сержанта в центр цивилизации примерно в полтора раза быстрее, чем он дошёл бы пешком, оказалась «Победа», возрастом втрое старше самого Швецова. Будь она благородного тёмно-синего цвета, сиди за её рулем бравый седой подполковник с орденскими планками – была бы очаровательная развалюха в стиле послевоенного ретро. Однако «Победа» была перекрашена в такой спектрально-алый цвет, что наводила мысли о кошмарном сне брандмейстера. На этом фоне пестрели нанесённые баллончиком кислотно-зелёные и ядовито-фиолетовые рисунки легкомысленного содержания. На водительском месте непринуждённо развалился субъект лет тридцати с хвостиком. Его давно не стриженая шевелюра торчала дыбом, а нахальная рожа была бы очень кстати на плакате «Разыскивается». И только когда «Победа», гремя запчастями, преодолела половину пути до областного центра, бывший сержант заметил, что от водителя сильнейшим образом разит самогоном. Виктор Иванович, сам любитель этого дела, без труда определил, что возница побывал в гостях в Залупье – именно в этой деревушке в нескольких километрах от Красного Буя, за парой распадков и речкой Лупкой (отсюда и название) самогон настаивали на полыни. В дороге, естественно, познакомились. Новый приятель оказался бетой, и представился Иваном Кутузовым, в доказательство чего зачем-то раз двести продемонстрировал Швецову водительские права. Большой омега, поверивший и в первый раз, в остальные сто девяносто девять просто согласно кивал головой. Иван, по его словам, знал в Бирике каждую собаку, а каждая собака – его, и вызвался отвезти попутчика в сберкассу, после чего, за небольшое вознаграждение, помочь ему найти карликового пуделя. Он не дал понять, что само существование в мире карликовых пуделей для него новость, и это весьма воодушевило Виктора Ивановича. Столица бывшему сержанту не очень понравилась. Его беспокоило обилие автотранспорта, толпа народу на улицах в противоположность идиллической тишине Красного Буя, и множество непонятных заведений и мест. Особенно напряг его оборванец на перекрёстке, вымазанный сажей и, судя по запаху, сапожным кремом. Оборванец ломался и кривлялся, как профессиональный скоморох – проходящий мимо народ смеялся и подавал, бросая мелочь в помещённую в дырявое кашпо будённовку. Кутузов подвёз омегу к отделению Сбербанка, куда тот и вошёл, решительно, как во вражеский штаб. Была очередь, и дисциплинированный Швецов встал в хвост – пока хвост медленно продвигался, однофамилец фельдмаршала развлекал его байками. Несколько альф в помещении оглядывались на необычного омегу, удивлённо качали головами, самые отчаянные ему даже подмигивали, но тот на заигрывания не реагировал, был холоден и хмур. Ему был нужен пудель. Когда Виктор Иванович сунул в окошко свою сберкнижку с просьбой сказать, достаточно ли у него тут денег на покупку пуделя, кассирша-бета взглянула на него странно, пощёлкала клавиатурой, снова глянула на омегу – совершенно круглыми глазами, и выдала ему книжку с новыми синенькими цифрами. Циферки ничего не говорили Швецову, давно жившему в условиях натурального обмена, и Виктор Иванович недовольно уставился на них: - Вы мне скажите, уважаемая, тут на пуделя хватит? - Хватит, - слабым голосом уверила бывшего сержанта кассирша. – Из золота в полный рост в сорока экземплярах. Из сберкассы озадаченный омега поехал на родной уже «Победе» за искомым. Кутузов уверял его, что знает, где искать пуделя. Итогом бесплодных шатаний по городу до самой ночи было полное отсутствие карликовых пуделей, а также скандал на колхозном рынке, когда какой-то ретивый альфа ухватил Виктора Ивановича за плоский крепкий зад и, к большому своему удивлению, схлопотал в ответ без предупреждения два коротких, резких удара – один в поддых, второй – ребром ладони по шее. Альфа, выпучив глаза, покорно свалился кулём на землю. Кутузов при экзекуции только присвистнул. На его памяти омеги не дрались, во всяком случае, без применения армейских болевых приёмов. Уже глубоким вечером, закусив в открытом кафе, Витя и Кутузов решили располагаться на ночлег. Бывший сержант, так и не поняв, сколько же у него денег, на гостиницу решил не тратиться - вдруг не хватит на подарок Быське. Бета предложил поехать к нему – совершенно очевидно, новый знакомец вызывал у него восхищение своей не по-омежьи решительной прямолинейностью. Когда совсем стемнело, машина, громыхая, как бетономешалка, петляла по каким-то закоулкам, пока наконец не выбралась на заросший полынью и ракитником пустырь за железнодорожной линией. Мелькнул на холме в свете фонаря деревянный сортир с окошком-сердечком, ряд полуразрушенных сараев – и «Победа», рискуя развалиться, со скрежетом развернулась на утоптанном гравийном пятачке перед двумя покосившимися деревянными корпусами, соединёнными во втором этаже просевшей аркой. Виктор Иванович, привыкший быстро оценивать обстановку, огляделся. Общежитие №13Б состояло, как бывший сержант уже заметил, из двух зданий. Из дверей, коих изначально было четыре, ныне функционировала только одна, к ней можно было попасть по засыпанной гравием дорожке. Остальные двери благородного здания были давно заколочены, и подходы к ним так густо заросли шиповником, волчьими ягодами и сиренью, что пробраться туда можно было только при помощи мачете. Штукатурка с каменного фундамента местами (и значительными местами) осыпалась, обнажив крепостную кирпичную кладку. Несколько балкончиков на фасадной части здания были весёленько окрашены в разные цвета. Фон общежитию №13Б создавал абсолютно очаровательный пустырь на берегу хилой речонки, болотистые холмы, пара-тройка ЛЭП и старинное кладбище с покосившейся католической часовенкой. Зато у единственной выжившей двери, кривой и скрипучей даже на вид, висела под лампочкой синяя табличка – такая новая, что на фоне остального казалась роскошной. Надпись на ней гласила: «Общежитие № 13Б». Из комментариев Кутузова омега усвоил, что общежития № 13А, как и Нижнего Уя, никогда не было. Более того, это вообще было единственное здание на пустыре, если не считать сортира на холме. Любого другого ситуация как минимум напрягла бы, а вернее всего – напугала, но Виктор Иванович, как известно, был не из пугливых. - Это чего такое? – мрачно спросил он Кутузова. Мнимый потомок фельдмаршала выплюнул в окно «Победы» жвачку, попав точно в подвальное окно здания. - Живу я тут, - вздохнул бета, уже наслушавшийся от бывшего сержанта рассказов о пасторальном бытии Красного Буя. Водитель и пассажир вышли из «Победы». Кутузов запирать дверь не стал, заявив, что «Победу» без его участия никто и никогда не заведет. Парадная дверь общежития №13Б висела на одной петле и жалобно скрипела. - Это какое ж чмо дверь опять высадило? – хмуро поинтересовался бета у окружающего пространства. Пространство не ответило, и Иван, наподдав двери ногой, пропустил гостя вперёд, в непроглядную тьму подъезда. Не успели они сделать шаг, как весь подъезд загремел от собачьего лая. Судя по высоте и громкости звука, в подъезде находилось не менее десятка крупных псов. Витя, схватив за ошейник ополоумевшего Рекса, метнулся к противоположной стене и наступил на что-то мягкое, каковое, перекрывая собак, разразилось нецензурной бранью. В воздухе распространился ни с чем не сравнимый аромат одеколонного перегара. Кутузов, ругаясь в ответ ещё цветистее, в темноте нашарил подъездного засоню, поднял его с пола за шиворот, и, сказав непонятное в данных условиях слово «Ариэль», мощнейшим пенделем спустил бедолагу по подвальной лестнице. Собаки продолжали свой концерт без заявок радиослушателей. - Боб! – заорал бета, стараясь тоже перекрыть собак. – Заткни своих скотов! - Сколько тут собак, - пробормотал бывший сержант. – Они чьи-то или общие? - Боба, - как ни странно, но Кутузов слышал гостя, хотя тот говорил вполголоса в гаме собачьего хора. В лае и визге особо выделялось чьё-то оглушительное колоратурное сопрано. – Это Найда солирует. Боб!!! Едрён корень!!! - Опять Алимхан с Ариэлем собак перебудили, – раздался с верхнего этажа чей-то сонный бас. - Интересно, а почему сразу обвинять во всём моих братьев? – недовольно возразил женский голос. - Это революционэры, - уверенно объявил ещё кто-то. - Студэнты. - Ну, конечно, - ехидно заметили из темного коридора первого этажа. – Чуть что, сразу первый этаж виноват. Это не мы, между прочим, собачий питомник тут устроили. Очевидно, общежитие №13б и не думало спать, хотя был первый час ночи. Более того, становилось очевидным качество внутренних перегородок, похоже, картонных – ибо разговор обитателей комнат был слышен так, будто они все находились рядом. После нескольких минут возни (Виктор Иванович уже понял, что собаки отделены от них какой-то физической преградой, и целостности их с Рексом организмов ничто не угрожает) и призывов таинственного Боба со второго этажа спустилась довольно рослая и крепкая мужская фигура. По запаху бывший сержант опознал альфу. - Боб, - представилась фигура басом, нисколько не удивившись присутствию чужака в подъезде глубокой ночью. – Вахмурка, ты тут барагозишь? Виктор Иванович озадаченно подумал, к кому это обращается Боб, кого тут можно назвать Вахмуркой. Но загадка разрешилась быстро, потому что Кутузов засопел и проворчал обиженно: - Сколько раз просить не называть меня при людях Вахмуркой?! Я Ку-ту-зов, мне что, копию паспорта приклеить на лоб, что ли? Сто лет, как ту дурацкую фамилию сменил… - Вахмурка ты, - безапелляционно сказал Боб. – Какой из тебя Кутузов нахрен. Зачем собак разбудил, папуас? - Чего сразу я? – проворчал оказавшийся на самом деле Вахмуркой самозванец. – Вот переночевать человека привёл, а они гавчут. В этот момент коридор первого этажа осветился слабеньким светом стеариновой свечки. Огонёк приближался, и в трепещущем световом пятне, как булгаковский Коровьев, по коридору торжественно продвигался некто во фраке. Витя на всякий случай пошарил рукой по штанине, нащупав нож. Обладатель фрака вышел наконец в парадное, озарив пространство неверным светом свечного огарка. - Здоров, - дружелюбно провозгласил Боб. Раздосадованный Вахмурка не был так приветлив. Он с минуту хмуро созерцал личность во фраке, после чего задал бестактный вопрос: - А ты чего по ночам шляешься? Фраконосец произнёс фразу, равную которой по невразумительности Виктор Иванович не слышал даже от нажравшегося перебродившего мёда Брыськи. Тут бывший сержант заметил, что под фраком у личности надета грязная голубая майка, а сам фраконосец мертвецки пьян. Он, постояв ещё несколько секунд, начал стремительно крениться вперёд, Боб с любопытством наблюдал за ним, а Вахмурка даже шагнул в сторону, чтобы не мешать жильцу перейти в свободное падение. Поскольку никто из присутствующих не сделал попытки его удержать, фраковладелец очень быстро достиг уровня пола и устроился на нём с максимальным комфортом. Огарок, как ни странно, не погас, поскольку приземлился в стоячем положении, но светил он теперь снизу, и эта нижняя призрачная подсветка вкупе с пробивавшимся в довольно чистенькое окошко светом полной луны делала картину весьма зловещей. Бледное, с резкими чертами лицо Боба, обрамленное взлохмаченными темными локонами, стоящая дыбом лохматая причёска Вахмурки над его курносым профилем, и лежащее на полу тело, облачённое во фрак – всё вместе здорово отдавало готикой. Омеге стало на несколько секунд не по себе, и он окончательно уверился, что большой город – место не для него, но Боб и экс-Кутузов мгновенно разрядили обстановку, заорав хором: - Юлик! - Ах ты пидорас, - прибавил от себя неугомонный Вахмурка. – Во фраке. Опять реквизит в своём театре спиздил. А ну вставай, дрочила затраханская, алкаш злоебучий… Негодующие их голоса разнеслись эхом под сводами старинного здания. Собаки, которые, услышав голос хозяина, примолкли было, лишь изредка позволяя себе тявкнуть, завыли и залаяли с новой силой. Мощный, отрывистый бас Боба сливался в неповторимом дуэте с прокуренным баритончиком Вахмурки, а вскоре дивертисмент дополнил бэк-вокал соседей, фантазировавших на тему «Что бы я сделал с гадом, разбудившим меня в час ночи». Наконец Боб, прервав трели беты, сказал хмуро: - Нельзя этого нотариуса оставлять здесь. (Из этой фразы Швецов сделал вывод, что слово «нотариус» кажется ругательным не только ему). – Собаки не заткнутся. От Ариэля меньше разит, чем от этого бабуина. - Давай ты за ноги, а я за руки, - предложил Вахмурка. - Угу, - согласился альфа и вцепился в Юликовы тощие лодыжки. Штаны, как выяснилось, были Юлику коротковаты, а под лакированными остроносыми туфлями не было носков. Бета сноровисто (видно, не в первый раз) ухватил Юлика за передние конечности, и они вдвоём потащили бесчувственное, облачённое во фрак тело наверх по лестнице. Время от времени кто-нибудь из них спотыкался на выщербленных ступенях и негромко ругался. Ни Боб, ни Вахмурка не обращали ни малейшего внимания на то, что голова Юлика осталась без присмотра и болталась далеко внизу, мерно пересчитывая макушкой все ступени длинной крутой лестницы. В таинственном свете луны происходящее смахивало на процесс сокрытия убийства. - Пошли, - пригласил Вахмурка с третьей ступеньки, мотнув головой Швецову. Бывший сержант, всё больше любопытствуя (страшно ему не было в силу особенностей характера), пошёл за процессией, тихо радуясь, что есть проводники. Взбираться по этой лестнице в одиночку без предварительной недельной тренировки было бы самоубийством даже для него. Одна из ступеней проломилась, две или три отсутствовали вообще, из перил там и сям торчали гвозди, вся эта конструкция оглушительно скрипела, а под ней в каморке продолжали лаять и завывать Бобовы псы. Но самым поразительным фактом в биографии лестницы было то, что её, очевидно, ежедневно аккуратно мыли. До площадки второго этажа в почти кромешной темноте добрались без приключений, но наверху Вахмурка, снявший обувь ещё в нижнем коридоре, наступил ногой в сиреневом носке на гвоздь, с грохотом уронил Юлика на пол и, прыгая на одной ноге, принялся браниться. Боб, тоже бросив свой конец Юликова туловища, поинтересовался, не нужна ли помощь. Вахмурка помотал круглой головой, и оба вознамерились тащить Юлика дальше, но обнаружилось, что как раз в этот момент Юлик безмолвно проезжает по ступеням вниз мимо Виктора Ивановича и отчаянно перетрусившего Рекса. Бета решительно сел на пол, давая понять, что вниз за Юликом не пойдёт. Боб, хмуро почесав во встрёпанном затылке, спустился на первый этаж, твёрдой рукой прихватив по дороге Вахмурку. Бывший сержант нашёл на перилах участок, свободный от гвоздей, и крепко за него уцепился. Через пару минут мимо него прошли молчаливый альфа и бета, в неумолчной речи которого на одно цензурное слово приходилось восемь непечатных ругательств. Главным героем речи был, конечно же, Юлик, коего поминали вместе с роднёй до девятого колена включительно, но попутно доставалось и самому Вахмурке, как справедливо заметил Боб, надо под ноги смотреть. Между ними плыл всё в той же унизительной позиции Юлик, по-прежнему стукаясь головой о ступени. Дальше по коридору второго этажа, освещённому единственной лампочкой-сороковкой, покрытой пылью времён атамана Семёнова, пошли в том же порядке: впереди Юлик, несомый Бобом за ноги, а Вахмуркой-Кутузовым за руки, за ними осторожно шел бывший сержант, оглядываясь по сторонам. Местные обитатели двигались уверенно, а вот Швецов, лишенный поддержки, хоть и старался идти след в след за Бобом, споткнулся о швабру и едва не упал на идущего впереди Вахмурку. Последний на ногах удержался, и единственным, кто пострадал, был Юлик, стукнувшийся о деревянный пол копчиком. Продолжение следует.