Красный Буй и его обитатели

Тихон подумал немного и разжал кулаки – богатырёша стукнулся подошвами сандалий (надетых поверх носков) о землю, присел слегка и замер. На круглой его физиономии застыло, как желе, выражение «Бить будете?..». Краснобуйцы разглядывали новоприбывших, а те – их, возились в траве Бобовы собаки, и молчание нарушил бывший сержант. - А где Бункер? В конторе? Тут бы насчёт дома… Мужикам жить где-то надо. Ну, недельку они у меня перекантуются, но потом-то… Хочу им тот сосватать, что рядом с Крупой, он же пустой стоит. Дом этот углом своего участка примыкал к огороду самого Виктора Ивановича. Стас громогласно откашлялся: - Витя… - Как бы изящно сформулировать своё нежелание видеть рядом с избранником этого собачника (и заодно уж владельца будённовки, а равно Бункера, Крупу и других альф, даже доктора Прощая), он так и не нашёлся. – Кгхм… А ты где был? - Ты как с луны наебнулся, - в свойственной ему ласковой манере отметил большой омега. - Сказал же, в Бирике. Брыська, я тебе подарок купил. Ты обрадуешься. – Виктор Иванович сунул маленькому омеге в руки шлем, и тот дико на вещь уставился: - Это, что ли? Что за хреновина?.. Да это не мой фасончик. – И тем не менее тут же напялил шлем на голову, заставив Осину, Вахмурку и Стасика искренне засмеяться. Стасик иронически заметил, что Брыська и в самом деле на халяву способен и банку горчицы без хлеба сожрать. - Мез ами, - дружелюбно прогудел всё ещё привязанный к табуретке Яромир Дмитриевич. Очевидно, его возбудило упоминание хлеба и горчицы. – Осмелюсь я напомнить о своём положении плачевном, в узах находяшися. Идоры… ой, то есть, ироды вы, мез ами. Отпустите мя, ниже в словесех непотребных паки выражать буду я мысли мои. - Паки, паки, - пробормотал Вахмурка, вспомнив кинорежиссёра Якина. – Иже херувимы. Осина и Боб отвязали интеллигента, и он, недолго думая, встал в пыли на руки и стоял в такой позе минуты три, чем вызвал дорожный инцидент – проходивший мимо Говинда Свами, уверенный, что принимать подобные позы в Красном Буе способен только он, так засмотрелся на экзерциции Яромира Дмитриевича, что вошёл боком в фонарный столб, после чего в глазах его отразилась вечность, с которой он плашмя, как доска, рухнул в заросли крапивы. Эту катастрофу увидел только Тима, но привлечь внимание остальных ему не удалось, так что спасением йога никто не озаботился. Через минуту, впрочем, успокоился и омежка, увидев, как гуру выскочил из крапивы, выражаясь так, что это наверняка обеспечило ему в следующей жизни воплощение в ящерицу – почему-то именно это пресмыкающееся пугало Говинду больше всего. Яромир же Дмитриевич, поразмявшись, принял положение «головой вверх» и извлёк из багажника «Победы» сумку с вещами. Дверь багажника он при этом попросту отломил, обнаружив это обстоятельство, аккуратно положил её на землю, очевидно, искренне полагая, что никто ничего не заметил. Вахмурка сдавленно пискнул. Боб хмуро сказал: «Вот судьба – войну пережила, Гитлера, Сталина, а добьёт Дмитриевич». Вахмурка пискнул громче и жалобнее. Брыся тем временем раздумывал, куда бы приспособить шлем – в голову ему ничего не приходило, но отказываться от халявы в любом её виде он не привык, – а Тихон, Стас и Стёпа гуськом друг за другом кругами обошли мотоцикл – три раза, а особо интересующийся техникой Тиша – четыре, и уже заходил на пятый круг, как тяжёлый бомбардировщик. - А чей моцыль? – осторожно вопросил Стёпа, робко трогая ручку газа. Виктор Иванович, отобрав у Брыси шлем, повернул его надлежащим образом, водрузил обратно на круглую башку богатырёши, для надёжности слегка пристукнув сверху. Шлем немедленно и беспощадно налез богатырёше на уши и лоб и застил его ясные очи. Оставшаяся снаружи часть Брысиной физиономии отчаянно и задорно улыбалась – видно, по привычке. - Моцыль этот мой, - сказал между тем бывший сержант, отвечая Стёпе. – Купил по случаю. - Ого, - в устах Стёпы это была очень высокая оценка. В этот момент Тихон издал странный протяжный звук – не то «Ыыыыы», не то «Эээээ». Добрыня, зная, что муж теряет дар речи в исключительных случаях (например, при виде особо упитанного и наглого экземпляра курицы), и никогда ничем хорошим это не заканчивается, сдвинул шлем на затылок и сердито на супруга воззрился, ища источник Тишиного возбуждения. Источник нашёлся быстро – Тихон, продолжая завывать, своим взглядом безумного кота смотрел на Яромира Дмитриевича – а точнее, на вещь, которую бета держал в руках. Вещью была свежеизвлечённая из сумки розовая шуба Джульетты. История появления у Яромира Дмитриевича розовой шубы была неразрывно связана с покупкой «Урала», по возрасту примерно ровесника «Победы». Уезжая из столицы, Яромир Дмитриевич желал прихватить всю принадлежащую ему собственность – то есть, помимо сумки и книг, те самые две табуретки, но они в багажник «Победы» не влезли. Более того, в процессе усаживания выяснилось, что не влезает и сам Яромир Дмитриевич. Как путешественники ни пытались утрамбоваться в «Победу», кто-нибудь оставался за бортом, тем более что Боб без своих собак ехать отказывался, а их было шесть душ, и все овчарочьих статей. Таким образом, без места оказывался и Юлик, которого сначала предполагалось перевозить в багажнике с его матрасом и будённовкой. Путешественники приуныли было, но тут Вахмурка, чей мозг в кризисных ситуациях начинал фонтанировать идеями (как заметил Боб – не хуже общежитского унитаза, и обычно примерно тем же, что и оный унитаз), вспомнил, что у старейшего жильца общежития № 13Б имеется мотоцикл. «Давайте реквизнём, - предложил фальшивый потомок фельдмаршала. - Ему сто лет, нахрена ему мотик?». Данная идея показалась собравшемуся обществу разумной. Поскольку обсуждению предшествовало возлияние, сопутствующая ему энергичность сподвигла всех четверых – Виктора Ивановича, Вахмурку, Боба и Осину (Яромиру Дмитриевичу не наливали, по словам Осины, его и без допинга не хило накрывало, и интеллигент обиженно удалился, как только закончилась закуска) отправиться к престарелому мотоциклисту немедленно. Тот факт, что был первый час ночи, их не смутил – по уверению Вахмурки, мотовладелец давно уже не отличал одно время суток от другого. Имя мотовладельца – Волобуев Индустрий Кронидович – привело Витю в некоторое замешательство. Боб заметил, что имечко это ровесник первых пятилеток СССР получил от родителей-энтузиастов, а в общаге его именовали, если в глаза, то «дед Дуся», а за глаза – «этот старый хуй». Индустрий Кронидович и в самом деле не спал – почтенный старец занимался тем, что, стоя посреди комнаты в позе пионера-горниста, заливал в свой без малого столетний организм прямо из горла бутылки некую мутноватую жидкость, в которой Виктор Иванович по запаху без труда опознал первач. Вошедших к ему в комнату гостей дед Дуся увидел не сразу, а увидев, провозгласил: - Однажда мыэээ с маршалом Будённым… А каб-ббыла-та в эскадрррони ад-на! Ад-на!!! Да-а-а… Не факт, что дед Дуся разобрал, реальные к нему пришли посетители, или очередные порождения хронического делирия, но его это, похоже, и не интересовало. Индустрий Кронидович был отъявленным субъективным солипсистом. Конечно, Виктор Иванович таких мудрёных слов не знал, но деда понял сразу – стоя в трёх метрах от пенсионера, омега унюхал такой знаменитый перегарище, что ощутил необходимость закусить. Концентрация паров этилового спирта в замкнутом пространстве комнаты превышала ПДК раз в семьсот. - Да как он жив ещё, – шёпотом поинтересовался бывший сержант у Вахмурки. Бета выглядел значительно более захмелевшим, чем до входа в этот алкогольный саркофаг, и глянул на Виктора Ивановича сошедшимися в кучку и совершенно соловыми глазами, а ответил более крепкий Боб: - Да потому и жив. Заспиртовался. К нему главное спичку не подносить – вспыхнет, а так… Он ещё нас с тобой переживёт. Но моцыль ему точно незачем, у него права ещё при Берии отобрали. Не исключено, что сам Берия и отобрал. После этого опытный в общении с дедом Осина извлёк из-под майки бутылку идентичного дедову первача. Виктор Иванович уже знал чудесные свойства Юликовой майки – это было пятое измерение, из-под неё альфа мог достать что угодно, вплоть до раскладушки, – так что не удивился. Дед же при виде новой бутылки очень оживился и произнёс нежно: - Ах ты ж тримудоблядская пиздопроёбина… Витя, слывший в Красном Буе одним из самых лютых матерщинников, почувствовал себя Пушкиным. Ну или, на худой конец, Кюхельбекером, хотя в правильности последней фамилии, застрявшей в его памяти со школы, он и сомневался. Как в её произношении, так и в том, кем был этот таинственный Кюхельбекер – поэтом, или всё-таки маркой швейных машинок. Дед Дуся тем временем утвердил его в этом ощущении, завопив на Юлика, разливавшего первач: - Ты нахуя дохуя нахуярил?! Расхуяривай нахуй!!! Юлик, как ни странно, понял всё, что дед хотел сказать, и тщательно уравнял количество жидкости в стаканах. Похоже было, что именно Индустрий Кронидович дал начало поговорке, что русские матом не ругаются, а разговаривают, с соблюдением всех грамматических норм и правил. Боб почему-то глянул на омегу виновато. Вахмурка уже минут десять как выбыл из строя жрецов Бахусовых, свернувшись калачиком в единственном не заставленном стеклотарой углу. Выпив по пол-стаканчика, заговорили о деле. Боб и Юлик, сменяя друг друга, пытались втолковать деду Дусе, что Виктор Иванович – тот посланный ему судьбой человек, который купит его мотоцикл, тем самым создав прочнейшую базу дедова финансового благополучия в течение следующей пятилетки. Индустрий Кронидович своего счастья не разумел и без конца порывался рассказывать гостям о своих сложных взаимоотношениях с маршалом Будённым, его лошадьми и прочими историческими личностями. Наконец бывший сержант, которого посетило навеянное Юликовым первачом вдохновение, заявил: - Дедуля, меня к тебе этот… Карл Маркс послал. Сказал – без мотоцикла не возвращайся. Упоминание автора «Манифеста коммунистический партии» привело поначалу не совсем к нужному результату – дед Дуся отпихнул Юлика (тот в итоге, не выпуская стакана из рук, присоединился к Вахмурке в углу), взгромоздился на табуретку и принялся этот самый «Манифест» читать наизусть, с большой экспрессией и качаловскими интонациями. Виктор Иванович, человек по натуре решительный, сверг деда с пьедестала, попросту выбив у него из-под ног табуретку и поймав в последующем полёте. Боб одобрительно крякнул. Витя тряхнул престарелого чтеца-декламатора за шиворот и громко сказал: - Дед! Мо-то-цикл! - Чо?.. - Марк Твен… То есть, этот… Карл Маркс велел тебе его мне продать! - А Эньгельс? – подозрительно уточнил пенсионер. - Энгельс согласен! Он всегда с нами согласен! Народ и партия это… Едины! - Десять!!! – Решительно гаркнул дед Дуся, и принялся шарить рукой в воздухе у себя над головой – очевидно, искал шапку, чтобы шмякнуть её оземь. Шапки не было, и дед удовлетворился тем, что чувствительно пнул омегу в голень. Бывший сержант озадаченно уставился на Боба, продолжая удерживать деда на весу: - Чего – десять, тыщ?.. - Да ну, какие тыщи, - печально сказал совершенно пьяный альфа. – Ящиков. Он уж лет шестьдесят как всё в бутылках и ящиках измеряет. Сделка совершилась на следующее утро. Ей предшествовала покупка водки на ближайшей оптово-розничной базе, поразившей Виктора Ивановича ассортиментом товара и количеством выходцев с солнечного Кавказа. Большой омега, уточнив финансовую состоятельность после покупки жидкой валюты, немедля набрал всевозможных ярко упакованных гостинцев – пакет с ними Витя и Боб, составлявший ему компанию, спрятали в комнате Вахмурки, сунув его (пакет) в ведро и художественно расположив поверх разводной ключ и вантуз. Эти магические талисманы призваны были замаскировать гостинцы и отпугнуть Яромира Дмитриевича – как и все истинные интеллигенты, Дмитриевич боялся инструментов любого вида и назначения. Затем водка была переправлена в комнату деда, а оттуда были забраны ключи от мотоцикла, Вахмурка и Юлик (тушками). Пребывающий в нирване Индустрий Кронидович испортил первый экземпляр договора купли мотоцикла, подписавшись «Карл Маркс». Всё время с обеда до вечера Виктор Иванович и Боб посвятили делам. Они посетили отделение банка, где большой омега снял ещё немного наличности – он уже научился это делать, - кассир-омега за стеклом в сберкассе долго сверял сумму на счёте бывшего сержанта с его гимнастёркой, носившей следы миномётных осколков, садово-огородных работ и кильки в томате. Снятая сумма была потрачена на той же базе – Виктор Иванович купил, помимо прочего, себе новые берцы, пару тельняшек и серую фуфайку на выход, Брыське в подарок сандалии, а то его старые, выменянные у Крупы, ему велики на три размера. Богатырёша и так растыка, а в этих лыжах того и гляди шею свернёт, скатившись с одной из крутых лестниц в тереме Красицких. Вечер был посвящён сборам в дорогу. Тощий доходяга Юлик был всё ещё наполовину пьян и перемазан ваксой, так как со вчерашнего рабочего дня не умывался, а Вахмурка, будучи покрепче сложением, вполне пришёл в себя, и при помощи сложных математических расчётов уже выяснил, что с учётом всех пассажиров, собак, багажа, Витиных покупок и коробки из-под берцев, куда был помещён «чмо», Яромир Дмитриевич с его табуретками таки не влезает. Интеллигент возмутился – это выражалось в молчаливом воздевании рук к небу и страдальческих гримасах, на неандертальской физиономии Яромира Дмитриевича выглядевших жутковато. И снова не растерялся Вахмурка – он мгновенно предложил Дмитриевичу продать табуретки Джульетте – они с Геной так и не обзавелись мебелью и давно на них зарились. - Сие есть нонсенс, мон шер Жан, - с печальной мудростью сказал интеллигент. – Джульетте, этой жено богопротивной, несть чем уплатить за оное имущество, вельми ценное. Ибо нищебродка суть непотребная она. - Драсти, - саркастически заметил страдающий от сушняка Юлик. – А шуба? Да за эту шубу ты в деревне себе сто табуреток купишь! Даже двести! - Но я не испытую нужды в стольких табуретках, - пожал плечами Яромир Дмитриевич. – Впрочем, шуба многажды компактнее, нежели табурет. Джульетта, как и предсказывал Вахмурка, с восторгом обменяла шубу на одну из табуреток – тем более что шуба эта, по выражению Боба, «из меха комариных писек», являлась по сути абсолютно декоративным элементом и для зимы не годилась. Интеллигент гордо упаковал розовые меха в сумку – сумка в багажник вошла, а Яромир Дмитриевич и вторая табуретка – снова нет. Однако же в компании не зря имелись генератор идей в лице Вахмурки, ушлый жулик в лице Осины, и два решительных технаря Боб и Виктор Иванович. Путешественники нашли способ транспортировки интеллигента в Красный Буй. Поздней ночью пост автоинспекции на выезде из города проехал «Урал», за ним алая «Победа» - пившие мирно кофе инспектора не обратили на них никакого внимания. За поворотом транспортные средства остановились, и оба водителя вместе с одним из пассажиров извлекли из багажника «Победы» странный набор: мягкую стропу, буксировочный трос и табуретку. В ночи таинственно зашелестели кусты ракитника, и из них, крадучись и озираясь, вышла на дорогу личность, размерами и очертаниями фигуры очень напоминающая толкиеновского тролля. Автомобилисты дружно замахали руками, и Яромир Дмитриевич – а это был именно он, интеллигент просидел в кустах около трёх часов, будучи заброшен сюда Вахмуркой заранее, - на цыпочках побежал к ним, на бегу заглотил сунутый ему Юликом прямо в пасть бутерброд и с размаху приземлился на табуретку. Его согнали, табуретку привязали к багажнику «Победы», и только тогда водрузили на неё Яромира Дмитриевича. Всю конструкцию обмотали стропой – и караван тронулся, не спеша, на северо-восток. Впереди манила их сказочным сиянием райская жизнь в Красном Буе.