Фиеста

Библия Сир. 21:11: «Путь грешников вымощен камнями, но на конце его —

Пропасть ада»

      Наверное у многих наступает подобный момент в жизни, когда сложить в молитве руки с крестиком, хочется намного больше, чем оставаться наедине со своими пагубными наклонностями. Даже человеку, чьи гены выбрала сама магия. Такими мыслями была вымощена дорога Бруно до храма.       Церковь — святое место с особой атмосферой всепрощения любого оступившегося. Сюда Бруно Мадригаль пришел за спасением от демонов, поселившихся в его голове. Точнее от одного конкретного, развратного чертенка с очень богатой фантазией и полными штанами решимости.       Члены семьи Мадригаль редко бывают на проповедях и целенаправленно избегают исповедей, считая это пустой тратой их драгоценного времени. Они просто не имеют особого желания посвящать себя духовенству. Сегодня же Абуэла отчего-то погнала всех в гости к Богу. Может таким образом глава семьи хотела вернуть им единство помимо общего бремя магии, полностью загрузив молодые и не очень умы верой.       Поздно спохватилась, мама, твой сын пал под натиском стыдных мыслей и совершённого прелюбодеяния. О Камило даже заикаться не стоило. Что происходит в его душе страшно представить.       Крыса в кармане зашевелилась, перекладываясь на другой бок и вываливая хвостик наружу. Серая шерстка пушистой жопки торчала меховым пятном, к тому же одна задняя нога грызуна свисала из импровизированной норки. Это создание оказалось самым верным из всех своих многочисленных собратьев. Нет, крысы всё ещё бегают к Бруно. Они исправно слушались его команд и даже считали полноправным членом стаи. Но конкретно этот крысенок старался не отходить от своего хозяина лишний раз. Словно он чуял беду и боялся за него, он спал с мужчиной, ел и вот даже молился. — Дай терпения, сил не давай, — тихо шепчет мужчина, прикрыв глаза, когда рядом с ним садится племянник, — Убью же. — Ты правда в это веришь? — Камило повисает на лавочке, как уставший ребенок, и неприкрыто зевает. Сюда его загнала мать, сам бы никогда не пришел сюда ради молитвы, — Это вот в Него ты веришь, а не в нашу магию? — Пошел вон, — грубо оскалился мужчина, обращаясь к своему кресту, — Мешаешь! — И о чем же ты просишь Господа? — Чтобы спровадил тебя куда подальше от меня! — А не пожалеешь, — одним лишь пальчиком Камило тронул коленку Бруно, — О своей просьбе?!       Палец медленно пополз вверх, от колена по бедру, вырисовывая чудные узоры на штанине. Они находились на самой отдаленной скамье, пока священник читал свою проповедь и вешал лапшу о спасений на уши прихожан. Камилло юркнул ладонью под зеленое пончо, сохраняя такой вид, словно ничего не происходит. Дядя и племянник пришли со всей семьей в храм Господень помолиться о благе семьи, ничего подозрительного. — Последние пару дней я правда старался выкинуть тебя из головы, — ладонь легко прошлась между ног, не надавливая пальцами, ныряя под мотню, — Но ничего не могу с собой поделать, только ты во снах и являешься. Что тебя смущает в нашей близости? — Попробуй догадаться! — закусив руку с крестом, Бруно очень тяжело выдохнул, если он начнет выяснять отношения на повышенных тонах — это привлечет внимание. Паршивец продолжал его гладить между ног с таким лицом, словно ничего особенного не происходит, — Тебя вот совсем ничего не смущает?! — Хм, ну что же ты так утрируешь ситуацию, дядя Бруно, — тихо-тихо тянет парнишка, слегка обхватывая рукой через ткань медленно твердеющий член и имитируя мастурбацию, — Деток со свиным хвостиком я тебе не принесу, язык за зубами держать умею. Что же ещё нужно? — Камило… Ты — мой ребенок, мой племянник, — прикрыв глаза, Бруно напряг ноги, но не свел их вместе, позволяя мальчишке прикасаться к нему в самом интимном месте, — Когда ты родился, я был четвёртым человеком взявшим тебя на руки. Я не могу! — Ты меня не любишь?       На этих словах рука скользнула под лиловую рубаху. Холодные пальцы коснулись живота, и Бруно машинально его втянул, чтобы избежать холода. В этот момент ладонь проникла под штаны, и Мадригаль захлебнулся воздухом, всё ещё не убирая крест из рук. Демоны правят и здесь, в святых стенах. — Любить — не значит заниматься сексом, — Бруно осматривает всех вокруг. Привлекли ли мужчина средних лет с подростком на задних рядах внимание? — Я хочу любить тебя, без интима, заботиться… — Ты врешь, — с мерзкой улыбочкой шепчет парнишка на ушко, массируя рукой волосатые яйца, — Здесь, перед Богом, в этих стенах, ты лжешь, как и все остальные. Тебе не стыдно? — Вагх, Камило, — ладонь покружила на головке, постепенно переходя на массаж и выбивая не самые приличные звуки из мужчины, — Мы все обсудим, с глазу на глаз, не здесь, пожалуйста…       Под пончо совсем ничего не было видно. Камило медленно водил рукой по члену, так как поза была не самой удачной. Но даже эти прикосновения, выветривали любое упоминание о Боге из головы, вселяя похоть и желание уединиться. Бруно сильнее укусил кулак с намотанным на него крестом, чтобы отрезвить голову. Кажется, Пепа смотрит в их сторону… А юркие пальчики движутся с головки к основанию члена, массируя и дразня его по всей длине. — Ты такой же как все, Бруно, прекрати ломаться и бери, — Камило наклоняется к его ушку и начинает нашептывать своим самым сексуальным голосом, — Давай, попроси у него, чтобы я остановился. — Камило, я не могу допустить этого между нами… — Но ты этого хочешь, — вторая рука юноши коснулась креста в кулаке, — Давай, ну же, мы все-таки в доме Господа нашего, он тебя услышит, попроси, чего желаешь!       «Хочу тебя», чуть не срывается с губ, когда Камило осторожно поворачивает его за подбородок к себе этими тонкими идеальными пальцами. От того, как парнишка на него смотрел, внутри все поджималось, и Бруно искренне хотел, чтобы сладкая пытка не заканчивалась. В глазах племянника было слишком много искренности, той юношеской, подростковой влюблённости, про которую пишут в книгах. В нем плескалась похоть, вспенивалась через край и лезла изо всех щелей. Он всем своим поведением, словами, голосом, видом, существованием, просто соблазнял и звал в пучину удовольствия, приправленную последующей мерзостью. На самое дно, куда хотелось окунуться с головой, захлёбываясь сладким тленом. — Я слишком долго был один. — Я знаю. — И ты этим пользуешься, — Бруно облизывает губы, глядя на слегка приоткрытый рот племянника с его теплым язычком, хотелось целоваться, — Но я сильнее этого дерьма! Убери, от меня, свои, руки! Нет не сильнее, не убирай!       Мадригаль четко проговорил каждое слово, а крыса из его кармана укусила Камилло за палец. Злоба, мелькнувшая в глазах Бруно зеленью, заставила Камило остановиться и вытащить руку. Сейчас его дядя был именно таким, каким его описывали в прошлом. Человек способный принести несчастья. — Камило, святой отец просил тебя помочь с воском на столах, — Пепа отогнала с себя тучу, пока выходящие из церкви люди её толкали, — Мы с отцом идем в город, будем дома вечером. — Я тебя понял, мам! — не отводя взгляда от Бруно, который встал со скамьи, ответил парень, — Как помогу, сразу домой.       Выйдя из дома Божьего, Бруно со спокойной совестью выдохнул. Благо эрекция быстро прошла. Нужно будет поработать над самообладанием с такими непростыми обстоятельствами.       Быстро направившись домой, пока остальные родственники разбрелись по своим делам, мужчина снова стал размышлять о сложившейся ситуации с племянником. «Такой же, как и все». Все. Кто эти люди? Сколько их у него было? Почему его племянник вообще себя так ведет, словно не умеет выражать любовь по-другому, кроме как через секс?       Бруно уже нисколько не сомневался, Камило действительно любил его, но ведь можно любить ближнего и без телесной близости. Даже если так вышло, что им обоим нравятся мужчины, это не значит, что им нужно делить постель и поддаваться похотливым позывам, они же из одной семьи. Почему в Камило так мало морали по отношению именно к нему? Тогда, как остальных родственников он никак не выделяет.       Девиантное поведение племянника не могло быть последствием лишь одной ошибки Бруно в ночь получения дара, должно быть что-то ещё. Камило ведет себя на людях абсолютно нормально, культурно, проблема только в сексе и его восприятии. Много похоти, через край, для семнадцатилетки, которому бы только дрочить да мечтать. Знает ли кто-то ещё об этом? Что творит этот чертяка, виляя хвостом около родного дяди? Долорес!       Резко остановившись, Бруно развернулся и направился обратно в город, чтобы найти племянницу. Она всегда всё знает, для неё не будет секретом, что творит Камило со своей жизнью. И раз Пепа его еще не убила, значит, Долорес держит язык за зубами по каким-то, видимо, моральным причинам не растрезвонила никому. Именно с Долорес он мог обсудить произошедшее и узнать причину, почему Камило так себя ведет. Радостно сунув руки в карманы, Бруно оторопел. Крыса…       Её не было, наверное, выскочила, когда защищала, а Бруно так сильно нервничал и спешил удалиться из храма, что не заметил. Нужно было вернуться, наверняка зверь без него нервничал или даже забился в угол и трясся.       Вернувшись в храм и обшарив весь атриум с цоканьем языка, Бруно прошел в центральный неф, оглядывая лавочку, на которой могла остаться его любимица. Именно под той лавочкой, где он молился, серый зверёк свернулся шариком и мирно спал. Настолько эта морда была уверена, что её человек обязательно за ней вернется, даже прятаться толком не стала. Бруно улыбнулся, поднял питомца на руки и посадил себе на плечо. — А если бы потерял? — спросил мужчина крысу, но та лишь зевнула, оголяя два ровных длинных зуба, а потом посмотрела так: «Ну не потерял же, чего спрашивать тогда?».       Бруно с улыбкой хотел было вернуться к своей идее поговорить с Долорес, как его слуха коснулся стон. Оглядевшись и не найдя никого в храме, он, прищурив веки, шагнул в сторону алтаря. Стон повторился. Такой знакомый, какой Бруно уже где-то слышал. У себя в спальне, когда этот чертенок его чуть не довел до греха. — Сильней, — хрипит уставший голос Камило, и у Бруно аж в груди сердце останавливается, прямо как тогда, — Сильней, ну же… — Чего это ты такой ненасытный сегодня?       Убрав крысу обратно в карман, с бледным от страха лицом, Бруно таки открывает дверь комнаты за алтарём. И его взору предстает та самая картина, которую он, к сожалению, уже смог себе нафантазировать в голове.       Камило упирался руками в хлипкий стол с кляксами растекшегося воска. С задранной кверху головой и довольной улыбкой от уха до уха, а под кадык ему упиралась серебряная цепь с крестом, несильно придушившая. Цепь была намотана на руку священника, который нагло и грубо трахал мальчишку. С покусанных губ юноши стекала тонкая струйка слюны, а из мокрых красных глаз даже бежали слезы от перевозбуждения. Камило глубоко дышал, словно плача, высунул язык и постоянно облизывал пошло губы.       Когда их взгляды пересеклись, Камило еще сильнее разулыбался, задирая пончо, как можно больше обнажая живот. Его стоящий член мазал головкой по лобку. Бруно застыл, как вкопанный, как та крыса перед ядовитой змеей с осознанием, что это конечная. — Ох, еще один, присоединишься? — закрыв красные веки, Камило повернулся к священнику и развязно поцеловал его, так что их зубы застучали друг об друга, — Он свой, не останавливайся. — И до инцеста дорос, поганец, — так же грязно тянет слова лысый урод, даже не испугавшись присутствия ещё одного из семьи Мадригаль, — Мало мы тебя пороли.       Сердце, оно стучит? Кажется нужно дышать! Немного отойдя от шока, Бруно сделал шаг назад в страхе перед распростершейся сценой, где его племянника грубо трахает священник. Грязно, развязно, как любовники, которые месяцами не виделись. Алые юные щеки, по которым бежали слезы, полыхали не от стыда, а от какой-то мерзкой грязной эйфорий. Священник зарылся рукой в кудри Камило и оттянул голову ещё ближе к себе на плечо, оголяя шею, чтобы оставить на ней след от укуса. — Присоединяйся, — хрипит мужчина, засаживая свой член как можно глубже в задницу Камило, и тот стонет, — Или уебывай!       Поджав метаморфический хвост, Бруно резко разворачивается и уходит. Сбежал. О том чтобы присоединиться не могло идти и речи. И стоило ему только коснуться ручки двери от храма, как его прошибло током осознанием происходящего. «Еще один», так ведь он сказал. Этот лысый мужчина, у Камило не один, этот мерзкий, богохульный ублюдок, что сейчас упивается телом его Камило, он такой не один на весь город. И если этот имеет наглость творить с парнишкой такое, в святом месте, то на что способны другие? — Если я сейчас уйду, — тихо шепчет Бруно крысе в кармане, — этот кошмар для него никогда не закончится, так?       Бруно еще не знает, сколько их было, через что прошел его чертёнок, как он до такого докатился. Но весь этот срамной опыт, он не спроста. Парень слишком много умел, для своих лет. Знал куда надавить, как сказать, чтобы под тебя точно легли, глотал член так глубоко, что это казалось невозможным. Если сопоставить опыт, девиантное поведение, как у отчаянной проститутки и речи о том, что Бруно как все. То получиться мерзкая картина, где множество мужчин использовали его молодого племянника для своих садистских фантазий. А его не было рядом, он сидел за стенкой и не мог адекватно оценить ситуацию. Подсказать, как будет правильно. Как найти себе друга, безопасного друга. Как спрятаться от родни, чтобы твоя личная жизнь оставалась личной. Если бы он был рядом все эти десять лет, Камило бы не стал таким… шлюхой. — А если встану за него, то приму всю эту проблему на себя одного, — крыса в кармане высунула голову и глянула на хозяина: «Оно тебе надо?», — Я же не сдержусь, у него почти получилось в прошлый раз.       Отпустив ручку от двери, Бруно пошел обратно, при этом глаза его сияли зеленым. Неопределенность — штука мерзкая, этого Бруно терпеть не мог с самого детства. К счастью магия подарила ему способ, с которым он всегда может сделать правильный выбор. И сейчас Бруно был уверен в себе и своем решении, но не в будущем. — Отошёл от него! — выбив дверь с ноги, старший Мадригаль залетел в комнату, как песчаная буря, — Камило, одевайся!       Буквально схватив священника за воротник рясы, Бруно пригвоздил его к стене, рукой давя на тонкую шею до хруста в пальцах. Камило быстро натянув штаны, бросился к дяде просить его успокоиться. Но у того видимо совсем песок в мозгах застрял, ибо Мадригаль, не слышал ничего. Видел только испуганные глаза в впалых глазницах, бледные грязные руки с таким же крестом, что висел у него на шее. — Ты к нему больше никогда не притронешься, — свет зеленых очей бликами падал на разгневанный лик Бруно, черные кудри вились как змеи на его голове, что придавало еще большего ужаса, — Никто больше, никогда его не тронет, или я всем вам накличу такую скорую смерть, что никакой Бог не поможет!       Только когда священник захрипел от недостатка кислорода и стал хвататься за руку, Бруно понял, как сильно сжимает его горло. Что Камило который повис на нем со спины истерично пытается его оттащить и что-то говорит. Разжав пальцы на тощей шее, мужчина увидел, что под ними остались красные синяки. Мадригаль сделал пару шагов назад, в руках возник кусок стекла, до которого сейчас совсем не было дела. Сердце которое вот-вот выпрыгнет из груди, болело. Возраст уже не тот, чтобы играть в рыцаря. — Уходим, — схватив племянника за предплечье, Бруно грубо толкнул его к выходу, — Нам нужно многое обсудить. — Что ты делаешь? — Камило споткнулся и чуть не упал нелепо махая руками, он был очень зол, — Кто тебя просил лезть вообще? — Дома поговорим! — Я никуда с тобой не пойду, ты сам сказал, что не хочешь меня, почему я тогда должен перестать делать то, что мне нравится? — Нравится? — переспросил Бруно на пороге дома Божьего, переходя на крик, — Нравится отсасывать кому попало на праздниках? Нравится подставляться первому встречному? Нравится склонять к инцесту человека, которому на тебя не плевать? Что конкретно тебе нравится, а? — Какая тебе разница вообще? — Да потому что я люблю тебя, по настоящему, а не так, как ты! — Значит моя любовь больнее, чем твоя? Твоя любовь, это сидеть десять лет за стенкой и смотреть на то, как твои дети растут без тебя!       Звонкий звук пощечины раздается по всему залу, даже крыса в кармане затихает. Камило поворачивается к Бруно шокировано хлопая мокрыми глазами, дрожащими руками, он еле-еле касается пульсирующей в агоний щеки. Старший Мадригаль сам пугается, смотрит на горящую от удара руку и прижимает ладонь к сердцу, как будто извиняясь за сделанное. — Это ты виноват, что я таким стал!       Обойдя Бруно, Камило вышел из храма с громким хлопком двери, оставляя дядю одного, наедине с пустой головой. Мадригаль глянул на стекло с будущим, и чуть не заплакал от увиденного. Сорвав с шеи крестик, он бросил символ веры себе под ноги.       Бога в Энканто не было!