Фиеста

— Долорес, надо поговорить! — тихо шепчет Бруно в темный провал холодной спальни, держа в дрожащих руках изумрудный приговор, — Зайдешь ко мне?       Он мог только представить, как племянница тихонечко чертыхнулась под свой курносый носик, на перспективу идти до дядиной обители, вверх по километровым лестницам, через песчаный обрыв. Как она, превозмогая лень, встает со своей любимой лавочки и откладывает очередной роман без счастливого конца в сторону. Её ступни медленно и женственно касаются туфель, продевая ремешок через пяточку, а те цокают по плитке в сторону башни. Она серьезна, ни тени улыбки на лице. Чувствует, о чем будет идти речь. Она всё знает, всегда и всюду. — Долорес, как давно он такой? — Бруно уверен, она слышит и понимает о ком идет речь. Стоило спросить сейчас, ещё до того, как он посмотрит в её карие глаза и струсит, — Почему именно я?       Эротичное изображение на предсказании больше не пугает. Изумрудные блики отражают фигуру Бруно. Как он прижимается к Камило абсолютно голый и очень уж не по-детски целует в шею.       Теперь мысли об инцесте не страшат его.       Теперь Бруно смиренно ждет этого момента, как покорный слуга времени. Наверное на этот раз магия сберегла его нервы и время, ведь теперь ясно, что бежать больше некуда. И незачем. Как бы Мадригаль не упирался в свои принципы и желание сохранить всё как есть, перемены его настигли. Камило своего добьётся. Значит и переживать смысла нет. Как же он устал! Весь сегодняшний день был чересчур эмоциональным. — Я могу что-то исправить? — опуская руки, так чтобы стекло разбилось об пол на несколько кусков, Бруно устало улыбается тишине, — Что нужно сделать, чтобы Камило перестал делать это со своей жизнью?       Дверь с продолговатым мерзким скрипом открывается, разрезая пополам темноту лучом света. Долорес медленно заходит в спальню, подходит к Бруно и вытирает платком его потемневшие от тяжелых мыслей глаза, на которых выступили слезы. Части предсказания хрустят под её идеально начищенными туфлями. Лицо выражает доброту и заботу, только во взгляде отблески грусти. — В самый первый раз, это был взрослый мужчина, лет сорока. Не помню его имени и как именно это произошло. Помню лишь, что он говорил ему «какой ты красивый мальчик» своим пропитым хриплым голосом. Камило наивно у него спрашивал «правда?». Он хотел чем-то помочь, как-то развлечь грустного и пьющего забулдыгу, так сказать быть полезным. Но все пошло, немного не по плану. В тот момент брату было очень страшно, пусть об этом и не было сказано слов, я просто это чувствовала. А самое ужасное, он испытывал стыд от того, что ему это даже немного понравилось, — заправив черные с проседью пряди за его уши, девушка присела рядом с дядей на кровать, печально вспоминая былые времена, — Ему было тринадцать, и уже тогда он спрашивал у себя в зеркале, почему ему не нравятся девочки. Камило много плакал, пытался смыть с себя мылом чужие прикосновения неделю, губы стер до кровавых подтеков об мочалку. — Тринадцать лет, это почти пять лет назад получается? — у Бруно глаза округлились, а от ужаса он прикрыл рот рукой, представляя картину, где его маленького племянника растлевает педофил, — Нет, как же? Неужели старшие ничего не заметили? — Я сказала родителям, что что-то произошло, что-то страшное, и даже показала им этого мужчину, но они проигнорировали. Мама не знала как поступить, и они с отцом решили посоветоваться с бабушкой. Она ведь всегда знала, что нужно делать с семьёй. Бабушка сказала маме, что это просто подростковое любопытство, и если мы поднимем шум, то только опозоримся на всю общину. Такого не могло случиться в семье Мадригаль. Ничего страшного не произошло, Камило перебесится и всё забудет. А мы этот позор даже кровью не смоем, — Долорес перебирала пальцы, глядя куда-то в сторону, слова лились как дождевая вода, рвано и нервно, ей было больно говорить об этих вещах, — Через год, у него появился другой парень, моложе, но и с большей фантазией. Он предлагал разные эксперименты, всякое извращенное дерьмо, вроде оргий, а Камило молча соглашался. Так как боялся остаться один, или что партнер всем растрепет, что сам Камило Мадригаль спит с мужчинами. Но на тот момент он уже стал выглядеть, чуть счастливее, перестал плакать, перестал разговаривать во сне и звать маму. Мне показалось, что ему нравится и можно отпустить ситуацию.       Долорес сжала кулаки, ногти больно впились в ладонь, и прикрыла глаза от ужасных воспоминаний. Слышать Камило по ночам тяжело. Она очень хочет игнорировать голос брата, но от чего-то боится это делать. Словно, если однажды она перестанет его слышать, то это будет уже навсегда. Кому, как не ей знать, что за всеми ужимками веселого парнишки стоит страшная психотравма. И в любой шутке о суициде осталась малая доля шутки. — Он никогда не просил помощи, никому ничего не рассказывал, и я не могла понять, почему. Каждый день спрашивала себя «в порядке ли он?». Стоит ли снова сказать родителям? — голос её стал грубее, сильнее, словно она вспоминала того, кого ненавидит, — К семнадцати годам, у него было семнадцать половых партнеров, и четверо из них могли быть одновременно. Всё они старше его лет на десять минимум, каждый со своими запросами и фантазиями: прими ту личину, другую, обратись соседкой, дочерью, сыном. Они ничего не давали ему взамен, никаких благ, только голый секс. Это не проституция, я читала о таком в книге, это называется Нимфомания. — Нимфомания бывает только у взрослых людей, которые определились со своей жизнью. Это как алкоголики, только они зависимы от секса, — Бруно встал с кровати, пройдя по осколкам предсказаниям, лицо его краснело от злобы и ярости на взрослых членов семьи, — А у Камило душа как тряпка разодрана, и вы ни черта не поддержали его в трудный момент! — Мне было шестнадцать, бабушка сказала, что все нормально. Что мне было делать? — Прости, твоей вины в этом нет, — Бруно печально опустил голову, сопоставляя пазл в голове, — Виноваты мы, взрослые. Я не смог его защитить пока трусливо прятался от вашей бабушки. Он знал с самого начала, знал что я такой же как он, а меня не было рядом, чтобы помочь ему и подсказать как поступить правильно.       Закусив до боли губу, Бруно начал нервно бродить из стороны в сторону, размышляя о сложившейся ситуации, а она была неутешительной. В принципе, всё подобно тому, что он наметил у себя в голове. Камило цепляется за него, за последнего взрослого в семье, который может понять и принять его полностью. Со всеми изъянами, ориентацией и происходящим в его жизни, как и подобает человеку. А не постыдно прикрыть веки и отвернуться, как это сделали все остальные. Это не просто подростковая влюбленность, это гребаный крик о помощи, последняя надежда на то, что его защитят. Ему очень нужно почувствовать любовь близкого, но понятие любви в голове подростка перевернули с ног на голову, и оставили словно так и должно быть.       Абуэла, блядь, как ты могла на столько упустить пацана?! — Он плачет, — Долорес поднимает голову и прислушивается, — Очень много плачет, как ты вернулся. И сейчас тоже. — Думаешь, он правда в меня влюблен? — Не думаю, знаю! Ещё ни один мужчина, которому он предлагал секс, не отказывал, мой братик умеет быть убедительным. — Это я уже понял, — Бруно глянул на свой стол, вспоминая какое шоу ему тут устроил племянник, — И что ты обо всем этом думаешь?       Подобрав с пола два осколка, Долорес сопоставила кусочки мозаики и картинка проявилась. Она оторвала взгляд от предсказания и горестно посмотрела на дядю. Похоже мнение племянницы для него действительно много значило. И именно от её слов сейчас будет зависеть приближение и без того определённого будущего. — Иди к нему, — С легкостью произносит она те самые слова, которые были необходимы, — Сдавайся, Бруно! — Твоя мать меня убьет! — Да, если узнает, — бросив осколки к ногам, Долорес встала с кровати и направилась к выходу — Но, это лучше, чем то, что сейчас происходит с его жизнью.       И ушла, оставив им двоим самим вершить свою судьбу.       Дверь сияла магией, переливалась тысячами оттенков жёлтизны, волшебное и красивое золото. Бруно еще долго не решался постучать в спальню Камило, сомневаясь в верности своего решения, пока Касита перилами не подтолкнула его к двери. Достал, сколько можно паркет топтать. На стук никто не ответил. Выдохнув, Бруно осмелился зайти без приглашения, ставив все сомнения за порогом.       Высокие зеркальные стены агрессивно встретили гостя бесконечно длинными коридорами, в которых Бруно отражался со всех сторон. Пространство вокруг казалось необъятным, оно издевательски повторяло каждое движение гостя. Пол, потолок, все имело отражение, как в зеркальном кубе. Пройдя чуть вперед, Мадригаль лицом ударился о стену. Наверно, это самая странная комната во всем доме, думал Бруно, растирая ушибленный нос. Попытка сориентироваться в зеркальном лабиринте не увенчалась успехом. Он искал путь по коридору на ощупь, искал какие-то подсказки под ногами, но ничего не вышло. — Камило, ты здесь? — чуть громче положенного произнес мужчина, осматриваясь, но вокруг был только он сам, глупо озирающейся в бесконечности, — Я хотел извиниться? — За что? — высокая фигура юноши со сложенными крест на крест руками и заплаканным лицом возникла в зеркалах, сотнями, тысячами, но не понятно где настоящий, — За то, что отверг меня? Испортил мне свидание? Или за то, что поднял руку?       Камило неожиданно схватил Бруно за край пончо, потянув в сторону, вдоль по одному из зеркальных коридоров, а потом резко отпустил, растворившись в зеркалах. Мужчина хотел кинуться за ним, но снова уперся в стеклянную бесконечность. Могло даже показаться, что Камило ходил сквозь эти стены, прыгая из одного отражения в другое. Издевательство, а не спальня. — Я думал, что ты сможешь меня понять! — в зеркалах снова возникла высокая фигура, только уже в лице разгневанной Пепы, — Но ты такой же, как все… — Нет, я просто, я думал, — сделав пару шагов назад от разгневанной сестры, Бруно уперся в теплое тело Феликса и развернулся, — Я не знал, что с тобой произошло. — Все знали, и все молча позволяли, — Феликс толкает Бруно в грудь, так что тот делает пару шагов назад, вновь теряя Камило из поля зрения, — Все просто закрыли глаза и позволяли этому происходить, снова и снова! Лишь бы не признавать, что их сын и брат, не такой как все. — Камило, пожалуйста — казалось, вот только что Феликс его касался, но рука Бруно упирается в зеркало, и само отражение брата пропадает, — Мы со всем разберёмся, я больше не позволю никому тебя обидеть, вместе мы сможем исправить ситуацию. — Налево!       Раздается приказной тон племянника и Бруно послушно, как дрессированный, шагает в лево, пока снова руками не упирается в зеркало. А из зеркала на него смотрел он сам. В глазах уже рябило, голова от этих зеркальных игрищ начинала болеть. — Она всем помогла, все её любят только за одно понимание, — в коридорах встала Мирабель, схватившись за ремешок сумки, — Почему её чувства оценили все, а ты мои — нет? Я ведь не прошу много, только тебя одного. — Всё не так просто, прекрати это, пожалуйста, — холодный ужас подбирался от пяток к животу, и Бруно оборачивается, снова глядя на себя в зеркалах, только отражение уже жило своей жизнью, — Они поступили не правильно, я поступил не правильно, оставив тебя здесь одного с этим кошмаром. Я никогда не думал, что мое решение уйти может так повлиять на кого-то из… — Из кого? — шелестит стеклом отражение и идет на Бруно, придавливая того к холодному зеркалу одним только взглядом зеленых глаз, — Из родственников… — Из тех, кого я люблю, — схватив собственное бледное лицо на другом человеке, чтобы Камило больше не мог удрать, Бруно чуть ли не плача произносит, — Прости, что меня не было рядом. Прости, что ударил. Прости меня.       Представление Камило о своем дяде немного отличались от реальности. Его Бруно был куда выше, бледнее, страшнее, но Мадригаль не пугается даже света изумрудных очей. Потому что в них можно увидеть истерзанную от насилия душу, полностью утратившую волю к жизни в текущей наплевательской обстановке. Бруно с сожалением и любовью смотрит в эти глаза полные обиды, представляя через какой эмоциональный ад пришлось пройти человеку, который прячет себя за сотнями лиц и глупыми шутками. — Ты очень важен для меня, пока я здесь, тебя никто не обидит. . — Когда ты появился, я думал, что схожу с ума. Еще никогда не желал, чтобы ко мне прикасались, — пальцы на зеркале около уха Бруно скрипнули, и из-под них поползли чёрные трещины, мужчина немного испугался, но виду не подал, — Всегда было или мерзко, или плевать на прикосновения, или на то что со мной делают. Я просто закрывал глаза и старался улыбаться, притвориться, что мне нравится. Тогда всё заканчивалось быстрее. Сейчас всё иначе.       Зеркало громко загудело, словно его двигали по ровной плоскости в сторону, оно трещало под спиной, под ногами, над головой, сыпалось пылью на волосы и плечи. Отражение в коридорах постоянно мелькало разными фигурами, вот справа от них все члены семьи Мадригаль, а слево жители города. Они разные, но одинаково осуждающе смотрят на них двоих. Словно происходящее сейчас, куда страшнее и ужаснее того, через что они позволили пройти маленькому мальчику. — Я не отдам тебя, Бруно! Я сильнее всех их вместе взятых, они не отнимут тебя у меня. — шепчет слова в губы дяди Камило, не решаясь на полноценный поцелуй без его позволения, — Не хочу больше ничего не чувствовать.       Отражение людей резко пропало, зеркальные коридоры моментально почернели, оставляя лишь две почти идентичные фигуры в бесконечнои темноте. Тишина окутала пространство, остался только звук возбужденного дыхания двоих. Бруно не мог отвести взгляда от изумрудных глаз, освещавших их, и даже сглотнул слюну в пересохшее горло. Сердце колотилось так сильно, что ему кажется, оно сейчас выпрыгнет из груди. — Позволь мне, — шепчет эхо, и единственное отражение опускается на колени. — Я этого хочу, впервые за всю жизнь.       Раскаленная жаром до красноты кожа живота обжигает холодные пальцы парня. Камило стягивает штаны, не отрывая взгляда от лица дяди. Он, видимо, ждал, что его оттолкнут как в прошлый раз, вновь отвергнут. Бруно стоял каменной статуей, боясь пошевелиться. Словно он и его отражение могут погаснуть в один миг, как и всё вокруг. Раз, и это окажется злой шуткой кошмарного сна. — Все будет хорошо, — Камило с улыбкой проводит руками по оголённым бедрам, — Я о тебе позабочусь.       Гребаный демон в лице родного человека дает выбор из двух путей. Одна дорога безразличия и мук совести до холодной и тихой могилы на семейном кладбище. Или же кривая тропа в самое пекло извращенной любви и спасения жизни человека, который не безразличен. Бруно уже устал сопротивляться и думать о том, что правильно, а что нет. Если Камило этого правда хочет, то дядя даст ему столько любви, сколько его мальчик заслуживает. Чтобы он захлебнулся в желании жить, чтобы его постель больше никогда не была окроплена слезами горя и колкого одиночества.       От легких прикосновений мягких губ к головке Бруно слегка вздрагивает, словно не веря в происходящее. Все это походит на сон со странным волшебством вокруг. Прикасаться к своему же лицу во время такого интимного момента было необычно, но никак не омерзительно. Язык скользит по члену вниз, оставляя теплую дорожку слюны до лобка и обратно. Медленно, не так как в прошлый раз на празднике, не торопясь и пробуя на вкус каждый сантиметр кожи. От такой нежности по спине бегут крупные мурашки, а пальцы на ногах немеют и поджимаются. Бруно хочется скулить и умолять парнишку двигаться быстрее. А язык, как к небу присох, ни слова не вымолвить. — У тебя ведь после фиесты никого не было? — Камило слегка прикусывает бедра Бруно, выводя из сладкой задумчивости, — Или ты просто так сильно рад меня видеть? — Всё сразу, — зарывшись в черные локоны пальцами, Бруно нежно подталкивает затылок своего отражения, чтобы губы снова мазнули по члену, — Не болтай с полным ртом.       «О, да», читалось в еще ярче загоревшихся зеленью глазах, и язык похабно облизал головку с разных сторон. Губы сомкнулись идеально плотно облегающим колечком, и Камило опустился ниже. Медленно, пропуская член в горло без каких либо проблем или рвотного рефлекса. Мужчина так сильно выдохнул, что получился пошлый хриплый стон. Ощущать под рукой чью-то голову, чувствовать запах распаленного мужчины, Бруно скучал по таким моментам. И сейчас Камило держался своих слов, он заботился, никуда не торопился и давал оценить себя по полной. Мелкий, испорченный, но, сука, восхитительная соска. — Хочу тебя видеть! — Бруно чуть отстранился, придерживая мальчишку за щеку, от чего головка члена игриво мазала по мокрым губам. Камило молча схлынул в свое родное тело, — Вот так, умничка, продолжай.       Все еще робко, как невинный и неуверенный подросток, Камило облизался, подобно щеночку. И взял в рот у дяди полностью, не стесняясь. Глазки его были слегка приоткрыты, а на пушистых ресничках дрожалась влага соленых слезинок. Когда он брал член целиком и полностью по самые гланды, по щеке бежали редкие слезы от раздражения горла. И эти блядские щеки алели, как ягодки кофе под летним солнцем, сочные, спелые, любимые. Не вынимая член изо рта, Камило начал еще быстрее насаживаться, рыча и постанывая. Чем создавал дополнительные вибрации и заставлял Бруно тихо скулить от теплых скользящих ощущений. Оторвать взгляда от старающегося юноши, как оборвать жизнь новорожденного котенка — нельзя. С его открытым сердцем и желанием делиться лаской, на него хотелось смотреть. Прекрасный мальчик.       Обе руки поганца скользили с ягодиц на бедра, подталкивая мужчину к себе, чтобы глотать еще глубже. Мягкие губки опухли, слюна тонкой струйкой стекала с подбородка, и когда Бруно почти кончил, пытаясь отодвинуть племянника, Камило с громким чавканьем вынул член изо рта. — Кончи мне в рот, м-м?! — причмокнув своими блядскими губами, Камило слегка задрал голову, оголяя шею, и у Бруно закипела в груди ярость, — Хорошо!       На шее виднелся укус, свежий синяк от засоса того чертова извращенца-богохульника. Глубоко в груди зародилось горькое чувство ревности, которое моментально завладело головой, даже сильнее, чем похоть. Схватившись за плотные кудряшки в порыве эмоции, Бруно уже сам грубо толкнулся в глубокий горячий рот, с постыдным стоном кончая. Камило, на удивление, не ответил на такую нахальную выходку уксусом или возмущением. Он спокойно встал с колен и, еле держась на руках, оперся руками по обе стороны от головы Бруно. Его безумная улыбка опухших губ, с которых стекала слюна с примесью спермы, завораживала. — Открой ротик, — наклонившись к послушно открывшемся рту Бруно, мальчишка прошептал, — Можешь поцеловать невесту.       И припал ко рту так нежно и осторожно, языком медленно размазывая сперму по губам Бруно, по зубам, небу. Похабный вкус с примесью собственного семени опьянял сильнее любого вина. Тогда до Бруно дошло, что это их первый осознанный поцелуй. Руки опустились на талию к мальчишке, а потом и вовсе прижали к себе, зарываясь в плотные кудри. Он страстно выцеловывал всю свою сперму из чужого рта. Член снова дернулся, хотя в его возрасте рассчитывать на второй раз так быстро, наивысшая глупость. Камило слегка отстранился, оставляя между ними тонкую ниточку слюны, глупо хлопая ресничками, как какая-то диковинная птичка. Когда ниточка все же порвалась, Бруно сглотнул, ощущая себя на седьмом небе от счастья. — Я хочу сделать что-то для тебя. — Не хочешь, — Камило тоже улыбается и сглатывает, — Тебе нужно привыкнуть ко мне, не стоит себя мучать. — Пожалуйста, хоть что-то, — вновь прижав к себе парнишку, чтобы бедром ощутить его стояк, Бруно прошептал, — Я так не могу, не заставляй меня жить с ощущением долга, пожалуйста.       Зубы сами находят чужую отметину и злобно вгрызаются в синяк, желая то ли вырвать кусок плоти, то ли ощутить путь грехопадения, проложенный другим мужчиной. Камило слегка вздрагивает от боли и шипит, давя Бруно на плечо. Тот послушно выпускает изо рта кожу и встает на колени. — Хорошо, открой рот и смотри на меня, — держа рукой дядю за подбородок, чтобы он не мог отвернуть голову или сомкнуть челюсть, Камило приспускает штаны, доставая свой член, — Вот так, крысенок, умница! Хорошо!       Не отрывая взгляда от раскрасневшегося лица Бруно, Камило яростно надрачивает; даже когда мужчина тянулся к нему и высовывал язык, рука на челюсти сильно сжималась, не позволяя Бруно шевелиться. Камило было важно его видеть, целиком и полностью, всего его. С черными густыми бровями, с небрежной щетиной и прекрасными добрыми глазами. — Сладенький, хрупкий, милый, — постучав головкой о мягкие губы и язычок, юноша просунул большой палец в рот Бруно, — Блять, какой же ты красивый, если бы ты только знал, как сильно я тебя люблю!       И каждый раз шепча «Бруно», он всё больше открывал рот, ощущая как оргазм подступает. Камило через минуту напрягся, выплескивая сперму на лицо дяди с тихим скулежом. На этот славный носик, черные кудряшки, даже на веках остается пару капель. Мутная, густая жидкость красиво стекала по щеке. Нажав на скулы пальцами, так чтобы Бруно машинально открыл рот, парнишка в последний раз провел по члену, выгоняя рукой из семеного канатика последнюю капельку спермы, павшую мужчине прямо на язык. Бруно послушно распробовал разлившееся семя на языке, ощущая горький привкус настоящей любви. — Ты прекрасен, — быстро спрятав член обратно за резинку штанов, Камило размазал рукой свою сперму по лицу Бруно, — Если бы ты только мог видеть себя моими глазами. Какой же ты красивый, Брунито.       Бруно громко сглотнул, встал с колен и, уже не чувствуя той тревожности по поводу их близости, поцеловал мальчишку. Наоборот, ему от чего-то хотелось верить, что новая глава в жизни будет многократно лучше предыдущей. И теперь ему можно расслабиться. — Останешься у меня? — Не замечаю тут у тебя кровати, — недоверчиво оглядываясь по сторонам в кромешной тьме, пробормотал Бруно, но тут Камило щелкает пальцами, и вместо черных стен или зеркал возникает простое стекло. Все повороты лабиринта легко видны, — Впечатляет! — Твой дар полезнее, но в этой комнате у меня побольше власти, — и потянув Бруно за руку, Камило с блестящими от удовлетворения глазами с улыбкой прошептал, — Идем, я тебе всё покажу.