Фиеста

      Конь был действительно хорош, как его и восхваляли местные жители в своих рассказах. Высокий в холке и с густой иссиня черной гривой, бережно заплетенной в косичку. Его крепкие и здоровые копыта рвали землю с травой. Зверь буянил в попытке сбросить с себя незнакомого человека. Норовистый, с характером, и далеко не глупый конь, а очень даже умный и хитрый. Его рыжая масть бликовала на солнце переливами сотни оттенков золота и меди. Красивый, иначе не скажешь.       Бруно от одолженного у соседей животного остался в полном восторге. Ему хватило часу наиграться и прочувствовать характер жеребца, чтобы смело заявить — это лучший конь на всю деревню, не обманули.       А вот Камило скептически наблюдал за дядей со стороны. В верховой езде до этого дня он не видел ничего хорошего. — Да не тяни ты так поводья!       К тому же после того момента, как конь встал на дыбы и сбросил неумелого парнишку, благо что на мягко страхующие дядино тело, Мадригаль так и не понял в чем прелесть этого увлечения.       Была своя эстетика у лошадей. Да, была. Особенно, когда довольный и радостный Бруно общался с ними как с равными. При этом Камило так и остался к ним равнодушен. Как и лошади к нему. — Прекращайте дурака валять, — крикнула из дома Пепа, глядя на двух смеющихся обормотов на поляне, — Делом займитесь!       Сверкнула ослепляющая молния, а после и раскаты грома оглушили всех в доме. Сегодня был один из таких дней, когда всем пришлось потрудиться на благо дома и общины. Поэтому сестра Бруно так резко реагировала на его отлынивание от работы. Ее отношения к этой парочке изменилось не в лучшую сторону. Даже Камило начал поговаривать, что мама перестала его замечать и словно избегала его всеми способами. Все же какие-то догадки в голове у матери были, и Бруно ждал не самого приятного разговора в своей жизни. Что сказать Пепе он всё ещё не знал. — Не ушибся, ничего не сломал? — Бруно заботливо потрогал руки племянника, игнорируя собственную ноющую боль в пояснице, осматривая каждый пальчик на наличие ссадины или занозы, — Как же ты так, не научился верхом ездить за все это время? — Ну верхом я умею, — юноша извернулся и толкнул дядю в грудь, усаживаясь задницей на прикрытый штанами пах, — Только не на лошади, а на кое-чем другом.       И потерся ягодицами словно просил, чтобы между ними был крепко стоящий член. — Увидят же, совсем из ума выжил! — Бруно чуть сильнее нужного толкнул Камило в грудь, отползая, пока Пепа не застигла их в компрометирующей позе, — Ты кобыле хвост обвязал?! — Обвязал, нормально все с ней, — встав на ноги, парнишка схватил поводья жующего траву коня и повел его к загону, — И зачем нам еще один жеребенок? — Не нам, а городу, у нас и так две кобылы, — Бруно открыл ворота загона и подошел к коню, чтобы снять с него поводья, тот только фыркнул но позволил малознакомому человеку прикоснуться к ремешкам, — Лошади прекрасные создания, полезные, тяжести перевозить могут, а верховая езда чего стоит. На крайней случаи землю пахать. Да и разговор с ними клеится иногда лучше, чем с людьми.       Конь на удивление послушно прошел в загон и, навострив ушки, резво и забавно побежал к вкусно пахнущей кобыле. Кобыла была, кстати, постарше жениха, серой благородной масти, здорова и приносила хорошее потомство. Поэтому Абуэла и погнала Бруно к соседям за конем, стоило только их лошадке загулять.       Повесив на гвоздик кожаные ремешки, Бруно довольный этим днем облокотился о растущее рядом с загоном дерево. Наблюдать за лошадьми даже интереснее, чем за крысами, особенно когда дело касалось любви. У крыс все было как-то быстро, легко и заботливо. Лошади же друг к другу присматривались, и главная в паре всегда была кобыла. Эти милые существа чём-то напоминали ему Камило по их поведению.       Солнце в зените согревало худые плечи, от пончо пришлось отказаться, оставаясь в одной только льняной рубахе. Будь его воля более скандальной, вообще разделся до гола и позагорал. В кармане брюк мирно посапывала чересчур круглая крыса, наверно скоро будет приплод. Все вокруг размножались и любили. — Ты считаешь лошадей красивыми? — Камило встал рядом, облокачиваясь на плечо дяди, наблюдая за тем, как конь покусывает кобылу за бока, знакомясь, — А я красивый? — Я, я, я, мы о чем-нибудь еще поговорим, кроме тебя любимого?       Прикусив язык, юноша тяжело вдохнул свежего воздуха. Его эгоизм рос с каждым днем с тех самых пор, как Бруно выставил ультиматум: секс только после дня рождения! Но до него оставался еще месяц, а мозги вскипели в котле похоти и фантазий уже сейчас. — Прости, ты прав, в последнее время не могу думать ни о чем, кроме нас. — Мы же уже все обсудили, пришли к каким-то решениям, — Бруно сорвал около толстого корня тонкую травинку с пушистым концом и засунул себе в рот, — Или у тебя возникли еще вопросы?       Еще год назад Камило бы не смог сказать «нет» первому, кто попросит его тела, он бы как немая рыба молча позволял творить с собой все что захочется, лишь бы только чувствовать себя нужным и полезным. Лишь бы не думать о том, что его кто-то может жалеть. Сейчас, без презрения к сексу, Камило впервые задумался о том, а чего он хочет на самом деле? Как он хочет? С кем и когда? И такое новшество как эгоизм, грело душу и сердце одним лишь только Бруно рядом. Он от чего-то гордился и хотел показать всем, кого он себе выбрал, и кто будет рядом с ним. Но страх потерять все из-за одного только перепихона раньше времени был куда больше, поэтому младший Мадригаль старался держаться рамок. — Нет, просто, — грустно вздохнул парнишка, вытаскивая из рта Бруно кошачий хвостик и, прячась в тени дерева, прислонился к мужчине для объятий, — Я хочу тебя всего, целиком и полностью, и чтобы я был только твоим. — Нужно потерпеть еще немного, — спрятанные за деревом мужчины легонько поцеловались. Из окна или балкона никто из семейства Мадригаль не сможет их увидеть, — Есть вещи, с которыми я еще до конца не смирился. — Интересно, что бы сказал дедушка, узнай он о том, что стало с нашей семьей…       Наверняка он бы ужаснулся поступкам своего единственного сына, думает Бруно, задирая голову к облакам и обнимая Камило за талию. Белые пушистые кляксы плыли в свете лучей по голубизне неба, а листва дерева прятала все это великолепие за зеленым цветом. Цветом наступающей весны. Бруно всегда выбирал именно цвета весны, потому что любил природу и чувствовал себя свободным только в такие вот моменты уединения с легким ветерком на коже и в волосах. Сегодня добавилась еще и приятная компания в виде племянника с их не понять какими отношениями.       Наверняка отец бы расстроился, узнав кем вырос его сын, кем стал его внук, и что они делают друг с другом по ночам. Но Бруно верил, что если бы Педро был здесь, он бы никогда не допустил того, чтобы с Камило случилось что-то плохое. Он бы не сбежал трусливо прячась за стену, запирая себя в тусклой комнате без окон на десять лет. Он бы выслушал их и принял по настоящему верное решение, мужское, строгое, твердое. Бруно так не умел. — Я тоже так хочу, — Камило выдохнул, горько так, печально, — Как думаешь, в меня такой поместится?       Бруно опустил взгляд на лошадей, где конь уже во всю спаривался с кобылой. А по спине от сказанного Камило побежали крупные мурашки. Картины с тем, как его мальчик будет ублажать коня, так и стояли перед глазами. С матом оттолкнув Камило от себя на траву, Бруно развернулся и пошёл домой. А перед глазами так и развивалось всё хуже и хуже, мерзость. Слишком сломанный мальчик. Слишком… — Антонио, спроси у птички, — Пепа погладила младшего сына по голове, не спуская взгляда с Камило, догоняющего её брата, — Что сказал Камило?

***

      Ногти пришлось тщательно состричь под самые подушечки пальцев, даже немного спилить острые края пилочкой. Благо никаких украшений на кистях Бруно не носил, а травм или псориаза на коже не было. Камило, внимательно рассмотрев ладони, довольный упорхнул в ванную на пару часов. Скверная затея зародилась в кудрявой голове именно при наблюдении за лошадьми. Точнее будет сказать, за тем, как лошади спариваются.       Всё ещё не до конца осознав, что согласился на эту сомнительную затею, Бруно вспомнил какими нежными словами его притянуло в комнату племянника. Аргумент «это же не секс, всё как мы договорились» надавил на совесть, или же горящие восторгом от новой затеи глаза подтолкнули его на этот извращённый эксперимент. Видимо его мальчик очень тщательно решил подготовиться, раз рядом с коврами стояло аж три огромных блюдца со смазкой, больше похожей на обычный клейстер. Нужно признать, эта субстанция действительно упрощала жизнь. И на всякий случай рядом была ещё лепешка от тёти Джульетты, которую Камило стащил прямо у неё из-под носа.       Можно представить как где-то там на кухне, Джульетта гадает куда делся её крахмал, и почему он постоянно пропадает. А может она распивает с Пепой на пару пятую бутылку вина и утирает с щёк сестры горькие слезы, приговаривая, что никакого инцеста в их семье нет. И всё это плод её воображения, всё это, лишь фантазия. Что их брат никогда бы не сделал ничего подобного.       С молочной кожи Камило ручейками стекала горячая вода, застрявшие на ключицах капельки захотелось слизать язычком, так чтобы утолить жажду раз и навсегда. Бруно сглотнул, всё ещё нервно держа руки в замке и прижимая их к нервно дергающимся коленям. Он не уверен, но заднюю давать уже поздно. Босые ноги племянника оставили за собой с десяток мокрых следов, прежде чем абсолютно голый он упал рядом с Бруно на спину, довольно потягиваясь руками к потолку. — Всё, закончил, чистый как буд-то и не ел никогда в жизни, — тонкие пальчики наподобие ножек прошлись по позвонкам к затылку и зарылись в чуть поседевшие кудри, — Не переживай, я читал об этом, мы всё сделаем правильно. — Я всё ещё не уверен, что она туда поместиться, — разжав и сжав кулаки, мужчина вздрогнул, — А если я тебя травмирую, поцарапаю или ещё что хуже. Не смогу с этим жить. — Если всё делать медленно и со смазкой, то не порвусь, главное прислушивайся к себе, — пальчиками Камило провёл от затылка к талии и прижался к дяде со спины животом, — Мне кажется, чувствовать тебя полностью внутри будет волшебно. — Я тебя сейчас ударю, не говори ничего про волшебство в такие моменты, — Бруно немного успокоился приободрённый уверенностью племянника, — Договоримся так, играем в «горячо, холодно». Если тебе больно, и что-то идёт не так — говоришь холодно. Если всё хорошо, и я могу двигаться дальше — говоришь горячо. Потому что мозги у тебя во время таких игр отбивает на прочь. — Как скажешь, крысёнок.       И, чуть привстав, Камило легко поцеловал в губы своего самого прекрасного на свете мужчину. Всё чаще поцелуи были именно ласковыми с робкими касаниями рук к лицу. Без укусов и звенящей пошлости. Всю страсть и желание Камило держал до апреля, осталось ещё немного, и он покажет Бруно, как сильно он его любит. Каким он может быть только для него одного. Перелитая в небольшой графин смазка была в опасной близости с ногами, поэтому мужчина пододвинул её к себе, чтобы не дай Бог не перевернуть. Нужно было выдохнуть, чтобы набраться смелости. Да, идея скверная, но если он не будет подкреплять интерес мальчика к себе, то его племянник снова пойдёт по рукам, и всё старания пойдут псу под хвост. А у них только-только начались положительные сдвиги.       Заботливо подложив под поясницу и ягодицы подушки, Бруно помог Камило расставить ноги, чтобы им обоим было удобно. В таком положении, между ног голого юноши, уже возбуждённого и ждущего его команд, Камило был красивым, вновь думает Бруно, и оттягивает немного мотню на штанах. Он сегодня разделся только по пояс, так как просто боялся сорваться и трахнуть племянника раньше времени. Хотелось до дрожи в костях, но в то же время червячок адекватности грыз совесть. Терпи до совершеннолетия, шепчет он.       Зачерпнув немного смазки пальцами, Мадригаль сразу же проник в анальное отверстие партнёра двумя пальцами. Растянут его мальчик был всегда. Словно надеялся, что терпение у его родственника кончится, и секс всё же случиться раньше назначенного времени. Камило немного хихикнул, сразу расслабляясь как надо. Оголив ровный ряд жемчужных зубов, он пошло облизал губы. Пока ничего нового. Третий палец встретил уже куда большее сопротивление, и Бруно насторожился, набираясь терпения. Поводив пальцами в разные стороны, растягивая упругую дырочку, через пару минут добавился и четвертый мизинец. Ладонь словно конусом погружалась внутрь анала только до большого пальца. На вид это всё пугало и в то же время будоражило какие-то неизведанные стороны души. Слишком много, думает Бруно, всё ещё не веря, что вся кисть может попасть внутрь. — Как ты? — Да, да, хорошо, подожди немного, агх, — ноги Камило немного задрожали, как у трусливого зайчика, с губ неконтролируемо потекла слюна, а в глазах уже терялся рассудок, — Жди, Бруно, ах, подожди!       Он повторял одно и тоже раз за разом, как в бреду, таким голосом, от которого сжималось сердце, словно его Камило впервые познал прелесть мастурбации в подростковом возрасте. И его любимый дядя Бруно послушно ждал, подливая из кувшина больше смазки на руку. Полупрозрачная мутная жидкость стекала с руки на одеяло. Всё ягодицы и яйца были в ней. Всё было в смазке. Даже сам Бруно. Красиво. — Горячо, — хрипит его чертёнок, и Бруно осторожно добавляет большой палец к остальным, не веря своим глазам. Неужели, всё-таки войдёт? Вся ладонь? — Не дергайся! — строго командует мужчина, когда Камило слегка дёргает бёдрами, позабыв об оговорённых заранее правилах, — Или закончим!       Послушно расслабившись, со вспотевшим лицом Камило прошептал ещё раз «горячо». Рука двинулась всего на миллиметр дальше. Ощущения, как по коже скользит тугая толстая перепонка анального кольца, всё же дали свои плоды, и Бруно немного заскулил. С каждой секундой он продвигался всё дальше, всё медленнее, послушно и терпеливо выжидая очередного «горячо». И только когда всё костяшки были внутри, слишком уж сильно натягивая, Камило скомандовал «холодно». Это значит, что он всё ещё здесь и мог оценивать своё состояние адекватно. Мужчина замер, стараясь не поддаваться панике. Больно? Теряет сознание? Крови вроде на руках нет, может внутри там что-то не так? — Дядя Бруно, — хрипит парнишка, закрывая глаза рукой, от чего пол его лица не было видно, — Мне, хорошо с тобой, давай быстрее, пожалуйста, засунь её в меня. Будь во мне! Выеби меня, умоляю! — Тише, мой хороший, я здесь, — у Камило начинался бред, можно только представить, как распирало возбуждение это молодое тело, раз с каменного члена стекало столько предэякулята, — Всё под контролем, нужно потерпеть ещё, нельзя резко.       Подлив ещё больше смазки на ладонь, Бруно ещё аккуратнее стал медленно толкать руку внутрь. Жаркое, скользкое нутро, где на удивление действительно было чисто и никаких посторонних запахов, влекло. Хотелось наблюдать за процессом погружения, впитывая каждый момент в нерушимую память их общих секретов, но оторвать взгляда от раскрасневшегося лица с приоткрытым ртом и текущими по щекам слезами от удовольствия, Мадригаль почему-то не мог. Камило послушно заткнулся и не дергался, полностью доверившись партнёру и его рукам. Это же сколько этого доверия должно быть… Не успел подумать мужчина, как ладонь полностью скользнула внутрь, а колечко ануса сомкнулось у него на запястье тёплой теснотой как браслет. Влезла… — Охренеть, — выдохнул тихо Бруно с широко открытыми от шока глазами, он попытался пошевелить пальцами внутри, — Ты такой… тугой, Камило, ты меня слышишь? — Горячо! — Что? Куда ещё то? — Дальше! — Крикнул во всё горло парнишка, и эхо отозвалось от стен, чем не шуточно напугал дядю, — Ещё, глубже!       Скользкие горячие стенки расступались под натиском пальцев, стоило Бруно сжать кулак внутри или медленно выпрямить ладонь. Ощущение живого человека грело и будоражило нутро, до этого момента мужчина даже не подозревал, что такое возможно творить с телом.       Камило пошло стонал, совсем не притворно, искренне и с настоящим кайфом. Он чувствовал себя ещё лучше, чем Бруно, словно тело плавилось изнутри щекотным наслаждением и текло по коже топлёным маслом. Облив смазкой руку ещё раз, мужчина замер в одной позе и стал медленно толкать руку дальше, видя как она исчезает между молочных ягодиц племянника. — Горячо, горячо, да. Ахах. Ещё, ещё! — Камило, посмотри, — Бруно замер, половина руки уже была в парнишке, жар, всё больше похожий на пекло любви, распространялся по телу, — Давай, мой маленький, посмотри, тебе это понравится.       Разлепив мокрые от слез веки, Камило из последних сил поднял голову, пытаясь сфокусировать взгляд на полуголом Бруно. Вспотевший и явно перевозбужденный мужчина глазами пожирал его голое в испарине тело с бугорком на впалом животике. Половина руки в нем, только сейчас юноша смог понять, как далеко они уже зашли. Но когда Бруно внутри пошевелил ладонью, в животе заиграли необычные ощущения жизни, не только наполненности. Это не было похоже на червей, змей, нет, это было похоже именно на руку внутри кишок, щекочущую тебя изнутри. — Потрогай, — и когда Камило опускает ладонь себе на живот и слегка придавливает, Бруно снова шевелит пальцами, — Чувствуешь?       Шевеление в животе, под кожей и толщей кишечника отчётливо чувствовались изнутри и снаружи. Камило мог дотронуться до пальцев Бруно через себя, свою кожу, свой внутренности. Всё как он хотел, даже больше, Бруно было внутри так много, сколько он и не мечтал. — Да, вау, это прекрасно! — Ч-ш, маленький, горячо, холодно, помнишь? — Холодно, я уже на пределе.       Рука медленно, но чуть быстрее, чем двадцать минут назад, стала двигаться назад. Бруно специально пальцами обводил скользкие стенки кишки, наслаждаясь их гладкостью и теплом. Когда рука была высунута почти до запястья, Камило проскулил «горячо». И сжав ладонь в кулак, рука снова стала погружаться внутрь. — Я так давно об этом думал, — шепчет парнишка, стараясь не терять сознание от состояния наполненности, — Что ты будешь во мне, что ты поймёшь, как сильно я тебя люблю.       Когда рука уже более свободно стала двигаться вперёд, Камило взвыл с криком, ярко и сильно кончая. Так что яички поджались, а член дёрнулся выпуская сперму на мокрый животик. Цветные пятна перед глазами заполонили всё, наверное так ощущается слепота. Медленно вытащив руку из Камило, пока его тело было максимально расслабленное после оргазма, Бруно чуть навалился сверху, потираясь сквозь штаны о раскрытую растянутую дырку анального отверстия.И кончил прямо так, не притронувшись к себе. Как будто в первый раз. С лёгким стоном и сжатыми до скрежета зубов челюстями. Не снимать штанов было верным решением, он бы не выдержал. — Дядя Бруно, где ты? — слуха через звон касается очень тихий шёпот, видимо разум всё же немного помутился, Камило его не видел, — Не уходи пожалуйста, не бросай меня, любимый. — Чшш, я здесь, — Бруно навалился сверху, обнимая племянника за талию и крепко крепко прижимая к себе, — Я никуда не ушёл, слышишь? — Не уходи…       Истерика от распирающих чувств случилась неожиданно. С молящими о любви и близости словами, сладкими от счастья слезами и дрожащим подбородком, Камило вцепился в Бруно, как новорождённый младенец в мать и со страхом не замечал мир вокруг. Так как весь его мир остановился на одном конкретном человеке, которого он боялся потерять из-за каких-то не имеющих значения норм морали.       Шепчущий на ушко только самые нежные мысли из головы, Бруно приглаживал пушистые кудряшки к черепу и целовал племянника по всему лицу. В лоб, нос, щеки, губы, даря столько любви, сколько в нём не было никогда в жизни. — Тише, тише, я никуда не ухожу, я здесь, с тобой. Все хорошо, у нас всё хорошо. — Ты меня любишь?       Горестно спрашивает мальчишка, словно его любимый человек мог испариться. Обхватив лицо Бруно ладонями, так чтобы они могли смотреть друг другу в глаза, Камило плакал. Бруно ничего ему не отвечает, только нежно наклоняется к своему мальчику и нежно целует без языка. С чувством, толком, выражая любовь куда большим жестом, чем словами. Он гладит спину племянника, согревает ладонями голые бёдра, прижимает его к своей груди и, впервые за всё время, не вспоминает, что они родственники. — Тебе нужно отдохнуть и набраться сил, съешь пока то что есть, я схожу на кухню принесу ещё.       Как только Камило надкусил от пирога кусочек, вся краснота на заднице прошла и от растянутого анала остались только приятные воспоминания. Хлюпнув носом, младший Мадригаль зажевал пирог в один укус, с голодным мычанием проглатывая огромный ком. Бруно улыбнулся этому детскому поведению, поцеловал парнишку в лоб и встал с ковра, чтобы сходить до кухни. Как только тепло объятий пропало, Камило съежился, накрываясь пуховым одеялом от холодного ветерка в спальни.       Стекла послушно потухли, выпуская предсказателя из обители хамелеона. Напялив на голый торс одно только пончо, Бруно выглянул из-за двери и осмотрелся, никого не было. Тихо спустившись по лестнице и направившись к кухне, он наконец заметил свет свечей на столе. За столом сидели его сестры, попивая из бокалов вино. Джульета с лучезарной улыбкой подняла взгляд на Бруно. — Ой, а вот и он, — поманив брата к себе рукой, женщина ласково продолжила, — Бруно выпей с нами, мы тут как раз о тебе говорили. — Время два часа ночи, — ощетинился мужчина, принимая из рук сестры бокал с вином, — Вы чего не спите? — Да вот, за Камило переживаем, он в последнее время отдаляется от семьи и в город почти не ходит, — продолжила Джульета, она уже понимала, что Пеппите лучше рта не раскрывать, — Ты бы не мог заглянуть в его будущее? — Всё у него нормально с будущим, — отхлебывая вино из бокала, Бруно встал позади младшей сестры и немного затрясся от нервов, — А есть повод для беспокойства?!       Джульета посмотрела на брата, как на идиота, и только потом на скопившейся грозовые тучи над головой Пепы. Обстановка домашнего уюта с посиделками за вином резко переросла в скандальную. Женщина медленно встала с табурета, выпила залпом бокал вина и повернулась к брату. Молнии сверкали не просто над её головой, они играли в её глазах как огонь гнева. — Если о чём-то не говорят, это не значит, что это не замечают, Бруно, — кулаки её хрустнули, губы поджались, и в целом вся её поза выражала одну враждебность, — Один раз я уже промолчала и вновь подобную ошибку не повторю. — Пепа, ты перегибаешь, мы же с тобой уже обсудили, — Джульета подорвалась с места, пытаясь успокоить сестру, — Тебе просто показалось. — Показалось? Показалось, что наш брат трахает моего сына?! — молния ударила в Бруно, и бокал выпал из его рук, разлетаясь на мелкие осколки от встречи с полом, — Я не дура, Бруно, далеко не дура, и я люблю своих детей! — Тогда почему открыла рот только сейчас? Почему не тогда, когда его обижала толпа мужиков? — пытаясь унять бешенное сердце, мужчина нахмурил брови, пытаясь быть смелее, чем обычно, но страшно было до ужаса, — И я не трахаюсь с твоим сыном, у нас просто много общего, включая предпочтений в тех, кого мы хотим видеть в своей постели. — Хочешь сказать, — тучи вдруг резко побелели, а лицо Пепы приняло чуть мягкие черты, — Что ты содомитом был и до того, как Камило открыл в себе это?! — Я думал, вы в курсе. Ему просто больше не с кем об этом поговорить, и он не знает как правильно себя вести.       Юлил, лгал, обманывал, и только от этого факта у Бруно начали трястись руки. Такого между ними тремя ещё не было, любые секреты они всегда делили между собой. — Нет, нет, извини, мы не знали, — вдруг с усмешкой выдохнула Пепа, её словно холодной водой окатили, и радость трезво мыслить вернулась в её голову, — Я думала, что он перетянул тебя на себя, что ты… поддался ему. Господи Боже, я даже не могла допустить мысль, что он мог прийти к тебе просто за советом. «Скажи правду» — шелестит неугомонный червь совести в голове. «Не лги им, это твои самые близкие люди» — кричит в груди сердце, и Бруно пытается открыть рот, но молчит. Ему стыдно. Пепа вдруг спокойно и рассудительно спрашивает. — У вас с ним что-то было?       Бруно кусает щеку, отводит взгляд на осколки стекла, ищет спасение в стенах и мечтает вернуться к жизни за ними. Грани чувств ощущались жирными границами от любви к семье и одному конкретному человеку. Он выдыхает и впервые за всю свою жизнь поступает правильно! — Да.       После чистосердечного признания, разговор пошёл легче. Пепа, словно сняв с шеи петлю, спокойно пригласила брата выпить вина, и Джульета с ошарашенным видом оставила их наедине. Она перекрестилась, похлопала одобряющие брата по спине и ушла спать в надежде не вспомнить этого разговора. И Бруно рассказал сестре всё как было, честно, пряча лишь интимные подробности. Они просидели так на кухне, болтая о случившемся, до зари. Они обсуждали людей, которые привели Камило к такому проведению. Пытались представить, а что было бы, если бы… И многое другое, объединенные лишь одной идеей заботы о семье. Заботы друг о друге. — Я виновата в том, что он такой? — Нет, — пьяно отвечает ей Бруно и горько вздыхает, — Но ты виновата в другом. Если бы вы не игнорировали проблему, она бы не стала частью его мировоззрения. — Знаю, мучаю себя своим поступком уже пятый год, — тяжело и пьяно шепчет сестра, опуская свою голову на его плечо, — Никогда в жизни не сталкивалась с тем, что кто-то может обидеть ребёнка в плане секса, сейчас понимаю, что нужно было сделать. Но уже слишком поздно, он вырос, и я не в праве диктовать ему правила его же жизни. — Мне не нужно было уходить, если бы я был рядом, смог бы его защитить и наставить. — попытавшись перетянуть одеяло вины на себя, Бруно впервые задумался о том, через что пришлось пройти бедной матери, — Сейчас я пытаюсь это сделать, чтобы его жизнь стала лучше, но его поведение оставляет желать лучшего. — Если я попрошу тебя прекратить, ради меня, ты сделаешь это? — Он ещё не готов, правда Пепс, он ещё не утолил жажду по вниманию. В его голове столько гадких воспоминаний о прошлом, и ему кажется, что жить нормально по другому невозможно. Ему нравится происходящее, потому что другого он не знает. Пару месяцев человеческого отношения недостаточно, чтобы вытравить этих демонов из его головы. — Не трогай его, пожалуйста, никакого секса. Разговоры, поцелуй, даже если ты ему отсосешь, пускай так, это его выбор. Пускай эта детская выходка останется здесь, в стенах Каситы. Пусть его похоть не покидает пределы нашего дома, чтобы другие его не обижали. Но пожалуйста, Бруно, не прикасайся к нему. Мне уже тяжело смотреть на тебя и видеть своего брата, а не мужчину, который растлевает моего мальчика.       Бруно прикусывает щеку до крови, берёт ладонь сестры в свою и чувствует тепло. Любовь. Самую настоящую, братскую. В ней не было никакого сомнения, в отличие от той, что он испытывает к Камило. Потому что когда он разбивал коленки в детстве, Пепа заботливо обдувала их ветерком с губ. Когда он плакал от очередного плохого предсказания, она зажигала солнце и показывала театр теней, чтобы поднять ему настроение. И сейчас, зная всё от начала и до конца, она держит себя в руках, напоминая, что речь идёт не о чужих людях, а о тех кого она любит.       Мать, которая поступила неправильно, но это не значит, что она плохая мать. Именно сейчас своим жестом доброй воли она пытается исправить ситуацию, доверяя это кому-то близкому. Кому-то родному.       Не истерика, не ругань, ничего не исправит того, что случилось. Мирабель научила их всех одной простой вещи, умению разговаривать и слушать друг друга. И один только факт, что Пепа идёт к нему на встречу с прошением, достоин уважения и куда большей жертвы. — Хорошо, — сжимая ладонь сестры в руке, Бруно горько улыбается, — Я тебе обещаю.       И с первыми лучами солнца, как они с Пепой закончили долгий разговор, он вернулся в свою спальню, забыв дорогу до зеркального лабиринта.