Соцветие

Сдавленный крик разносится по маленькой комнатке, больше напоминающей какую-то каморку, нежели школьную подсобку. Юнги сильнее сжимает ладонью губы брюнета, предупреждающе смотря в тёмные от злости глаза. Хосок жмурится от лёгкой боли, сдавливающей челюсти, но продолжает вырываться. Его нагло всем телом вжимают в коробки, что из-за наполненности не продавливались от тяжести двух тел, но подозрительно накреняются вбок, собираясь вот-вот рухнуть. Но даже это не останавливает блондина. Тот ухмыляется, щурясь своими лисьими глазами, которые поблёскивает от тусклого света, словно в бездну затягивают. И рукой проводит, прокрадываясь под футболку танцора. Хосок хрипит, сильнее сжимая глаза. Ему хочется укусить руку старшего, но челюсть разжать не может. Он даже банально не может ударить в пах того, чтобы убежать, потому что Мин своей чёртовой ногой раздвинул ляжки брюнета, оставляя острое колено, что виднелось из рваных тёмных джинс, непозволительно близко к сокровенному месту. Неудобное положение не позволяло как-то противостоять баскетболисту. Хосоку это не нравится, ведь какого хера он творит? Дело не в том, что ему не нравится, хотя это тоже играет значительную роль, а в том, что его никто не спрашивал, и никто не волновался, а хочет ли этого он сам? Просто наглым способом затолкали в эту сырую и пыльную подсобку для уборщицы, и начали лапать, даже не слушая протесты обладателя столь охуенного тела. Обида захлёстывала с новой силой, и граничила со злостью. Чон продолжает недовольно кряхтеть, и ещё больше начинает вырываться, когда кожей своей чувствует, как на торсе начинают распускаться соцветия, прорываясь наружу после обжигающих касаний. — Успокойся, блять! — рычит Юнги, задирая футболку брюнета и любуясь своим творением. Он завороженно разглядывает каждый тёмно-синий лепесток со стебельками и мелкими листочками, что выглядели на этом божественном теле словно грёбаное искусство, неподобающе никаких объяснений. Цветы так эстетично констатируют с загорелой кожей и чёрными локонами юноши, будто это вовсе не из мира сего, а что-то нечто нереальное – до чего нельзя дотянуться или дотронуться своими запятнанными руками. Можно только рассматривать манящие отливы синего оттенка ликориса, и наслаждаться. — Тебе определённо идёт, — и улыбается самодовольной улыбкой, явно гордясь собой. Хосок же, в отличие от Мина, зло стреляет в того испепеляющим взглядом, явно недовольный таким раскладом. Одно только ощущение этих мерзких прорастающих отростков заставляют недовольно поёжиться, а мысль о том, кто эти отростки взрастил – полностью сбивает с толку от кипящего внутри гнева. — Что такое? Хочешь что-то сказать? Хосок нечленораздельно мычит, уже более-менее расслабляясь и почти не вырываясь из рук блондина, но остаётся всё в том же напряжённом состояние. — Я тебя не понимаю, — Юнги продолжает издевается, упиваясь таким состоянием брюнета. Вид злого, покрасневшего, взъерошенного и, в то же время, растерянного Хосока, слишком прекрасен для этого мира. Он наклоняется ближе к брюнету, с блеском в своих хитрых и чёрных глазах, очерчивая ярко выраженные черты, и останавливаясь в опасной близости от Хосокова лица, явно намереваясь поцеловать, ведь взгляд падает на свои же пальцы. Не то чтобы Чон волновался, ведь губы прикрыты ладонью Юнги, но именно это он и делает, расширяя свои глаза от удивления и накатившегося страха с волнением. Слишком неожиданно. Брюнет сглатывает застрявший в горле ком, и протестующе мычит. —Успокойся, —блондин заговорил тише, от чего тембр понизился на несколько тонов, создавая гипнотизирующий глубокий голос, что так маняще одурманивал разум и, что удивительно, вправду немного успокаивал. Хосок застыл в ожидании, и... желании услышать его снова. — Вот и хорошо. А теперь слушай меня внимательно, — лицо Юнги снова приобрело серьёзный. От раздавшегося слегка шепелявого голоса Чон прикрывает веки, дабы соулмейт не прочитал его эмоций. — Не знаю, поверишь ли ты мне или нет, но в любом случае... я говорю это от чистого сердца. Рука блондина ослабляет хватку, а после и вовсе убирает со рта Хосока, давая мелким цветкам, что успели прорасти на губах младшего, распуститься в мелкие соцветия на манящих порозовевших губах. Чон судорожно вздыхает, открывая и закрывая рот, но из-за проросшей зелени стало дискомфортно дышать, поэтому он просто смыкает губы. Хосок не знает, как будет выходить из этой комнатушки и какая будет реакция у одноклассников, что негативно относятся к его родственной связи с бэд-боем школы, и не знает, хороши ли это всё. Хорошо ли то, что сейчас происходит, нормально ли то, что его недо-враг, который все эти годы старался всячески задеть и обидеть, сейчас прижимает его в подсобке? Нормально ли то, что он просто так берёт и подкатывает, словно всего того, что происходило ранее не было? Нормально ли то, что, в конце концов, брюнету нравится это внимание, но признавать он этого, конечно, не хочет? — Хосок, — начинает Юнги, как только замечает, что тот не пытается кричать или вырываться, но выглядит как-то отстранено(?), будто окружающие раздражители его вовсе не волнуют. Юноша не спешит поднимать взгляда, всё ещё смотря куда-то вниз. Это очень волнует Мина, ведь тот не замечает должной реакции, какой хотелось бы. — Я... понимаешь, со мной это в первый раз... ну, как бы это сказать, чёрт, а в живую признаться сложнее, чем перед зеркалом, — Юнги на мгновение замолкает, ловя удивлённый взгляд Чона и неловко улыбается. — Что? — Признаться? — не веря в слова старшего, спрашивает парень. Сердце вытанцовывает бешеную чечётку, а в голове полная каша из разных мыслей, но одна читается ярче, чем остальные: «Хоть бы это не был его очередной розыгрыш» — Ну, да, — снова эта невинная улыбочка, открывающая ряд маленьких дёсен, так мило констатирующих с лисьим разрезом глаз. У брюнета аж коленки подкашиваются от такого соулмейта. — Ты мне нравишься...

***

На следующий день, подходя в школе, Хосок замечает подозрительно малое внимание к своей персоне, что заставляет насторожиться. Всё это напоминает затишье перед бурей, особенно если учитывать их отношение к нему. Чон вздыхает, стараясь мысленно успокоиться. Он весь вчерашний день, после встречи с Юнги в подсобке, провел словно в бездонной яме, в мыслях, совсем не замечая внешние факторы. Брюнет даже не помнит, как дошёл до дома, как провёл вечер, хотя полностью уверен, что ничего не делал, находясь в каком-то трансе вплоть до сегодняшнего утра. Юнги столько боли принёс в его жизнь, что сейчас совершенно не верится в истинность его слов. Хосоку надоело, он опустошён и сыт по горло этими шутками, но в то же время... надеется на лучшее? Как только Чон зашёл в класс, все сразу подозрительно затихли, устремляя свой взгляд на вошедшего. От таких действий брюнет инстинктивно напрягается, но продолжает уверенно идти к своей парте. Интуиция не подвела... Даже не доходя до своего места, он уже видит исписанную парту, которую, к слову, только недавно отмыл от прошлых издевательств. А сейчас там новые, свеже-написанные, с ярко-выраженными, скорее всего, оскорблениями, надписями. И Хосок вздыхает, уже морально готовый ко всему. Но только там далеко не оскорбления. «Хосок, дай второй шанс Юнги!» «Все заслуживают второй шанс» «Прости его» «Шуга сожалеет, прости его» «Просто попробуйте» И надпись написанная подчерком, который он узнает из тысячи: «Будь моим парнем, гейский гей»