Соцветие

Каждое плавящие касание бледной руки к распалённой коже сопровождалось цветущей линией, растущей ровно там, где обжигали музыкальные пальцы. Каждый поцелуй, невесомо оставленный на теле, маленькой и мокрой дорожкой спускались всё ниже и ниже под рваные вздохи. — Ю-юнги, с-стой, — во рту стало сухо, а любое слово так и хотело застрять в глотке не озвученным, но Чон находит в себе силы прохрипеть хоть что-то. Каждое юнгеево действие сопровождалось приветливостью смуглого тела. Хосок самовольно выгибался и кусал губы, когда предательские тихие стоны просились наружу, а прорастающие тёмные соцветия теперь приятно щекотали и вызывали восхищение, а не желание скорее их срезать. От ласок блондина кружило голову, и хотя юноше это нравилось, но отголоски здравого разума всё-таки присутствовали, не давая в полной мере насладиться моментом. — Ю-юнги! — громче просит он, когда парень не обращает внимание. Мин нехотя отстраняется, любуясь на разгорячённого танцора, так податливо лежащего под ним. Он не знает, почему остановился, прислушиваясь к просьбе Хосока, не знает почему ему не всё равно на его чувства. Просто именно этого парня обижать не хочется. Хочется целовать, пока губы не начнут болеть. Хочется оставлять эти тёмные цветы-ликорисы по бархатной коже, а взамен получать свои — ярко-жёлтые, почти как подсолнухи. Хочется оставлять свои красные отметены, медленно доводя до истомы и тихого скулежа. Хочется просто быть с ним нежным. — Что такое? — ухмыляется Юнги, кончиками пальцев трогая мягкие и бархатные синие цветы, а после наклоняется к смущённому и красному лицу брюнета, целуя того сначала в висок, а после в скулу. — Ничего… просто последние дни ты сам не свой, — Чон судорожно вздыхает, заглядывая своим пытливым взглядом прямо в глаза Юнги, вздымая и опуская грудь, пытаясь отдышаться. — Слишком настойчив. А потом, после слов младшего, все мысли блондина падают в пучину — на дно, там, где Хосок просто часть спора, который закончится через несколько дней. Думать об этом не хочется, и Юнги просто мотает головой, отгоняя последние отголоски настойчивых напоминаний. Перед глазами снова и снова появляется картина его и чиминовой руки, закрепляющие невидимый договор. Противно. От самого себя противно. — Просто ты слишком прекрасен, — натянуто улыбается Юн и быстро чмокает брюнета в губы. — Особенно, когда я пройду мимо вашего зала, где ты репетируешь танцы. Вот как тут сдерживаться? — Чон хрипло смеётся, а после вылезает из-под старшего и садится на кровать в позе лотоса перед ним. — Мне ты не танцуешь. — Хочешь, чтобы я тебе станцевал? — Мин давится воздухом, когда слышит вопрос и думает, что это ему почудилось. Все просьбы до этого брюнет яро отклонял, говоря, что не хочет, что у него там нога болит и тому подобное. Неужели сейчас порадует блондина? — А смеяться не будешь? Это же не мужское дело, как ты говорил. — Не буду, — на автомате говорит Юн, уже представляя, что будет в дальнейшем. — Нет, не хочу, — подумав, выдаёт Хосок, жестоко обламывая все надежды Мина. — Нет настроения. — Йа! Хосока-а, а когда у тебя будет настроение? — Не знаю, давай как-нибудь в следующий раз, — скорее утверждает, чем спрашивает Чон. Его губы тронулись в лёгкую улыбку, а глаза блестят от счастья. Он чуть ли не встречается с парнем, в которого так долго влюблён, да и к тому же оказался его судьбой, целуется с ним и, что главное, чувствует тепло и любовь от него. — И вообще, что ты ко мне прицепился, а? — Ничего я не прицепился, просто ты та ещё динама, цветочек, — улыбается в ответ и умиляется этому наигранному возмущение. Возможно, Юнги никогда не привыкнет к тому, что этот солнечный мальчик достался именно ему. — Ловлю на слове, в следующий раз никакая больная нога или отсутствие настроения тебя не спасёт. — Хорошо-хорошо, — закатывая глаза, сдаётся Хосок, больше не хотя спорить со старшим. Брюнет поддаётся вперёд, когда видит расставленный по обе стороны руки, падая в медвежьи объятья Юнги. Мин, как только получает желаемое, целует того в лоб, и ложится на кровать, крепче стискивая юношу в руках. Он зарывается пальцами в тёмные локоны брюнета, поглаживая и получая довольно мычание, и ждёт пока тот уснёт, что обычно происходит, когда они так лежат в тишине, а Юн убаюкивает своими приятными касаниями.

***

— Чимина-а, пригляди за Гуки, пока я буду относить конспект учителю, а то этот хмырь как всегда забыл тетрадку проверить, — быстро кидает Тэ, даже не дожидаясь ответа, ретируется в поток школьников. — Но я не маленький, хён! — громко бросает тому в след Чонгук, но тот даже не слышит. Брюнет обиженно отворачивается в сторону Пака, как бы спрашивая. — Не грусти, Гуки, знаешь же, что ты для него малыш, — тут же тушуется рыжеволосый, подлетая к младшенькому и тиская того за щёчки. — Когда втрахивает меня в диван, он так не думает, — стреляет злым взглядом в друга Чон. А Чимин тут же давится воздухом от неожиданно-грязных слов с уст подростка. — Фу, блять, Гук, избавь меня от этой информации, — недовольно ноет он, отстраняясь от брюнета. В тишине они начинают идти в сторону столовой, но перед этим решаю заскочить к шкафчикам, чтобы забрать некоторые нужные вещи. — Ну как там у Юнги-хёна, а то давно уже его не слышно? — невзначай интересуется Чонгук, откладывая учебники и беря другие. — Как там с Хосоком? — Да никак, всё гуляют вместе, целуются, но до секса не доходит, — вздыхая, разочарованно проговаривает Чим. Пак очень надеется, что Юн не успеет выполнить задание, которое по глупости и пьяни предложил он, о чём сейчас очень жалеет, хоть этого и не показывает. Хосок единственный человек, который может изменить Юнги. Только бы этот идиот не спугнул его. — Не знаю, чего он медлит, а осталось всего ничего. Если он так и не затащит его в пастель, то будет выполнять моё желание, а это он, конечно, знает, не лучший вариант. — Это уж точно, я помню, как ты Тэхёну сказал, чтобы он смешал весь алкоголь и закуски, что были на столе, и должен был выпить это, — Гук поморщил нос, воспоминая о том ядерном напитке, и покрывается весь неприятными мурашками. О, это даже не обсуждается — никто не хочет проиграть Чимину и выполнять его безумные действия — Тэ тогда целую неделю отходил от этого «напитка». Отравился, бедняжка. — Хах, да, я тоже это помню, — Чимин улыбается, громко хлопая дверцей бежевого металлического шкафчика. Но тут же напрягается, когда видит хмурое и внимательное лицо Гука, что с прищуром смотрит куда-то за спину Пака. Сзади раздаётся такой же хлопок закрывающейся двери, а выражение лица брюнета становится уже не хмурым, а удивлённым и волнующимся. Брови Чонгука поползли вверх, в глазах лёгкий испуг, а рот мимолётно открывается в немом шоке. Чон переводит волнующий взгляд на рыжеволосого, глядя на него с целым спектром эмоций, и кивает за спину друга. Чимин хмурится, разворачиваясь и замирает, когда видит Хосока, что смотрит в ответ не мигающим взглядом, бесцветным таким, ничего не выражающим. Тот будто в свои мысли ушёл, борясь с внутренним состоянием, и неосознанно прожигает дыру в Чимине. Кто же знал, что их «тайный» разговоре услышит тот, кто вообще не должен был этого слышать?