***
Он потрясённо смотрел на результат видения. Прогноз был неутешителен: мало того, что будущее было неопределённым и имело 2 ровно противоположных исхода, события, приводящие к одному из них, были просто ужасны: Касита рушилась, так ещё и результаты, видимо, напрямую зависели от его самой маленькой племянницы. Только вот в видении Мире было лет эдак 15. Она стояла на фоне Каситы: в одном из итогов трескавшейся, в другом целой и невредимой. Может, магия и вправду иссякает? Бруно точно так и не понял, но похоже на то. Он утверждать это не брался, ибо стоит ему заикнуться об ослаблении магии, как мама возмущённо шикнет: — Молчи, Бруно. Может она и не допускает подобной мысли, а если такая мысль приходит, то та взашей гонит её как можно дальше. А уж если он покажет ей это зелёное, стеклянное несчастье, то… совсем не хочется об этом думать. Слишком велик её авторитет в доме, да и в деревне тоже. Никто не смеет перечить. Если он начнёт с хорошего, то она, а значит и все, будут надеяться на лучшее. Тогда в случае провала он и Мира останутся крайними. Если же начать с плохого, то его речь тут же пресекут, а дальше и слушать ничего не станут, несмотря ни на что. Допустим, есть ещё более худший исход. Это может и выслушают, но открестятся как от кошмара. Да и от среднего тоже. А на более положительный исход они рассчитывать и не будут, даже узнав его. Они будут думать о худшем. Случится лучшее — Уф, пронесло, ну что ты нас пугал, Бруно? Случится худшее — Ууу, опять Бруно беду накликал, погостить позвал. А что будет с Мирабель? Ей всего 5, а из-за этого видения она получит клеймо «бомбы замедленного действия» в собственной семье, ей и так сильно досталось. А если в деревне кто-то прознает, то пойдут слухи, что будут ещё более ужасными чем нынешние. Уж в их наличии сомневаться не приходилось. В конце-концов, она станет изгоем для всего города. Шепотки, недовольные, неприязненные взгляды в спину, а может и в лицо, ведь лично он ловил такие, хоть и ходил уж много лет с накинутым капюшоном, оберегая то ли себя, то ли их. Посмотрит на кого-нибудь и этот «кто-нибудь» уже готовиться услышать о незавидном будущем, хотя он просто мимо проходил и смотрел по сторонам, что вокруг делается. Это угнетало не хуже перешёптываний.Такой участи для своей собрины тио точно не желал. Никто не должен узнать об этом видении. Стекло разбилось на крупные осколки, разлетевшиеся в разные стороны недалеко друг от друга. А что теперь? Альма точно спросит об увиденном, а ей знать о нём нельзя в первую очередь. Другие члены семьи тоже будут интересоваться, не заглядывал ли он в будущее, чтобы узнать о грядущем после ТАКОГО события и точно всё расскажут хранительнице свечи. Надо скрыться от них. Всех. Надо уйти. Но куда? В деревню? Отыщут и вызнают. В лес? Построить дом и жить отшельником в спокойствии? Не вариант по тем же причинам. Да и семью свою Бруно очень любил. Ну не мог он просто взять и уйти от своих дорогих родственников. Уйти навсегда. Это было выше его сил. Из глаз покатились слёзы. Он не хотел уходить. Что за эгоизм? Он должен защитить свою любимую племяшку. Они всегда понимали друг друга, несмотря на возраст и прочее. Словно их связывала невидимая ниточка чувств. Да, Мира всегда была там где нужно. Уплыв в воспоминания, провидец забыл о переживаниях настоящего времени. Вздрогнув, он опомнился, словно его кто-то позвал. Может это было воспоминание, может он просто заснул, но это точно было не в настоящем. В пещеру видений никакие звуки не долетали, так как она была слишком высоко. А вот тревога вернулась. Надо было что-то решать.***
Уже глубокая ночь. Бруно собрал вещи, благо их было немного, обрезал верёвки висячего, деревянного моста, соединявшего лестницу и храмоподобное сооружение с пещерой видений и жилой комнатой, и, спустившись по лестнице, вышел из башни. Может он и покинет Каситу, но не сейчас, пока не может. Провидец подошёл к большой картине на втором этаже. Он часто видел как крысы скрывались за ней, покидая опасный участок, занятый людьми. Бруно хмыкнул — теперь и он — крыса. Мимо пробежало несколько грызунов, исчезнув за картиной. Потянув раму на себя, тот обнаружил, что произведение живописи довольно легко поддалось, открывая большую дыру. Бруно глубоко вздохнул и шагнул вперёд, картиной закрывая путь к отступлению.