***
Вся семья сидела за столом. Почти вся. Мирабель покосилась в сторону семейного древа. Где-то рядом с ним была щель, через которую она увидела кухню. Она обнаружилась, аккурат под изображением семьи. С этой стороны она была почти незаметна. Не зная о её существовании, ни за что нельзя было её заметить, не приглядываясь к стене. Аппетита не было. Она перевела взгляд на кузину, снова задавшись вопросом: слышала она их или нет? Долорес спокойно ела, не подавая виду и подсказок, о том, что она услышала ответ на вопрос Антонио «И какой он?». Её разум бурлил, пытаясь уложить факт того, что Мира нашла их тио, и он, вроде как, в порядке. Насколько можно это сказать о человеке, 10 лет прожившем в стене родного дома. Слышал ли он их? Она не знала. Сама она его хорошо слышала: как он шпаклевал стены, общался с крысами, как с людьми, разучивал с ними новые роли для своих историй (она их обожала), бормотал себе под нос сценарии для новых новелл или спортивных состязаний. Ей стало горько. Она ни разу его не навестила, хотя прекрасно знала, каким путём он попадает на кухню или в ванную. Да, он молился, чтоб она не выдавала его местоположения, когда он исчез. И надобности в целебной еде не возникало. Тио старался быть предусмотрительным когда дело касалось по-настоящему важных вещей. Да, сохранение этой тайны было необходимо, и тио отговаривал бы её от этой небезопасной затеи, если б узнал. Но всё равно ей стало плохо. Она слышала его прямо сейчас. Тио угощал своих любимиц арепой. Аппетит пропал. Она поблагодарила тию за ужин и ушла к себе. Мирабель подождала немного, потом тоже покинула семейную трапезу, тоже поблагодарив маму. Исчезнув из поля зрения семьи, она побежала к Долорес, задать мучивший её вопрос. Постучала. — Входи, Мира. Кузина сидела на кровати, тихо плача. — Что случилось? Почему ты плачешь? — обеспокоенно спросила пришедшая, закрыв дверь, быстро подходя, садясь рядом и обнимая сестру. Желанный вопрос отошёл на второй план. — Как мне искупить свою вину? — всхлипнула Долорес, — я плохая племянница. Её тело сотрясалось от плача. — Ты слышала его? — ошарашенно выдохнула девушка, отстраняясь и заглядывая ей в лицо. — Угу, — кузина кивнула Сказать, что Мира была глубоко потрясена и пребывала в шоке — значит ничего не сказать. Её руки обнимали кузину, а мозг пытался осознать новую информацию. — Ты слышала его всё это время? — Да-а. Большего шока Мирабель в жизни не испытывала и не испытает, наверное. — А почему ты назвала себя плохой племянницей? — Потому что я ни разу его не навестила. — Ну ты даёшь, — обалдела младшая, — как так-то вообще? Не понимаю, — возмутилась она и перевела взгляд на пол, — Хотя, я тоже хороша. Если б не трещины и видение из башни, я бы не пыталась выяснить причину их появления и не пыталась бы найти его, — погрустнела Мира. — Нет мне прощения… — От чего же? — младшая приободрилась и посмотрела на старшую. — Будешь помогать нам. Тио, наверное, тебя и так простит. Как обстоят отношения остальных с их дарами?***
Некоторое время назад. Долорес сидела на кровати, попивая какао и наслаждаясь тишиной. Когда напиток закончился, она решила пойти и выполнить просьбу Миры. Атмосфера была как нельзя кстати. +Пойду поговорю сначала с Камило. Так будет лучше и проще. Мама, наверное, всё ещё нервничает, а если и нет, то после разговора может поднять бучу и сама начать говорить с братом на эту тему. Не думаю, что он ей признается, и мами опять может занервничать. Мило очень сильно её любит и будет разрываться между тем, чтобы сказать правду и между чувствами. Он не хочет обидеть её, подвести, разочаровать. Как и я. Поэтому нельзя допустить, чтобы она стала инициатором этого разговора, а то он и мне потом ничего не скажет.+ Она быстро прошмыгнула по коридору к двери брата, благо она была недалеко, но дождь всё ещё шёл, и услышать гром в такой близости от стихии совсем не хотелось. Долорес постучала. — Кто там? — ухмыльнулся парень, лежа на кровати, — ¤хотя, какая сейчас разница? ¤ Заходи! Он увидел свою ерману и сел. Она быстро вошла и закрыла дверь, стараясь минимизировать шанс встречи её ушей с громом. +Ненавижу гром.+ Любимое пончо парня висело на спинке стула, стоявшего у стола. — Захотела обнимашек? — хмыкнул Мило. — Захотела поговорить. Но от обнимашек тоже не откажусь, — улыбнулась та. — Садись. Он похлопал по кровати, рядом с собой. — Спасибо. Сев, она заговорила. — Слушай, Мило, до меня дошёл слух о том, что наша магия пропадает, и Луиза ночью нервничала. — Луиза? Нервничала? — скептически поднял бровь брат. ¤Что это я туплю, она же вот, днём плакала. Хотя про ночь-то я не знал.¤ — Да, или ты сомневаешься в моём слухе? — игриво и мило поинтересовалась она. — Нет, не сомневаюсь, — быстро заговорил хамелеон, — просто… это очень необычно. Раньше такого не было. — Как и трещин, — приврала Долорес, — я слышала, как они появлялись. А как тебе вообще живётся с твоим даром? — Впринципе, неплохо. — Но не хорошо. Камило скис. — Знаешь, — он вздохнул, — порой я сомневаюсь, что я, именно я, — провёл руками вдоль тела, указывая на всего себя, — Камило Мадригаль — настоящий. Понимаешь? — с надеждой спросил парень и продолжил растолковывать ситуацию, — Я за день меняю множество обликов, вживаюсь в кучу ролей, примеряю очень много различных характеров и личностей. И в этом море личностей я настоящий словно растворяюсь, тону, оставляя на поверхности эти маски. Не, ты не подумай! — заторопился он, — Мне, правда, нравится помогать людям, давать им возможность отдохнуть, уделить время себе, но… это тяжело — искать себя заново, думать «как бы я поступил?», будто я играю роль самого себя без прописанного сценария. Теперь понимаешь? Долорес медленно кивнула и раскрыла руки для объятий. Брат с радостью её обнял. — Мне полегчало… как будто гора с плеч свалилась. Я чувствую себя настоящим. Хотелось бы навсегда остаться таким. — Значит ты готов отказаться от дара? Камило уверенно кивнул: — Да, готов. Они немного посидели, наслаждаясь объятиями. — Мне нужно поговорить с мамой о её даре… хочешь пойти со мной? — Да. Они вышли из комнаты. Долорес снова зажала уши. Как раз вовремя: сверкнула молния и прогремел гром. Ей показалось что этот раскат был тише чем остальные. Девушка заволновалась, но не подала виду, чтобы не волновать брата, возможно попусту. Она что, слабеет?! +Может мне показалось. Не думала, что это будет так скоро…+ — Сразу её спросим или введём? Я за введём, — ухмыльнулся Мило. — Я тоже. Парень постучал в дверь комнаты родителей. — Да, заходите, — раздался голос Феликса. Они вошли. Пепа сидела у окна и любовалась открывающимся видом, замутнённым потоками небесной воды. Было приятное ощущение покоя от того, что этот дождь — не плод её плохого настроения. Погода, не зависевшая от неё, всегда восхищала эту эмоциональную женщину. Сам Феликс лежал на кровати, слушая шум грозы. Две чашки стояли на прикроватной тумбочке. — Мами, — начал Камило, покосившись на папу, — мы хотели поговорить с тобой о том, что Долорес слышала во время праздника после церемонии дара Антонио, — он умолк и посмотрел на сестру. Та кивнула. Пепа, обратившая всё своё внимание на детей, когда к ней обратился сын, глядела на них, уже начиная волноваться по поводу того, что собирались сказать её нинёс. Заметив это, Мило подошёл к матери и взял её за руку, успокаивая. Почувствовав, как мамита расслабилась, он кивнул сестре, — говори. — Мы хотели поговорить с тобой о наших дарах, а конкретнее о твоём. — А что ты слышала после праздника? — Я слышала, как Мирабель рассказала абуэлле о том, что Касита трескается, и абуэлла начала беспокоиться, не исчезнет ли магия. Феликс сел на постели и вступил в разговор. — То есть, ваши дары могут исчезнуть? — Да, — ответил сын. Вокруг Пепы начал кружиться беспокойный ветерок. То есть, она может перестать управлять погодой? Тогда, конечно, придётся забыть об обильных урожаях, но на данный момент она была уверена, что это того стоило. Она была потрясена тем, что есть возможность вырваться из-под общественного давления. Дожди и ураганы никого не устраивали, кроме сестры, брата, мужа, детей и племянников. Может быть они скрывали правду, но они понимали, принимали и помогали ей с этим справиться. Мысль о брате больно кольнула в самое сердце, и она заплакала, попутно намочив моросью стоящего рядом Камило. Пепа была вымотана необходимостью выслушивать пожелания горожан насчёт погоды и постоянно держать свои чувства в узде, что ей давалось крайне тяжело и, честно говоря, чаще всего не удавалось. — Глубокий вдох, глубокий выдох, — заговорил Мило, беря и вторую мамину руку в свою, ласково поглаживая их большими пальцами и сжимая в знак поддержки. Феликс подошёл и обнял жену за плечи, утешая. — Мами, тебе принести чего-нибудь? — ласково спросила Долорес. Женщина качнула головой, и дочка подошла. Брат немного подвинулся вправо, не выпуская маминых ладоней из своих, и она села на колени перед Пепой, положив свои руки на мамины колени. — Ты смогла бы жить без дара? — волнуясь, спросила Долорес. — Да, — ответила женщина печальным голосом, — с ним слишком тяжело. Дождик и слёзы перестали капать. Облачко исчезло. Солнышки безмолвно и единогласно решили отвести Пепу поспать перед ужином. Сегодняшний день был весьма волнителен. Дети держали маму за руки: сын — за левую, дочь — за правую. Муж шёл позади, держа свои руки на плечах любимой, пока они вместе шли от окна к кровати. Уложив её в постель прямо в платье (Феликс снял с неё обувь), дети по очереди поцеловали мамиту в щёки и вышли, обнявшись напоследок и разойдясь по своим комнатам. У них было умиротворённое настроение и покой в душах. Феликс поцеловал своё сокровище в губы. — Сладких снов, ми амор. Я разбужу тебя перед ужином, — прошептал он.***
— Мама и Камило готовы отказаться от своих даров. Мира улыбнулась уголками губ. — Спасибо тебе огромное. Осталось узнать у моих сестёр и мамы о жизни с дарами. — Слушай. А тио готов лишиться дара? — Да. Долорес слегка улыбнулась. — Знаешь, это было необычно, даже как-то странно — говорить о наших дарах не как о благословении, и достижениях, связанных с ними, а как о проклятии и желании жить без них. Прости, но я завидовала твоей необременённости даром. — Тебе не за что просить прощения, — мягко заверила ту Мирабель, — Мы лишь заложники ситуации. Она снова обняла суперслышащую. Долорес пока решила не говорить никому о тихом ударе грома, когда она была с братом в коридоре. Гроза ещё бушевала, не в силах достучаться до слуха сестёр.