***
Все разбрелись по семейным делам и обязанностям. Мирабель шла по городу, не обращая особого внимания на происходящее вокруг. Она знала, что никто не будет её просить о чём либо. Она дошла до рынка. Хм, можно было бы купить муки сахара и соли, только денег нет,— Усмехнулась девушка. Абуэлла всех прямо из-за стола выгнала в город. Сопротивление бесполезно. Найдя лавочку, скрытую в тени большого дерева, она села чтобы понаблюдать. Все вокруг выглядели счастливыми. Ещё бы! Такой погожий день. Вот по дальней стороне улицы идёт пара: тёмноволосые парень с девушкой, явно неравнодушные друг к другу. Вот мимо пробежал мальчик 12 лет от роду — сын местного пекаря, сеньора Джармета. Мира хмыкнула. Хорошо что просто за едой к Джульетте не приходят. А визит Оскара Джармета или просто встреча с ним никогда не приносит бед. Только позитив. Эх. Просидев довольно долгое время, Мира пошла обратно. По пути она успела промокнуть и высохнуть, видимо, тиа из-за чего-то расстроилась.***
За обедом Долорес одна была в приподнятом расположении духа. Остальные сидели с кислыми лицами. Они устали, но ничего, сохранность магии сейчас превыше всего. Нужно потерпеть. Сожалела Альма, не показывая этого. Камило, поевший первым, поднялся из-за стола и, поблагодарив тию, отправился не на улицу, а к себе. Он вымотался. Желания дарить улыбки и счастье деревенским не было. Хотелось лечь и долго не вставать. Хотелось побыть в тишине, во тьме. Беспрепятственно поднявшись на второй этаж, парень подошёл к «двери». Касита поддерживала всех и подчинялась Альме лишь на её глазах, если просьбы или требования матриарха вредили членам семьи. Все сейчас на обеде, а из-за дара его долго не хватятся. Камило влез в стену и сел под картиной, обхватив колени руками и, уткнувшись в них же лбом, закрыл глаза. Он услышал лязг, довольно медленно приближающийся к нему. Тио Бруно вновь шпаклюет стены. Вставать не хотелось. Парень остался ждать. Дойдёт ли тио до него? Неважно. Если нет, пусть. Мило не хотел сейчас с кем либо говорить, кого либо видеть. Хотелось одиночества. прохладно. Приятно. Тяжело. Он тонул. Вновь. По щекам покатились слёзы, парень тихо всхлипывал, отдаваясь чувству безысходности. — Не хочу, — еле шевеля губами и еле слышно прошептал тот. Он задыхался от всхлипов. В деревне не знали настоящего Камило Мадригаль. Он никто. Почти для всех Камило — помошник, шутник и весельчак, всегда на позитиве. Люди видели оболочку, а не личность, потому что он не позволял, чтобы… чтобы что, собственно? Чтобы не подвести, не разочаровать семью. Не быть поруганным, оклеветанным, осуждённым, отвергнутым за несоответствие обществу. Большей части семьи. Настоящего, полного Мило Мадригаль знали только Долорес, Мирабель и… Бруно. Им паренёк доверял всё: страхи, мечты, переживания, мысли, которые не должны быть свойственны «ему». Он не маскировался перед ними. После слёз становится легче, будто вместе со слезами вытекла часть личностей, которыми он притворялся. Мило пальцами чувствовал толчки крови пульсирующей в сосудах. Камило выплывал на поверхность для нового вдоха, прежде чем снова нырнуть в омут образов, личностей и требований к себе. ¤Когда же я буду свободен? — Когда иссякнет магия? Эх, видимо, никогда.¤ Камило сжался в комочек, пытаясь ощутить себя и вновь погружаясь в безысходность. Кто он? Какова его судьба? Его предназначение? Зачем, для кого он здесь? Он нужен Мире и Долорес. Он их поддержка, опора. Он нужен маме. Он любит её, готов на многое, чтобы развеять тучи над её головой. Он последняя инстанция на пути к её покою. А судьба? Заставлять их невольно улыбнуться особенно удачной шутке, чтобы их жизнь стала легче, взамен на лёгкость собственной. К чёрту такую судьбу! Камило не брал в расчёт тех, кому требовалась реальная помощь и поддержка. Сам загнал себя в ловушку, нарисовал образ весельчака, приучил их к нему. Он не мог не пройти мимо и не заставить кого-либо в поле зрения улыбнуться. Это было на подсознательном уровне. Уже давно. Все привыкли, приучились: если по улице идёт Камило Мадригаль, значит в очень ближайшее время появится повод для улыбки. Если этого не будет, последует недовольство, осуждение… Он практически свыкся с этим. Может и страшный образ тио Бруно так легко вписался в картину мировоззрения пятилетнего мальчика просто потому что он боялся того, что тоже станет изгнанным. Страшный вид соответствовал слухам и хорошо подкреплялся старшими, поэтому его изгнание и исчезновение воспринимались как нечто закономерное и должное. Его изгнали, потому что он был злодеем. Камило не хотел быть таким: нести вред, пугать, ломать, радоваться этому. И прикладывал все усилия, чтобы не вызвать негатива со стороны окружающих. Глупый, бестолковый, впечатлительный сопляк! Теперь правда вскрылась. Пусть Мило и не знал всего про тио, этого было достаточно, чтобы периодически сердце тяготил камень вины. Дядя утешил его и Долорес, но простил ли? Надо будет всё разъяснить, распутать этот клубок лжи. Лжи самому себе, своей семье, попросить прощения у тио. И принять правду, какой бы та ни была. Камило встал с пола и медленно пошёл по коридору.***
Мда, день сегодня не задался. Времени на полноценный разговор с дочерьми не было, но и короткие вопросы не получили должного ответа. Они лишь отмахивались или называли слишком приземлённые причины, скрывая истину. Пострадавших было на удивление много. А может ей так казалось, потому что она стремилась наконец нормально поговорить с ихами по душам? Максимально откровенно.***
Скоро всё закончится. Я чувствую это. Шпаклёвка помогает, но трещины ведь от неё не исчезают, а новые всё появляются, всё длиннее, крупнее, накладываясь на старые. Крысы тоже чувствуют, что Касите недолго осталось. Она ведь полностью порождена магией. Свеча потухнет и дом рухнет. Другого не дано. Бруно глянул на стену позади себя. Вся в светлой шпаклёвочной паутине из нитей самой разнообразной толщины: от паутинки до бечёвки и бельевой верёвки, и по ней расползлась новая чёрная паутина паука-гиганта. Эх, он её позавчера шпаклевал в последний раз. Так может пора прекратить оттягивать неизбежное? Провидец поставил ведро в укромный уголок и опустил в него лопатку. Залатывание больше не поможет. Пора с этим смириться. Их семье нужен новый фундамент для дома и отношений. Все скрывают неприглядную Альме правду, прячут, шпаклюют трещины в своих душах, но силы уже на исходе. Скоро всё закончится. И он не жалел бо этом. Лишь надеялся, что родственники не пострадают, а ему лично уже нечего терять. Всё, чего можно было, он уже лишился. Осталась лишь горячая искренняя любовь к Мире, Мило и Лоре. Но им нужна семья, а не жалкая крыса. Мира тоже почти всё потеряла. Думать о том, что она останется с ним, надеяться на это, было эгоистичным кощунством, хоть она и сказала, что они ей не семья. Тио обязательно спросит её об этом и примет её выбор, каким бы он ни был. Бруно услышал шаги. Кто-то шёл в его сторону. Он отошел за угол, чтобы узнать кто это. Место было удобным: коридор здесь немного расширялся, образуя два угла напротив друг друга. Через проход от притаившегося мужчины стояло ведро, оставленное ранее.***
Камило шёл. Он не скрывался и его шаги гулким эхом отдавались в туманном коридоре. Лязг прекратился пару минут назад. Видимо, тио закончил заделку трещин. Парень ускорил шаг и приложил руки рупором ко рту. — Тио Бруно. Мужчина встрепенулся, услышав голос племянника. Это испарило часть страха. Почему он пришёл сюда средь бела дня? Судя по шагам, — он один. Бруно тихо и быстро пошёл навстречу. Привычка, выработанная неосознанно, чтобы не привлекать нежелательного или даже опасного внимания. Мило увидел его. Он выглядел встревоженным. — Никто не знает, что я здесь, ну, кроме Долорес, — усмехнулся парнишка, — я пришёл, когда все ещё обедали. — Я начал шпаклевать стену сразу после обеда, — задумчиво протянул Бруно и обеспокоенно выдал, — А тебя не хватятся? Или надеешься на дар? — прищурился провидец. — Знаю, что так и есть. Из-за дара меня до ужина точно не хватятся, — уверенно заявил Камило. Мужчина спокойно кивнул. — Хорошо, — и мягко спросил, — Почему ты пришёл? ×Судя по виду, отнюдь не по позитивной причине.× Мило глубоко вздохнул. ¤Чистое небо, чистое небо.¤ Ему было трудно начать говорить. Было боязно узнать ответ. Тио заметил нервозность племянника. — Хочешь пройти в комнату? — несмело предложил Бруно. Мило кивнул и они пошли: тио впереди, а он сам следом.***
Несмотря на погожий денёк, настроение после завтрака испортилось до критической отметки. Пепа была крайне возмущена новым правилом мамы. И еле сдерживалась от образования урагана вокруг себя. Периодически громыхающая туча и порывистый ветер, игравший с её косой и платьем, совсем не успокаивали, даже наоборот, подливали масла в очаг, что был готов вспыхнуть в любую секунду. Тогда можно будет попрощаться с урожаем на этом поле до следующего посева. Ей бы дома по хозяйству помочь, но нет! Она должна торчать тут, хотя поля фермеров явно не нуждаются в дополнительном дожде или солнце. Природа сама всё обустроила. — Ми вида, пойдём, прогуляемся, — мягко предложил Феликс, нежно беря жену за руку. — А если мама' увидит, что мы не на полях? — немного резче чем хотела воспротивилась Пепа. Туча громыхнула заметно громче, чем до этого. — Хотя… Тогда я выскажу ей всё, что думаю и будь что будет! Пусть даже ураган сильнее свадебного, если это вообще возможно, — разозлилась средняя из тройняшек и туча вторила ей вспышками молний и раскатами грома, а ветер усилился. К счастью вокруг погода не изменилась. Пока что. Они пошли в деревню. Воспоминание о Бруно вновь больно кольнуло. Она сожалела о том, что ей так и не хватило духу извиниться перед ним. Зато хватило упрямства не принять его покаяния, строить из себя самого несчастного человека в мире, обвиняющего брата в испорченном моменте торжества и счастья. Джульетта на своей свадьбе приняла к сведению его шуточное замечание, отлучилась ненадолго и вернулась, готовая наслаждаться этим особенным днём. Она бы стыдилась того, что если бы потом выяснилось, что она была неидеальна. Это б приносило горечь разочарования в себе, ведь отмотать время нельзя. Не было у них в семье такого дара. А Пепа сама угробила свой особенный день, своё ближайшее будущее своей несдержанностью. Позволила себе зациклиться на том, что уже прошло, что она была перед гостями в таком непрезентабельном виде. И сама же испортила всё. Если бы она узнала об этом после свадьбы, хотя вряд ли ей кто-то бы рассказал, памятуя о её характере и даре, результат был бы тот же. Брату хватило духу хоть как-то дать ей понять, что она переволновалась, и это повлияло на её внешний вид. А она… Пепа заплакала, обнимаемая мужем за плечи. Уменьшившаяся туча поддержала её в этом начинании. Когда Бруно был рядом, женщина строила из себя обиженную принцессу, чьей доброты ОН был недостоин. Она никогда не думала о том, что младший из тройняшек пропадёт. Вдруг он умер? Она не знала, но предполагала, ведь иха сказала что не слышала его. Это был самый страшный момент в её жизни, как и у Альмы. Но матриарх никому не показала своей боли. Она предпочла отринуть от себя и семьи всё, связанное с сыном. Нужно было идти и жить дальше. Так было легче: не говорить о нём, представлять мифическим злом, словно того милого застенчивого Бруно никогда и не было. Были лишь фото стеснительного мальчика и потухшая дверь с суровым осуждающим портретом. Он словно осуждал их всех за то, что они забыли человека, жившего за этой резьбой, но они не могли иначе и не жалели об этом. Порой игнорируемые воспоминания, тяжелым слоем песка оседшие в сознаниях и душах матери и двух сестёр, всплывали, поднимались из глубин, разбуженные неведомым ветром. Это было горько, тяжело и страшно. При Альме никто не говорил о Бруно, даже Пепа с Джульеттой, опасаясь её реакции. При Пепе никто не говорил о Бруно, дабы не вызвать гневную грозу, скрывающую горечь и стыд. В деревне все были «за». Никто не хотел вспоминать этот ходячий кошмар. Эх, пора взять себя в руки, а то и до ливня не далеко. Пепа сосредоточилась на мысленном образе. Чистое небо, чистое небо. Тучка рассеялась. Аппетита перед обедом не было.***
Дядя с племянником вошли в комнатушку. Бруно указал на кресло, предлагая его парню: — Устраивайся по удобству, — сам он занял стул, облокотившись на стол и смотря на кухню через новую трещину, дабы не нервировать любимого племянника. Бруно умел ждать. Камило опустился на продавленный предмет мебели. Он так и не смог придумать как начать этот трудный разговор. Тио молчал. Ждал. — Я… Я не- ¤нет, не так.¤ Он не знал с чего конкретно хочет начать и как всё высказать. Мило тяжело вздохнул. Мужчина решил помочь ему. — Почему ты залез в стену? — просто, спокойно, без всякой интонации спросил он. — Потому что… устал. Устал притворяться другими людьми. Запал за сегодня иссяк. Я захотел побыть в темноте и тишине, чтобы никто не видел грустного Камило Мадригаль. Потому что боялся, — он поднял глаза на тио и тут же опустил. Дядя слушал, не оборачиваясь и не глядя на парня. ¤Спасибо.¤ мелькнуло благодарное облегчение, тут же поглощённое страхом. ¤Как тио отреагирует на то, что я скажу дальше? Один раз я его уже подвёл, поведясь на лживые слухи. И собираюсь снова опорочить его имя. Я должен быть стойким, сам натворил, сам и расхлёбывай.¤ — боялся осуждения из-за несоответствия привычному людям образу шутника и весельчака, который сам же для них и создал. Почти никто не знает настоящего меня, со всеми его недостатками. ¤Теперь этих людей будет ещё меньше.¤ Теперь самое трудное и страшное. — Я боюсь, что принял твой злодейский образ, поверил в его реальность, потому что боялся стать изгнанником из-за того же несоответствия. Я представил для себя, что ты злодей и получил, то… что заслужил. Я не боролся за твоё доброе имя, более того, я не хранил настоящего тебя в памяти, ты казался таким мифическим. Если бы я знал, что ты здесь, или просто помнил тебя, то не искажал бы твой образ добровольно, лишь по необходимости, не способствовал распространению слухов среди детворы, выяснил бы у отца во всех подробностях, почему так вышло и донёс истину Мире. Нас пугали тобой. Но я не смог бы пойти против семейных устоев, да и общественных тоже. Я слишком дорожил ими, не хотел попасть в опалу, но теперь… Я не знаю как к ним относиться. Я люблю нашу семью, но теперь, видя их, я всегда вспоминаю тебя и словно заново осознание того, насколько ужасно то, что мы все натворили по отношению к тебе, окатывает ледяной водой. Я — разочарование. И я не знаю, как искупить своё гнусное поведение, да и возможно ли это. По щекам покатились слёзы. — Мне очень стыдно и за себя, и за маму с папой. Я пошёл вперёд, сюда, чтобы попросить прощения, но теперь думаю, что недостоин даже думать об этом. Бруно не оборачивался. Он испытывал некоторое дежавю. Совсем недавно перед ним каялась Мира. Хорошо, что Камило он ничего не предсказывал. Провидец подошёл к племяннику, сидевшему с опущенной головой и поникшими плечами. Диос мио, Бруно слишком сильно любил детей своих сестер. Он понимал, почему так произошло и не злился на них, в отличие от сестёр и мамы. Тио сел на корточки перед парнем, смотря в раскинувшуюся перед ним во всей красе кудрявую шевелюру. — Я. Прощаю. Тебя, — четко, как заклинание проговорил провидец. Большего облегчения и счастья Мило, кажется не испытывал за всю жизнь. Он словно взлетел, эти три слова отрезали верёвку с гирей, тянущей на дно. Он по горло был сыт ложью, принимаемой и распространяемой им самим. Осталось дождаться ухода магии и тогда можно будет вдохнуть свободной полной, точно своей собственной грудью. Мило порывисто обнял тио, счастливо бормоча: — Спасибо, спасибо, спасибо. Тот вздрогнул от неожиданности, и они оба свалились на пол. Бруно обнял племянника в ответ. Они оба рассмеялись комичности их падения. Смеялись чисто, искренне. У них всегда было одинаковое чувство юмора. Только Бруно его скрывал, боясь, что его шутки будут неуместны. Камило всегда говорил шутки, которые считал достаточно остроумными, да и просто весёлыми. Порой вся семья закатывала глаза, пока он смеялся. Они отсмеялись. Было тёплое чувство единения, будто и не было никаких десяти лет по разные стороны стены. Бруно вновь чувствовал себя нужным и счастливым, как всегда в компании племянника. С ним он забывал, что он «Бруно, обречённый на вечное духовное одиночество.» Всё-таки у него есть семья. Через некоторое время Мило выскользнул из-за картины. Он был готов менять маски. В данный момент парень был счастлив и умиротворён. На губах играла спокойная улыбка. Он прощён! Улыбка стала шире. Дойдя до дверей Каситы, Мило глубоко вздохнул. Нужно попритворяться — ничего нового или необычного, просто теперь нужно поиграть в обыденное привычное семье счастье ради будущего. Ради тио Бруно. Камило был готов к этому. И сделает это. Сыграет роль самого себя.***
За ужином хорошо себя чувствовали Долорес и Камило. Луизу все только за трапезой сегодня и видели. Ослы сегодня не сбегали, дома стояли ровно, так что сегодня пронесло. Иза как всегда вовсю пользовалась даром, украшая город. Долорес и Антонио помогали искать потеряшек. Мужья помогали своим жёнам. Вроде всё как всегда, только… сегодня у взрослых многое накипело в отношении Альмы. Если и завтра к ним предъявят те же требования… Гроза будет неминуема. Пепа сидела с каким-то тоскливым видом и медленно перебирала еду вилкой. Феликс нежно поглаживал её по колену в знак поддержки. ⊙Нужно поесть, нужно поесть. Вот только совсем не хочется. Да ну, когда проголодаюсь, тогда и поем! Плевать, что я сегодня только завтракала. Вон, Джуле тоже кусок в горло не лезет. От одного дня не отощаю.⊙ Над головой появилось маленькое серое облачко. Женщина покосилась на мужа, тот спокойно ждал её, уже поев. Она встала, он тут же поднялся следом. Они вместе поблагодарили целительницу и ушли к себе. Небесная половина семьи старалась есть, чтобы не привлечь ненужного внимания матриарха к каждому из них. Правда получалось плохо. Ну, кроме Мирабель, она с аппетитом ела, но мысли были совсем не радостные. Она скосила глаза на абуэллу. Вот до чего ты их довела. Разве ты не видишь, как нам всем плохо?! •Сегодня вам было трудно, я понимаю, но мы должны сохранить наше чудо.•***
В стену комнаты Долорес со стороны портрета аккуратно постучали. Девушка, до этого глядевшая в окно и слушавшая гул вечернего поселения, ставший с недавнего времени немного тише, что радовало, быстро подошла к нужной стене и стукнула один раз в ответ. — Давайте сегодня встретимся в моей башне, там попросторней будет. Захватите с собой что-нибудь, что не жалко, скорее всего мы будем сидеть на песке. Вам будет трудно подняться наверх, да и нужды в этом нет. Если да — стукни два раза, если нет — один. Тогда встретимся за стеной. Он сам ещё с трудом верил в то, что вообще решился предложить этот вариант лично, а не последовать за мыслью кого-то другого. Но ему не хотелось, чтобы трое племянников ютились в этом чуланчике. Да и на четверых человек стол сидячие места не рассчитаны. Сам Бруно был бы рад лишний раз выбраться из стены. Долорес опешила. Её обрадовало предложение дядюшки. По её воспоминаниям в башне действительно было просторно. Она напоминала каменную пещеру в пустыне. Наверх она никогда не поднималась: тио не позволил пойти с ним посмотреть её будущее, аргументируя это тем, что путь к пещере видений для нее будет долог, труден и утомителен, а сам храм перед пещерой может напугать её. Он не хотел, чтобы она проделывала этот путь ради того, чтобы увидеть своё будущее несчастье, в котором он и не сомневался, ассоциируя дядю с каменными лицами на стенах. Они вполне неплохо сочетались с деревенскими слухами, хотя наверху его башни никто, никогда не бывал. По его мнению, так было правильно. Зачем давать своим родным лишний повод для страха и отвращения? К сожалению это не помогло. Она всё равно начала побаиваться тио. Долорес стукнула два раза.***
Племянники подготовили всё необходимое для пикника: Мирабель принесла кусок ткани размером с двухспальную кровать из своей комнаты, брат с сестрой принесли кучу сладостей, ареп, фруктов и два графина с соком с кухни. Время близилось к отбою, поэтому их не заметили. Все коротали остаток дня в своих комнатах. Родственники встретились у двери в башню. Теперь изображение на двери не пугало но навевало весьма печальные мысли. Бруно забрал графины у Долорес и, открыв дверь, пропустил племянников в свою комнату. Закрыв за собой дверь, он остановил поток песка в проёме, без всяких видимых усилий. За ним действительно оказалось довольно просторно. Четвёрка с удобством устроилась неподалёку от лестницы. Все наслаждались приятным времяпрепровождением. Бруно угощал кусочками фруктов бегавших вокруг и по нему крыс. Это выглядело довольно умилительно, благо никто из младшей троицы не боялся этих грызунов и относился к ним спокойно, без отвращения. Каждый из них тоже по разу угостил зверьков. Им было хорошо вчетвером. Было некое чувство единения и свободы. Они чувствовали себя настоящей семьёй. Пусть не всё ещё сказано и выяснено между ними, но они знали, что могут свободно сказать и обсудить это между ними без исключения. Но пора было заняться насущными вопросами. — Наша вина в том, что мы боялись открыть Альме глаза на правду и позволили очернить тебя, — с печально-горьким тяжёлым вздохом отметила Мира — Но как скоро магия иссякнет? — задал мучавший его вопрос Камило. Тио ненадолго задумался. — Раньше я не мог сказать точно, но сейчас я чувствую, что она иссякнет совсем скоро. К концу недели Касита рухнет, она ведь целиком порождена магией, сохранить её невозможно. Все погрустнели. Терять любимый дом совсем не хотелось, но это неизбежно и они должны принять это как должное. — А мы можем узнать конкретные события, которые приведут к разрушению? — неуверенно и осторожно спросила Лора, просяще, с надеждой глядя на тио и не желая давить на него, — Ну, раз мы знаем практически точную дату. Кузены тоже с надеждой уставились на него. Бруно, смутившийся от такого внезапного и очень уж пристального внимания, глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Закрыл глаза. Ну же, давай, тряпка! Может это и есть твоя судьба?! Твоё предназначение?! Ты уже согласился, дороги назад нет. Я не собирался поворачивать или сходить с выбранного пути! Просто не ожидал такого. Ну же, давай! Ты поможешь семье! Вот этой, которая сейчас перед тобой! Ждёт твоего ответа! По настоящему родным людям! Остальные тебе не семья, лишь родня по крови, очернившая тебя! Давай! Ты поможешь семье. Я помогу семье… Племянники терпеливо ждали. Наконец, тио открыл глаза. — Я посмотрю. Трое ждавших с широкими и радостными улыбками обменялись «пятаками». Раздалось хоровое: — Спасибо! — и они дружной кучей повалили мужчину на ткань.