Всё, что у тебя осталось

Май 1999. — Грейнджер. Первое осознание, которое яркой вспышкой пронеслось в её голове, было то, что она совершенно успела забыть, как звучит этот голос. Казалось, что все остальные органы чувств, отвечающие за восприятие любой информации извне, отключились словно по щелчку рубильника, оставляя лишь слух, сейчас обострившийся в несколько сотен раз. Гермиона помнила, с каким звуком вдребезги разлетается стекло. Как сложно потом собирать мелкую крошку под ногами, превращающуюся в пыль и въедающуюся в кожу, глубоко застревая внутри. Она помнила скрип старых дверей шкафов и ещё тысячи других звуков, которые слышала за всё время нахождения в этой квартире. Готовая поклясться всем, что у неё до сих пор осталось в этой жизни, она с уверенностью могла сказать, что этот голос, звон которого всегда контрастировал с лёгкой хрипотцой, никогда прежде не звучал в этом помещении. Этот голос мог лишь сопровождать её фантомные боли, преследовать во снах или ежедневно крутиться в голове. Но только не существовать в реальности. С такой интонацией, тембром и излишним придыханием её фамилию умел произносить только он. Из уст любого другого человека она всегда звучала сухо, привычно и самое главное совершенно не значимо. Только Драко Малфой мог собрать обычный набор букв в фамилию, которая за последний год так часто произносилась со всех сторон, что в какой-то момент девушке начало казаться, будто кто-то пытается отобрать её у самой себя. И только он мог произнести это так, чтобы хватило одной проклятой секунды для возвращения смысла, содержащегося в ней изначально. — Грейнджер, — ещё раз, словно идиотское желание, с которым ты не можешь бороться, когда хочешь надавить на рану, для подтверждения того, что тебе действительно будет больно. — Ты меня слышишь? Если бы у неё хватило сил произнести хотя бы одно слово, Гермиона непременно ответила бы, что слышать, это единственное, что ей удавалось делать на данный момент. Она не видела и не ощущала, будто её тело поместили в странный вакуум, благодаря чему всё находившееся вокруг потеряло фокус, сохраняя лишь размытые образы, стирающие черты которых ей так необходимо было увидеть. Если бы Гермиону Грейнджер однажды попросили описать, как люди сходят с ума, недолго думая, она смогла бы в деталях описать каждую стадию происходящих психологических изменений. Она бы рассказала о том, как всё начинается с лёгкого недомогания, а потом просто упускаются все моменты, переходя к последней стадии, когда кровь, льющаяся из вен, уже пачкает всё вокруг. И ощущение неконтролируемой безвольности, которая приходит в редкие минуты осознания, вместе с нахлынувшим чувством вины за то, что потеряны все силы, чтобы справиться с этой болью. И сейчас ей казалось, что она в очередной раз достигла того пика, о существовании которого до этого момента даже не знала. Быть сумасшедшей в какой-то период уже настолько вошло в привычку, что перестало быть страшно. Казалось, что на любую странность, возникающую где-либо, она отреагирует нейтрально. Потому что в момент, когда ты лишаешься рассудка уже не существует реальности, которая бы соответствовала правде. Сейчас она слышала своё тяжёлое дыхание, которое автоматически подстраивалось под её мысленный счёт до пяти — стандартное упражнение, благодаря которому она старалась прийти в себя, когда чувствовала, как вновь начинают стираться границы обозначенной реальности. Сильно зажмурить глаза, чтобы на чёрном фоне выступили белые пятна, сделать ещё два глубоких вдоха, потом открыть веки и убедиться, что приступ воспалённого воображения сошёл на нет. Это срабатывало абсолютно всегда, если не с первого, то точно со второго раза, и этот день ни по каким причинам не мог стать исключением. Ещё не успев распахнуть веки, она почувствовала слабое прикосновение к своей руке и громко вскрикнула, резко открывая глаза, чтобы увидеть фигуру, на этот раз приобретшую абсолютно чёткие очертания и позволяющую досконально разглядеть его с такого близкого расстояния. Только теперь она поняла насколько же образ человека, которого она якобы наблюдала в окне напротив, несколько месяцев нахождения в Мунго, отличался от того, кто сейчас в ожидании замер напротив неё. Медленно пробегаясь взглядом по каждой детали одежды, обращая внимание на небольшие крошки прилипшие к чёрным рукавам пальто, и слегка мятый воротник серой рубашки, выглядывающий из-под плотной ткани, она почти не моргала, когда её глаза застыли на его лице. — Нет. Было удивительно насколько громко прозвучало единственное слово, в мгновение заполнившее всё пространство кухни. Оно было громче разбитой несколько минут назад тарелки, и даже громче её фамилии, которую молодой человек повторил уже несколько раз. Драко Малфой. Обжигающее чувство осознания, загорелось адским пламенем внутри, застилая каждый внутренний орган огнём, давая почувствовать, как человек может погибать, внешне не показывая никаких значительных изменений. Совсем слабое прикосновение у тыльной стороны её ладони, сейчас пульсировало по всему телу, посылая волну дрожи и отключая половину функций, способствующих работе организма. Это был целый поток эмоций, которые она пыталась побороть у себя внутри, миллион раз придумывая в голове варианты такого исхода событий. Но ни один из них и близко не походил на то, что она ощущала сейчас. Потому что это не могло быть правдой. Если всё то, во что она так искренне верила в Мунго, оказалось лишь плодом воспалённого воображения, то Драко Малфой, в эту минуту стоящий на её кухне и дотрагивающийся до её руки, точно не мог быть реален. Он внимательно наблюдал за каждым изменением на лице Гермионы, хмуря брови и ощущая морщинку на лбу, олицетворяющую всё то, что крутилось у него в голове. Его предупредили о всех возможных реакциях, одна из которых сейчас так ярко воплощалась в жизни, перенося девушку в совершенно другие реалии, где каждая частичка мозга утверждала о том, что это просто очередной плод нездорового воображения. На её лице был испуг. Широко распахнутые глаза и слишком сильная бледность контрастировали с мягким румянцем в момент, когда зрачки просияли чересчур ярким блеском. Потом Гермиона прикусила губу, и он заметил, как её взгляд стал бегающим, пытающимся одновременно ухватить все детали и сопоставить их в своей голове. А через минуту, когда она первый раз чётко сфокусировалась на его глазах, словно рассматривая своё отражение в серых радужках, произошло то, чего Малфой мог ожидать меньше всего. Она улыбнулась. Слегка приподняла уголки рта и сжала губы, словно пытаясь сдержать более яркое проявление эмоций. Драко видел как в её глазах собрались слёзы, и взгляд был направлен куда-то сквозь, будто Гермиона смотрела на призрака, который вот-вот мог раствориться. — Мне столько раз снилось, как я встречаю тебя где-то на улице, пытающегося скрыться в толпе людей. Как будто каждый раз ты верил в то, что являешься человеком, которого невозможно заметить, — Гермиона слегка пошевелила рукой, ощущая, как большой палец выписывает маленькие круги на её коже. — А когда я догоняла тебя и ты поворачивался, с твоих губ всегда слетала одна и та же фраза: «В этот раз я никуда не уйду» и… — она замолчала возвращая взгляд к его лицу, где с каждой секундой зрачки всё больше перекрывали радужку, — я верила в это каждый раз, глубоко внутри прекрасно понимая, что это очередная ложь. Малфой тяжело вдохнул сухой воздух, словно проталкивая его внутрь организма, через силу заставляя поддерживать необходимые для жизни функции. — Ты пришёл снова произнести эту фразу? — её голос был растерянным, а в руках начала прослеживаться лёгкая дрожь. — Неужели ты до сих пор не понял, что лучше не приходить вовсе, чем каждый раз смотреть, как ты уходишь. Она разговаривала не с ним. Она разговаривала сама с собой, будто стоя перед зеркалом в ванной произносила монолог, в котором пыталась донести до своего мозга убеждённости, не требующие никаких сомнений. — Нет никакого смысла в словах, если в этот раз я просто выберу молча остаться. Он не знал, какой именно момент послужил для неё спусковым крючком, или какое из небольшого количества произнесённых слов, за секунду скинули с глаз пелену, заставляя увидеть осознанность, которая столько времени была похоронена глубоко внутри. Гриффиндорка слегка дёрнула рукой, будто стараясь проверить подвижность конечностей, что стало бы одним из доказательств реальности происходящего. Другой тут же провела по грубой ткани пальто, чувствуя как под пальцами покалывает шерсть. Потом опустилась к костяшкам и сморщилась от количества рубцов на тех местах, где раньше была абсолютно гладкая кожа. Обвела металлический перстень, медленно проводя по каждой линии выгравированной буквы «М» и быстро скользнула под рукав, нащупывая деталь, которая ежедневно вызывала привычный дискомфорт на её собственной коже. Пальцами обхватив тонкую серебристую цепочку, она потянула его руку на себя и только после этого смогла произнести: — Драко? Он слабо ухмыльнулся, акцентируя внимание на её вопросительной интонации, но всё-равно сделал ещё один шаг ближе к ней, чтобы Грейнджер было удобнее закатывать рукав, который она даже не пыталась оставить в покое. Она не моргая уставилась на украшение, которое теребила пальцами, и, казалось, что всё пространство вокруг заполнили мысли, сейчас со скоростью света крутившиеся в её голове. Ей казалось, что она начинала понимать. Осознавать ту деталь, на которую он делал самую большую ставку, осознанно погружая обоих в период бездонной пустоты. — Браслет, Грейнджер. — Что? — она даже не подняла взгляд, отгоняя от себя все ненужные теории, сейчас стараясь сфокусироваться только на главном. — Самая умная ведьма нашего поколения не догадалась о подсказке, которая всегда была перед её глазами, — он в ответ протянул руку к её запястью и точно так же обхватил серебряное плетение, чувствуя на коже идентичный холод драгоценного металла. «Есть только один случай, когда магия связи перестанет действовать, а украшение сможет порваться, как обычная маггловская побрякушка. Если одно звено, участвующее в связи этой магии, погибает.» Слова Люпина на одном из самых первых собраний, когда они только обговаривали условия сотрудничества их стороны с Малфоем, прозвучали в голове так чётко, будто кто-то совсем рядом включил проигрыватель с записью. — Нет… — она затрясла головой, продолжая крепко держаться за руку парня. — Это не могло быть… он не работает уже целый год… расстояние, которое… — её слова путались, как обычно происходило, когда девушка узнавала слишком много информации и хотела изложить всё за одну секунду. — После произошедшего он потерял почти все магические свойства, — Драко поднял другую ладонь, аккуратно прикасаясь к её щеке, стараясь не спугнуть, а наоборот успокоить бешеного зверя, который сейчас метался внутри неё. — Но несмотря на всё, единственно неизменным осталась связь, поддерживаемая двумя продолжающимися жизнями. Гермиона прикрыла рот рукой, издавая слабый всхлип, слишком громко разлетевшийся по маленькой кухне. Надоедливое украшение, которое за последний год ежедневно цеплялось за одежду, стукалось о всевозможные поверхности и оставляло следы на коже каждый раз, когда она утром поднималась с кровати. Оно буквально кричало о тех вопросах, которыми она должна была задаться ни один десяток раз вместо того, чтобы думать о бесполезных отрывках разговоров, которые постоянно крутились у нее в голове. — Тебе нужно сесть, — он заметил, как её ещё больше исхудавшее за этот год тело слегка качнулось, и она не упала только благодаря тому, что продолжала держаться за него мёртвой хваткой. — Ты не можешь… — Я сейчас всё тебе объясню. — Почти целый год… —… причина, о которой я должен рассказать. — Я была уверена… —… сохранить твой рассудок, и сделать всё… — Я УМИРАЛА! Оглушающий крик, обухом ударил по голове обоих, заставляя замереть, вслушиваясь только в рваное дыхание, рвущееся изнутри, словно они были две побитые собаки, наконец-то оторвавшиеся от преследования. С её лица стёрлось всё, что отдалённо напоминало осмысленность и облегчение, которое на секунду можно было заметить в посветлевших глазах. Смотреть, как в очередной раз по её щекам градом начинают катиться слёзы, было той самой пыткой, которой он подвергал себя каждый раз приходя на встречи со Снейпом и рассматривая отрывки её жизни благодаря специальному заклинанию, которым владел зельевар. Пыткой, погубившей бесконечное количество её дней, восстановить которые уже не было никакой возможности. — Я умирала, каждый день переживая момент твоей собственной смерти. Есть ли в мире что-то страшнее разочарования? Когда надежда, долгое время живущая внутри, разлетается словно мельчайшая пыль, не оставляя за собой ничего кроме пустоты. Страх, в этот момент выкручивающий органы, настолько сильно сжирает всё внутри, что кажется, будто пришёл очередной конец без шанса увидеть, что исход может быть совершенно другим. Он готовил себя к этому ни один месяц. Крутил в голове то, как она выталкивает его из квартиры, даёт пощёчину и, возможно, даже достаёт откуда-то припрятанную палочку. Драко неоднократно повторял себе, что это было заслужено, и каждое действие с её стороны будет верным, потому что она является пострадавшей стороной в этой ситуации. — Гермиона. Словно встать под холодный душ, чтобы прийти за секунду в себя. Одно слово, заставляющее снова пошатнуть уверенность в реальности, потому что Драко Малфой, которого она знала, никогда не произносил её имени вслух. Это было каким-то его личным табу, о котором она никогда не хотела говорить. В этот момент внутри всё запуталось настолько, что девушка замерла, искренне не понимая, что именно она должна сейчас делать. Яркой вспышкой возникло желание просто оттолкнуть. Подняться руками по груди и со всей силы, которой в ней совершенно не осталось, отдать ему хотя бы малейшую каплю боли, которой у неё накопилось в избытке. Потом сделать шаг назад и сильно потрясти головой, не веря в то, что все слова, которые он произносит сейчас, являются правдой. Так просто не должно было быть. — Ты говоришь о том, что хотел защитить мой рассудок… — Грейнджер. —… который собственными руками, осознанно, забирал столько времени. — Я не… —… самый эгоистичный человек, которого я когда-либо встречала в своей жизни, — она не заметила, как начала снова наступать на него, каждый шаг сопровождая взмахом руки, словно хотела нанести удар, но пока не могла до него дотянуться. — Самый близкий человек, который… Она снова говорила не с ним. Это был диалог с обидой, наступившей сразу после шока осознания, которое ещё не успело до конца поселиться в её мыслях. Своими действиями и каждым словом, которое вылетало из её рта параллельно с его, она понимала, что таким образом пытается защититься. Выстроить стену, за которой спрячет всё то, на что Гермиона до сих пор так упорно закрывала глаза. Словно за оглушающим криком обиды не замечала, что перед ней сейчас действительно стоит он. Слегка взъерошенные волосы, по которым Малфой несколько раз успел провести рукой; рубашка из лёгкого хлопка, немного помялась под пальто, которое он успел скинуть на один из стульев и яркие шрамы, так сильно контрастирующие с его бледной кожей. В глазах плескалась неуверенность с крупицами страха, который больше напоминал ожидание. Он будто задержал дыхание, внимательно наблюдая за очередной сменой её настроения за последние несколько минут, в голове подписывая себе несколько возможных приговоров. — Если вдруг решишь умереть сама, помни, что в этот момент погибнут два человека, — еле слышно произнесла Гермиона, нерешительно протягивая к нему руку, чтобы поправить сдвинувшийся вбок воротник. — Почему, произнося эти слова, ты не подумал, что они имеют тождественное значение для меня? Даже если бы ему было что сказать на это, он бы никогда не смог произнести глупые оправдания вслух. Не существовало правильного ответа на этот короткий вопрос, который он невозможно часто прокручивал у себя в голове, вспоминая начало битвы в Мэноре. — Ты сейчас расскажешь мне всё. И если будет хотя бы ещё одна деталь, о которой мне придётся узнавать со стороны, я превращу твою жизнь в тот ад, из которого мне пришлось выбираться самой, — он хорошо помнил этот тон, всегда используемый в моменты, когда она пыталась отчитать его за каждый проступок, который он успел совершить. — Обещаю. Она слабо выдохнула, будто в очередной раз стараясь привести внутреннее состояние в норму и не сорваться на очередной приступ, готовый бесцеремонно настигнуть в любую минуту. — Ты даже не можешь представить, насколько сильно мне тебя не хватало, — рука, обвившая его шею притянула Малфоя ближе, и в следующую секунду он почувствовал, как горячие слёзы оставляют следы на мягкой ткани его рубашки в районе плеча. Он боялся пошевелиться, аккуратно опустив руку на её тонкую талию, и тихо прислушивался к всхлипам, продолжая не верить в то, что ему наконец-то снова выпал шанс вернуть жизнь в свои руки.

***

Солнечный свет отпечатывался тонкими полосами на стене просторной гостиной, выделяя скрывающийся на полках налёт пыли и играя яркими бликами на ножке торшера, спрятанного в одном из углов. Если бы сейчас кто-то внезапно распахнул дверь этой комнаты, то человека тут же бы окутала пронизывающая тишина, которая своей вязкой консистенцией заставила найти любую горизонтальную поверхность и остаться наблюдать за картиной, которая разворачивалась перед глазами. У Гермионы всё ещё тряслись руки, и, расположившись на противоположном от него краю дивана, в горле собралось удушающее внутри напряжение, вот-вот готовое сорваться истошным криком и переполошить всю маггловскую округу. Она смотрела на него хлопая глазами, то и дело слегка шевеля ступнями, которые расположились на его коленях и сейчас были накрыты мужской ладонью. Если в дешёвых романах и расписывали подобные встречи употребляя выражения: слёзы, визги и тысячи вопросов на перебой, то всё происходящее вокруг могло со стопроцентной уверенностью подтвердить, что они точно не были ни в одном из этих романов. Их жизнь была ровно противоположна всему, о чём когда-либо можно было написать, поэтому слёзы счастья заменялись истерикой ненависти, а каждый из вопросов, крутящихся у неё в голове, олицетворял кость, сейчас вставшую поперёк горла. Они оба выжидали. Смаковали этот момент, ощущаемый настолько нереально, что казалось, будто любое лишнее движение может разрушить всё за секунду. И даже если это была иллюзия, она с треском могла разлететься, как и всё предшествующее ей. — Первый раз я очнулся спустя две недели после того, как на поле… — Драко начал очень тихо, будто спокойной интонацией стараясь подготовить её ко всему, о чём должен был рассказать дальше. — После того, как на меня напал Дементор, когда я наконец-то смог отыскать тебя среди дыма, толпы неизвестных людей и трупов, о которые я спотыкался каждый раз, пытаясь двигаться вперёд и увернуться от всех летящих в меня заклинаний. Гермиона тяжело вздохнула, на несколько секунд прикрывая глаза, и Малфой стал следить за эмоциями на её лице, которые словно ожившие воспоминания отражались чересчур ярко. — Ты теперь слишком хорошо помнишь тот день. И если бы тебя попросили выбрать одно воспоминание, которое можно было удалить навсегда… — Я бы естественно выбрала то, что заставляет просыпаться меня от кошмаров весь этот год. — Это была тёмная комната, где так сильно пахло плесенью, что первым моим воспоминанием было то, как меня вывернуло на собственное одеяло, после чего я моментально снова отключился, — он слабо усмехнулся, обращая внимание, что на девушку это не произвело того же веселья. — Но суть совершенно не в этом. — В чём? — она крепко обхватила пальцами своё запястье, и он заметил, как короткие ногти втыкаются в её тонкую кожу. — Что произошло в тот день Драко? Почему тебе пришлось скрываться целый год, и об этом знали абсолютно все кроме меня? — надрывные ноты её голоса ничуть не улучшали ситуацию и без того накалившуюся уже до предела. — В тот день ты потеряла меня ровно так же, как и сама ушла из моей жизни. Ничего не понимая, она просто уставилась на его лицо, инстинктивно дёргая левой ногой, будто хотела придвинуть её ближе к себе, но он не позволил. Лишь судорожно выдохнул, чтобы добавить: — Не ты одна боролась со своей памятью, Грейнджер. Просто тебе потребовалось на это намного меньше времени, чем мне. Гермиона точно читала, что в психологии существовало какое-то определение, которое было схоже со значением катарсиса, только больше перекладываемое на реальную жизнь. Даже не пытаясь вспомнить название этого слова, она чётко ощущала, как это понятие словно тягучей карамелью растекалось по её организму. Это была какая-то точка невозврата, возникновение которой она совершенно не знала, но чувствовала успокоение своего внутреннего зверя наличием любой из возможных причин. Память. Сколько раз за этот год она читала в справочниках о её свойствах, изучала влияние разных факторов на мозг, а так же причины почему в тех или иных ситуациях он может вычеркнуть какую-либо информацию. И перебрав тонны маггловской литературы, она хотела как можно скорее выкинуть из головы все связующие нити, ведущие разного рода проблемам, но по итогу снова возвращалась в начало порочного круга. — Ничего не понимаю, — она покачала головой, отгоняя все мысли, путающие её ещё больше. — Ты потерял память, когда на тебя напал Дементор, забыл о моём существовании и, когда снизошло озарение, решил, что имеешь право занять место на моём диване? — её тон был наполнен сарказмом, а брови то и дело одна за другой поднимались в рандомном темпе. — Мы что, в любовной мелодраме? Теперь была очередь Малфоя в недоумении щурить лоб и пытаться понять всё, что она только что успела натараторить. — Мело… где? Гриффиндорка закатила глаза, что-то пробубнив про жанр фильмов, о котором Драко естественно ничего не слышал. — Начнём с того, что ты выжил, — она протянула руку, загибая перед ним один из пальцев, и парень обратил внимание на то, как её охватила дрожь. — Выжить после Поцелуя Дементора невозможно, это тёмная магия, которая… — Если ты сам не являешься источником тёмной магии, — ему нравился её поучительный тон, всегда намекающий на то, что она знает больше остальных. Но ещё больше ему нравилось вводить её в ступор, разбивая устоявшиеся теории на мелкие осколки. — С самого раннего детства во мне живёт часть души Волдеморта, что является сгустком тёмной магии и делает из меня, в каком-то плане, тёмный артефакт, — он снова сморщился, полушёпотом проговаривая что-то про вазу, с которой его не переставал сравнивать Нотт. — Избавившись далеко не от одного крестража и перечитав миллион страниц о способах его уничтожения, ты когда-нибудь слышала что-то о Дементорах? Ещё один подводный камень, о который она споткнулась в данную секунду, ударяясь лицом о то самое дно. Уничтожение крестражей было настолько сложным процессом, что даже если бы в Малфоя кто-то просто кинул Аваду, он бы поднялся с земли, сразу принимаясь отряхивать свои парадные брюки. — Невилл убил Волдеморта, и единственный крестраж, который не уничтожили… — До конца жизни останется внутри меня, — он слегка кивнул, давая ей убедиться в своей теории. — Мне столько раз пересказывали то, что произошло в тот день, — она запустила пальцы в волосы, с двух сторон обхватывая голову. — И я не ставила под сомнение ни одну из деталей. Я даже не задумалась о том, что после того, как Невилл уничтожил Тёмного Лорда, я видела тебя живым, наивно надеясь на что? — она задала этот вопрос в пустоту, будто пытаясь соединить все нити, которые сейчас запутались у неё в голове. — Что крестраж внутри тебя погиб вместе с существом, который когда-то его создал? — Когда я пришёл в себя во второй раз, в той самой заплесневелой комнате, которой оказалась одна из квартир Снейпа, мы больше суток проговорили с ним о том, что вообще произошло в тот день на поле около Мэнора, — Драко слегка откинул голову на спинку дивана, начиная разглядывать потолок. — Если это что-то для тебя будет значить, я придерживался теории, которую ты озвучила только что, — его взгляд смягчился, когда он снова вернул внимание её лицу. — Но это оказалось не так. — И благодаря этому, мне удалось выжить. Грейнджер, — он сделал первое движение в её сторону, больше не желая, чтобы их разделяло даже такое незначительное расстояние. — Его мёртвая часть навсегда останется во мне. Но это уже не будет иметь того значения, которое вкладывалось изначально. Она так сильно надавила на веки ладонями, что, Драко не сомневался, перед её глазами сейчас прошла цепочка белых кругов. Он протянул руку, осторожно отводя несколько прядей от влажных щёк, к которым так хорошо прилипали волосы. — Волдеморта больше не существует, но почему его часть всё ещё остаётся внутри тебя? — Знаешь, многие ведь действительно до сих пор думают, что Дементор должен был высосать находящийся внутри крестраж и тем самым оставить меня в живых, — он усмехнулся, продолжая медленно проводить пальцами по её коже. — Никто даже не задумывается о той силе, которую во мне оставил один безносый ублюдок, отправившийся на тот свет и не забравший меня вместе с собой. Осознать каждое произносимое им слово было практически невозможно, до того, как Гермиона резко убрала ладони от лица, и, вглядываясь в светло-серые радужки напротив, задала вопрос, который буквально в мелкую пыль разламывал рёбра изнутри. — Почти год, Драко, на протяжении которого я хоронила себя каждый гребанный день. Где ты был всё это время? И почему я единственная была не вправе знать о том, что ты жив? — в её глазах снова мелькнул нездоровый блеск, являющийся предвестником самых необдуманных мыслей. — Прежде, чем я скажу, ты должна пообещать, что поймёшь каждое слово, о котором я говорю. Постараешься поставить себя на моё место и понять, почему я принял решение так поступить. Она сложила руки на груди, подгибая под себя ноги, из-за чего её футболка слегка приподнялась над поясом домашних брюк, оголяя небольшой участок кожи. Драко сглотнул, и она приподняла бровь, акцентируя внимание на том, что всё ещё ждёт его нелепый набор объяснений. — После того, как я начал приходить в себя, из-за тёмной магии, которая боролась у меня внутри, в организме произошли определённые трансформации, повлиявшие на некоторые аспекты. Снейп говорит, что таким образом некоторые защитные функции отключили другие, не менее важные. Крестраж — это не только защита, но и уничтожение всего, что было у меня внутри. В момент нападения Дементора он активировался, забирая важные части, из которых восемнадцать лет состояла моя жизнь. — Ты не мог забыть всё… — Ты же сама сказала это слово лемондрана? — Мелодрама, — привычно поправила его маггловские ошибки Грейнджер, как делала это немыслимое количество раз. — Так вот, это же не она. Мы живём в магическом мире, где всем последствиям есть свои объяснения. Я не забыл свою жизнь, но я полностью потерял всё, из чего она состояла. Она потрясла головой, в очередной раз заставляя непослушные волосы прилипнуть к щекам и правому уголку рта. — Я не понимаю. — Это сложно понять, если не переживёшь на себе то, что происходит. Знаешь, будто взяли стеклянную банку и высыпали оттуда всё содержимое. И когда ты смотришь сквозь чистое стекло этой банки, хорошо помнишь, что там находилось, но увидеть этого снова не можешь. То же самое с воспоминаниями, я прекрасно знал, что происходило в тот или иной период моей жизни, но нужно было время, чтобы сложить всё это обратно. — Получается, например, ты знал, что пятого июня у тебя День Рождения, но не мог вспомнить ни один из моментов, когда ты его праздновал? — Я знал практически всё про свою жизнь, но ничего не помнил. Снейп сказал, что это называется ретроградное забвение, когда память частично теряется из-за какого-либо волшебного вмешательства. — Я всё равно не понимаю… — Я знал о нас, Грейнджер. Каждый день прокручивал это ощущение внутри, когда в голове возникал твой образ. Прекрасно понимал, что это может значить, но совершенно не помнил, как мы к этому пришли, сколько это продолжалось и на чём вообще было основано. Мерлин! — он зарылся руками в без того растрёпанные волосы, опуская голову слишком низко, таким образом пытаясь скрыть своё лицо. — Я не мог представить, как появлюсь перед тобой, зная лишь то, как ты должна выглядеть, и не имея понятия, почему так много испытываю к тебе в этот момент. Мне действительно казалось, что я просто свалюсь замертво, если не вспомню хотя бы один из тех моментов, которые характеризовали наш прошлый год. Моей главной целью было не появиться в твоей жизни, а вернуться именно к тебе. Уничтожить заполнившую всё пустоту вместо того, чтобы увеличить её в несколько раз, оставив после себя лишь силуэт удаляющейся спины. — Ты мог вспоминать, находясь рядом. — Это было противопоказано. Целители в Мунго сказали, что любое избыточное влияние на мою память может дать противоположный эффект. — Но все остальные, они все знали… — Только после того, как я проработал воспоминания связанные с ними. — Тебе потребовалось так мало времени, чтобы вернуть их в свою жизнь, и так много, чтобы не впускать в неё меня, — в её интонации слышалось разочарование, которое хотелось вырвать с корнем, смять и выбросить в открытое окно навстречу ураганному ветру. — Потому что ни с одним человеком в своей жизни, мне не было важно восстановить столько деталей, как это было с тобой. Каждую частицу, Грейнджер, — его пальцы нашли её маленькую ладонь, начиная аккуратно выводить неизвестный узор. — Те слова, которые ты произносила; движения, которые постоянно совершала; вкус твоей кожи, прижимающейся к моим губам и недовольные вздохи, когда ломалось очередное перо над полностью исписанным пергаментом. Я не мог прийти к тебе не вернув себе каждую деталь, из которой состояла наша жизнь. Она замерла, сейчас напоминая фарфоровую статуэтку, с приоткрытым ртом вслушиваясь в тихий тембр, которым он произносил каждое слово. Но следующее, несмотря на спокойную интонацию, прозвучало словно выстрел на празднике посвящённом окончанию войны: — Это действительно была смерть, Грейнджер. И часть меня, сейчас функционирующая нормально, в какой-то момент может вернуться к изначальной точке. Нет. Отрицание заполнившие в этот момент её кровь, кажется, прожгло вены изнутри, готовое вспороть тонкую кожу и растечься этим коротким словом в знак доказательства. Нет! — Ты хочешь сказать, что это может повториться? — Врачи сказали, что воздействие определённой тёмной магии может спровоцировать нечто похожее. — Ты сказал, что крестраж помог тебе выжить, но на самом деле он всегда будет тянуть тебя на смертельное дно. Внутри тебя живёт настоящая смерть, — она не знала для чего произносила эти слова вслух, словно таким образом стараясь убедить себя в исходах, которые в будущем имели определеную вероятность. — Помнишь я говорил тебе, что рождён для того, чтобы умереть. Но никто не подразумевал под этим понятием стандартную физическую смерть, это что-то совершенно другое. И тебе нужно осознать, что это может никогда не произойти. — Ты не должен был приходить для того, чтобы рассказать о том, как можешь снова уйти, — девушка будто специально делала вид, что не слышит ни одного из слов, которые он сейчас произнёс. — Я пришёл, чтобы показать тебе, что теперь всегда могу остаться. В этот момент её настигло осознание, что они действительно умирали. Оба. Как год назад, в разных закрытых комнатах, борясь с демонами, пожирающими их изнутри. Так и сейчас, находясь в считанных сантиметрах друг от друга, заставляя себя принять ту судьбу, которая была подготовлена им слишком давно и без чьего-либо разрешения. — Этого больше не произойдёт, — в его голосе слышалось отчаяние, которое давило на все нервные окончания, стараясь задеть нужные точки внутри. — Ты не можешь этого знать. — Но я в состоянии правильно пользоваться информацией, которой теперь владею. — Никаких воздействий тёмной магии. — Никаких сражений, ритуалов и намёков на войну, — он наклонился к её уху, дыханием вызывая мурашки на коже. — Мы и так потеряли слишком много времени. Гермиона прикрыла глаза, впитывая в себя те ощущения, которых была лишена такое долгое количество времени. Это походило на очередной сон, где она могла так ярко чувствовать его прикосновения, отпечатками остающиеся на её коже. После пробуждения она обычно никогда не шла в душ, желая сохранить это на себе как можно дольше. Сейчас было страшно. Осознанно прикасаться к нему, будто боясь столкнуться с пустотой, очередной иллюзией, которая могла раствориться на пальцах, оставляя вместо себя лишь собравшийся воздух. Но ей было необходимо. С каждой секундой осознания, желание заставляло подчиняться, и отказаться от этого было просто невозможно. Больше нет. Даже если в какой-то момент всё исчезнет, сейчас она могла снова это почувствовать. Гермиона ближе придвинулась к его лицу, так поворачивая голову, что кончик его носа провёл едва ощутимую линию по её скуле. Это было приятно. Снова чувствовать мурашки даже от самых лёгких прикосновений. Ощущать, как его дыхание сбивается от её незначительных действий, и просто иметь возможность провести рукой по затылку, притягивая его ближе к себе. — Как ты понял, что твоя память полностью восстановилась? Ты же можешь продолжать держать в голове что-то абстрактное, думая, что просто забыл некоторые моменты спустя время. Это абсолютно нормально, — сухие губы прошлись по его щеке, оставляя вопросы на коже, словно не давая шанса уклониться от необходимого ответа. Он усмехнулся, пытаясь побороть внутри все желания, которые сейчас вызывала её невозможная близость. — Отсутствие магии явно не пошло тебе на пользу, — Малфой усмехнулся, ощущая, как в этот момент давление её пальцев на затылке стало немного сильнее. — Существуют специальные заклинания помогающие погружаться в сознание пациента, словно в Омут памяти, и таким образом проверять насколько чёткими стали воспоминания. Это походит на момент, когда начинаешь приходить в чувство после потери сознания. Сначала видишь всё через дымку, а потом, будто сквозь самое начищенное стекло. И когда в твоей памяти всё становится кристально чистым, — он улыбнулся, стараясь подобрать правильные слова, способные передать то, что он ощущал в этот момент, — как будто к тебе возвращается зрение и ты наконец-то можешь увидеть что-то кроме темноты. И самое главное — понимаешь каждое чувство, которое возникает у тебя внутри. — Ты пересматривал весь прошлый год? — Гермиона немного отодвинулась от его лица, пытаясь в глазах напротив прочитать всё то, что он сейчас по каким-то причинам не собирался ей рассказывать. — И поверь, к многим моментам мне хотелось вернуться далеко ни один раз, — он дёрнул бровью, наслаждаясь тем, как по её шее начал подниматься румянец, доходящий до щёк. Её бледная кожа первый раз за этот год начала приобретать совершенно другой оттенок, и это была именно та деталь, которая, как ничто другое, передавала возвращающуюся по мелким крупицам жизнь. — И почему я посмела подумать, что в этой жизни существует хоть что-то, способное тебя изменить, — она фыркнула, прикладывая ладонь к вспыхнувшей коже, желая немного остудить жар. — Но ты этого не хочешь. Я нравлюсь тебе именно таким, — эта чёртова уверенность, на которую язык не поворачивался произнести хотя бы слово против. Грейнджер просто тряхнула головой, стараясь спрятать взгляд, чтобы он не решил смутить её ещё больше. — И ты действительно думал, что принятое тобой решение сговориться со всем миром и скрыть от меня то, что являлось жизненно важным, было единственным? — Оно было единственным. Более несправедливым по отношению к тебе было бы дать ложную надежду. Никто не знал, чем это обернётся в итоге. Гермиона поднялась с дивана, поправляя в очередной раз задравшуюся на животе футболку и встала напротив, внимательно разглядывая, как Малфой закатывает рукава рубашки, и под ними открываются участки кожи, практически полностью покрытые шрамами. Она сделала непроизвольный вдох, будто ощущая на себе каждый момент, когда на его коже оставался тот или иной порез. — Они не болят, — будто услышав её мысли, спокойно сказал Драко, проводя пальцами по предплечью, на одном из которых всё так же ярко виднелась Чёрная метка. — И она тоже. Гермиона поджала губы, не отводя взгляда от полос, слишком сильно выделяющихся на коже. — Что с тобой происходило? Ты словно упал на разбитое стекло и пролежал на нём не меньше нескольких часов? — Я не буду рассказывать о методах лечения в Мунго, и тех целителях, которые долгое время приходили проверять на мне те или иные медицинские разработки. Я прошу тебя, — он махнул рукой, наблюдая, как её лицо исказила гримаса гнева, а рот уже открылся чтобы выдать очередную тираду, — всего лишь лечение, не доставлявшее дискомфорта больше, чем можно подумать. Сейчас всё хорошо. Ладно? Гермиона слабо кивнула, своим неуверенным действием показывая, что она была с этим не согласна. — У тебя был день, когда ты думал, что ничего уже не вернётся обратно? Или момент, который, не важно, по каким причинам, стал для тебя самым страшным за этот период? — Когда ты ещё ничего не помнила и находилась примерно третью неделю в Мунго, меня ровно на одни сутки положили в соседнюю от тебя палату, — Драко отвёл от неё взгляд, не в состоянии уловить ту вспышку боли, которая отразилась в её карих глазах. — Тогда я только разобрался в том, что со мной произошло, и это был первый раз, когда меня переместили куда-то из квартиры Снейпа. В тот момент ещё все думали, что я погиб. — Кроме меня. Парадокс того, что когда все знали о твоей смерти, я была убеждена в обратном, а потом получилось ровно наоборот. — Ты верила в то, что я нахожусь в соседнем здании, и тот день был единственным приближённым к правде. Нас разделяла одна чёртова стена, Грейнджер! Я не имел права ни то, что выйти, даже подать знак, что кто-то находился так близко от тебя. Только лишь слышать твои шаркающие шаги по старому деревянному полу и скрип матраца, когда ты опускалась на кровать. В его голосе слышалось отчаяние, которое навсегда останется ассоциацией с этим периодом. Оно было настолько горьким, что казалось, будто уже ничего не сможет перекрыть этот ядовитый вкус, скрипом отдающийся между зубами. Почему человеку для того, чтобы почувствовать себя живым нужно умереть, как минимум один раз? Вопрос, застывший в её глазах, которые сейчас по размеру напоминали пару галлеонов, смешался с влагой, вот-вот готовой в очередной раз вырваться наружу. Всё это было единственной правдой, и Гермиона почувствовала вкус крови во рту от того насколько сильно она прикусила губу в момент осознания. Ей хотелось кричать, продолжать задавать ему тысячу интересующих вопросов, но ещё больше прямо сейчас ей хотелось его поцеловать. Сделав несколько осторожных шагов обратно к дивану, она вытянула руку, опираясь на спинку около его головы и почти невесомо прикоснулась своими губами к его. Он рвано выдохнул, ожидая того, что она может сделать дальше, и прикрыл глаза, наслаждаясь спокойствием, которое, по ощущениям, не испытывал уже тысячу лет. Он чувствовал солёный привкус крови и слёз, которые всё ещё продолжали бежать по её лицу, хотя девушка уже перестала плакать. И только в момент, когда она слегка потянула его верхнюю губу, он решился сделать ответное движение, рукой зарываясь в густые волосы и за затылок притягивая её немного ближе. Их поцелуй больше походил на долгожданную встречу, когда каждую секунду используешь для того, чтобы заново изучить и вспомнить все мельчайшие детали, когда-то значащие для тебя слишком много. Он был наполнен такой бережностью, что если бы Гермионе ещё год назад сказали, что Малфой умеет целоваться не до искусанных губ, она бы рассмеялась этому человеку в лицо. Сколько потребовалось времени, чтобы испепеляющую страсть превратить в искреннее доверие. А прожигающую ненависть перевернуть в совершенно противоположное чувство. — Новое начало, Малфой, — она оторвалась от его губ лишь для того, чтобы произнести в них слова, озвученные им чуть больше года назад. — Ты сказал, что это именно то, что бывает после той точки, с которой всё началось. — Я говорил, что нам с тобой нужно будет его создать, — он совершенно серьёзно посмотрел в её глаза, в этот момент перехватывая вторую руку, чтобы опустить податливое тело и удобно устроить девушку на своих коленях. — Ты помнишь? Гермиона кивнула головой, понимая, что действительно успела отвыкнуть от его интонации, которая никогда не подразумевала ничего кроме согласия. Это было всепоглощающее счастье. Вспомнить, как может меняться его голос в зависимости от затрагиваемой темы. И сейчас снова склоняясь к его лицу, ощущая, как размеренное дыхание касается её кожи, Гермионе хотелось только одного. Больше никогда этого не забывать.