Когда любимый отец заболел

Феанаро заботливо натянул одеяло повыше. — Благодарю, хотя оно того не стоит, — Финвэ поерзал, пытаясь принять чуть более удобную позу. Как ни крути, лежать безболезненно можно было только на животе. — Ты же едва можешь подняться! — с укором воскликнул сын. — Я? Вовсе нет, — гордо отверг констатацию очевидного факта Финвэ. То есть, это, конечно, было болезненно, но, в самом деле, такая глупость... Он с облегчением устроился поудобнее и погрузился в дремоту. Разум, впрочем, засыпать не желал. Все это — и заботливость Феанаро, и небольшое утомление, и возможность отдохнуть от дворцовой суеты — было неплохо, но завтра-то он непременно оправится и уедет прочь, это точно. Обязательно! С этой мыслью нолдоран погрузился в мир грез окончательно и очнулся лишь спустя несколько часов. И нет, боль ничуть не прошла. Зато охлаждающе воздействие мази исчезло. Тут Финвэ настигло вдруг страшное осознание. Предположим, он сделает вид, что ничего не произошло, натянет улыбку, вскочит на коня (при мысли о тряской езде вновь хотелось вздрогнуть), но во дворце-то в его отсутствие наверняка накопилась сотня дел, и рано или поздно он выдаст себя вновь парой капель крови. Нет, всегда можно солгать, что ранен или допустил нечаянный порез, очиняя перья, но, к примеру, как быть с супругой? Индис непременно потянет его в супружеское ложе, едва Тельперион не распустит свои цветы вновь, прижмет его к себе, а в самый ответственный момент, вжимаясь в тело мужа и гладя его ладонями, вдруг наткнется на что-то чужеродное и неприятное, да еще и в таком месте? Спросит: "Мельдо, что это у тебя?" — и Финвэ покраснел, едва вообразив себе такую сцену. Нет, это было решительно недопустимо. И, например, от супружеской близости можно воздержаться (хотя и это вызовет однажды свои вопросы), а как воздержаться от необходимости посещать отхожее место? Мало того, что из-за постоянной боли позывы вполне можно было пропустить, так еще и сам процесс был сопряжен с ощущениями втройне более болезненными! В этом Финвэ убедился еще на рассвете, а потому к моменту, как на пороге перед ним вновь предстал Феанаро, был еще более печален. Помимо собственноручно приготовленного завтрака сын одарил его еще и неуместно лучезарной улыбкой, осведомившись, как его дела? — Я приготовил тебе суп. Здесь чай и немного каши. Хлеб класть не стал — прости, атаринья, мне кажется, от твердой пищи лучше пока воздержаться. — Ты хочешь, чтобы я вовсе не вылезал из отхожего места? — простонал Финвэ. — Ну, чем дольше оттягиваешь момент, тем болезненнее он в конце концов будет, — невозмутимо пожал широкими плечами сын. — Это не та потребность, которая может исчезнуть. Я буду помогать! — поспешно добавил он, видя искреннее страдание на лице атто. — Не надо. — Я снова видел кровь. Позволь, я должен тебя осмотреть. — Не стоит, — по-кошачьи прошипел Финвэ, выскальзывая. Впрочем, сегодня кошачья ловкость ему изменила, так что сын сел рядом, одной крепкой рукой буквально прижав его к ложу. — Атто! — укоризненно прошептал он снова, не давая вырваться. Прикосновения теплых рук были, несмотря на это, мягкими. — Позволь, я посмотрю. У меня появилась идея — в конце концов, застоявшуюся кровь можно разогнать массажем. К тому же мне нужно нанести мазь. — ЧТО? Нет уж, — Финвэ сделал последнюю отчаянную попытку подняться, и, надо признать, сын оказался снова сильнее него: сказывались постоянные занятия кузнечным ремеслом. — Я чуть не умер! Она жжет! — он малодушно прибегнул к помощи жалоб, когда понял, что силой Феанаро не победить. — В этот раз я взял другую! Она просто смягчает кожу и заживляет раны, — разъяснил сын. Он бесцеремонно задрал длинную рубаху. — Тебе не стоило так напрягаться. Видишь, снова пошла кровь, — и он принес немного воды в миске и чистой ткани. — Дай мне обтереть тебя. Финвэ смирился и сменил позу на более открытую, лишь когда сообразил, что Феанаро отчитывает его совершенно как дитя, а потому сам лег на живот, раздвигая бедра и позволяя провести влажной тряпкой меж ягодиц. — Холодно. — Хорошо, я принесу теплой, хотя, повторяю, теплая вода лишь усилит приток крови, и... — Может быть, это и нужно? И вообще, я не понимаю, почему ты не прибегнешь к ножу.? Боль я перетерплю. — Надо всего лишь, чтобы кровь разошлась сама собой. Это не загноившаяся рана, и, поверь, я вижу лучше, — вещал Феанаро наставническим голосом, устроив отца поперек коленей. Но едва он своими сильными пальцами попытался проникнуть чуть глубже, Финвэ вскрикнул от боли и рванулся из его рук сильнее, чем до того. — Ты сам же делаешь себе хуже... — Больно! — Надо немного потерпеть. Если ты не позволяешь к себе даже прикоснуться. Как, ты воображаешь, я буду орудовать ножом, если ты можешь рвануться подобным непредсказуемым образом в любой момент? Финвэ выдохнул, устроившись на постели, в этот раз на безопасном от сына расстоянии. Да, над этим и впрямь следовало подумать. — Например, я крепко выпью, до беспамятства, а ты тогда возьмешься за резец, когда поймешь, что я совершенно бесчувствен? — Я все же не считаю, что это лучший выход, — назидательно продолжил Феанаро. — И нет, не подумай, что мне жаль вина, но оно может спровоцировать еще более сильное расстройство желудка! — Какая глупость! Все всегда шло прекрасно, и... Тут его посетила догадка: если пить на голодный желудок, опьянение наступит раза в два быстрее, верно? К тому же, если отказаться от еды, то и отхожее место посещать не придется. Разве что для того, чтобы помочиться, но это-то пока что было совершенно безболезненно!

***

Перед глазами все плыло, к тому же легкая тошнота не давала забыться. Финвэ приказал поднести себе заодно чего-нибудь съестного, стараясь перебить вкус вина, и, прикончив еще несколько кубков, погрузился в тяжелый сон, тот самый, о котором грезил. У порога стояли двое: Канафинвэ был слегка напуган, Нельяфинвэ мрачен. Феанаро решительно отодвинул обоих сыновей от двери. — Атто, неужели ты и впрямь станешь... Оба бледнели от мысли, что нолдорану дурно и сейчас придется помогать атто, подавая то резец, то перевязь, как бывало в мастерской. — Еще чего, — отрезал Феанаро. — И не подумаю. Атар атаринья нуждается в отдыхе, и не более. С этими словами он вышел, прежде развернув старших сыновей и приказав отправиться по спальням. Очередное пробуждение для Финвэ стало мучительнее прочих. Он приоткрыл глаза и немного жалобно простонал. Головокружение не исчезло и, что было особенно плохо, не давало подняться. Он приоткрыл темные глаза с большим трудом — сверху мрачной тенью нависал Феанаро. — Тебе все удалось? — Мне ничего не удалось, — холодно ответил он. — Потому что я и не собирался чего-либо делать, когда ты в таком состоянии. Последние слова он подчеркнул особо, и Финвэ вновь ощутил себя пристыженным, но тошнота быстро затмила всяческие моральные терзания. Ощущения, надо сказать, были все те же, и мучительная резь никуда не ушла. — Чего ты добиваешься? — методично выспрашивал Феанаро. У Финвэ вырвался вздох. Сын подхватил его и донес до купальни — холодная вода в этот раз взбодрила, и четверть часа спустя он вновь лежал в постели. Он хотел было сказать Феанаро, что его мазь ничуть не помогает, но тот, точно угадав мысли, заметил, что Финвэ сам сводит на нет все результаты лечения, и вновь приказал перевернуться. Финвэ подчинился нехотя: ему по-прежнему было неловко. — Нет уж, теперь тебе придется вытерпеть все. Ты слишком напряжен. Расслабься. Теплые руки сына прошлись по его спине. Это подкупало, и Финвэ растянулся с наслаждением, чувствуя сильные касания.