Припылённое родство

Ани исполнилось одиннадцать, а жизнь затворницы ей так и не надоела. Ни ровесниц, ни ровесников Ани не любила, и даже совсем ребёнком предпочитала игры со взрослыми. Случись ей встретиться с компанией девочек на прогулке, поведение её напоминало манеры царевны, которая воспитывалась в монастыре — горделивой и холодной. Куда девались её ласковость, её благодушие, желание угодить? Единственная её приятельница, Элиза, была дочерью высокопоставленного чиновника, служащего в одном министерстве с Карениным, по очереди они навещали друг друга раз в месяц. Больше, правда, Ани нравилась матери Элизы, так как она считала, что наделена очень тонким вкусом, поэтому обставляла дом изящными вещами и наполняла изысканными людьми, а ведь у мадмуазель Карениной отличное воспитание и античные черты. Сама же девочка дорожила тем, что Ани была лишь её подругой, и чувствовала себя посвящённой в некую тайну. У Элизы были именины, на которые среди других была приглашена и Ани. Мать и дочь бредили идеей открыть её свету, зная, что, как всё скрываемое, она вызовет в присутствующих любопытство. И надежды их оправдались, Алексей Александрович вместе с отцом Элизы и другими мужчинами, которые откровенно скучали, перешёл в просторный хозяйский кабинет, оставив таким образом дочь одну. Праздник привёл Ани в дурное настроение, и ничего хорошего, кроме мороженого с орехами, она не заметила. Не по душе ей было количество подруг именинницы, которые, как оказалось, бывали у неё чаще, и с которыми она всё время хихикала, и Ани впервые заметила, как у Элизы потешно морщится нос от смеха. Две девочки, видимо, в последний раз сосланные в детскую, глазели на Ани и пришли к выводу, что нужно обладать большой наглостью, чтобы сметь носить платье, у которого талия находилась на естественном месте, как у взрослой дама. Огорчало её и то, что что никому не было дела до её хандры. Доев третью порцию мороженого, Ани вышла в коридор, рассчитывая, что хоть кто-то поспешит догнать её и расспросить, почему же она покинула их. Маленькая жеманница нахмурилась и устремилась вон, будто оскорблённая. Никто не преследовал её, подготовленное возмущение стояло у неё в горле, но высказать его было некому. Топнув туфелькой о причудливый паркет, она дошла до комнаты, где находились взрослые. Ей хотелось принести свою печаль отцу, но она не нашла его, заглядывая в открытую дверь с самым скорбным видом, но там находились в основном женщины — подруги Елены Константиновны, раз или два ей показалось, что она услышала своё имя. — Аннетт, — обратилась к ней хозяйка, когда заметила её, тем же тоном, каким распорядитель бала восклицает названия танца, — что стряслось? Ты ищешь Алексея Александровича? — Да, — ответила подобревшая девочка. — Он с Антоном Максимовичем что-то обсуждает. Невероятная дочерняя привязанность, я в её возрасте никогда не искала встречи с родителями во время праздников, — сказала с лукавой улыбкой Елена Константиновна уже гостям. — Если ты здесь, дитя, то побудь с нами. — Я не хочу доставлять вам лишних хлопот, — с напускной застенчивостью произнесла Ани, выбирая место, где сесть. — Дети обычно довольствуются обществом друг друга, но для тебя мы сделаем исключение, — хозяйка театрально протянула ей руку, — сядь подле меня. Приосанившаяся Ани бесшумно дошла до своей благодетельницы и опустилась на широкий диван рядом с ней, почему-то не ощущая никакого триумфа. — Господа, я забыла, о чём мы беседовали, но надеюсь, моя забывчивость будет мне прощена, я отвлеклась на нашу прелестницу, — громко извинялась Елена Константиновна, со странным самодовольством добавив: — Как она красива, согласитесь, словно белый нарцисс. Это сравнение все поддержали, по зале запорхал разговор о новой опере и превратностях погоды, но девочка понимала, что его будто разыгрывают, а на неё саму поглядывают с удивлением, с интересом, с колкостью. — Похожа, — шепнули позади. Какая-то дама в голубом платье грустно свела брови и улыбнулась Ани в сильном волнении, смешанным с сочувствием. Эффект от появления мадмуазель Карениной привёл хозяйку в чистейший восторг, сердце её ворковало под дорогой материей платья, хотя сама мадмуазель Каренина хотела вернуться обратно к Элизе, но не знала, как это сделать, чтобы не задеть Елену Константиновну, когда ей так любезно предложили остаться. Нервная дама в голубом что-то тихо сказала хозяйке, в чьих каре-зелёных глазах прочиталось раздражение, но тут же они картинно просияли. — Господа, Варвара Евгеньевна, подготовила для нас небольшой сюрприз, поэтому я приглашаю вас выйти в сад, увы, в темноте мы не сможем его оценить по достоинству. За именинницей и её друзьями послали горничную, и через несколько минут все собрались на улице. Каренина снова попробовала найти отца, но ни его, ни Антона Максимовича нигде не было, хотя другие мужчины вернулись. Сюрпризом Варвары Евгеньевны, которая будто боялась выпустить из виду Ани, оказались фотоаппарат и предложение запечатлеть присутствующих, в первую очередь Элизу и других детей. Пока гости суматошно выстраивались, в попытке создать некоторую закономерность, Ани боролась с желанием разрыдаться и скрыться внутри дома. Стоять ей пришлось рядом с молодым человеком, чьи усы ей были противны, как и весь его облик, вопящий о том, что его принято называть обладателем привлекательной внешности, и он об этом знал. «Разве этот пижон хорош собой? Он, конечно, высокий и стройный, а черты лица у него достаточно тонкие, хотя и не женственные, но это не повод считать его красивым. Будь тут Серёжа, на этого хлыща никто бы и не посмотрел», — подумала девочка. Через четверть часа выстроили только детей, и её подчёркнутая обособленность теперь состояла только в том, что, в отличии от остальных, она не получала удовольствия от того, что её фотографировали. Затем дважды увековечили Элизу без рамки из подруг; именинница хотела, чтобы с ней сделали ещё пару снимков, и стала уже по несколько подзывать своих приятельниц. — Аннетт, теперь с тобой, — кликнула её Элиза. — Не стоит, — обиженно, но очень внятно ответила Ани. — Но меня со всеми сфотографировали, осталась ты одна, как раз с тобой будет пятая фотография, — попросила именинница. Её гостья хотела сообщить, что четыре — тоже хорошее число, и что Элизе было вовсе не обязательно вспоминать о ней, но она всё-таки поддалась и умудрилась не выглядеть так, будто вот-вот заплачет. Может, из-за того, что за ней дальше наблюдала та обеспокоенная дама. Элиза поцеловала «упрямицу Аннетт» и ушла вместе со всеми в дом, поблагодарив гостью, придумавшую такую забаву. Ани зашла за любимые кусты сирени Елены Константиновны, которые уже около месяца не цвели, надеясь, что на её отсутствие не обратят внимания. Когда же они с папой уедут?! Может, лучше дождаться его внутри, а не прятаться здесь? — Ани, — взволновано и тепло обратилась к ней Варвара Евгеньевна, — позволь тебя ещё раз сфотографировать. — Почему же меня, мадам? — спросила девочка, видя, что отказ очень расстроит собеседницу. — Ты такая хорошенькая, мне бы хотелось иметь твой портрет, — ответила её новая поклонница. — Хорошо, — согласилась Ани, кладя свою ладонь в чуть дрожавшую руку Варвары Евгеньевны, которая отвела её вглубь сада, где их уже поджидал невысокий фотограф. — А вы видели меня раньше? — задала она вопрос, не находя причины, почему эта дама так себя с ней ведёт. — К сожалению, нет, — печально ответила Варвара Евгеньевна и сразу же радостно окрикнула коротышку-фотографа: — Платон Иванович, смотрите, какую красавицу я вам привела! — Очаровательнейшая барышня, с такими-то работать гораздо приятней, — задорно подтвердил он. Дурное настроение Ани почти рассеялось после того, как с ней заговорила Варвара Евгеньевна, ей казалось, будто её кутали в одеяло или обливали сладкими духами. Лысоватая голова фотографа пропала под тёмной тканью, глядя на свою модель сквозь объектив, он отметил, что она достаточно благодушная и умиротворённая, а от капризности, которая не сходит с некоторых лиц и во сне, ничего не осталось. Платон Иванович быстро настроил своего кормильца, вспомнив, что его просили не задерживать девочку. В небольшой руке фотографа что-то выстрелило, и он снова появился из-под толстого платка. Варвара Евгеньевна немного успокоилась и предложила Ани идти в дом, пока их не начали искать. — Ты гуляла по коридору, потому что устала от игр и шума? — с участием спросила Ани её спутница. — Да, — солгала девочка из страха, что не сможет объяснить, почему она бродила так на самом деле, тем более ей не хотелось разрушать образ, который выдумала и полюбила эта женщина. — Бедняжка, я слышала, у тебя очень хрупкое здоровье. Алексей Александрович правильно делает, что редко вывозит тебя в свет, — сделала вывод Варвара Евгеньевна, хотя раньше считала, что у Каренина на то свои причины. — Не знаю, — честно сказала девочка, хотя всегда находила болезненность чем-то возвышенным, ведь только грубые натуры всегда пышут здоровьем. Новая знакомая расположила к себе Ани, но её впервые в жизни удручило отсутствие матери. Что-что ныло у неё внутри с тех пор, как Варвара Евгеньевна повела её к Платону Ивановичу. Она знала, что у мамы были такие же как у неё волосы, но, наверное, почерней у этой женщины тёмно-русые кудри, они были бы очень похожи. Ей ещё больше понадобилось немедленно найти отца, чтобы пересказать ему все свои злоключениях, начиная с того, что Элиза привечала её меньше всех, заканчивая тем, что она даже не помнит маму. — А вы знаете моего отца? — уточнила Ани, чтобы дальше спросить, не видела ли его её спутница. — Знаю, милая, — вздохнула мадам, чьей фамилии так Ани и не узнала, морщинки вокруг её глаз погрустнели, сама она была занята задумчивым молчанием, и следующего вопроса не последовало. Когда они вдвоём пробрались через веранду в коридор, Варвара Евгеньевна засуетилась и спешно удалилась в гостиную, где заседала Елена Константиновна, оставив разочарованную Ани одну, которая была в шаге от того, чтобы вцепиться в затейливо несколько раз присборенный шлейф и объявить, что поступать с ней вот так — подло. Она обречённо прислушивалась к пискливой болтовне из комнаты, куда прогнали развлекаться детей, и не могла вынудить себя пойти туда, догадываясь, что не сдержится и найдёт способ, как наградить окружающих своим отчаянием. Из-за угла к Ани шаркал работающий камердинером у Дёмовских старик, странно разведя руки, как для экзотичной пляски. — Мадмуазель Ани, уж сколько вас не могу найти! — с облегчением пожурил он девочку. — Пойдёмте со мной, вас батюшка зовёт. Именины Элизы были спасены, и Ани, так ждавшая свидания с отцом, поспешила в часть дома, куда редко приглашали посторонних, так как там находились спальни. В комнате с восточной отделкой, которую хозяйка теперь считала пошловатой, поверх покрывала полулежал Каренин; схватившись за его запястье, рядом взгромоздился мужчина с медным болезненным цветом кожи, а сердитый Антон Максимович опирался тяжёлой спиной на замысловато изрезанную настенную панель — ранее предмет гордости его супруги. Лёгкую занавесь на окнах пытались заставить не пропускать свет, сдвинув поплотнее. Чудная обстановка никак не сочеталось с мужчинами, находившимися здесь, казалось, будто они забыли надеть костюмы на маскарад. Суровое и бледное лицо Алексея Александровича испугало его дочь, которая в первые секунды себя не обнаруживала, как и пытавшийся отдышаться Агафон. — Нашёл, как вы просили, — указал на девочку слуга и уж было хотел рассказать о том, что поиски дались ему нелегко, но вовремя прикусил язык. — Ани, не бойся, — позвал застывшую девочку отец, — я немного устал — мы скоро поедем домой. Да ведь со мной всё в порядке, что ты смотришь на меня как на привидение? — с трудом улыбнулся он. — Ну же, подойди. — Алексей Александрович, я вновь прошу вас остаться, — скорее требовал хозяин дома. — Нет, благодарю вас, я в состоянии уехать домой, — сухо ответил Каренин. Навязчивая забота его успела утомить, но терпение он потерял из-за того, что те усилия, которые он прикладывал, чтобы притворяться бодрым и не тревожить Ани, стали напрасными после очередного призыва подумать о своём здоровье. Негодующий врач поднялся со своего места, уступая его дочери пациента. Оцепенев, она ровно села на стул, как её учила гувернантка, бездумно глядя на Алексея Александровича — как она могла сегодня переживать из-за матери, когда её любимый папа так болен. «Вдруг он умрёт?» — спросила себя Ани, прижав ледяную щёку к его плечу. Тогда она будет жить с братом, с которым она была счастлива провести лишнюю минуту, но ей почему-то стало очень страшно, и она зажмурила глаза, в которые понемногу набегали слёзы.