Adored one

My life used to be full of everything. Now if you aren’t with me, I haven’t a thing in the world. Ernest Hemingway. A Farewell to Arms. I felt very lonely when they were all there. Ernest Hemingway. A Farewell to Arms.

      Холодный лиловый рассвет окрасил кристальные ветви, создав красивейшую иллюминацию. Поутру сад мастера Коуджента превращался в живописное произведение искусства – беспощадная яркость звездного света рассеивалась кристаллами, и сад переливался множеством разноцветных бликов, как драгоценность. Сейчас, когда сад наполнился цветами и деревьями, кустами и самодельными фонариками, к созданию которых приложили свои усилия многие в додзе, его вид под лучами солнца завораживал, перехватывая дух.       Ночь выдалась долгой.       Дозорные, несмотря на то, что среагировали первыми, не успели схватить напавших. Установлено было, что некоторые из них были серьезно, но не смертельно, ранены – об этом свидетельствовали капли энергона, которые напавшие в спешке не успели скрыть, заметая следы. Погоня завершилась неудачей, преступники не были пойманы, но были выяснены несколько вещей. Лайтфут, все еще с ладонями, покрытыми подсохшим энергоном Лаксити, сообщил ему о том, что напавшие были ниндзя. Одежда, подготовка, на ком-то были замечены мечи тати, не упоминая о том, что они могли свободно перемещаться по территории додзе, знали передвижения дозорных, местность, местонахождение ключевых фигур… Йокетрон уже знал об этом – кто еще мог бы незамеченным подобраться к Лаксити так близко, чтобы нанести смертельный удар острым клинком, удар, подозрительно похожий на технику металликато?       У Лаксити не было шансов спастись, однако, по крайней мере, он смог их ранить. Это непросто сделать, когда твоим противником является мастер металликато, но у праксианца был природный талант, который, со временем, они могли бы приумножить. Теперь же некого было тайно посвящать в секреты искусства и учить использовать их. Лаксити с ними больше не было.       Нетрудно будет разыскать предателей. Сложнее – выяснить, кто действительно стоял за нападением. Йокетрона, впрочем, не слишком заботили возможные трудности, которые могут возникнуть в процессе свершения возмездия. Самого главного было уже не вернуть, остальное казалось несущественными мелочами.       Медики работали над телом большую часть ночи: закрывали рану, отмывали от энергона. Импэйл помог надеть на него одежды, предназначенные для церемонии, которая должна была состояться совсем скоро – Йокетрон распорядился, чтобы Лаксити переодели в тот наряд, над созданием которого он так трудился. Лаксити столько времени потратил на то, чтобы утвердить с Импэйлом дизайн своего церемониального облачения, он так увлеченно обсуждал различные варианты и идеи, с энтузиазмом внося изменения и совершенствуя все до последней детали… Он ждал этой церемонии.       Все то время, что медики работали с Лаксити, а Лайтфут и прочие выискивали предателей, Йокетрон неподвижно сидел в коридоре медблока. Мысли в его голове кипели штормовым морем, искра скорчилась в своей камере. На его одежде высыхали розовые потеки энергона, в руках лежала форменная куртка дозорных додзе, вся пропитавшаяся и потемневшая до черноты. Он сидел в ступоре, пока не обнаружил, что сидит прямо перед Айронбаундом. Его старый мастер, его опекун, встревоженно держал его за плечи и спрашивал о том, что произошло. За Айронбаундом Йокетрон видел Даппера – мастер лэйзер лати выглядел потрясенным.       - Я должен был быть там, - проговорил Йокетрон в ответ на множество заданных вопросов. Слова неохотно выходили из него, будто он вдруг разучился говорить.       Он ощутил ладонь Коуджента на своем плече прежде, чем увидел его. Старый праксианец глядел с болью во взгляде, и Йокетрон видел слезы в его окулярах. Его мастера пришли утешить его, помочь справиться с горем, однако он не желал утешений. Он должен был найти предателей, выяснить, кто стоял за этим, и уничтожить каждого, кто имел отношение к случившемуся. Однако прежде он должен был сообщить о потере тем, кому клялся оберегать Лаксити, и принять все, что они предпримут в его отношении. И лишь потом – возмездие.       Он медленно поднялся на ноги, по-прежнему сжимая в руках пропитанную энергоном куртку. Даппер забрал его у нее, Йокетрон не сопротивлялся.       - Мне нужно идти, - сказал он. – Я должен позвонить.       - Иди, - кивнул Коуджент. Его легкая ладонь успокаивающе похлопала его по плечу, обнадеживая. – Мы организуем все сами.       Йокетрон почти не помнил, как добрался до своего кабинета. Здесь он сидел и разбирался с Элитной Гвардией, вместо того, чтобы быть с Лаксити. Сколько времени, за которое он мог пойти в мастерскую и успеть отбить, если не предотвратить нападение, он потратил здесь впустую? Сидел и отдавал указания, пока Лаксити…       Он сел перед столом. Массивный телефон стоял напротив, поблескивая в полумраке настольной лампы. Все казалось ненастоящим, карикатурным, словно все было каким-то очень реалистичным кошмарным видением. Однако темно-розовые разводы на его руках и одежде говорили об обратном. Если бы только он оказался проницательнее, если бы только серьезнее отнесся к беспокойству Лаксити, если бы был чуточку более напористым и все же выяснил, что его тревожило в последнее время…       Йокетрон неосознанно потер грудь в том месте, где искра полыхала так сильно, что нагрела изнутри протоплоть. Его захлестывало болью, которая не находила себе выхода. Весь мир словно погрузился во мрак, настолько беспросветный, настолько непроглядный, что Йокетрон едва осознавал себя. Это было мучительно. Это было неправильно.       Но он не мог исправить прошлое.       Йокетрон потянулся к телефону и снял трубку. Медленно набрал цифры, которые запоминал специально, по указке Лаксити. Он не думал, что ему когда-нибудь действительно придется воспользоваться этой информацией.       - Бар «Кувырок», - деловито отозвались из трубки.       - Флюстерн, - глухо произнес ниндзя. – Это Йокетрон.       По ту сторону связи резко вдохнули.       - О, нет, - проговорил Флюстерн, мигом догадавшись о произошедшем. – Нет, нет, нет… Нет! – с угрозой в голосе отрезал он, словно это коротенькое слово могло вернуть вспять и изменить то, что уже случилось.       - Я буду ждать вас в додзе.       В трубке раздался грохот, словно опрокинули что-то тяжелое. Слышался звон разбитого стекла, шорох раскиданной бумаги, шум и треск от переломанных предметов. Затем – вопль, громкий, бессловесный, полный отчаяния, ярости и горя. Флюстерн кричал, забросив куда-то телефон, и это было большим, чем Йокетрон мог себе позволить. Он был тем, кто давал клятву оберегать, и не смог сдержать ее. Этот крик предназначался ему.       Когда в трубке снова зашуршало, Йокетрон сказал:       - Я позвоню Арденту.       - Нет уж, я сам ему позвоню, - прохрипел Флюстерн на другом конце провода. – Не с твоей пародией на Мортилуса сообщать такие вести. Лучше скажи, чья это вина?       - Моя, - выдохнул Йокетрон. – Среди моих ниндзя были предатели.       Юссец грязно выругался. За потоком злобных выражений проскальзывал потерянный прерывающийся тон. Флюстерн плакал, но злился сильнее.       - Они не останутся в живых, - обещал ниндзя. – После я поручу себя в ваши руки.       - Да иди ты к Юникрону! – зарычал на него Флюстерн. – Лаксити… он прямо как будто знал! Но ничего не сделал, не спрятался, не убежал… Потребовал только, чтобы тебя никто не тронул, случись что. Можешь считать, что защищен его последним распоряжением.       Йокетрон замолчал. Пальцы сжались на груди, смяв грязную ткань одежды.       - Ты был достаточно дорог ему, чтобы он пошел на риск и нарисовал мишень на своей спине, - сказал Флюстерн, длинно вздохнув. – Я не стану сводить на нет его усилия. Но это не касается всего остального.       Ниндзя не ответил ему. Он не мог найти подходящих слов.       - Я буду примерно через двадцать минут, самое большее – полчаса. И, когда я приеду, ты во всех подробностях сообщишь мне все, что знаешь. Я найду подонков.       - Да, - сказал Йокетрон, и выпрямился. Ярость Флюстерна заражала, заставляя его собственный гнев воспарить и затопить каждый микрон его существа. – А ты расскажешь мне, чье внимание навлек на себя Лаксити.       - Забились, - вяло отозвался юссец и бросил трубку.       Йокетрон некоторое время продолжал сидеть, глядя на телефон. Его разум лихорадочно собирал общую картину из тех кусочков паззлов, что у него имелись. Из того, что сказал Флюстерн, и из того, что он замечал сам, следовало несколько фактов: Лаксити намеренно привлек к себе чье-то внимание, что тревожило его, однако не настолько, чтобы он рассказал об этом или предпринял какие-нибудь серьезные меры предосторожности. Он стал редко выходить из додзе – видимо, опасался атаки, но в целом продолжал жить, как ни в чем ни бывало. Вряд ли он знал о предателях, иначе точно сказал бы об этом Йокетрону, или, по крайней мере, не стал бы ходить в одиночку. Сами предатели были уровня мастера, не меньше, иные бы просто не смогли скрыться от дозорных и погони. От времени выстрелов до того, как Лаксити был обнаружен со смертельным ранением, прошло менее пяти минут. Следовательно, заранее спланированная операция. Предателей не смущало неповиновение грандмастеру, а нападение на Лаксити свидетельствовало о серьезной антипатии – такие настроения в додзе Йокетрон бы тут же заметил. Значит, корпус ниндзя в Элитной Гвардии. Звонок от командующего корпусом пришелся как раз на время нападения. Факты сходились. Однако влиять на корпус ниндзя было непросто – ниндзя подчинялись грандмастеру, любое стороннее влияние должно было быть из авторитетного источника. Ранее Даи Атлас в очередном своем визите неоднократно подчеркивал опасность Лаксити и необходимость немедленного избавления от его общества. Даи Атлас – лицо доверенное, но мечник не стал бы организовывать убийство, не тот склад личности. Следовательно, информация могла быть подтверждена у него, но сам источник был иным. Элитная Гвардия? А может, даже Сенат?       За этими размышлениями Йокетрон провел почти всю ночь – по крайней мере, до момента, как Флюстерн прибыл в додзе. Юссец приехал довольно быстро, как и обещал, но сперва долгое время пробыл рядом с Лаксити, а затем помогал организовать последнее прощание с ним. Должно быть, ему тоже требовалось собраться с мыслями, прежде чем встретиться лицом к лицу и обсудить то, что было необходимо.       Их разговор занял не так много времени, как ожидалось. Флюстерн пересказал ему то, что знал о плане Лаксити. Выяснилось, что тот переживал за то, что Сенат может попытаться если не сместить его с поста грандмастера, то наверняка избавиться от него в целом. И ради того, чтобы Йокетрона не сочли пешкой, которую можно запросто сбросить с доски, Лаксити, используя свою сложившуюся в криминальной сфере репутацию, выставил себя автором всех изменений в додзе, и дал понять, что именно он стоит за всеми новыми решениями. Он хотел показать этим, что Йокетрон не один, и что за попытку вторгнуться в жизнь додзе он лично устроит темную как Элитной Гвардии, так и самому Сенату, причем на том уровне, с которым им будет сложно управиться.       После того, как Йокетрон пересказал ему события этого вечера, Флюстерн ушел встречать Ардента и Баррикейда. Сам ниндзя остался стоять в саду, наблюдая за тем, как светлеет небо над городом, и стараясь сохранить стойкость хотя бы до тех пор, пока не закончится прощание.       Флюстерн был прав – он был причиной всему.       К утру все додзе было убрано в белое. Его обитатели, большей части которых не сообщали трагичную новость, пока не была завершена подготовка, отреагировали на потерю Лаксити сильнее, чем на недавнюю гибель мастера серкет-су. Эйрстрим была уважаемой фем, однако Йокетрон не видел столько скорбных лиц на церемонии прощания с ней. Ученики, которые особенно сильно успели привязаться к праксианцу, были очень подавлены, и многие были в слезах. Его собственные мастера переживали эту потерю сильнее, чем можно было бы от них ожидать.       Церемония была простой. Лаксити лежал в открытой погребальной капсуле, убранной белыми цветами – издалека казалось, что праксианец спит на клумбе. Каждый подходил, чтобы выразить свою скорбь и произнести прощальные слова. Рядом с капсулой стояли его мастера и священники из храма Мортилуса, безмолвными фигурами в белом облачении, словно явились непосредственно из Всеискры, чтобы забрать Лаксити с собой. Йокетрон держался поодаль от всех, наблюдая, неосознанно выискивая в толпе нечто, что сам до конца не понимал. Он видел Флюстерна, который стоял неподалеку от служителей Мортилуса, и рядом с ним – Ардента, обнимавшего прижавшегося к нему Баррикейда. По другую сторону от юнглинга стоял незнакомый Йокетрону мех с белым с серебром шлемом. Судя по форме и выправке, он был полицейским, а по тому, как приобнял с другого бока горюющего мехлинга и утешительно провел рукой по спине ссутулившегося Ардента, Йокетрон догадался, что это был Лэйаут. Лаксити рассказывал о нем, когда они проводили свои спонтанные «каникулы» в Праксусе. Когда они были безмятежно счастливы и строили планы, и не было ни мысли о том, что их история может закончиться вот так внезапно и трагично.       Йокетрон не стал подходить к капсуле, даже после того, как все разошлись. Он еще не был готов прощаться. Не до тех пор, пока перед ним то и дело живо восставало воспоминание об исказившемся в страдании лице любимого меха, пока под его руками вновь и вновь обрывался пульс искры, пока он продолжал слышать тихий плач.       «Я люблю тебя».       Потому Йокетрон простоял всю церемонию на приличном расстоянии от всех, а после уединился в пустой комнате возле зала, в котором она проходила. Медитация не помогала. Он ждал ночи. Он готовился к своему следующему шагу, и не был намерен останавливаться, когда придет время действовать. Он не думал, что кто-то отправится его искать в это время.       Баррикейд нашел его сам. Вошел в комнату, прикрыв дверь, подошел к нему и молча встал рядом, глядя в окно. Йокетрон не шевельнулся, словно его не было здесь, и тогда юнглинг тихо сказал:       - Привет. Ты как?       Йокетрон не сразу нашел в себе силы ответить:       - Мне нет прощения, - едва слышно произнес он. Мехлинг смерил его печальным взглядом и тронул за локоть:       - Но ты же не виноват.       - Откуда тебе знать, так ли это?       - Меня учили прислушиваться к другим. Я знаю, что это было нападение, и что никого не оказалось рядом, и что все произошло слишком быстро, чтобы кто-то успел помочь. Ты не виноват, - сказал он с уверенностью, и Йокетрон прерывисто вздохнул:       - Я должен был защитить его. Я пришел слишком поздно.       - Если тебя это утешит, - голос мехлинга дрогнул, и он отвернулся, пряча оптику, - он был счастлив с тобой. Я давно не видел Лаксити таким счастливым. Он всегда радовался, когда приезжал к нам, и все было отлично, но когда он приехал с тобой, он был… Он был счастлив. Он не искал способы повеселиться, он уже был полон радости, понимаешь? Даже когда они вместе с Флю приезжали, он никогда не был таким, как в этот раз. Я… - Баррикейд замолк, ожесточенно вытирая рукавом лицо.       Йокетрон отмер. Он повернулся к мехлингу и неуверенно положил ладонь ему на плечо, легонько сжав, не зная, как выразить то сожаление, горе, понимание, которые чувствовал сам.       - Я скучаю по нему, - дрожащим голосом проговорил юнглинг, сдерживая всхлипы. – Я знаю, что не увижу его больше, и мне больно от этого. Нам всем больно. Я бы… Я бы хотел найти того, кто совершил это, - он резко вздохнул, задыхаясь от плача. – И заставить его заплатить за то, что он сделал с Лаксити. Но я еще не полицейский, а дани говорит, что это другой город, и они с опи не могут делать что-то напрямую. Флюстерна ничто не остановит, - он сделал попытку улыбнуться, - но я не хочу, чтобы он был один, я хочу помочь…       Йокетрон посмотрел ему в окуляры и решительно сказал:       - Я найду их, - поклялся ниндзя. – Всех до единого, кем бы они ни были, и они поплатятся за совершенное. Я даю слово, что все, кто принял участие, отправятся во Всеискру следом за ним. Ни один не уйдет безнаказанным.       - Ты правда это сделаешь?       Баррикейд поглядел на него с некоторой надеждой. Красные окуляры блестели влагой, лицо пересекали дорожки слез. Он дрожал, но пытался держаться, несмотря на боль внутри, старался сохранить твердость и не дать волю мучительной потере. Лаксити обожал племянника, и Йокетрон должен был хотя бы попробовать смягчить его боль:       - Когда ты станешь взрослым мехом, - сказал он, - и станешь полицейским, ты сможешь помочь многим. Лаксити гордился тобой, как никем другим, он часто говорил мне о том, как однажды ты вырастешь и будешь самым лучшим полицейским за всю историю Праксуса. А если решишь заняться чем-то другим, то и в этом превзойдешь всех. Он очень любил тебя, верил в тебя, и желал только самого лучшего. Поэтому я возьму на себя все трудности и проблемы, и помогу тебе со всем, с чем будет нужно. Я поддержу тебя, что бы ты ни делал. Лаксити отняли у тебя, и я сделаю все, что могу, вместо него.       - Спасибо, - кивнул Баррикейд, стирая слезы рукавами. – Ты… ты приезжай к нам в Праксус. Дани не будет против, я знаю.       Йокетрон ответил не сразу.       - Возможно, - тихо отозвался он, сдерживая собственную боль, которая ждала своего часа, чтобы вырваться наружу. Ниндзя не верил, что когда-нибудь вновь вернется в Праксус. – Сперва я должен убедиться в том, что правосудие будет совершено.       Баррикейд постоял с ним еще немного, а после ушел к своим альфам. Напоследок, выходя из дверей, он попросил:       - Береги себя, ладно? Он бы этого хотел.       Йокетрон кивнул. В его планах не было нарушать еще одну клятву.       «Живи ради меня».       Он неспешно собирался. Выбрал снаряжение, облачился в стандартный городской камуфляж, наметил первую цель. Съел несколько питательных пилюль, поскольку не смог заставить себя принимать обычную пищу. В своих пустых покоях он сидел и смотрел на то, как плавно садится солнце, и как все вокруг погружается в бархатистую тьму. Медитировать по-прежнему не получалось, и Йокетрон вместо этого следил за тем, как одна за другой на темном небосклоне появляются крошечные звезды, белые, как и все в этот день.       Вокруг него были вещи Лаксити – растения в горшках, маленькая шкатулка со сладостями, недочитанная книга, раскрытая на половине, домашние туфли с кисточками, наспех скинутые у шкафа, где большую часть занимала именно его одежда. Куча подушек на постели, вышитое покрывало, разноцветный пушистый ковер, на котором сейчас сидел ниндзя, готовый выступить, едва наступит нужный час. Он слышал запах парфюма, которым пользовался праксианец – запах все еще витал в воздухе, едва осязаемый. Лаксити как будто куда-то уехал по делам, на очередную ночную встречу, и вот-вот вернется, войдет в двери, как ни в чем ни бывало, и устало улыбнется ему, укорив, что не спит, несмотря на поздний час, а затем, бросив любимое лиловое пальто на ближайшую поверхность, начнет рассказывать о том, как сложно стало обсуждать разные нечестные планы в нынешнее время…       Лаксити стал для него светом маяка, безопасной гаванью, домом, семьей. Когда другие требовали от него суровости и жесткости, боевых навыков, мудрых решений и ответственности, Лаксити учил его танцевать, веселиться, дурачиться и устраивать разного рода шалости, заставляя его встряхнуться и начать жить, по-настоящему полно ощущая мир вокруг себя и принимая его. Без него мир стал пустым, темным, безвкусным, бессмысленным. В этом мраке ему светили редкими далекими звездами, холодными и траурно-белыми, его воспоминания о Лаксити и о том, что было ему дорого. Йокетрон понимал, что будет вынужден существовать в этом мраке до тех пор, пока Праймас не сочтет нужным забрать его следом. Он дал слово, последнее обещание любви своей жизни.       Слезы Лаксити, его жизнь, его потерянные надежды и невыполненные планы, его отчаяние, его боль – Йокетрон заплатит за них пролитым энергоном, муками его врагов, их ужасом и крахом всего, что у них есть. Он – грандмастер додзе «Алкалин», лучший из элиты ниндзя, гений в своем поколении. Плата за смерть его Конъюкс будет высокой.       Настало время уничтожить бесполезные традиции.