inner demons

      — Хей, Минхо-я, скажи «привет» Чанни-хёну! — Джисон насмешливо щебечет за кадром, пока камера его смартфона крупным планом снимает одурманенное лицо Минхо. Ли кое-как глядит в объектив маслеными глазами, содрогаясь от сокрушающих толчков сзади. Он обратно падает лицом в постель.       — Ну, малыш, так дело не пойдёт, — Джисон воркует над жалким видом старшего. — Чанбинни, помоги мне показать нашему хёну, какой Минхо красивый.       В волосы почти мгновенно вплетаются длинные пальцы и дёргают. Минхо вскрикивает, его шея напряжена в захвате Чанбина, но это не мешает мурашкам пробежать по его телу. Джисон выжидающе смотрит, подняв брови, с такой мразотной ухмылкой, словно Минхо — открытая книга. Открытая книга с самыми мерзкими, извращёнными желаниями, ведь желание быть использованным лучшими друзьями своего парня могло входить только в подобный сборник. Минхо поддался этому желанию, поддался Джисону и Чанбину, как бы что-то деланно святое ни сопротивлялось в нём.       — П-привет, Чан-хён, — задыхающимся голоском произносит он, и рука в его волосах тут же расслабляется. Его вознаграждают несколькими глубокими толчками и поглаживанием по голове.       — Хороший Минхо, — доносится до него как из-под толщи воды. Блять. То, как младшие так фамильярно обращаются с ним, сводит судорогой колени. В обычной жизни Минхо бы их ударил, но здесь — в этом их маленьком мирке разврата — это сводит с ума.       Джисон комментирует всё происходящее, пока Чанбин возобновляет жёсткие толчки. Минхо умирает, просто умирает от постыдного наслаждения. Он так давно хотел их, так давно хотел отдаться им, лечь под них и раздвинуть ноги, словно само собой разумеющееся. Он любил чувствовать себя беспомощным с Чаном, но Чанбин и Джисон вывели его чувства на новый уровень.       Джисон снимает всё. Минхо уверен — чтобы не упустить ни единой детали, ни единого стона, который может довести Чана до крайней точки. Хан просит Чанбина перевернуть Ли на спину и положить так, чтобы голова свисала с края кровати. И теперь горло Минхо трахает другой толстый член, что, несомненно, оказывается запечатлённым на камере. То, как головка входит в горло, кожа выпирает, это сводит с ума давящегося слюной Ли.       Перед глазами невольно встаёт картина того, как пылали уши Чана, когда он с самым серьёзным видом обговаривал с Минхо детали всего этого вечера. Так легко согласился, не один я ждал этого — думается Ли, и по члену Джисона прокатывается особенно сильная вибрация, отчего тот едва не роняет камеру. Минхо не унимается и продолжает мычать, и Хан, в конце концов, оттаскивает его от себя. Долго рот старшего пустым не остаётся, язык Сона заставляет его задыхаться не хуже, чем его пенис.       Поцелуй грязный, языки играют друг с другом, и Чанбин, явно расстроенный потерей внимания, сам берёт в руки телефон друга и начинает новую запись. Специально на камеру он пару раз мнёт бёдра и бока Минхо, внутренне ощущая победу над Чаном (как если бы он не трахал сейчас его парня). Пару секунд насладившись мягкостью кожи и, одновременно с этим, крепкостью мышц, Чанбин вцепляется в талию лежащего под ним парня и набирает бешенный темп.       Всё это похоже на безумный сон, и Минхо не может сопротивляться мыслям о том, насколько ему в кайф всё происходящее. То, как быстро Со входит в него своим огромным членом, взбивая мысли, то, как он старается тем самым привлечь внимание (и это получается), и то, как Джисон пыхтит, ведь больше не может вылизывать рот старшего, но всё равно сохраняет дерзкую улыбку, наслаждаясь ошеломлённым видом Минхо. То, как они делят его, борются за его внимание. Минхо кричит в экстазе, его тело сводит судорогой, и он сомневается, что с таким быстрым темпом на камере хоть что-нибудь чётко видно.       Позже он, конечно, убедится, что это далеко не так, и его бойфренд увидит всё в подробностях и даже с монтажом (Джисон гордится этим), но всё это позже. Когда он будет щедро одарён лаской и вниманием Чанбина и Хана, когда на его теле будет не только липкий пот, но и подсыхающие дорожки их смешанной спермы в огромном, огромном количестве, а на языке не будет ничего, кроме двух имён. Когда он будет лежать, не думая ни о чём, а двое лучших друзей его парня будут осыпать его похвалами и целовать оставленные синяки и метки, приговаривая, какой Минхо умничка и какой Чанни-хён заботливый. За последнее Ли их стукнет, конечно, но, всё-таки, позже.