inner demons

      Чонину не нужен никакой джинн из лампы, чтобы получить всё, что он хочет. У него всё есть. Чонину не нужен никакой джинн из лампы, чтобы узнать ответы на все свои вопросы. Он может узнать их сам, просто не хочет. Зачем ему знать, почему его бросили родители, или то, почему ему так плевать на это. Чонину не нужен никакой джинн из лампы просто потому, что он никогда не сможет достать то, счастливчиком чего Чонину повезло обладать.       Иногда он думает, что даже горы трупов не стоят этого, что стоимость всех самых известных наркотиков — ничто по сравнению с этим. Чонин думает и всегда приходит к одному и тому же выводу: ни одна вещь не может быть дороже этого. Это то, что разводит огонь, чёртов пожар в давно заледеневшем сердце, то, что превосходит по силе самые жуткие бури, и то, что даже рождает такие глупые бабочки в его животе. Они царапают его нутро своими тонкими крыльями, вызывают страшный зуд и утолить его — прижаться к виновнику всего этого. Это — любовь Хёнджина.       Любовь такого непонятного, очаровательно загадочного Хёнджина, который взялся из ниоткуда, остановил и без стука вошёл в сердце Чонина, превратив его из огромного ледника в очень хрупкую ледышку, начинающую крайне быстро таять в любимых руках. Любовь Хёнджина была причиной, по которой — так смешно — хотелось вернуться в просторную, ранее чужую, совсем необжитую квартиру. Или из-за которой не хотелось вставать по утрам и вылезать из тёплой постели. Или делать кучу снимков обнажённого тела, скрытого простынями, приоткрытых во сне губ, сведённых домиком от света из окна бровок. Чтобы в любой момент напомнить себе, почему стоит жить, а не существовать огромным айсбергом.       Потому что эти снимки, эти прикосновения, навсегда оставшиеся на коже, напомнят, что Чонину есть куда и к кому вернуться. Что дом будет домом, что после кошмарного дня его встретят в фартуке и с мукой на щеке, которую он обязательно любовно огладит и звонко чмокнет. Благодаря Хёнджину Чонин может продолжать чувствовать хоть что-то, кроме поглощающего одиночества, и рождать в своей голове мысли не о том, насколько это одиночество правильный выбор, а о том, как поблагодарить Хёнджина за всё.       Хёнджин всегда заставляет чувствовать слишком многое: когда просто перебирает волосы Чонина, пока тот лежит на его коленях, когда не может выпустить из дома без прощального поцелуя на удачу, и особенно, когда содрогается в руках Яна. В такие моменты Чонин и чувствует тех бабочек, царапины которых — пустяки, пока любимый мальчик так выгибается под ним.       — Поцелуй меня, — шепчет он каждый раз, будто предлагает прыгнуть в свой омут. Шепчет каждый раз по-своему, то страстно сжав лицо Чонина в своих мягких ладонях, то трепетно вплетя пальцы в его волосы, глядя со всей любовью и доверием, то властно восседая на его бёдрах. И Чонин безумно слаб перед всем этим.       Он знает, что никогда не управляет полностью ситуацией, всегда часть контроля (зачастую большая) отдана его Хёнджину, а вместе с ней и сам Чонин на растерзание.       — Не заставляй меня ждать, милый, — поэтому сейчас Чонина протыкают тысячи и тысячи стрел безумной, дурманящей любви, а Хёнджин перед ним кажется просто миражом, явившимся умирающему от жары и жажды в пустыне. Его тело скрыто шёлковой пижамой ненадолго, пуговицы рубашки умело поддаются тонким пальцам, а штаны первым делом были откинуты к шкафу. Чонин ослабляет галстук и медленно шагает к кровати.       Как только он подойдёт, их накроет и унесёт в свои воды волна чувств. Хёнджин позволит Чонину снова прикоснуться к святыне, осквернить своими действиями, а потом по-идиотски улыбаться. Он позволит Чонину впитать всё: свой запах, распускающий цветы в лёгких, свой пот, отдающий чем-то горьковато-сладким, то ли духами, то ли их любовью и вечностью, а также свои слова ни о чём и обо всём в один момент.       — Сделай меня своим, прошу, — без этого тоже никогда не обходится, но звучит так, будто они ещё не знают, что ждёт их впереди, будто всё в первый раз. Будто кожа Хёнджина уже не покрыта прошлыми бутонами любви, запечатавшими в себе нежность. Конечно, ему нужны новые, и Чонину никогда не будет жалко напоминать об их чувствах.       В конце концов он знает, что Хёнджин даст больше. Что Хван поменяет их местами и будет застенчиво поглядывать на него из-за плечика, улыбаясь и раскачиваясь на его бёдрах. Чонин знает, что пока ему позволено наблюдать эту аккуратную фигуру с идеальной, легко блестящей кожей на себе, касаться её, — всё на своих местах.       Ему не нужен никакой джинн из лампы, чтобы получить всё, что он хочет. У него всё есть: дом, в котором его ждут, тёплая постель и человек, которому он смог доверить своё сердце, и чьё сердце он хранит всегда в ответ. Чонину не нужен никакой джинн из лампы просто потому, что он никогда не сможет достать то, счастливчиком чего Чонину повезло обладать. Любовь Хёнджина — одна, и пока Хван целует его, пока кричит его имя в оргазме, Чонин может быть уверен, что величайшей ценности ему не найти.