inner demons

      Джисон знает, что то, чем они занимаются, — немного неправильно. Вот совсем чуть-чуть. А ещё он знает, что как только он вернётся, Чан треснет его по голове и запрёт дома на следующие несколько недель. Но он никак не может успокоиться, пока мчится к знакомым трём скалам.       В конце концов, связь русалок с сиренами осуждалась. Как могут существа божественного происхождения иметь какие-либо отношения с отбросами вроде утопленников. Так было всегда и должно было быть, пока один Джисон не подплыл слишком близко к островам и не угодил в рыболовную сеть. В тот момент он уже успел представить, как его разделывают и готовят из него суп, или как достают его скелет и отправляют в какой-то музей, или какие извращения ещё могут придумать эти люди. Опустим тот факт, что очень давно он был одним из них. Но спасение явилось в виде острых когтей, разодравших сетку и схвативших Джисона за руку. Существо, которое его спасло, смотрело на него так, как обычно смотрит его друг Минхо, когда Джисон творит что-то из ряда вон. По-родительски разъярённо. И вот тогда между русалками и сиренами нашлось что-то общее.       Чонин был пугающе прекрасным. Его сияющая бледная кожа (Джисон вообще не знал, что существует кто-то бледнее Чана), узкие, внимательные глаза, глубже самой бездны, плавник, идущий по всей длине позвоночника (Джисон не отрицает, что первое время зачарованно трогал его за неимением своего), да и в целом более острые черты лица, тела и хвоста одновременно и притягивали, и вызывали тихий ужас у Джисона. И эти когти. Они могли бы запросто вспороть ему глотку, но вместо этого лишь мягко расчёсывали его мокрые волосы, пока они вдвоём сидели под палящим солнцем Средиземного моря.       Чонин был опасным, но не таким, как пугали Джисона. Или Джисон хотел его таким видеть, хотя и знал, что Чонин разрывает несчастных моряков на куски, заманивая к своим скалам своим пением. Но он также был заинтересован в Джисоне и не желал ему зла. Ну, в первую их встречу он, конечно, объяснил своё поведение тем, что русал просто напугал его, и добавил, что теперь можно плыть на все четыре стороны подальше отсюда, вот только его глаза, в которых отражалось такое же желание Джисона разузнать друг о друге побольше, сказали всё за себя.       Джисон не из тех, кто ждёт, он тот, кого ждут, поэтому он сам приплыл к Чонину, найдя его возле тех самых трёх скал, одна из которых, фактически, была просто очень маленьким островом, на который никогда не совались туристы. С собой он принёс кучу своих вещей по типу украшений из ракушек и различных мелких камушков, словно Чонин не был обвешан такими же. Подумаешь, что из мелких костей (и это тоже немного пугало) и жемчуга, который явно вытащил с потопленных лодок моряков, они такие же красивые.       Джисон хотел подружиться с Чонином, пока не понял, что сирена вызывает у него желание не только рассказывать обо всём на свете, что он знает, но и безумное желание просто сидеть рядом и рассматривать его, сидеть вечность и наслаждаться этим покалыванием головы от когтей в своих волосах, желание слушать это смертоносное для людей пение и подсаживаться всё ближе, пока грудь Чонина не будет легко вибрировать под его головой, и — чёрт, это было самое постыдное — желание ощутить ледяные губы сирены на своих.       Возможно, Джисон был слишком очевиден, в конце концов, он уже давно забыл, каково это — испытывать симпатию к кому-либо, но губы Чонина оказались с лёгким привкусом соли, никогда ещё не бывшим настолько приятным, холодными, как его руки, но такими незабываемыми, что Джисон не смог бы сосчитать, сколько раз вспоминал тот момент и сколько раз мечтал о повторении, пока это не произошло снова.       Джисон будто тонул в Чонине и не мог отрицать, что так не было наоборот. Как бы странно это не звучало, но они тоже могли захлебнуться в чувствах. И Джисон этого хотел, поэтому и мчался к Чонину прямо сейчас. Он встречает его привычной улыбкой, но в этот раз не зовёт присесть рядом, спрятавшись между скалистых берегов, а берёт за запястье и снова уводит под воду. Они оба молчат, и Джисон должен напрячься или хотя бы спросить, куда они, но Чонину хочется просто довериться. Пещера, в которую они приплывают, оказалась с другой стороны острова, в огромной скале, которую вряд ли увидишь, проплывая мимо на лодке или всматриваясь с других островов.       Чонин вытягивает его из воды и снова улыбается, так мягко и по-доброму, а потом притягивает ближе за талию, оглаживая голубые чешуйки, которые плавно переходят в длинный хвост, которым Джисон немного нервно подёргивает под водой.       — Не хочу, чтобы нас увидели, — Чонин говорит тихо, так, что даже эхо долетает едва-едва, и перемещает одну руку на щёку, аккуратно поглаживая. Он часто любил так делать, поражаясь, как щёки Джисона могут быть такими, что их хочется трогать постоянно, а иногда и зарыться пальцами, словно в песок.       В пещере было приятно прохладно, палящее солнце никогда не касалось серебряной глади её воды, хоть она и не была такой глубокой. Чонин ведёт его дальше, и Джисон медленно начинает догадываться, для чего они здесь, когда тот прижимает его к одному из булыжников. Пылкий поцелуй становится неожиданностью, но русал активно отвечает, закидывая руки на шею Чонина. И вот теперь звуки в пещере становятся громче, плеск воды, влажные касания губ кажутся оглушающими.       Джисона приподнимают и сажают на плоский камень, к которому он был прижат. Теперь Чонин имеет доступ к его любимому животу Сона, и хитрая улыбка заставляет застенчиво отвернуться. Чонин будто специально подольше задерживается холодными губами на коже, пока через пару минут не обратил внимание на соски Джисона. Джисону показалось, что он вполне в состоянии вырвать Чонину волосы, ведь это было настоящее издевательство. Язык Чонина играл с бусинками и сосал его соски так, словно обгладывал их. Его когти, которые сейчас легко водили по месту, где хвост соединяется с человеческим верхом, вызывают дрожь, и Джисон никогда бы не подумал, насколько это чувствительная зона.       В какие-то моменты он понимает, что до Чонина он не помнил буквально ничего, что знал в прошлой жизни. Это была короткая, но очень даже неплохая жизнь, и он успел попробовать всякое, но с приобретением рыбьей части тела, память его, по-видимому, тоже начала становиться рыбьей. Он действительно уже не помнит, каково на вкус то его любимое вино, которое он так долго старался смаковать, прежде чем сглотнуть, как выглядели его близкие люди, которых он обещал не забывать, а также каково делать это. Чувствовать жар внизу живота, что заставляет твои внутренности полыхать, а рот пересыхать.       Но сейчас как-то особо и не хочется это всё вспоминать, хочется, чтобы ему дали прочувствовать всё заново. Чонин похож на оголодавшего — настолько сильно его губы сжимают кожу Джисона, который едва не вскрикивает от странного чувства. Рука Чонина легла на его хвост в том месте, где у людей был бы пах, и, честно говоря, Джисон думал, что они не могут ничего почувствовать здесь. Но какого чёрта Чонин просто гладит его чешую, а скорчиться хочется так, словно удовольствие весило тонну.       Он пытается схватить сирену за руку, но встречает лишь довольную, сытую улыбку. Чонин активней лижет и сосёт его соски, будто соль совсем не вяжет его язык и не колет губы (а может это действительно так), крепче сжимает талию, так, чтобы дёргающееся в удовольствии тело не упало с камня, и сильней трёт верх хвоста. Джисон дрожит, ему одновременно и холодно, и жарко, его бусы из ракушек легко стучат друг об друга, пока он загнанно дышит. Его вздохи отражаются от каменных стен пещеры обратно ему же в уши, и мог бы он краснеть как раньше, то был бы варёным раком.       Когда всё доходит до своего конца, Джисон, всё-таки соскользнув с мокрого камня, уже трясётся в объятиях Чонина, который глушит отчаянные стоны в поцелуе, чтобы никто и никогда не услышал, как милый русал разваливается в его когтистых руках. Мыслей в голове нет, сейчас они самый неподходящий гость в затуманенной голове Джисона. Становится так по-особенному плевать на какие-то дурацкие запреты, на Чана, который треснет по голове, на Минхо, что посмотрит как на идиота, на всё. Если так подумать, между ними есть то, что спасает от всего этого, что-то общее, вот только Джисон названия этому не помнит, оно вечно крутится на языке, но он уверен, что Чонин, такой опасный и неизвестный, поможет ему вспомнить и прочувствовать всё вновь.