inner demons

      Пояс для чулок, кажется, сдавливает кишечник. Минхо пальцами постоянно водит по нему, пытаясь избавиться от надуманной боли, потому что ткань мягкая, кружевная и смотрится прекрасно на смуглой коже. Минхо принять это пытается, что даётся сложно. В его руках тёмно-зелёный бюстгальтер без косточек, идеально сочетающийся с поясом, а в голове азбукой морзе выстукивается «почему».       Он не был готов получить этот чёртов комплект нижнего белья так рано. Он заказал его неделю назад, так какого хрена тот пришёл прям в нужный срок, а не через обещанные двадцать дней? Минхо просто хотел отложить его в дальний ящик, сославшись на то, что комплект пришёл не к нужной дате, но именно сегодня, именно сейчас он держит его в руках. Он идиот. Конченный долбан, уже успевший напялить на себя трусики, чулки и пояс к ним, но пялящийся на лифчик. Самое, по сути, безобидное.       Справедливости ради, Минхо упрямо не собирается снимать низ комплекта. Просто этот лифчик рождает в его голове так много вопросов, главный из которых — зачем. Ведь это такая женская вещь, такая утончённая и явно не предназначенная для плоской мужской груди. Так почему же он так сильно хочет её надеть? И почему это одновременно так сложно? Зачем он это делает, боже?       Наверное, для Чана. Минхо хочет так много сделать для Чана, чтобы отплатить ему за всё то, что он сделал для него, но это, очевидно, невозможно. Потому что Чан ежедневно, ежеминутно, ежесекундно спасает его, просто давая знать о себе короткими сообщениями, фотками и записками в тетрадках. Одним своим присутствием он даёт Минхо понять, что тот не всем безразличен. И в день, когда прошёл ровно год с начала их замечательных отношений, Ли совсем не знает, как порадовать лучшего парня на свете.       «Ну явно не женским бельём, идиот», — он ёжится от этих мыслей. Как он вообще дошёл до этого? Ну, во-первых, он уже надевал один раз чулки для Бана, и та ночь была буквально незабываемой, наполненной крепкой хваткой на бёдрах, засосами и криками. Во-вторых, Джисон и Феликс. Два его лучших друга, которые наблюдали за их историей с самых первых томных вздохов, и которые посоветовали ему сделать что-то такое, отчего Чан натурально обалдеет. «А ещё вспомнит, блин, почему ему так повезло с тобой, даже я для Чанбина так не извращаюсь», — пищит голосом Феликса в голове. Да, разумеется, ему не лень из кожи вон вылезти ради Чана. Минхо вообще ему весь мир обратно подарит.       Но как он дошёл именно до такого? Заказать специально для себя уникальный комплект нижнего белья ручной работы с самостоятельно выбранной тканью и моделью, а всё ради того, чтобы…?       Чтобы Чан стащил с него всё это? Порвал в страстном порыве? Выставил за дверь? Заставил одеться и сжечь бельё? Просто понял, что для них это слишком? Боже, Минхо даже не знает, на что надеяться и что думать.       Хорошо, он наденет это. Нужно просто надеть и раз и навсегда понять, нравится ли, в первую очередь, ему самому. Минхо прислоняет ткань к телу, немного водит ей по груди, стараясь прочувствовать, а после, наконец, примеряет. Всё будто встаёт на свои места: пояс больше не давит органы, мясистые бёдра, часть которых над чулками выпирает, кажутся уже более аппетитными и манящими, трусики перестали напоминать одну лишь полоску ткани, а лифчик завершает весь образ. Тёмно-зелёное кружево приковывает взгляд, и Минхо бы убедился в этом, если бы не заметил в отражении зеркала Чана.       Он в майке и спортивных шортах, с сумкой наперевес, явно из зала, светлые волосы слегка растрёпанны, а на лице шок. Кровь отлила от лица, пальцы похолодели, Минхо с места сдвинуться не может. Молчание вязкое и неприятно облепило их тела. Сумка с глухим стуком упала на пол.       Чан приближается. Это конец, ему не нравится. Чан уже на середине комнаты. Минхо попросят всё снять. Чан уже обошёл их кровать. Страшно, в голове ни единого слова Джисона или Феликса о его красоте и привлекательности. Чан позади него.       Он поправляет лямку его бюстгальтера и оставляет руку на коже, ведя по лопатке к талии. Минхо неотрывно следит за эмоциями на любимом лице, но не может ничего понять. Чан легонько залезает большим пальцем под пояс, второй рукой гладя кожу поверх ткани трусов на боку. Минхо может поклясться, что слышит и ощущает его тяжёлое дыхание всем телом, но что оно может значить — ума не приложит.       — Как ты можешь быть таким… — наконец выдаёт Бан, а младший додумывает. Ужасным? Мерзким? Извращённым? Губы на плече обжигают, вся кровь внезапно приливает в то место, где Чан продолжает, — чёрт возьми, детка, ты так красив.       В голове пусто. Все ожидания рассыпались, к счастью, домиком. Ну конечно, ведь это Чан. Его любимый, чудесный Чан, который примет его и поддержит во всём. Почему он так думал? Страх неизвестного сыграл с ним злую шутку, потому что сдвинуться с места он действительно не может.       — Тебе нравится? — сухими губами еле выдаёт Минхо. Старший гладить его перестать не может, целует куда дотягивается, но не напирает, и взгляд ловит в отражении.       — Минхо, — серьёзно произносит Чан, оторвавшись от сладкого тела. Он точно понял, что не так с Ли, — я в восторге. Тебе безумно идёт, котёнок, и я надеюсь, что ты это понимаешь, иначе мне придётся показать.       — Я думал, ты попросишь снять, — честно отвечает младший. По его венам растекается облегчение вперемешку с возбуждением, когда он ощущает то, как ткань шорт Бана натянулась сзади, где он прижимается к нему бёдрами.       — Я бы никогда не пошёл на подобное преступление. Минхо, ты совершенен, — в голосе ни намёка на игривость, отчего слова доставляются ровно и точно в мозг, отстукивая «люблю».       С мягким «иди сюда» Чан садится на кровать напротив зеркала и за талию тянет его ближе, ставя перед собой. Он ненадолго замолкает, его ладони шёлком бегут по очертаниям тела Ли.       — Посмотри на это тело. Эти губы могут свести с ума любого, кто проследит за их изгибом. Эти глаза заставят добровольно утопиться в них, а шея способна вызвать непреодолимое желание поставить на ней свои отметины, чтобы все видели, что им не на что надеяться. Эти хрупкие плечи — самая прочная стена, а руки всегда дарят чувство тепла и защищённости, поверь, я знаю, о чём говорю, — Чан водит по его телу своими ладонями, пока Минхо внимает каждому его слову. Руки переползают на бёдра. — А эти шикарные бёдра? Боже, детка, я готов быть похороненным заживо между ними.       Он сжимает накачанную плоть, и вздох вырывается изо рта Ли сам собой. Младший чувствует, что окончательно возбудился, и опускает взгляд на заметные очертания его члена в трусиках, прикрывая после лицо руками.       — Минхо, ты восхитителен, и это бельё лишь дополняет и подчёркивает твою естественную красоту, — Чан останавливаться явно не желает, но, заметив состояние Ли, прерывается и усмехается сам себе в зеркале. Его точно хотят свести с ума.       Трусики легко поддаются, спадая вниз стройных ног. Минхо неожиданно красный, вся бледность сошла в секунду, будто они впервые занимаются чем-то подобным. Чан отворачивает его от зеркала к себе.       — Я бы любовался тобой часами, — губы вновь магнитом тянет к коже, но уже над поясом для чулок. Чан позволяет себе оставить там пару красных пятнышек.       Минхо руками рот прикрывает, вздохи рвутся наружу как никогда раньше сильно. Комната теперь похожа на огромный зелёно-бежевый шар, что скрывает их от всех, и они оба наслаждаются этим. Чан поднимается выше и захватывает сквозь тончайшую ткань набухший сосок. Полупрозрачная ткань идеально скользит по тёмному бутончику, вкупе с влажностью языка создавая убийственное сочетание, от которого Минхо не может перестать мычать. Бан начинает напоминать оголодавшего, когда с упоением вылизывает грудь и одновременно с этим одной рукой водит по сетчатой ткани чулок, а другой вытаскивает смазку из тумбочки, оказавшейся не так далеко, чтобы прерывать лучшее времяпрепровождение — одаривание своего котёнка лаской.       Он так постарался для него, такой хороший, такой чудесный, самый лучший, самый любимый. Чан повторяет эти слова снова и снова, когда всё же оказывается в состоянии оторваться от сосков, пока Минхо хнычет от смущения. Чан не может насытиться, он всё целует и водит руками по телу в поисках удовлетворения.       Тяжёлое дыхание становится синхронным, Ли падает на кровать с розовыми щеками, но по-прежнему в почти полном комплекте белья. Руки мгновенно тянутся к Чану, чтобы максимально близко и без намёка на кислород между ними, тот охотно поддаётся; шея покрыта любовными пятнами, такими же бледно-алыми, как язык Минхо, рвущийся наружу изо рта, дабы увлажнить аккуратные, греховно приоткрытые губы. Чан чувствует, как ограничители спадают от каждого касания, каждого взгляда на смуглую кожу.       Он и сам не замечает, как тихо и жалобно мычит от давления белья на эрегированный член. Сжимает себя сквозь одежду, вибрация в груди передаётся Минхо и возвращается обратно, а после вновь взглядом останавливается на шикарных бёдрах в чулках. Пышные, сладкие, соблазнительные, словно свежие булочки на прилавках. В них охота впиться пальцами и губами, распробовать, ощутить мягкость. Чан едва ли осознаёт то, как в порыве восхищения закидывает натренированные ноги себе на плечи, предварительно избавившись от шорт и боксеров, и стискивает бёдра.       Когда его член головокружительно хорошо скользит в жаркой тесноте, Чан громко стонет, не в силах сдержать эмоций. Его орган задевает пенис Минхо, руки которого просто безвольно упали по обе стороны от головы в безмолвном призыве использовать его как угодно, создавая, однако, некий ореол. Чан движется быстрее и быстрее, перекидывает одну ногу к другой на левое плечо, запрокидывая голову от наслаждения, Ли лишь подбадривает его своими стонами; сейчас они похожи на похотливое стонущее месиво, гонясь за удовлетворением потребностей в животном темпе. Их рты почти одновременно раскрываются от настигающего, словно торнадо, оргазма.       Они знают, что не насытятся. Слишком долго боялись, думая, что не примут друг друга, сгорали от сомнений. Минхо больше не чувствует, что пояс сдавливает кишечник, нет, он ощущает, как этот чёртов комплект белья, кусок ткани, освобождает его от всех комплексов и неуверенностей, открывает второе дыхание, заставляет чувствовать себя по-новому, но на своём месте. Хотя на самом деле всё дело в Чане. Его хорошем, любимом, понимающем Чане, который звёзды с неба все достанет и обратно расставит ради него. Если бы не он — Минхо не мог себе ничего представить. Чан настолько плотно за этот год вошёл в его жизнь, подарил столько ярких и сильных эмоций и вселил надежду на самое замечательное, что Ли завял бы без него, подобно цветку.       Лёжа друг на друге, они обмениваются поцелуями и нежными касаниями. Чан мягко разминает места, где остались у котёнка следы от белья, которое они всё-таки сняли. Минхо же думает о том, что тёмно-зелёный цвет и более открытые вещи теперь точно укоренятся в его гардеробе.       Два сердца отстукивают «вечность».