inner demons

      Минхо всегда мерк на фоне остальных. Он был тем самым «середнячком», тихим и неглупым, но в то же время нигде особо не отличившимся. Причиной этому было то ли стеснение, то ли эпизоды из подросткового периода, которые хотелось бы забыть, как страшный сон, где над ним смеётся весь класс, когда узнал, что он собирается стать айдолом. Пожалуй, последнее походит на правду чуть больше, чем следовало бы, иначе Минхо бы не получал прямо сейчас медицинское образование, а последовал за мечтой. У него просто не получилось склеить себя после такого позора, ладно? Он ведь все ещё танцует, только когда никто не видит и не знает, значит этого достаточно.       И таким образом, его жизнь казалась такой же, как у всех. Однако, пару месяцев назад в ней объявилась такая маленькая деталь, как Хан Джисон. Вот у кого точно всё как надо. Начиная от золотой ложки во рту и заканчивая стажировкой в компании мечты, куда он попал честным трудом и талантом. Он был чертовски хорош собой, разумеется, и привлекал всеобщее внимание буквально всем. И внимание Минхо тоже, пусть он и рассчитывал навсегда похоронить в себе эту влюбленность, ведь Хана всегда окружали самые горячие и весёлые парни и девушки. Всё, что их связывало, — это общая большая компания и Чан, который являлся близким другом их обоих.       И знаете, у Минхо, видимо, всегда было плохо с математикой, ведь рассчитывать он ничего не умеет. Доказательством этому стал не кто иной, как сам Джисон, который на какой-то непонятной тусовке нашёл его на кухне совсем одного и с бледнеюще-краснеющими щеками (как смог разглядеть старший в плохом освещении подсветки под гарнитуром) предложил проводить до дома. Та ночь закончилась не только номером телефона Хана в его контактах, но и тёплым совместным воспоминанием о том, как они покормили бездомного кота в два ночи. С расчетами у Минхо было прям совсем туго, потому что через две недели постоянных переписок и пары прогулок они закончили тем, что страстно целовались на диване в квартире Джисона, хотя планировали невинно так приготовить вместе поесть и посмотреть какой-нибудь фильм, раз их поход в кинотеатр накрылся дождём и пробками. И мгновение, когда младший крепко схватил его одной рукой за талию и другой — за бедро и усадил к себе на колени, Минхо чувствует, что не забудет никогда, ведь он чуть не схватил инфаркт в тот момент, почувствовав себя слишком дурно, но так хорошо.       Сейчас он мог с уверенностью сказать, что именно Джисон делает его другим, далёким от «середнячка», ведь теперь все знают его как: «хвостик Хана», «одноразового», «очередного мальчика» и «не пару». Очень мило, конечно, что теперь половина их общих знакомых — хотя, больше с факультета младшего — приходят и рассказывают ему всякий бред о том, что Джисон его бросит быстрее, чем он думает, что он такой же, как все его предыдущие бывшие — наивный, если быть точнее, — а ещё, что Джисон разбил столько сердец, что уже потерялся в этих осколках и явно не заметит какое-нибудь новое, принадлежащее Минхо. Слушать подобное всерьёз Ли бы никогда и ни за что не стал, дело даже не в том, что наговаривают на Хана, а в том, что наговаривают на того, кого он любит. И в этих словах ни единого посыла защитить или предупредить, так, просто, лишь бы ткнуть Минхо лицом в то, какой он невзрачный по сравнению с другими, как ему далеко до них.       Что ж, ему плевать. Он знает, что до него у Джисона была целая куча партнёров, как и будет после него, но когда младший смотрит на него так, словно он правда важен, — хочется верить в обратное. Но когда все вокруг твердят одно и то же, то невольно приходится впускать весь этот шум в свою голову.       — …Ой, а как тебе эта? — вообще, Минхо не стоило вот так сейчас проваливаться. Нужно сосредоточиться, а не думать о трёхсотом человеке из инстаграмма, который посчитал нужным поинтересоваться у него, как у них дела с младшим. Они едут в автобусе из кафе, и Джисон тычет ему под нос свой телефон, показывая какую-то супер-пупер-оригинальную-нигде-не-сыщешь лежанку для котика, которого они подобрали три недели назад во время не такой романтичной, как хотелось бы, но классной прогулки под дождём. Малыш настолько замёрз, промок и исхудал, что Минхо не смог больше сдерживать в себе кошатника и пройти мимо такого комочка, заслуживающего любви и заботы. К счастью, Джисон поддержал и настолько, что сначала купил Суни — так они его назвали — все принадлежности по типу миски, лотка и прочего, а сейчас выискивал идеальное лежбище для похорошевшего за три недели проживания у старшего кота. Пусть Минхо понимал, что котик всегда спит с ним под боком или на спинке дивана, если удаётся на неё взобраться, но всё равно позволял своему парню заботится о малыше, ведь «не всё же на себе тащить, хён», хотя это всё — еда и содержание Суни в чистоте, тепле и ласке.       — Красивая, — только это и может выдать Минхо после пребывания в своих душащих мыслях. Скоро их остановка.       — Детка, ты говоришь мне это уже четвёртую лежанку подряд, — Джисон совсем не злится, нет. Просто его Минхо в последнее время стал часто пропадать в себе, как сейчас: на автомате отвечать на любые просьбы или предложения, глядеть рассеянным взглядом куда-то далеко, в другие миры, перебирать судорожно пальцы. В такие моменты он всегда казался потерянным котёнком. Котёнком Джисона.       — Прости, я просто не совсем понимаю, чем они отличаются друг от друга, — Минхо снова показывает эту свою маленькую улыбку, которую Хан называет «успокойся, я в порядке, тебе кажется», и потягивается на сидение. За окном действительно скоро их остановка.       — Ну, если честно, то вот эта очень хорошо сочетается с твоим диваном, — Джисон решает развеселить его, очевидно, и принимается увлечённо рассказывать о каждой из лежанок, продемонстрированных старшему, — типо, знаешь, как его собственный небольшой хорошенький диванчик, хён! А вот эта…       Минхо тает от такого Джисона. Младший так увлечён и только ради него и его — их — кота. Кажется, что тот человек, которым ему описывали Хана до знакомства с ним, человек, с которым он познакомился, но тесно не общался, храня тайную влюблённость, и человек, который прямо сейчас рассказывает ему о лежанках для котов и мягко гладит по руке, — все абсолютно разные. Один представлялся типичным факбоем, не задумывающимся над чувствами остальных и разбитыми сердцами, другой был похож на космос, такой далёкий, неизведанный, но видимый прямо перед носом, а третий и вовсе оказался чудесным, искренним и творческим парнем, любящим до хруста костей и шоколадок в два ночи. Но Минхо любил Джисона любым.       Любил бы Джисон на его месте?       Эта мысль прахом рассеивается по телу Ли, пока он крепче сжимает руку младшего, который, даже выйдя из автобуса и убрав телефон в карман, чтобы не замёрз на холоде, всё равно продолжил вещать ему о том, как важно дать своему питомцу всё, что он пожелает, и едва ли не зазывать вступить в свою секту поклонения кошкам. Хлопья снега оседают на непокрытую ничем тёмную макушку, и Минхо, когда они останавливаются на светофоре, натягивает на голову Джисона хотя бы капюшон, бурча о том, что мама завещала шапку носить всю зиму, а не одеваться как индеец в летний зной, зато модный.       — Так ты вступишь? — пока старший как можно лучше прячет голову Хана от снега, тот взгляда оторвать не может от лица своего хёна, оказавшегося слишком близко. Блестящие от огней города глаза, очаровательная родинка на носу, кроличьи зубки, прячущиеся за сочными, сладкими губами (Джисон знает, он пробовал). Расцеловать бы.       — Куда?       — В мою секту поклонения кошкам, хён, — гордо заявляет Джисон, стараясь не жевать слова от красоты рядом.       — Не переживай, я уже там, — старший хохочет, и Хан бы соврал, если бы сказал, что ему не нравится этот чистый заливистый смех, когда Минхо ещё так смешно стукает его кулачком по плечу.       Заваливаются они к младшему домой через минут пятнадцать, щёки красные, и Джисону у Минхо они напоминают два спелых наливных яблока, так и хочется полакомиться, но нельзя, ведь кожа чувствительная от холода и бла, бла, бла. Они решили приготовить какой-нибудь сладкий пирог с вишней, но в основном этим занимается Ли, а вот хозяин квартиры крутится вокруг и пытается придумать, какой бы фильм им посмотреть. Душа просит аниме, атмосфера между ними — романтической комедии, а погода за окном - чего-нибудь рождественского.       К моменту, когда пирог уже остывает, они так и не могут определиться с фильмом. Всё это время они проболтали, составляя друг дружке рецензии на фильмы, которые привлекали их внимание в качестве вариантов на сегодня, и заливая всё чаем.       — Это бомбфичефки фкуфно, детфка, — решив всё же сделать перерыв в дискуссиях, они разрезают румяный круглый пирог, и Минхо позволяет Джисону попробовать первым. Сладковато-кислый вкус вишни отправляет язык и мозг младшего на небо, вызывая такую бурную реакцию, и Ли хихикает, прося его не торопиться.       Джисон пританцовывает возле кухонного островка, посылая автору сладкого шедевра воздушные поцелуи. Минхо и сам пробует своё творение, и это действительно вкусно, но его парень как обычно всё преувеличил в сто раз. Он любил так делать и смотреть за реакцией старшего, который не мог не краснеть на каждый подобный комплимент. Странно, но ему это было нужно.       Хан тянется к нему за поцелуем, и Минхо плевать как на красную начинку в уголке рта младшего, так и на привкус выпечки при соприкосновении их губ. Увлекаясь друг другом, они становятся всё ближе, пока Джисон не кладёт свободную от куска пирога руку на щёку старшего, у которого опять кружится голова от эфемерности ситуации.       — Ох, чёрт! — спустя секунду после того, как их губы нежно разошлись, громкий вскрик разносится по кухне, и Минхо чуть не стал глухим, но тут же понял, к чему это.       Начинка свежего куска пирога в руках Джисона, вывалившаяся из него во время поцелуя, медленно ползла по любимой толстовке старшего. Сочный красный расцветал прямо на серой ткани по центру груди, стараясь впитаться как можно скорей. Это могло бы стать завораживающим зрелищем, но необходимо быстро застирать вещь, чтобы она не испортилась. Не каждый день твой бойфренд во время поцелуя роняет вишню тебе на толстовку, но Минхо сделает всё возможное, поэтому снимает верх, оставаясь топлес, и поворачивается к ближайшей раковине, оказавшейся у него слева. Теперь от заигрывающего и уверенного в своих действиях Хана не осталось ни следа, он виноватым зверьком выглядывает из-за плеча, пытаясь разглядеть, что там с этим ужасным красным пятном.       Он всё пытается разглядеть и оказывается настолько близко, что чувствует слабый аромат духов Минхо, вздрагивая от ощущения мурашек по телу из-за чувственной ассоциации, которая возникает из-за запаха. Нежный, но с резкими нотками, прикрытыми чем-то спелым и сочным. Джисон не разбирается в этом ни черта, но ему духи напоминают самого Ли: обыкновенный и скрытный снаружи, но нежный и страстный внутри. Крыша потихоньку едет, и младший неосознанно улыбается сам себе, фокусируясь теперь на месте, откуда исходит этот чарующий аромат, — под челюстью.       Они с Минхо ещё не заходили далеко. Джисон не понимал почему, но он не рвался первым делом затащить старшего в постель, хотя и признавал, что мысли о сексуальном теле и том, как Ли мог бы задыхаться под ним и беспрерывно стонать от удовольствия, сводили его с ума по ночам, заставляя похабно жаждать заполучить всего Минхо себе и жёстко вбиваться в свой кулак. А хотелось бы в старшего, но не вбиваться, а медленно, растягивая удовольствие, разжигая пламя в их душах, толкаться, наслаждаться его идеальной для Хана теснотой. Но до нынешнего момента всё, что у них было, — это минет младшего в библиотеке (не спрашивайте их об этом, Минхо до сих пор стыдно, как он дрожал от того, как его член умело заглатывали, а он пытался делать вид, что просто читает какую-то душещипательную историю), дрочка под одеялом в кровати у Ли (и это достижение, потому что тот просто не смог сдержаться после вида на обнажённое тело Джисона, у которого очень даже несуразно развязалось полотенце на бёдрах), а также несколько романтичных петтингов возле стены в коридоре квартиры кого-нибудь из них или на шикарном диване младшего, помнящего их первый поцелуй (после них старший обычно сбегал в ванную, потому что было невыносимо стыдно за ту чепуху, что он нёс на ухо своему парню). И всё. Будто хотелось дождаться определённого момента, не торопиться, даже если мысли о том, что Минхо ещё не полностью его, осторожно подтапливали мозг Хана.       Шея старшего так и манит. Пометить, укусить, показать, чей он, — противные, словно Ли был его собственностью, ужасно прекрасные вещи крутились в его голове. Джисон правда был влюблён. Этот мальчик на два года его старше, в белом кардигане и с котёнком на руках, такой весь из себя мимолётный и неуловимый в коридорах университета, заставил его желать пасть его жертвой. И он не мог понять тех, кто продолжал за его спиной разбрасываться необоснованными глупостями в его адрес, плести слухи о какой-то там его «любви к подстилкам» для Минхо, ещё и называть того так же; от всего этого скрипели зубы и хрустели кулаки в желании набить придуркам лицо. Только он вычислит одну крысу, заведётся другая и так постоянно. Вот и сегодня, видимо, нашлась ещё одна тварь.       — Джисони, — шум воды прекратился резко, отчего не менее резко вылетел из мыслей Хан. Минхо зовёт его, ожидая, пока он отойдёт. Но он стоит.       Широкий мазок языка по шее приносит за собой стаю мелких-мелких мурашек. Пока Джисон ощущает слабый горьковатый привкус парфюма во рту, не останавливающий его от того, чтобы вновь прижаться ртом к коже, Минхо мелко дрожит. Он чувствительный. Очень. Хан даже не подозревает, насколько. От холодной воды, которой он пытался застирать кофту, руки кажутся покрасневшими льдинками, однако младший берёт и их в одну свою и подносит к губам, чтобы расцеловать и согреть. Минхо кажется, что всему его телу теперь холодно.       Возможно, вот он, тот самый момент, когда что-то должно поменяться. По крайней мере, Джисон будет думать так, наваливаясь на тело старшего, придавливая его к гарнитуру с раковиной, и принимаясь за его заднюю часть шеи. Ли зажимает себе рот, иначе он будет уже скулить так громко, что дальше будет просто кричать. Но младший убирает руку и удерживает сверху своей. Из хватки вырваться можно, но Минхо нравится чувство силы над ним.       А Джисон эту силу источал очень часто. И Ли не знает, в копилку комплексов или в копилку фетишей отнести её. Что в их первую встречу, что в их самые интимные на данный момент действия, что сейчас — Хан уверен, но не забывает о том, что рядом с ним любимый человек (чья толстовка испорчена из-за него), поэтому кусает шею Минхо, сочно и смачно посасывая кожу, чтобы пятна были алыми, а после приобрели ещё более насыщенный оттенок. Джисон прижимается близко и прямо между ягодицами старший чувствует… ох, ещё при первом взгляде, прикосновении к члену своего бойфренда, Ли переосмыслил всё своё существование, ведь тот был слишком идеальным. Срочно нужно его увидеть, яркая лампочка пульсирует в голове старшего.       Всё-таки выворачиваясь и становясь лицом к Хану, Минхо первым делом в сотый раз — явно не лишний — целует его опухшие губы и одновременно с этим лезет под мягкую резинку домашних штанов, а после боксеров. Медленно, будто ещё решаясь, он размазывает предэякулят по головке и концентрируется на круговых движениях по плоти так, что они просто дышат друг другу в губы, соприкасаясь самыми подушечками, нежели целуются. Джисон просто жмёт его к себе, будто сам ничего сделать не может от хрупкости момента, но прикрывает глаза и тихо вздыхает от наслаждения.       — Джисон, я, — Минхо сглатывает, прерываясь, и играет пальчиками со стволом, — я могу тебе отсосать?       О господи, он сказал это. Он сказал, что хочет отсосать Джисону. Он допустил мысль, что его рот сможет удовлетворить член Джисона. Он посмел подумать, что он сам сможет удовлетворить Джисона. Это звучит нереально.       У Хана мурашки от таких слов. Он всегда был инициатором всех их интимных связей, первый лез к Минхо, хотя думал, что уже достал его, но видеть вот эту инициативу со стороны старшего — это потрясающее ощущение. Он едва ли не задыхается. Он готов влюбляться в Ли каждый день, какие бы грязные, смешные, глупые или серьёзные слова не вылетали из его рта.       С шёпотом «пожалуйста, детка», Джисон не осознаёт своих жалких действий и просто мягко давит на плечи старшего, ставя его на колени. Минхо не отрывает взгляд от его лица ни на секунду, его глаза сияют, но когда он оказывается напротив выпирающего бугорка на домашних брюках своего парня, то просто не может контролировать своё слюноотделение. Он столько раз думал об этом. Как отдастся Хану самыми развратными и неприличными способами, но эта мысль отчего-то поселяла в его душе самые чистые и светлые надежды. Не то чтобы он готовил себя к этому, сам факт того, что он бурно кончал, трахая себя одними пальцами, и представлял рядом Джисона, уже о чём-то говорил; просто в его голове зафиксировались все те ужасные слова о мальчиках-на-одну-ночь и истории разных людей о том, как Хан бросал их на следующее же утро в холодной постели после жаркой ночи. Верить в это — делать больно его любимому парню, и Минхо готов бить себя каждый день за все эти мысли и воспоминания, как плакал, представляя то, как Джисон смеётся над ним или молча уходит после того, как воспользовался им.       Но этот страх близости не может продолжаться вечно. Если Минхо любит Хана, то не будет бояться. Пусть лучше он покажет всю свою любовь, чем будет изображать нормальную жизнь и прятаться за картонками холода, которые никогда не спасут его от вездесущего чувства одиночества и нужды. Он любит Джисона, а если тот не любит его в ответ, то Ли смирится с этим, окончательно поверив во все слухи и присоединившись к тем злым языкам. Думая обо всём этом, у него неосознанно наворачиваются слёзы, но он промаргивается и уделяет всё своё внимание члену младшего, который он освободил от плена белья. Без капли сомнения он прижимается губами к эрегированной плоти, начиная с мягких чмоков. Он не великий профессионал, такой опыт у него третий раз за жизнь и первый с по-настоящему любимым человеком, и весь его скудный навык был приобретен в порно-роликах и, господи прости, паре обучающих, которые записывали поистине добрые люди для таких неловких людей, как Минхо. Однако же он решает больше действовать на инстинктах, так, как его поведёт душа и возбуждение.       А всё естество призывает его от обычных чмоков перейти к широким мазкам языка. Отвращения нет никакого, оно вовсе испаряется, когда Ли поднимает взгляд вверх и видит Джисона, который вцепился в кухонный гарнитур рядом с собой, словно вот-вот упадёт. Он зажимает рот всё сильнее и сильнее с каждой секундой, с каждым влажным прикосновением, позволяя Минхо покрывать свой член слюной столько, сколько тому вздумается. Эта очаровательная осторожность и неопытность придаёт старшему чересчур много шарма, отчего, когда они встречаются своими стеклянными взглядами, Хан всё-таки гортанно стонет.       — М-минхо, — дрожит так, будто ему делают лучший минет в его жизни, но Минхо кажется, что это просто от перевозбуждения. Конечно, когда твой парень-недотрога решает, наконец, отсосать тебе и даже по своей воле, это сносит крышу.       Смотрится грехоподобно. Минхо на коленях перед ним, придерживающий его член и лижущий его, будто котёнок, смотрится грехоподобно, смертельно и мучительно прекрасно. Ещё хуже от его попыток аккуратно пососать головку, стимулируя остальную часть рукой. Пухлые губы блестят от слюны, щёки красные, дыхание сбито, но Ли с отчаянием и необычайным рвением вцепляется в младшего и удерживает его у своего лица за бёдра. Джисон кончит так слишком быстро, хотя этот минет даже полноценным назвать сложно, поэтому он позволяет Минхо лишь пару раз попробовать заглотить глубже, а после отстраняет от себя мягко за голову, зарывшись пальцами в волосы. Старший недолго откашливается и смаргивает случайные слезинки, появившиеся от усилий.       Хан поднимает его с колен и, не медля ни секунды, вновь целует. Не было ничего приятней, чем целоваться с Минхо. Он не мог вспомнить, когда ему было последний раз так хорошо от обыкновенных поцелуев, но вот он здесь, до темноты в глазах целуется с парнем, который шепчет в его губы о том, что он ещё не закончил, но всё равно отвечает с не меньшим чувством.       Во всём этом потоке страсти было бы логичным упасть на ближайшую горизонтальную поверхность, даже обеденный стол, но нет, Минхо заслуживает всех удобств на свете. Джисон подхватывает его под бёдра, такие аппетитные и манящие. Касаться их — утопать пальцами в шёлке, так приятно, Хан готов продать за них душу, хоть и касался их напрямую всего пару раз, вот так, без лишней ткани. Сейчас его собственные штаны, которые Минхо всегда носит у него дома, раздражают не хуже красной тряпки. Но младший, как бы ни хотел быстрее снять с Ли всё, не может удержаться от того, чтобы по пути в спальню снова прижать его уже к стене в коридоре и вновь оставить пару засосов и укусов на сладкой шее. Мысль о том, что все увидят Минхо с его следами на теле и поймут, что старший всецело принадлежит ему, будоражила его сознание и когтями впивалась в рёбра, совсем рядом с сердцем. Больше, больше следов; больше, больше пятен; больше, больше сигналов. Минхо же может только беспомощно цепляться за мощную спину, краснеть от блаженства и губы закусывать, чтобы не кричать.       Через пару минут они всё-таки падают на постель. Джисон отрывается от старшего с трудом, только чтобы включить сине-фиолетовую подсветку под самым потолком, и вся комната — в особенности Минхо на его кровати, такой желанный и смущённый, ждущий его, — приобретают сказочный, нереальный оттенок. Он снимает с себя майку, откидывая её в сторону, но замирает под взглядом старшего. Грудь Ли ходуном ходит, пока он смотрит на потрясающее и сотрясающее его внутренности тело Джисона, каждый рельеф и мышца которого так выгодно подчёркнута освещением. «Коснуться», — умоляет сознание, словно это самая важная, единственная потребность Минхо, и он только беспомощно тянет руку, приподнявшись на локтях, взглядом говорит о том, насколько он грёбаный слабак для Хана, что готов на всё ради него. И довериться тоже.       Младший подходит ближе и с молчаливым вопросом глядит в ответ на Минхо, «что тебе нужно?». Ли подрывается, как только Джисон оказывается в его досягаемости, юркой ящеркой его руки поднимаются по горячему телу, стараются задеть как можно больше чувствительных мест, но целенаправленно бегут к шее, чтобы… чёрт, сколько раз они за сегодня поцелуются? Кажется, что они не способны насытиться друг другом, ведь так долго ходили вокруг этого момента, делали маленькие шажки, а теперь готовы отдаться, броситься в огонь чувств и сгореть в нём. И у Минхо так впервые. Желать Джисона так мучительно, но так приятно-обжигающе, так притягательно, так до слёз хорошо, что больно от осознания, что это не навсегда.       Хан толкает его обратно на мягкий матрас кровати страстно, с жадностью оглядывая тяжело дышащего Минхо с зацелованными губами и блестящими в свете подсветки глазами, такими бездонными и чистыми, но с читающейся похотью и грязным вожделением, восхищением. Набрасывается словно хищник на добычу, за которой гонялся чертовски долго, сразу атакует губами грудь старшего, особое внимание уделяя соскам, перекатывая бусинки поочерёдно то языком, то пальцами, и вслушивается в нежные всхлипы Минхо.       Старший настолько очаровательный, что всё вокруг него, связанное с ним, касающееся его, казалось нежным, чудесным и прекрасным, а уж те звуки, которые исходили из его рта непроизвольно во время того, как он получал удовольствие — неважно от чего: от вкусной курочки из любимого кафе или от ласкающего его языка Джисона, — были похожи на звуки рая и искреннего блаженства.       От всего напора Минхо не знает, куда деть руки, он вцепляется то в плечо, то в волосы Хана, но тот запросто решает его дилемму, прижимая одну из рук к постели, и Ли не только млеет от силы, с которой его удерживают, но и от успокоения, которое дарует этот жест. Свободная рука сосредоточена на том, чтобы просто касаться Джисона, всех доступных мест, пока он спускается всё ниже. Стянув штаны, Хан с особым трепетом оглаживает мягкую кожу бёдер, чувствуя мышцы.       Но вот вид Минхо без боксеров едва не убивает его. Стройное тело, натренированные ноги, раздвинутые только для Джисона, аккуратный член, упавший между тазовых косточек, покрасневший, возбуждённый и потёкший на пресс. Хан слизывает предэякулят с кожи и ухмыляется на распахнутые в шоке глаза старшего.       — Настолько вкусный, детка, — серебряная цепочка с белочкой свисает с шеи парня и переливается, привлекая внимание Минхо, вызывая странное желание почувствовать её холод на языке. Но не сейчас. Вместо этого в голове всплывает вечер, когда Ли, возвращаясь с подработки, увидел украшение и не смог сдержаться, чтобы не купить его младшему. Хоть мысль о том, что Джисон не будет носить её и посчитает дурацкой, закралась в его голову, он не позволил ей задушить себя, тем более Хан оказался в восторге и с тех пор никогда не снимал её. От осознания становилось тепло. И Минхо понимал, что он далеко не вкусный, но позволил себе растаять от слов младшего.       Три пальца растягивают его узкие стенки, и он уже успел кончить, но Хана умолил не останавливаться (вновь с красными щеками). Он хотел, чтобы всё пришло к своему логичному завершению. Боже, как это глупо и противно звучало, словно член в заднице — это что-то, способное сотворить чудо. Джисон отвлекает его от всех ненужных мыслей, опять такой нежный и заботливый, поправляет подушку под поясницей и целует в лоб. Нет, не факбой. Нет, не мудак. Нет, не тот Хан Джисон, про которого ему рассказывали. Минхо кажется, что он либо выиграл джекпот, либо совершил самую ужасную ошибку в своей жизни, связавшись с этим парнем.       — Сейчас, — воздух спёрт, лёгкие едва способны различать запахи помимо тех, что исходят от Хана, вроде выпечки, геля для душа и свежего белья. Джисон смотрит на него как на сокровище, вслушивается в каждый вздох, и сердце Минхо зашивают, заклеивают надёжным пластырем, мажут любовью, чтобы не болело, и греют в сильных руках. Что с ним было не так всё это время. Как можно было попадаться на какие-то глупые разговоры за спиной. — Возьми меня сейчас, всего, прошу, Сони.       Ему показалось, или Джисон и вправду покраснел и отвёл взгляд от его глаз на мокром месте? Не ожидал таких слов от стесняшки-Минхо? Младший спешно стягивает лёгкие брюки, испачканные его смазкой, которые он натянул обратно на кухне, и натягивает презерватив. И, о неужели, старший за всё это время даже не сомкнул от стыда ноги. Даже наоборот, позволил своим пальцам ласкать себя за истерзанную губами и зубами Хана грудь, такую чувствительную и блестящую от оставшейся слюны. Свой член он не трогает, слишком сильно отпечатался в его памяти момент, когда он недавно кончил нетронутым из-за попадания пальцев по простате.       Проникновение ощущается иначе. Намного. Джисон больше, чем его пальцы, и Минхо хватает ртом воздух, которого и так нет между ними, и старается расслабиться, думая о руках, которые осторожно держат его лицо.       Джисон не лишал девственности ни одного своего партнёра. Фактически различий нет, кроме большего количества потраченного (не впустую) времени, но само понимание, на моральном уровне — старший доверился ему, он у него первый. Это размазывает по стенке совсем рядом с их фотографиями со свиданий, которые Хан повесил над прикроватной тумбочкой. По сути, Минхо тоже у него в чём-то первый. Он первый его партнёр, который так сильно будоражит его сознание, которого так сильно он хочет разгадать. Что уж тут, он просто слишком сильно его хочет.       Он правда был с многими. И с тем самым невероятно талантливым Хёнджином с архитектурного. И с тем самым музыкальным гением Со Чанбином с продюсерского. И с тем самым сексуальным маленьким танцором Ли Феликсом. Со многими теми самыми, но только Минхо оказался для него действительно кем-то особенным. Тем, кто не видел всех своих идеальных качеств, кто не был обласкан вниманием, тем, кого хотелось защитить. Тем, кого не хотелось валить и трахать в страсти, но тем, кого хотелось купать в ней, просто любить так, как он того заслуживает.       Толчки медленные, чтобы не навредить, но постепенно становятся быстрее и чаще. Минхо охает, когда Джисон подхватывает его за спину и поднимает, изменяя угол проникновения. Он пока не может насаживаться сам, бёдра дрожат неконтролируемо, поэтому Хан напрягает свои собственные и вздымает их вверх, загоняя член глубоко в жаркую и желанную тесноту. На шее места живого не осталось, но кровоподтеки заставляют Джисона утробно зарычать и совершить пару пропитанных ревностным счастьем фрикций. Все знают, что этот мальчик его. Минхо зарывается пальцами в его волосы и постепенно его стоны становятся громче.       — Тебе хорошо, котёнок? — шипит змеем-искусителем на ухо, но сам задыхается от переизбытка всего. — Скажи мне, скажи, как ты себя чувствуешь.       Минхо частично видит их отражение в зеркале возле шкафа и поражается тому, насколько развратно, но прекрасно он выглядит, особенно за сильной спиной Джисона, в его объятиях. Возможно, это какой-то знак, но Ли также улавливает их силуэт, облитый сине-фиолетовым, в щели незакрытого шторами панорамного окна. Мысль о том, что кто-то из соседних дорогих домов увидит, как они предаются своей любви и алчно цепляются друг за друга, сводит с ума своей бредовостью, ведь квартира Джисона выходит на реку Хан и находится на одном из самых высоких этажей, отчего никто бы не смог их увидеть. Лишь ночной город и небо, полное не видных сейчас звёзд, молча унесут с собой их страсть. Хотя Минхо был бы не против, если бы все эти придурки с длинными языками увидели их сейчас.       Как он сгорает, рассыпается в руках своего парня. Как тот хватается за его тело так, словно оно его единственный шанс на выживание. Как он смотрит на него, будто на величайшую ценность. Будто Минхо что-то значит для него. От всех толчков и чувств слёзы льются по щекам старшего.       — Мне хорошо, — шепчет в самые губы, как самый большой секрет. — Очень хорошо. Пожалуйста, не останавливайся, я твой.       «Мой», — эхом в голове и сердце Джисона. Прямо по всему организму. Минхо сказал это ему так искренне, так невинно и чисто. Ему, Хану, а не кому-нибудь ещё. К тому же плача от удовольствия. Боже, он умер и ему явился ангел. Джисон кончает долго и сильно, толкаясь сквозь оргазм, и Ли тоже выплескивается между их животами.       — Я так тебя люблю, — стонет он на ухо во время своего пика, и словно не понимает, что творит с несчастным Ханом своим признанием. Если он не ответит, это будет кощунством, и тогда он зря прожил свою жизнь.       — Я тоже тебя люблю, Минхо, больше всех, — он целует закрытые веки, собирает губами горячие слёзы, оглаживает руками талию и едва что-либо понимает кроме того, что в его руках находится нечто невероятное и только его и ничьё больше. — Идеальный, такой красивый, замечательный…       Он бормочет похвалы до тех пор, пока Минхо не перестаёт трястись в оргазме. Тишина и в ней только их попытки отдышаться. Хан медленно выходит из старшего, оставляя его просто на своих коленях.       — Останься со мной, останься, — Ли, спрятавший лицо у него на плече, начинает рыдать. Оргазм выбил из него и силы на движения, и силы на сдерживание своих эмоций и встрявших мыслей. Иррациональный страх, что Джисон бросит его, пытается выставить его дураком.       Но Хан не думает, что Минхо дурак, если так происходит. Их сердца трескаются одновременно и одинаково, просто у старшего оно было изранено ещё до этого и давно. И Джисон всё понимает. Он готов пожертвовать всем, что у него сейчас есть, чтобы Минхо просто не знал всех тех историй и заблуждений, что ходят о нём, и не думал, что он какая-то подстилка.       Минхо никогда не был особенным, он был обычным, но для Джисона он стал тем самым. И ему плевать, что скажут остальные злые языки, пока у него есть тот самый Минхо, который подарил ему кулон. Тот самый Минхо, который готовит лучше и вкуснее, чем в дорогих ресторанах. Тот самый Минхо, коту которого он так скрупулёзно выбирал лежанку. Тот самый Минхо, которого он любил, любит и будет любить больше этой жизни, которого он не перестанет желать, и который никогда не померкнет в его глазах, наполняя всё вокруг смыслом. Тот самый Минхо, сердце которого он вылечит и никогда больше не даст в обиду.