inner demons

      Зимой пакеты из продуктового становятся в два раза тяжелее. Феликс пыхтит, пока пытается дотянуться брелком до замка калитки, потому что руку вниз тянут килограмм пять. Такое чувство, что она сейчас не только застынет от холода и сжатых крепко пальцев, но и отпадёт и разобьётся на мелкие кусочки, словно хрусталь. Дверь в дом становится ещё бóльшим испытанием, хотя пакет он всё-таки ставит на более-менее не заснеженный участок крыльца. Нужно будет обязательно всё расчистить завтра. Однако, уже от этих мыслей у Феликса болит голова, поэтому он их отгоняет.       Дом встречает тёплом, светом и молчанием. На секунду даже непривычно без работающего на кухне или в зале телевизора, но он всё понимает. Продукты плавно перекочёвывают из пакетов в холодильник, хотя охота просто вывалить их без разбора на полки и нестись на второй этаж. Феликс старается внешне не выглядеть настолько взволнованным, пусть даже на него никто не смотрит. Отчего-то удовольствие хочется растянуть, ожидание больше не скребёт душу, а изнутри наглаживает, и Ли невольно улыбается этому чувству. Отчего-то сегодняшний вечер ощущается другим, особенным. И шум сверху говорит об этом точно.       Уже вторую неделю он видит Чанбина день через день и только спящим в их кровати или на диване в гостиной под очередное ток-шоу. Вид Со постоянно убитый, но в период различных проверок и прочего расслабляться особо некогда, и Феликс с тяжёлым сердцем принимает это. По крайней мере, его модельная карьера более шаткая вещь, чем руководящая должность Чанбина, так что он помалкивает в тряпочку и совсем не удивляется и не злится, когда вновь застаёт возлюбленного дрыхнущим на любой горизонтальной поверхности, встав выпить воды посреди ночи. Только мягко разглаживает морщины на лбу, словно даже во сне Со решает какие-то важные вопросы, целует в висок, стараясь перенять головную боль на себя, и укрывает пледом, не решаясь будить из-за боязни того, что старший просто не заснёт, если его вырвет из сна не будильник.       Но сейчас Феликс плавно поднимается по лестнице на второй этаж и всё чётче слышит звуки воды из-за приоткрытой двери ванной. Пальцы подрагивают, но он всё же оставляет любимую серебряную цепочку и многочисленные кольца на комоде в их спальне, прежде чем подкрасться к другой комнате.       Он неспешно открывает дверь и входит в помещение, пока сердце падает вниз, проваливаясь по органам. Вид Чанбина в их белоснежной ванне, стоящей у самого окна в пол, с влажной тряпочкой на лбу и глазах, в кои-то веки не гудящих от работы, по грудь в горячей воде, возбуждает сознание не на шутку. Кран до сих пор открыт, значит, Со пришёл не так давно, но Феликс просто рад, что тот дома в семь вечера, а не в два ночи.       Он подходит ближе и всё же закрывает воду, погружая ванную комнату в тишину. Немного хищная улыбка играет на устах, когда он осматривает шикарное тело мужчины ближе. Сильные руки расслабленно покоятся на белоснежных бортиках, голова запрокинута назад на противоположный от крана край, обнажая острый кадык, ключицы охота игриво прикусить, а вот всё, что ниже, скрыто мыльной водой. Островки пены не дают разглядеть что-либо, только колени ещё заманчиво выглядывают над водой, и Феликс немного ёжится, фантомом ощущая холод на своей коже, будто её так же вытащили из воды.       Он любуется ещё недолго, а после, наконец, медленно стягивает ткань с лица Чанбина. Снова легко хмурится, серьёзный; неужели спит, раз не двигается совсем. Ли неодобрительно качает головой, думая, что же было бы, если бы он не пришёл вовремя и не выключил воду. Он уже инстинктивно тянется рукой ко лбу старшего, гладит легко, пока взгляд падает на губы. Видно, что слегка покусаны из-за стресса. Но они такие любимые. Феликс даже не осознаёт, когда прижимается к ним в одностороннем на секунду поцелуе. На секунду, потому что в следующий момент ему отвечают. Так привычно и по-родному сминают его губы, мягко начинают удерживать за шею, но не то чтобы он попытался бы оторваться по своей воле. Скорее ему нужно вцепиться сейчас в усмехающегося в поцелуй Чанбина.       — Привет, — выдыхают они одновременно в пространство между их ртами. Феликс так давно не видел эту улыбку, и кажется, будто всё впервые. Он опирается на плечи старшего, гладит их и вновь приникает к губам в поцелуе.       В тишине ванной слышны только плески воды и мягкие чмокающие звуки их губ. Пальцам Со, хоть и влажным, пуговицы рубашки младшего поддаются достаточно легко. После первых трёх Феликс отстраняется и, пронзительно смотря Чанбину в глаза, медленно расправляется с оставшимися. Губы кажутся сухими, их срочно нужно увлажнить, кажется Ли, и лучше это будут вновь губы любимого, чем какая-то вода или гигиеничка, как все прошлые дни. Внутри такой пожар разрастается, словно им вновь по восемнадцать.       Для себя Феликс не отрицает, что такая нарастающая юношеская страсть в душе ему нравится до мурашек.       Рубашка соскальзывает с тела на пол, являя слишком чистую кожу, совсем будто бы не целованную, а звук молнии на брюках представляется слишком многообещающим. Чанбин же смотрит жадно, поедая взглядом каждый открывающийся участок, но с абсолютным спокойствием на лице, пусть и обманчивым.       Феликс ещё никогда не был так рад тому, что они всё-таки взяли ванну побольше и подороже. Он, уже полностью раздевшись, с довольным вздохом залезает в горячую воду и приникает к не менее горячему телу, залезая между так заманчиво раздвинутых ног старшего. Кладёт руки на мощную грудь и подставляет лицо под мелкие поцелуи.       — Заранее даришь подарок на Рождество? — Феликс ехидничает, пока Чанбин первым делом стирает влажными пальцами тональник с его лица ради веснушек. Традиция.        — Не смог удержаться, — шутит в ответ мужчина и падает головой на плечо младшего. От кожи до сих пор веет какими-то дорогими духами. Кажется, это те, которые Феликс обожает использовать ещё со своих ранних студенческих времен. Однако, если раньше он экономил каждый «пшик», то теперь спокойно может приобрести сразу несколько флаконов в миг. Хотя не сказать, что его привычка ушла полностью: обливаться духами он и не собирался, просто увеличил количество распылений на, кажется, два? Та ещё роскошь.        Чанбин гладит талию Феликса под водой вверх-вниз, перебирая пальцами, будто гладит кота. Плавно так, приятно до жути обоим, тихо. Ли наклоняется к нему и целует так, словно у них есть всё время этого мира, кажется, будто это действительно так. Больше некуда спешить, никто не позвонит и не сорвет момент, ничто не нарушит идиллию. Только они, лес за огромным окном в пол, скрывающий их от любых вмешательств вместе с полупрозрачным тюлем, и жаркий воздух просторной ванной комнаты, обнимающий их нагие тела. Блаженство подступает к горлу Феликса, успокоение копится в груди, и всё это выливается в томный вздох ровно тогда, когда Чанбин касается его шеи губами, которые младший планирует зацеловать за все дни одиночества.        Оба скучали, и оба об этом говорят. Прикосновениями над и под водой, рассыпанными по телу мурашками, мягкими взглядами, не лишенными горячей искры возбуждения. Первое светло-красное пятно засоса остаётся на ключице Феликса, и тот лишь довольно улыбается. Хочется больше, и это желание растёт непомерно. Его терпение в секунду улетучивается, когда он чувствует соприкосновение своего и чужого возбуждения под водой. На языке сладость оседает легко и ненавязчиво, так бывает, когда совсем-совсем хорошо на душе. Феликс обнимает крепко, жмётся к сильному телу и ведёт бёдрами.       — Ликс, — хватка Чанбина крепчает на талии, будто он пойман с поличным на своём помешательстве. Стройное тело над ним такое манящее, младший весь был мечтой всех его последних дней, если не почти месяца. Сложно было отвыкнуть от сопящего в шею или прижавшегося к спине Феликса, но вырубающийся мозг каждый раз лишал его этого без иного выхода. Со откровенно тосковал по младшему, и это чувство скребло внутри. Ему жизненно важно восполнить дефицит своего возлюбленного в крови.       Одна рука ползёт под водой и проводит между ягодиц, дразнит в ответ на прижимания Феликса. Тот вздыхает и теперь подаётся назад, старается почувствовать больше, хотя и понимает, что просто так не получится. Но Чанбин сильнее, и он мягко притормаживает младшего.       — Повернись, прелесть, — осторожно поворачивает спиной к себе, сажает между ног и обнимает поперёк талии. Острые коленки Феликса теперь выглядывают над водой и вызывают желание оставить на них такие маленькие и частые поцелуи, что напоминают бусины, рассыпающиеся по полу. Или по бархату, ведь кожа Ли была такой нежной и невероятно красивой. Веснушки, родинки, мельчайшие морщинки и шрамы расположены будто бы не случайно, а словно их оставил на теле искусный и придирчивый художник, желающий довести своё творение до совершенства. И ему это удалось.        Феликса выгибает от щекочущих прикосновений к торсу, он улыбается расслабленно, откидывает голову на плечо Чанбина. Его соски от таких движений оказываются над водой и быстро и заметно твердеют от прохладного по сравнению с горячей ванной воздуха. Со греет их своими руками, ласкает мягко, будто языком, так, как его возлюбленному всегда нравилось. Он мажет губами по шее Феликса, оставляя первые отметины. Младший охотно подставляется, он знает, что для Чанбина это важно — проявлять прикосновениями и метками любовь к партнеру. И он прекрасно знает, что все эти недели тому этого ужасно не хватало — им обоим. Сам Ли старается коснуться всех доступных ему в таком положении участков Чанбина: он сжимает сильные бёдра своими небольшими руками, гладит чужой затылок, ерошит волосы. Тугой приятный комок образуется внизу живота, и Феликс очень хочет его наконец развязать, несмотря на то наслаждение, которое он доставляет.       Чанбин начинает жадничать, вдавливать младшего в своё тело, оставляя сладкие, тягучие, горячие поцелуи, заставляя звуки губ на коже отскакивать от стен и протыкать их тела. Феликс низко стонет, губы прикусывает. Ему так жарко, внутри и снаружи.       — Чанбин, — он зовёт шёпотом, пытаясь то ли отодвинуться от сильного тела и вырваться из кольца рук, то ли слиться с Со воедино, — Чанбин, пожалуйста… ты так мне нужен.       После этого мужчина сзади утыкается в его плечо, горячо выдыхает в спину, побеждённо. Кажется, они оба сейчас готовы лопнуть от переполняющего тела возбуждения, будто натянутый до предела трос, близкий к тому, чтобы силой своего разрыва уничтожить вокруг всё живое.        — Котёнок, мне нужно, чтобы ты дал мне вылезти, — Феликс улыбается на ласковое прозвище, прицепившееся к нему ещё с начала их отношений. Каждый раз Чанбин произносил его так нежно и сокровенно, что хотелось сжаться до размера реального котёнка и смотреть после на старшего самыми преданными глазами. Он послушно отодвигается, как может, хотя этого делать так не хочется — спина покрывается противными мурашками от потери тепла.       Со выбирается осторожно, стараясь не то чтобы не поскользнуться, но не задеть Ликса. Он собирается обтереться, а после вытащить из ванной возлюбленного, чтобы переместиться в душ. Нежной коже не нужно так много времени находиться в воде, но и покидать напаренную комнату нет никакого желания. Однако только он встаёт ровно на полотенце, как влажная рука хватает его за запястье. Вероятно, так они никогда не отойдут от ванной и на метр, ведь взгляд Феликса снизу-вверх, такой тёмный, жаждущий, уставший от подразниваний, заставляет замереть на месте, как жертва перед хищником.       Мурчащее «хён» прокатывается по телу вместе с поцелуями, которые часто и тщательно оставляет Ликс на теле старшего. Он уделяет особое внимание области над лобком, будто намеренно игнорируя эрегированный член прямо перед собой, и груди, массируя упругие мышцы и ловя каждый звук удовольствия Чанбина. Он готов поклоняться этому телу, ведь именно эти сильные руки дарят ему самую настоящую, чистую надежность, как в такие моменты, когда он старается аккуратно и грациозно встать в ванной, так и в любой другой. Феликс ощущает каждую каплю, стекающую по своему телу и провожаемую взглядом внимательных глаз любимого. Времени они не ощущают, когда вот так влюбленно глядят друг другу в глаза, словно прошло то ли не более пяти минут, то ли множества дней с их встречи. В конце концов младший позволяет себя обхватить и унести как самый ценный груз в душевую кабину в этой же комнате.       Словно почувствовав второе дыхание, или лучше — новый внезапный приступ желания, ведь растягивать своё возбуждение так приторно сладко и мучительно приятно, они безумно сталкиваются губами. Не соперничают, нет — ласкаются. Феликс игриво кусается — действительно, котёнок, — а Чанбин мягко усмиряет его кровожадные порывы, поглаживая местечко за ушком. Душевая у них большая, ограниченная лишь небольшим подъёмом и стеклянными дверьми, отчего отпечатки рук и сочных ягодиц остаются очень видными невооруженным взглядом. Вода нагревается почти тут же, Чанбин тянет Ликса под тропический душ, который мягко льёт воду на их головы и тела. Младший его особенно любил не только из-за удобства, но и из-за тёплых воспоминаний об их первых серьезных свиданиях, на одном из которых они попали под сильный дождь в парке. Со никак не ожидал, что его только-только парень, такой весь утонченный и домашний, бросится играться под ливнем, радуясь, как ребёнок. Несмотря на зонтик в руках, Чанбин даже не подумал о том, чтобы открывать его, наоборот: он ринулся к Ликсу, лишь бы прижаться к нему и зацеловать, ведь как можно быть таким чудесным? Теперь они оба хранят этот момент под сердцем.       Конечно, то, чем они собираются заняться под этим душем, не менее романтично, но не так невинно. Смазка, запрятанная среди бутыльков шампуней, гелей и уходовой косметики, оказывается быстро и щедро нанесенной на пальцы. Чанбин готов подготовить Феликса как можно тщательней, отчего сначала дразнит колечко мышц, обводит, гладит и только потом вставляет палец за пальцем.       — Котёнок совсем отвык? — пальцы сжимают плечи, пока на шее расцветает новый засос, влажные конечности легко скользят друг по другу, но младший держится крепко.       — С тобой всё по-другому, ты же знаешь, — Ликс выгибается, стоит пальцам задеть нужную точку внутри. — Пожалуйста…       Проникновение ощущается таким долгожданным, Чанбин может поклясться, что кончит в любую секунду от жара тугих стенок. Теперь он может любоваться натренированной спиной, созданной для обложек журналов самых известных изданий. Выбивая стоны из Феликса, Со позволяет ему притянуть себя за шею — для того всегда был важен физический контакт. Запотевшие стёкла душевой остужают горячее тело, но не могут потушить пожар внутри. Член проникает поначалу плавно, только затем выстраивая темп и добавляя резкости, которой так жаждет изгибающийся Феликс.        Все эти недели разлуки собрались и рассыпались в момент, когда рука Чанбина накрыла руку Ли, переплетясь пальцами, а на ухо было прошептано «люблю», которое было услышано и эхом отозвано в душé. Влюбленные были готовы предаваться своим желаниям и чувствам бесконечно долго, отчего дело сложно было закончить одним разом. Казалось, теперь они стали одним целым, слившись мельчайшими частицами друг с другом.        Феликс дышит тяжело и глубоко — Чанбин успел взять его и спиной к себе, и на руках, и не сказать, что голод каждого удовлетворен. В этот холодный зимний вечер они соединятся именно сердцами, а согреются влажными поцелуями в окутанной паром ванной комнате. Старший закутает Ли в большой халат и не позволит пойти убираться, сам всё спустит и вытрет, ведь тот наконец дождался его, и он готов взамен сделать всё для него, пусть Ликсу и кажется, что Чанбин и сам заслуживает всего мира. Так, как греют они — не согреет никто.